Текст книги "Связной"

Майор закурил, пуская дым в приоткрытую форточку. Большую часть службы он провел на передовой и сейчас взирал на мирную жизнь как на нечто отвлеченное, позабытое. После фронта жизнь в провинциальной Калуге казалась настоящим домом отдыха, а сброшенный диверсант воспринимался как нечто из ряда вон выходящее. Глядя на пустынную городскую улицу, с трудом верилось, что в нескольких сотнях метров от города пролегает линия фронта, где умереть так же обыденно, как выкурить сигарету. Большинство бойцов, прибывших на переформирование, просто не переживут первого боя. За все эти злоключения кто-то должен ответить, и первым в этом списке значился немецкий диверсант, что сидел в его кабинете с завязанными за спиной руками.

Прошло уже полгода, как Староверов возглавлял отдел контрразведки «СМЕРШ» одиннадцатой армии. Быть начальником не так уж и плохо. Разумеется, он прекрасно осознавал, что за малейшую провинность его могут снять с должности, а то и того хуже – отправить в лагеря. Но вместе с тем имелись и некоторые преимущества. Взять хотя бы данную минуту. Вот он стоит и покуривает у окна. И никому из офицеров даже в голову не придет поинтересоваться у него, почему он не сидит за своим рабочим столом. Понятно, что майор вышел в коридор для того, чтобы обмозговать какое-то важное решение. Просто здесь ему легче думается, вот и все объяснение! И они будут недалеки от истины.

Швырнув окурок в урну, майор Староверов вернулся в кабинет. Задержанный Хлопонин сидел на прежнем месте, но вот лицо его было разбито крепко. Взгляд был подавлен, в настроении произошел какой-то перелом. Кажется, диверсант сполна осознал, куда он все-таки угодил.

– Говорить будем? – равнодушно спросил Староверов и неспешно занял свое место. Хлопонин лишь едва взглянул на него и вновь опустил голову. – Я не из той породы людей, что загоняют иголки под ногти. Но я привык получать ответы на свои вопросы, чего бы мне это ни стоило. А потому не исключаю самые жесткие методы допроса. Итак, первый вопрос: назови свою настоящую фамилию… Если я не получу на него ответа, то допрос придется продолжить в подвале, благо что там толстые стены.

– Хорошо, я все скажу… Моя фамилия Мельник. Зовут Антон Александрович.

– Откуда ты прибыл и с какой целью?

– Я из «Зондеркоманды-203». Сейчас подразделение рассредоточено на территории Украины под наименованием «Баутгрупп-203». Начальник подразделения – капитан Рейнгард Курт, куратор – штандартенфюрер СС барон Рихтер фон Ризе. Прибыл я для связи с агентом, находящимся сейчас в Люберцах. Я должен передать ему документы и деньги.

– Как фамилия этого агента?

– Неволин Геннадий Анисимович.

– Его адрес?

– Московская улица, семь, квартира четырнадцать.

– Ты его знаешь?

– Да. Учились вместе в диверсионной школе.

– Как ты стал сотрудничать с немцами?

– Обыкновенно, – проговорил Мельник.

– Ты мне тут не остри, здесь контрразведка, а не балаган!

– Был ранен, попал в плен. Затем был общий лагерь для военнопленных. Нас таких тысяч десять набралось. Относились к нам хуже, чем к скоту. Убивали просто так, от нечего делать. Многие не выдерживали издевательств, бросались на часовых. А те их просто расстреливали из автоматов. Смерть их была легкой. Потом был сборный лагерь в городе Яблонь.

– Кто был начальник лагеря?

– Штандартенфюрер СС барон Рихтер фон Ризе.

– Что ты там делал?

– Проходил начальный этап подготовки агентуры.

– Что он включал?

– Сначала был двухмесячный медицинский и политический карантин. Потом состоялась сортировка и агентурная проверка личного состава. Физическими работами агентура не занималась. В основном время было посвящено занятию спортом и военному делу.

