Текст книги "Связной"

Глава 5
Дело общее – немцев бьем!

Внимательно выслушав доклад Романцева, полковник Утехин наконец произнес:

– И кто же это такой умник, что позвонил на конспиративную квартиру во время операции?

– Теперь уже не узнаешь.

– Прямо скажу, ситуация осложнилась… Он хоть что-нибудь успел тебе рассказать?

– Ничего… Только то, что ему через неделю возвращаться. Оставаться он не собирался.

– Этого мало… По своим каналам нам известно, что наживку о передислокации наших войск на Ленинградский фронт они уже заглотили. Одну дивизию с Курской дуги немцы сняли и отправили под Выборг… Отправят и другие. Хотелось бы и дальше дезинформацией их скармливать… Как все это некстати! Мне еще за твой прокол придется отчитываться перед руководством Главного управления. Даже не знаю, что оно скажет.

– Надо продолжать радиоигру, – заявил Романцев. – У нас просто нет другого выхода.

– Нет, говоришь… – призадумался полковник. – Выход, он всегда имеется… То, что курьер не принес остальные деньги, это нам только на руку. Что там с деньгами? Лес уже прочесали?

– Так точно. Вторая посылка действительно была сброшена на отдельном парашюте. Курьер не обманул, там триста пятьдесят тысяч рублей.

– Хоть в этом ты меня порадовал. В следующей радиограмме должно быть о том, что курьер благополучно добрался до места, привез документы, а вот деньги были потеряны, потому что парашют отнесло ветром. Можешь смело запрашивать еще денег, это не вызовет недоверия.

– Но курьер должен вернуть назад! Если он не прибудет вовремя, это будет настоящий провал!

– Сколько у нас, неделя?

– Так точно.

– Времени мало. Но нужно обязательно что-нибудь придумать… У меня есть тут кое-какие соображения, но сначала следует покумекать и все согласовать.

Тимофей подошел к двери и прислушался. Вроде тихо. Но уже через секунду до него донеслись раскаты мужского хохота. Очень интересно, что бы это могло значить? Достав из кармана ключ и стараясь не шуметь, он вставил его в замочную скважину, дважды повернул, неслышно прошел по коридору и вошел в комнату. Контрразведчики вместе с Копыловым резались в «дурака». Обстановка была самая располагающая, если не знать того, что один из троицы – бывший диверсант, а двое других – его надзиратели. Можно было бы предположить, что собралась вполне дружеская компания, чтобы провести пару часиков с картишками в руках. Чего не хватало на столе, так это бутылки водки, но то дело времени, вскоре она должна появиться. На Романцева, стоящего в дверях комнаты, совершенно не обращали внимания, продолжали поддразнивать друг друга и шутить. Вот Никифоров дружески хлопнул по плечу Копылова и сказал:

– Как это у тебя получается? Опять выиграл. Где ты так играть научился?

– А ты не догадываешься, где именно? – удивленно спросил Геннадий. – В немецкой разведшколе, конечно. Там ведь не только с парашютом учат прыгать.

Вновь рассмеялись, как веселой шутке.

– Радостно, значит, вам? – хмуро поинтересовался Романцев.

Все трое дружно вскочили, позабыв про разложенные на столе карты.

– А если бы на выручку Копылову явились его дружки? Что тогда? Считайте, что вы были бы уже трупами. Мне ничего не стоило убить вас по пять раз каждого. Вы даже не заметили, как я сюда вошел.

– Товарищ старший лейтенант, разрешите доложить! – заговорил Никифоров как старший группы.

– Не разрешаю! Я и так вижу, что произошло. Арестанту стало скучно торчать в этой дыре, и вы решили поразвлечь его картишками. Я правильно вас понимаю?

– Совсем не так, товарищ старший лейтенант, просто…

– Просто решили приятно провести время. Угадал? – Младший лейтенант Никифоров подавленно молчал. – Ну что ж, если вам так скучно, тогда я могу вас развеселить. Доставайте оружие. – Никифоров с Мустафиным послушно исполнили приказ. – Взведите курки… А теперь направьте стволы на Копылова. – Руки, сжимавшие пистолеты, слегка колыхнулись, а потом остановились точно на груди Геннадия. Романцев увидел, как с лица арестованного мгновенно схлынула кровь. – А теперь вы должны расстрелять его при попытке к бегству.