– Как происходило деление личного состава?

– В основном по национальному признаку.

– Какую специализацию имели агенты?

– Контрразведка и диверсионная деятельность. Эта группа имела литеру «А». В группу «Б» входили агенты, предназначавшиеся для службы в национальных формированиях и в карательных подразделениях.

– Кто проводил занятия?

– Всю практическую работу проводили бывшие советские офицеры.

– Их фамилии, имена?

– Их фамилии не настоящие. Псевдонимы.

– Назови.

– Взрывное дело вел гауптштурмфюрер СС Краснов. Доклады о международном положении проводил штурмбаннфюрер СС Гарлов. Диверсионным делом занимался гауптштурмфюрер СС Бураков. А в руководство лагеря входили сотрудники абвера.

– Их имена, фамилии?

– Начальник лагеря – штандартенфюрер СС барон Рихтер фон Ризе, его заместитель – гауптштурмфюрер СС Краус. Были еще два унтерштурмфюрера, Хофер и Кох.

– Что дальше?

– Через два месяца меня перевели в особый предварительный лагерь под Краковом.

– Что это за лагерь?

– Создан для русских активистов.

– Основная его задача?

– Дальнейшая фильтрация русской агентуры. Предполагалось, что все они будут работать в советском тылу.

– Кто был начальник лагеря?

– При мне был русский, уже в возрасте, фамилия Мазурый. Звания у него не было. Формы он тоже не носил, но поговаривали, что он воевал еще в Первую мировую, а в Гражданскую был генерал-майором у Деникина.

– Что ты можешь о нем сказать?

На миг губы Мельника тронула улыбка.

– Интересный он был дядька, по-другому не скажешь. Большевиков ненавидел люто! Я так думаю, что даже больше, чем сами немцы. При нем была очень сильная политическая накачка.

– Сколько человек было в лагере?

– Две роты. В первой роте проходили обучение на разведчиков и диверсантов, а во второй готовили агентов-радистов.

– А какая твоя специальность?

– Разведчик и диверсант.

– Сколько раз бывал за линией фронта?

– Шесть раз. Мы это называли командировками.

– Немало. И какие были задачи… в твоих командировках?

– В первых трех я должен был связаться с ранее заброшенными диверсионными группами и передать им инструкции Центра. Заодно проверить настроение в группах.

– И чем же они занимались?

– Взрывали мосты, по которым планировалось отступление советских войск.

– Та-ак, и где же взрывались мосты?

– Под Воронежем, на Дону.

– Когда были следующие командировки?

– В этом году. Выполнял специальные задания в Рязани и в Орле, передавал агентам деньги и документы.

Староверов пододвинул лист с карандашом.

– Напиши адреса, по которым ты приходил. Имена агентов и их фамилии.

– Скорее всего, их в этих местах уже нет, перебазировались куда-то еще. Знаю, что оставаться им было опасно.

– Мы проверим.

Антон Мельник написал на листке бумаги адреса. Прочитав, Староверов удовлетворенно кивнул.

– Я у тебя вот что хотел еще спросить: за какие такие заслуги тебя перевели в особый сборный лагерь? В концентрационных лагерях немало советских военнопленных, а почему-то выбор пал именно на тебя.

– Так получилось, – потупив взор, ответил Мельник. – У меня просто не было выбора.

– Скверно получилось, – как будто бы даже посочувствовал майор Староверов. – А ведь в такие лагеря переводят тех, кто добровольно изъявил желание воевать против Советской власти. Ты мне чего-то недоговариваешь, Мельник. Выбор всегда есть. Ты мог бежать из лагеря, как поступали другие. Но ты этого не сделал. Чего молчишь? – Голос контрразведчика посуровел.

– Бежать было невозможно, лагерь очень хорошо охранялся. Колючая проволока, рвы, караульные вышки, а потом, каждая такая попытка…

– Тебе не приходила такая разумная мысль, что ты должен был застрелиться сразу, как только попал в плен, а не служить немцам? Вот тогда бы ты действительно принес пользу своей родине!

– В плен я попал в бессознательном состоянии, а когда очухался, то рядом со мной уже были немцы. Оружия, чтобы застрелиться, при мне тоже не было.

– Вот что я хочу сказать тебе, Мельник, никакого снисхождения к тебе не будет. Как не может его быть к предателям родины! Мы устроим показательный расстрел, что происходит с такими тварями, как ты!

– Но я же вам все рассказал! – воскликнул в отчаянии Мельник.

– Ты не рассказал нам добровольно, мы выбили из тебя эти показания. А это совершенно разные вещи. И потом, если ты думаешь, что достаточно лишь почесать языком, чтобы получить прощение, то глубоко ошибаешься. Нет… Так не бывает. – Подняв трубку, майор произнес: – Вот что, капитан, возьми машину и несколько человек для усиления, сейчас мы поедем в Люберцы и арестуем фашистского шпиона. Ты все понял? Вот и отлично! – Он положил трубку с некоторым облегчением. – Давайте выводите его на улицу, там уже стоит машина. Скоро подойдут автоматчики, повезем его с собой в Люберцы! Должен же нам кто-то опознать немецкого агента.

– Чего расселся? – поторопил задержанного плотный сержант. И, взяв его за гимнастерку, рывком поставил его на ноги, крепко тряхнув: – В следующий раз я не буду таким любезным.

– Мне бы воды.

– Перебьешься! Мертвым она не нужна!

Оставшись один, Староверов выглянул в окно. Грузовик стоял у самого крыльца, в кузов уже загружалось отделение автоматчиков. Его заместитель капитан Ляпин отдавал какие-то распоряжения подошедшим бойцам.

Подкатил «Мерседес-Бенц» – личная машина начальника отдела контрразведки «СМЕРШ» одиннадцатой армии. Эту машину, отбитую у немецкого генерала, он получил в подарок от командующего армией. Столь ценным подарком майор пользовался активно, только за последние несколько месяцев успел накатать несколько десятков тысяч километров. Машина хорошая, надежная, так что она ему еще послужит.

Набросив на плечи шинель, Староверов вышел из кабинета и быстрым шагом спустился на улицу. Водитель, старшина лет сорока пяти, крепкий, кряжистый, вышел на воздух, чтобы выкурить домашнего самосада, но, заметив подошедшего майора, быстро припрятал кисет.

– Чего стоим? Поехали! – распорядился Староверов, потянув на себя дверцу.

– Куда едем, товарищ майор? – засуетился старшина.

– В Люберцы давай! Надо выкурить из гнезда одного фашистского гада, а потом расстреляем обоих перед строем, как предателей родины! Дорогу знаешь?

– Как свои пять пальцев, товарищ майор. Разве я вам не говорил, что наша часть неподалеку от тех мест стояла? Пришлось поколесить.

Автомобиль тронулся. Следом, держась на почтительном расстоянии, двинулся грузовик с автоматчиками.

– Может, надо было доложить об этом Мельнике в Москву? – заметил капитан Ляпин, сидевший на заднем сиденье.

– Не нужно, – отмахнулся майор. – У них там дел и без нашего агента хватает. Разберемся своими силами. Сами арестуем, сами расстреляем!

Дорога до Люберец не показалась майору долгой: не успел прикорнуть, как потянулись городские постройки Подмосковья.

– А вот и Люберцы, – непонятно чему радуясь, объявил водитель.

– Вот что сделаем, давай заедем в городской отдел НКГБ. Просветим этих недотеп, что у них под самым носом немцы свое гнездо свили.

– Сделаем, товарищ майор, – охотно отозвался водитель. Свернув на соседнюю улицу, добавил: – А вот и здание городского НКГБ.

– Притормози у крыльца!

– Есть!

– Капитан, со мной пойдешь!

– Слушаюсь.