– Гражданин начальник, – взмолился Геннадий, – как же так? Ведь ничего такого не произошло. Ну, просто посидели, поиграли в «подкидного дурака», все равно особенно делать было нечего. Чего уж так?

Выслушав его, Тимофей вновь повернулся к контрразведчикам:

– После того как пристрелите врага… при попытке к бегству, вымойте все как следует… Не люблю на полу пятна от крови. Вы хорошо меня поняли?

– Так точно, товарищ старший лейтенант, – отчеканил Никифоров.

– Отойди к порогу, – приказал Романцев арестованному.

– Ну как же так, гражданин начальник, – запротестовал Геннадий, – ведь ничего…

– Отойди, или я тебя сейчас сам положу, – расстегнул Тимофей кобуру.

– Зря вы так, – подчинившись, обреченно шагнул к порогу Копылов. – Вы думаете, что я за свою жизнь цепляюсь? Я за дело переживаю! Сколько еще дезинформации можно было бы фашистам переправить! Ведь они же поверили, что мы в Люберцах надежно засели и за железной дорогой присматриваем.

– Стреляйте на счет «три», – предупредил Романцев. – Раз… – Копылов отступил на два коротких шага. Дверь оставалась незапертой, распахни ее – и ты уже на воле! – Два… – Приостановившись, Геннадий слегка втянул голову в плечи, заметно ссутулившись, как если бы ожидал удара в спину. Романцев посмотрел на красноармейцев, поднявших руки с пистолетами. Кажется, они уже забыли про карты. Смех также остался в далеком прошлом. Перед ними был враг, и они готовы были исполнить приказ. – Отставить!.. – Красноармейцы дружно опустили руки с оружием. – Рано его расстреливать, он еще должен послужить Советской власти. – Поймав взгляд Геннадия, глянувшего на него исподлобья, добавил, широко улыбнувшись: – А ты молодец, не струхнул! Даже убежать не попытался. Дверь-то открытой я специально оставил. Вот если бы ты побежал… тогда бы я сказал «три»!

– Чего мне от своих бегать, – угрюмо отозвался Копылов. – И потом… куда? К немцам, что ли?

– Ишь ты!

– А вы курьера встретили?

– Встретили, не переживай. Вот сейчас поедем в лес, а там ты и передашь, как мы его встретили. Вот текст радиограммы, – протянул Романцев листок бумаги, заполненный от руки. – Все понятно?

– Так точно!

– Вот и ладушки.

Погрузившись, выехали на трассу, по которой в этот час двигались танки.

– Видал, – обратился Романцев к притихшему Копылову, – силища какая прет?! И все это на фронт, чтобы твоему Гитлеру шею свернуть.

– Почему же это моему, гражданин начальник? – всерьез обиделся Геннадий. – Я же вам тысячу раз говорил, что…

– Ладно, не злись, работа у нас такая. И потом, как мы к тебе относиться должны? С открытыми объятиями, что ли, встречать? Ты ведь не с фронта пришел, а фрицами диверсантом в наш тыл был заброшен. А то, что помогаешь родине, – хвалю! Это тебе зачтется в будущем.

Трофейный «Хорьх-108», слегка подпрыгивая на кочках, съехал на проселочную дорогу и понемногу принялся углубляться в лес. Поначалу редкий – береза да осина, – он все более сгущался, пока наконец не перерос в смешанную темнеющую чащу. Для радиосвязи выбрали небольшую поляну с пожухлой травой, нежданно завидневшуюся через вековые почерневшие сосновые стволы.

Копылов расторопно расправил антенну, закрепил ее на широких ветках близстоящей ели, а потом включил коротковолновую рацию.

– Готов? – отшвырнул Романцев окурок.

– Да, – охотно откликнулся Копылов, взявшись за ключ.

– Текст таков… «Юпитеру. Сегодня утром от вас прибыл курьер, назвался Фролом. Передал запрашиваемые документы и 30 тысяч рублей. Другую часть денег не принес, сказал, что не нашел ее на месте сброса. Очень опасаюсь, что деньги могут отыскать местные жители, может, стоит подключиться к поискам? Срочно сообщите, как следует поступать дальше. Бобер».

Вытащив блокнот с кодом, Копылов быстро зашифровал радиограмму и взялся за ключ.

– Передал, – в ожидании посмотрел он на старшего лейтенанта.

– Будем ждать ответа.