Показав служебное удостоверение бойцу, стоявшему у входа, майор уверенно оттеснил его и вошел в здание, весело зацокав металлическими подковками по каменному крыльцу. Пересек просторный холл и поинтересовался у сержанта, взиравшего на него в ожидании:

– Где тут у вас начальник контрразведки?

Сержант, посмотрев на погоны офицера, невольно выпрямился:

– На втором этаже, прямо по коридору, вторая дверь с правой стороны.

– Это что же у них получается, – энергично размахивая руками, устремился майор на второй этаж, – у них враг под носом разгуливает, а они об этом ни сном ни духом!

Отыскав нужную дверь, он уверенно потянул на себя ручку и вошел в просторную комнату, где за столом сидели четверо мужчин. Скользнув взглядом по погонам и отыскав старшего – молодого старшего лейтенанта, не более двадцати пяти лет, – припустил в голос строгости и спросил:

– Кто здесь у вас главный?

– А в чем, собственно, дело, товарищ майор? – поднялся старший лейтенант, в упор посмотрев на вошедшего старшего офицера.

Майор Староверов невольно задержал на нем тяжеловатый взгляд, пытаясь отыскать на молодом красивом лице хотя бы намек на растерянность. Но не нашел, тот смотрел уверенно и не по чину заносчиво.

– А в том, товарищ старший лейтенант, – придав своему голосу еще большую суровость, продолжил Староверов, – что непонятно, чем вы здесь занимаетесь! Мы выловили в Калужской области диверсанта, который направлялся к вам в Люберцы, где у него назначена встреча с другим вражеским агентом. Между прочим, под самым вашим носом! А вы об этом даже понятия не имеете! Поторапливайтесь, едем брать шпиона! Если что-то пойдет не так, мы эту вражескую гадину свинцом будем из квартиры выкуривать! Со мной группа автоматчиков. После того как арестуем и допросим по всей форме, устроим показательный расстрел перед строем.

В какой-то момент румянец, выдававший молодость старшего лейтенанта, поблек, и он спросил сурово:

– На какую квартиру вы направляетесь, товарищ майор?

– На улицу Московская.

– Где агент, которого вы задержали? – Задав этот вопрос, старший лейтенант шагнул вперед.

– А чего ты на меня так напираешь, старший лейтенант? – усмехнулся майор.

– Извольте обращаться по уставу, не старший лейтенант, а товарищ старший лейтенант!

– Ах, вот оно что… товарищ старший лейтенант. Я смотрю, дисциплина тут у вас ни к черту! Вам бы всем на передовую, глядишь, научились бы уму-разуму! И вообще, как ты думаешь, что может быть с врагом советской власти? Допросили и расстреляли.

С лица старшего лейтенанта схлынула кровь. Теперь было заметно, что он не так молод, как могло показаться поначалу: на скулах проступили лопнувшие сосуды, добавившие ему несколько лишних лет, а на подбородке отчетливо обозначился шрам – след от огнестрельного оружия. В какой-то отрезок жизни этому дерзкому младшему офицеру невероятно повезло. Вот только странно, что с таким неуживчивым характером его до сих пор не выперли на передовую.

Старший лейтенант ответил не сразу, некоторое время он мерил майора недружелюбным взглядом, после чего заговорил, четко выговаривая каждое слово:

– Если с этим диверсантом что-то произошло… вы пойдете под трибунал, товарищ майор. За самоуправство… Это я вам обещаю!

Стараясь не поддаваться гневу, уже душившему под самое горло, Староверов ответил:

– Кто ты такой, старший лейтенант, чтобы меня пугать?

Вытащив из кармана удостоверение, Тимофей раскрыл его перед лицом майора:

– Оперативный работник Центрального управления «СМЕРШ» старший лейтенант Романцев. Прошу предъявить ваши документы.

– Начальник военной контрразведки одиннадцатой армии майор Староверов. – После секундного колебания он вытащил из кармана удостоверение и показал его старшему лейтенанту. – С диверсантом ничего не случилось… Просто попугали немного. – Теперь его голос звучал миролюбиво.

– Мы здесь уже который день дежурим, дожидаемся этого диверсанта, а вы, значит, его к стенке! – продолжал распекать майора старший лейтенант. – Хорошо, что хоть сначала в горотдел НКГБ надумали завернуть, прежде чем с автоматчиками на квартиру заявиться. В квартире уже находится наша засада и дожидается этого диверсанта… Вы можете себе представить, что могло бы произойти, если бы ваши автоматчики туда нагрянули?.. Мало того что вы по своей нелепой инициативе чуть не сорвали важнейшую операцию, так вы еще и людей бы положили почем зря! – Немного помолчав, он произнес: – Я вынужден сообщить о вашем самоуправстве в Центральное управление, – и, взяв телефонную трубку, добавил: – И молитесь богу, если вас просто отправят на фронт, не сорвав при этом погоны!

– Товарищ старший лейтенант, может, сейчас не самое подходящее время для звонка…

– Я вправе сам решать, что лучше предпринять, – перебил майора Романцев. – Я обязан передавать в Центр немедленно о каждом непредвиденном шаге. – Он быстро набрал номер полковника Утехина: – Товарищ полковник, это вас старший лейтенант Романцев…

– Что-нибудь важное?

– Да, обстоятельства чрезвычайные. В горотдел НКГБ в сопровождении группы автоматчиков заявился начальник контрразведки одиннадцатой армии майор Староверов…

– Что ему нужно?

– Приехал, чтобы арестовать нашего агента на оперативной квартире и показательно расстрелять перед строем.

– Как он узнал про оперативную квартиру?

– Контрразведка одиннадцатой армии арестовала связника, которого мы ждем.

– Вот как… Интересно девки пляшут! Тимофей, этот майор рядом?

– Так точно!

– Передай ему трубку.

– Слушаюсь, товарищ полковник! С вами хочет поговорить полковник Утехин, – произнес Романцев чеканным голосом, передавая трубку побелевшему майору.

Староверов аккуратно взял телефонную трубку:

– Слушаю, товарищ полковник!

– Вы отстраняетесь от руководства военной контрразведки одиннадцатой армии до полного служебного разбирательства произошедшего инцидента…

– Товарищ полковник…

– Думаю, что в ближайшие дни все те, кто едва не сорвал операцию, утвержденную Ставкой, отправятся в маршевые роты. Диверсант и группа автоматчиков, прибывшая с вами, переходит под командование старшего лейтенанта Романцева. Вам все понятно?

– Так точно, товарищ полковник! – убито отозвался майор.

Трубка заголосила короткими гудками. Староверов осторожно положил ее на рычаг, а затем, резко развернувшись, вышел из кабинета, увлекая за собой заместителя.

Глава 10
Свой человек в абвере

Старший лейтенант Романцев положил тяжелые руки на стол и в упор посмотрел на арестованного диверсанта.

– Итак, все по порядку, ничего не пропуская. Твоя фамилия, имя, чем занимался до войны, как попал в плен, что делал потом.

На лице диверсанта оставались следы недавних побоев. Армейская контрразведка крепко над ним поработала, так что у Романцева имелось стойкое убеждение, что допрос будет протекать без всякого принуждения.

– Я уже все подробно рассказал майору, – устало проговорил Мельник. – До него были еще три человека, которым я рассказывал то же самое.

– Этот майор уже не занимается вашим делом, – чуть строже произнес старший лейтенант, – поэтому придется рассказать и мне.

– Хорошо, – согласился Мельник. – Я все понял… Меня зовут Мельник Антон Александрович. Был студентом Свердловского политехнического института, на фронт пошел добровольно. В сентябре сорок первого попал в плен к немцам, пребывая в бессознательном состоянии, когда получил контузию…

В этот раз в распоряжение Романцева отрядили младшего лейтенанта Маргариту Горбунову, бегло стучавшую по клавишам печатной машинки. Тимофей старался не смотреть в ее сторону, но взгляд невольно цеплял ее хорошенькую головку с короткой стрижкой. Непроизвольно он ловил себя на том, что смотреть на нее было приятно, отчего по телу растекалась сладкая теплота.