Не прошло и пяти минут, как Геннадий Копылов произнес:

– Передают… Записываю… Сейчас расшифрую. Много времени не займет… Ага, все! «Бобру. Командованием “Ваффен-СС” вы награждаетесь медалью “За храбрость”. Фрол – очень надежный человек, мы в нем не сомневаемся. Очень жаль, что он не нашел посылку. Но рисковать вам не следует. Этот район уже может быть оцеплен подразделениями НКВД, и там могут ждать вашего появления. Оставайтесь в своей квартире, в посылке не было ничего такого, что могло бы вас скомпрометировать. Все остальное, в том числе и деньги, мы пришлем в следующий раз. Фрол пусть немедленно уходит. Он должен перейти линию фронта в районе расположения тридцать третьей армии советских войск близ поселка Ермоловка, наше командование предупреждено, пусть воспользуется резервным сроком. Юпитер».

Романцев внимательно перечитал радиограмму.

– Значит, медаль «За храбрость» получил? Ну-ну… Когда обмывать будешь, не забудь меня позвать. Вы свои награды со шнапсом, что ли, обмываете, или как?.. Ладно, ладно, не дуйся… Пошутил я. – И, повернувшись к Никифорову, произнес: – Хорошо вам здесь, на свежем воздухе? Природой можно любоваться. Вот только дел у нас в городе по горло! Все! Возвращаемся.

На Лубянку, в центральное управление «СМЕРШа», Тимофей Романцев подъехал ближе к полуночи. Светомаскировка слегка пропускала рассеянный свет. Если ее содрать со здания, то оно заполыхает, как новогодняя елка. Судя по количеству народа, что толкались в здании, работы за последние месяцы привалило.

Показав удостоверение на входе, Романцев прошел к полковнику Утехину, который уже ждал его появления.

– Проходи… Присаживайся… Давай перейдем сразу к делу.

– Вот последняя радиограмма, – вынул Романцев из папки листок бумаги и положил его перед полковником.

Внимательно прочитав послание, Утехин поднял голову и посмотрел на Тимофея:

– Значит, немцы ждут его возвращения?

– Получается, что так.

– Впрочем, мы предвидели такой вариант, немцы клюнули, и это главное. И очень заинтересованы в дальнейшей работе своего агента. Значит, мы им должны помочь, не дать повода к разочарованию. Сделаем вот что: пусть радист передаст, что курьер ушел обратно за линию фронта. А мы тут, со своей стороны, покумекаем, как нам поступить дальше. Когда следующая радиосвязь?

– Завтра. Между шестью и восемью часами вечера.

– Вот и отлично, весьма подходящее время. Опиши мне, как выглядел этот курьер.

– Был в форме капитана авиации. Среднего росточка. Весьма крепенький. На вид немногим более тридцати. Темно-русый. Лицо круглое…

– Вполне достаточно, – кивнул полковник. – Может, чайку хочешь?

– От чая не откажусь, – широко улыбнулся Тимофей.

– Семен! – громко позвал Утехин ординарца. И когда тот появился, коротко распорядился: – Давай организуй нам крепко заваренного чайку.

– Сделаю, товарищ полковник, – с готовностью отозвался ординарец.

– А к чаю что-нибудь имеется?

– Будет.

– Вот и отлично!

Ординарец удалился. Через несколько минут он вернулся с небольшим подносом, на котором в двух мельхиоровых подстаканниках были граненые стаканы с крепко заваренным чаем, сахарница и небольшая вазочка с печеньем. Аккуратно расставив приборы, он так же незаметно удалился, как и пришел. Идеальный тип ординарца.

– Как себя ведет этот Копылов? – неожиданно спросил Утехин, помешивая в кружке сахар. – Только давай начистоту!

– Старается, товарищ полковник, – пожав плечами, ответил Тимофей.

– Ему можно доверять на все сто? – с прищуром глянул на него полковник.

– Пока трудно сказать… Я бы к нему еще присмотрелся.

– Хорошо, прислушаюсь к твоему совету.

– Что-то намечается, товарищ полковник?

– Намечается… Но об этом поговорим позже.

Еще через полчаса Романцев ушел.

Утехин набрал номер Генерального штаба:

– Добрый вечер, Василий Владимирович, это тебя полковник Утехин беспокоит.

– Пожалуй, что доброй ночи… Что-нибудь срочное, Георгий Валентинович? – спокойным голосом отозвался Соколовский.

– Хотелось бы поговорить, вот только не по телефону.

– Жду тебя через час.