Опустив голову и лишь изредка поглядывая на Тимофея, старавшегося не пропустить ни одного его движения, Мельник принялся долго и подробно рассказывать о перипетиях своего плена, об учебе в разведшколе.

Прежде чем приступить к допросу диверсанта, Романцев тщательно ознакомился с его предыдущими показаниями – будет ли он столь откровенен, как некогда с армейской контрразведкой. Но уже через несколько минут все сомнения отпали: Мельник не упустил ни малейшей детали из своей биографии. В его повествовании были моменты, не рассказанные ранее, которые он мог бы скрыть и которые его совершенно не красили, но Антон решил не отказываться даже от них. Кроме того, его рассказ уже перепроверялся и подтверждался показаниями других арестованных немецких агентов, тем более что к Яблоньской разведшколе было особое отношение – значительная часть агентов имела задание пробраться в Москву или в Подмосковье, где занималась диверсиями. С конца сорок первого года, с момента существования школы, таких агентов в Московской области осело немало. А их следовало выявлять – это главная задача.

В какой-то момент Романцев перебил арестованного и задал вопрос:

– Вы поддерживаете связь с матерью?

Мельник вдруг сжался, а затем продолжил прежним бесстрастным тоном:

– Я ничего о ней не знаю… С того самого времени, как попал в плен.

– Мы навели о ней справки… Могу сказать, что ваша мать жива и здорова и сейчас находится в Нижнем Тагиле. Прежде ведь она работала мастером на металлургическом заводе?

– Все так.

– В Нижний Тагил она была эвакуирована вместе с заводом. Хочу сказать, что ее там очень ценят.

– Она считает, что я… погиб?

– Она получила извещение, что вы пропали без вести.

– А как сестра?

– Она ушла на фронт медсестрой. Добровольно.

Антон Мельник отвернулся. Некоторое время ему было трудно говорить, но наконец он выдавил:

– Она же такая маленькая… Как она справится?

– Ей непросто, соглашусь, – ответил Тимофей. – Но сейчас война.

– Вы ведь не случайно о них заговорили? Думаете, если я вдруг скажу что-нибудь не так, то с ними произойдет… что-нибудь ужасное?

– Нам просто важно было убедиться в вашей искренности.

– Есть возможность их увидеть? Хотя бы издали… Я ничем себя не выдам.

– Сейчас говорить об этом рано, но если вы и дальше будете с нами откровенны, можно будет подумать и об этом…

– Я сделаю все, что от меня потребуется. Можете мне доверять.

– Вижу, что мы начинаем хорошо понимать друг друга. Ну а сейчас вам нужно отдохнуть и подумать обо всем. Уведите арестованного!

– Я могу идти? – повернулась к Романцеву младший лейтенант Горбунова.

– Конечно. Только оставь написанное, я еще раз прочитаю.

Маргарита положила на его стол листы бумаги, на какое-то мгновение окутав облаком легких духов, и вышла из кабинета.

Оставшись один, Тимофей Романцев взял карандаш, пододвинул к себе листок бумаги и принялся составлять психологический портрет Мельника. За время службы в контрразведке через его руки прошли сотни вражеских агентов. Оставалось лишь удивляться людскому срезу, насколько они были разные: враждебные, настороженные, легкомысленные, откровенно болтливые, серьезные и не очень… Кого среди них не было, так это слабых. Следовало признать, что немцы умели подбирать агентуру. Прежде чем добраться до разведшколы, где агенты получали специальность, они проходили сложнейшую фильтрацию, выдержать которую могли только самые стойкие. Но даже среди них Мельник выгодно отличался. Нельзя сказать, что он был человеком ярким и запоминающимся, да такой в агентуре как раз и не требуется. Но то, что в нем присутствовал стержень, это несомненно.

Вряд ли его можно было назвать внушаемым человеком, скорее всего, Антон Мельник был тот, кто сам навязывает свою волю. И если удалось пошатнуть его укоренившуюся точку зрения, следовательно, в его душе произошли какие-то глобальные изменения.

Что еще о нем можно сказать?

Выдержанный. Уравновешенный, но не расслабленный. Интеллект выше среднего – неудивительно, что немцы привлекали его к разработке операций. В разговоре держится довольно свободно, в нем нет ничего такого, что можно было бы назвать грубостью или презрением к окружавшим его людям. Такой типаж умеет быть благодарным. Возможно, что и немцам он стал служить из чувства признательности. Ведь не каждому из военнопленных они оставляли жизнь…

И вот сейчас, когда его прежний, казалось бы, устоявшийся мир разрушен, а точнее, когда он нашел себя прежнего, от которого успел отвыкнуть, он будет благодарен за то, что ему помогли отыскать его прежнее «я».

Что еще…

О любви к фашистам говорить не приходится. С Советской властью Мельник связан куда прочнее, чем это может показаться. Из многодетной семьи, его два брата и сестра воюют на фронтах против гитлеровцев.

Подняв трубку, Тимофей быстро набрал номер полковника Утехина.

– Товарищ полковник, у меня по поводу Мельника есть очень серьезные соображения.

– Выкладывай, что там у тебя?

– Я очень плотно общался с ним и составил его психологический портрет.

– Что ты имеешь в виду? Давай поконкретнее, мне сейчас не до твоих теоретических головоломок.

– К немцам Мельник попал случайно, когда был контужен и находился в бессознательном состоянии. Если бы не этот случай, то, возможно, он пал бы смертью храбрых и мы вряд ли когда-нибудь о нем услышали бы. Немцев он не любит, но вынужден с этим смириться и работать на них. А перейти на нашу сторону ему мешало лишь одно – возмездие! Он просто опасался за свою жизнь. И вот сейчас, когда ему подвернулась возможность послужить своей родине, он не подведет.

– Все так, но к чему ты ведешь этот разговор? – произнес Утехин несколько раздражено.

– Мне думается, что можно пойти на риск и дать ему возможность поработать на советскую разведку, – твердо проговорил Тимофей.

– Неожиданное предложение, прямо тебе скажу, – протянул в задумчивости полковник Утехин. – И много ты думаешь выиграть от этого хода?

– Он может внедриться в германский разведывательный центр. После возвращения из советского тыла его наверняка продвинут по служебной лестнице, и с его помощью мы сумеем выявить всех диверсантов, что были заброшены ранее в Москву и Московскую область. В последнее время диверсанты активизировались и готовят что-то серьезное, только за последние три дня в Москве было совершено восемь диверсий. И я думаю, что здесь не обошлось без питомцев разведшколы «Яблонь», которых он знает лично.

– В твоих словах есть определенный смысл… Иметь своего человека в абвере было бы весьма неплохо. А если он все-таки переметнется к немцам?

– Из того, что я успел о нем узнать, полагаю, вряд ли. Слишком много он нам успел рассказать, а немцы таких вещей не прощают. Мы ведь тоже не будем сидеть сложа руки… Это во-первых… Во-вторых, в Советском Союзе у него очень много родственников, а их благополучием он рисковать не станет.

– А ты не думаешь о третьем варианте?

– Что вы имеете в виду?

– Он может просто исчезнуть! Ведь у него на руках будут хорошие документы, которые не вызовут подозрения даже у комендатуры.

– В таком случае всегда присутствует риск разоблачения. А к предателям родины у нас относятся строго.

– Хорошо… Решение неплохое. Не забывай докладывать мне о каждом шаге.

– Слушаюсь, товарищ полковник, – бодро ответил Тимофей, попрощался и тут же распорядился: – Привести ко мне Мельника!