Еще через пятьдесят пять минут полковник Утехин вошел в уютный, оклеенный темно-синими обоями кабинет генерал-майора Соколовского. Обычно их встречи проходили в здании Генерального штаба или в особняке Ставки Верховного командования, расположенном на улице Кирова, где у Соколовского также был свой кабинет. В этот раз встреча случилась в Министерстве обороны СССР на Фрунзенской набережной, где он делил помещение с двумя помощниками и начальником оперативного управления Генштаба.

Сейчас в кабинете Соколовский был один, и это обстоятельство Утехина вполне устраивало.

– Перейдем сразу к делу, Георгий Валентинович, – предложил генерал-майор, как только Утехин перешагнул порог. – У меня еще масса дел на остаток ночи. Хотелось бы управиться побыстрее. – Показав на кожаный диван, стоявший у стены, добавил: – Домой сегодня не пойду, переночую здесь.

– А удобно будет? – улыбнулся полковник, пожимая крепкую руку генерала.

– А для удобства у меня подушка и одеяло имеются, – махнул рукой в сторону шкафа Соколовский. – А больше мне ничего и не нужно. Привыкший!

– Хотел обсудить с вами касаемое операции «Связной», где задействован агент Копылов, – заговорил Утехин, когда они разместились за столом.

– И что там с этим агентом? По нашим источникам, немцы поверили, что мы готовим наступление на Ленинградском направлении. Так что твой диверсант весьма полезен.

– Тут вот какое дело: курьер, что вышел на связь с Копыловым, погиб в перестрелке.

– Как это произошло?

– Хотели его задержать, но он попытался уйти…

– Что же вы так неаккуратно обошлись. Неужели нельзя было как-то по-другому? – осуждающе покачал головой генерал-майор.

– Не все в наших силах, – развел в сожалении руками Утехин.

– Жаль, что не допросили. Так что же от меня нужно?

– Вся неприятность в том, что курьер завтра должен перебраться через линию фронта в районе расположения тридцать третьей армии близ поселка Ермоловка.

– Понимаю. Текст радиограммы составил?

– Да. Будут две радиограммы, их нужно отправить открытым текстом. Вот первая, а вот эта – вторая. Вот текст… – положил он на стол два листка бумаги. – Здесь все, что нужно: приметы курьера, его имя и фамилия, звание.

Генерал-майор внимательно прочитал тексты радиограмм. Положив широкую ладонь на листы бумаги, сказал, как бы тем самым подытоживая разговор:

– Ясно. Сегодня же сделаю распоряжение. У тебя еще что-нибудь?

– Это все, – поднялся Утехин.

– Если будет еще что-то, дай знать, – тоже поднялся генерал и пожал полковнику руку.

– Куда же я от вас денусь? – хмыкнул Утехин и покинул кабинет, громко стуча каблуками по коридору.

Соколовский остался один. Он еще раз перечитал заготовленную радиограмму. Все дела как-то понемногу отошли на второй план – главным теперь было не сорвать подготовленное контрнаступление на Курской дуге, где Копылову отводилась роль дезинформатора германского Генерального штаба.

Подняв трубку, он тотчас дозвонился до командующего тридцать третьей армии Западного фронта генерал-полковника Гордова.

– Василий Николаевич?

– Слушаю.

– Это Соколовский тебя тревожит. У меня такое дело… Тут ко мне сейчас полковник Утехин приходил, из Главного управления «СМЕРШ», просил передать две радиограммы открытом текстом.

– Понимаю, чтобы немцы их перехватили?

– Именно так. На твоем участке радиоразведка немцев работает?

– А то как же! Куда от них денешься! Все выкуриваю артиллерией, а они опять лезут. В последнее время германское командование особенно активно ведет наблюдение за работой войсковых раций в прифронтовой полосе. Сейчас двоих засекли, нужно выбить…

– Сделаешь это после того, как передашь сообщения.

– Договорились. Когда нужно передать?

– Желательно завтра.

– Отправляй тогда пакет со своим посыльным в штаб армии. Распоряжусь!

– Спасибо, Василий Николаевич.

– Да какой там спасибо, – отозвался генерал-полковник, – дело-то у нас общее. Немцев бьем!

Глава 6
Неожиданная радиограмма

Фельдфебель Гюнтер Штольц, прижав наушники к голове, внимательно вслушивался в эфир. Главная его задача заключалась в том, чтобы в нужное время обеспечить безупречную связь с Центром и защитить от обнаружения радиоконтрразведки русских. Со своей задачей Штольц успешно справлялся. Закрепившись на нейтральной полосе в небольшом сухом овражке, он прекрасно видел расположение русских, подмечая перемещение вооруженных групп по флангу, о чем немедленно сообщал в штаб армии.