Через несколько минут в кабинет привели Антона Мельника.

– Садись, – показал ему Тимофей на стул.

Мельник сел и уставился в окно, где хлеставший за стеклом ливень был ему куда милее, чем уютный кабинет старшего лейтенанта Романцева.

– У нас есть к тебе предложение, – начал Тимофей, стараясь придать голосу некоторую нейтральность. Не получилось, на последнем слове голос натянулся, как струны испорченного инструмента, выдав фальшивую интонацию.

– Какое? – безучастно спросил Мельник.

– Поработать на советскую военную разведку.

– Вы говорите это серьезно? – сдавленно сглотнув, дрожащим голосом проговорил Антон.

– Да.

– И это после всего того, что я вам рассказал о себе?

– Именно после всего этого мы приняли такое решение.

– Родина меня простит?

– Все зависит от тебя. Так что ты на это скажешь?

– Я согласен. И что я должен делать?

– Вернуться обратно в Яблонь как агент, успешно выполнивший свое задание. Мы очень рассчитываем, что тебе удастся закрепиться в германском разведцентре. Не побоишься?

– Нет, – покачал головой Мельник.

– Если ты согласен, тогда следует написать что-то вроде заявления о желании работать на военную разведку, – пододвинул ему ручку и лист бумаги Романцев.

– Есть какая-то установленная форма?

– Это ни к чему. Пиши своими словами. Я, Мельник Антон Александрович, желаю работать на советскую военную разведку. Можно написать немного о мотивах, а потом число и подпись.

Антон Мельник быстро, царапая пером бумагу, написал заявление.

– Так пойдет? – протянул он бумагу Тимофею.

Прочитав написанное, тот довольно отозвался:

– Вполне.

Затем подошел к сейфу и спрятал в него заявление, после чего прошел к громоздкому черному шкафу, стоявшему в углу кабинета, вытащил из него обмундирование, вещмешок, документы и положил их на стол.

– Все это твои вещи, изъятые при задержании. В вещмешке деньги, триста пятьдесят тысяч рублей. Это документы, по которым ты добирался сюда. Весьма неплохая работа немецкой разведки, нужно крепко постараться, чтобы понять, что документы и наградные фальшивые. Все здесь! Теперь какие наши действия, чтобы тебя не арестовали еще раз… В Люберцах поселишься по фиктивным документам в гостинице. Людей я предупрежу, тебя никто не тронет, а потом пойдешь на квартиру к радисту. Ты с Неволиным незнаком?

– Знаком. Мы учились вместе в разведшколе. Почему вы его не арестуете?

– Нам нужно знать все его контакты. Он даже не подозревает, что с недавних пор находится под наблюдением.

– Ясно, – понимающе кивнул Мельник.

– Ты должен расспросить его, с кем он поддерживает контакты. Кто резидент в Люберецком регионе, какие задачи поставлены перед ним. Сумеешь?

– Все, что в моих силах. Но как только с Неволиным пропадет связь, в Центре тотчас догадаются, что он арестован, и поймут, что я работаю на советскую разведку.

– Основания для беспокойства нет, – заверил Тимофей. – Нам невыгодно его арестовывать, мы должны вычислить все его контакты.

– Тоже верно, – после некоторого молчания согласился Мельник. – Когда мне идти на конспиративную квартиру?

Оценивающе глянув на его разбитое лицо, Тимофей произнес:

– Думаю, что дня через три, когда заживут ссадины и сойдет опухоль.

– В случае чего я могу сказать, что подрался.

– Сгодится… А сейчас можешь устраиваться в гостиницу. Прими ванну. Отдохни как следует, приведи себя в надлежащий вид и постарайся настроиться на предстоящий разговор. Это важно! – подчеркнул Романцев. – От того, как он пройдет, будет многое зависеть. И в том числе твоя личная судьба.

– Я все понял, – легко согласился Мельник. – Можете на меня рассчитывать, я вас не подведу.