Рация была компактная, очень удобная, помещалась в небольшом чемоданчике и, несмотря на свою небольшую мощность, успешно принимала и передавала сообщения на дальние расстояния.

А ведь совсем недавно приходилось пользоваться трудноподъемными и очень неудобными рациями, к тому же не имевшими устойчивой связи. Рискуя быть запеленгованными, радисты по многу раз выходили на связь, оставаясь в эфире больше обозначенного времени.

Сейчас работа значительно упростилась, но менее опасной она не стала, и если русские все-таки обнаружат их на нейтральной территории, то с легкостью выбьют из удобного гнезда при помощи артиллерии. При этом ему не поможет ни группа прикрытия, ни Ганс, лежавший от него по правую руку с крупнокалиберным пулеметом, ни пара автоматчиков, укрывшихся ветками и, не ропща на судьбу, терпеливо дожидавшихся приказа на отход (их смена должна подойти через четыре часа, когда поле укроет темень, так что парням придется еще некоторое время полежать под свистящими пулями).

В задачу Штольца также входило осуществлять радиоперехват русских радиограмм, а потому большую часть времени, зарывшись в землю, он следил за сигналами. Закономерности в радиосообщениях не существовало. Их могли передавать как поздно ночью, так и в дневное время. Но все-таки особенно часто радиограммы передавали в сумерки. И Гюнтер, крепко прижав наушники к ушам, пытался уловить слабые сигналы. Стрелка на датчике замерла точно на середине, как будто бы уснула. Но в действительности эта была всего лишь видимость, она немедленно отреагирует даже на самые слабые и неустойчивые радиоэлектронные колебания.

Неожиданно стрелка дрогнула, показав сильный сигнал, исходивший от близкого источника. Штольц еще плотнее прижал наушники, опасаясь спугнуть удачу. Напрасно. Сигнал был невероятно сильным; очень устойчивым, что бывало нечасто. И в следующую секунду заработал передатчик. Стараясь не пропустить ни одного сигнала, Гюнтер принялся быстро записывать радиосообщение. Наконец радиограмма была передана, и стрелка мгновенно замерла на прежнем месте, указывая на заметно разряженные батареи.

Судя по сильному сигналу, радиограмма шла из русского штаба тридцать третьей армии. Советы имеют довольно сильные передатчики, мало чем уступающие германским. В последнее время они очень сильно продвинулись технически, так что этому обстоятельству удивляться не стоило.

Русские меняли свой шифр едва ли не еженедельно, и в войсковой контрразведке имелся целый отдел, который успешно справлялся с возложенными задачами. Гюнтер Штольц и сам преуспел в шифровании, а потому нередко самостоятельно распутывал точки и тире, воспринимая их как некую математическую задачу. Но в этот раз радиограмма была передана открытым текстом и предназначалась для командиров частей, находившихся на передней линии обороны, и, следовательно, была рассчитана на значительное количество передатчиков.

В радиограмме было написано:

«Сообщаю всем подразделениям. На подконтрольном нам участке Говорунова при попытке перейти участок оказал вооруженное сопротивление неизвестный. Ему удалось скрыться, воспользовавшись темнотой. Сообщаю его приметы: среднего роста, плотного телосложения, лицо круглое. Неизвестный одет в форму капитана авиации. Вооружен автоматом. Каждому, кто увидит этого человека, немедленно принять меры по его задержанию. О результатах сразу же донести. Васильченков».

Штольц еще раз внимательно перечитал сообщение. На его памяти не так уж много было радиограмм, отправленных открытым текстом. Они посылались лишь в случае крайней необходимости. Очевидно, это был тот самый случай.

Из всего этого следовало, что речь идет о перебежчике. Или германском разведчике… Выполнив поставленные задачи, он возвращался через обговоренный участок фронта, но, к собственному несчастью, был обнаружен русскими. Да и фамилия Васильченков тоже о многом говорила: он возглавлял отдел «СМЕРШа» при тридцать третьей армии. А может, это все-таки какая-то хитрая игра русских?.. Ладно, военная контрразведка разберется.

– Что там? – спросил лежащий рядом Ганс, не отличавшийся многословностью.

– Русские передали радиограмму открытым текстом, – озадаченно высказался Штольц. – Кто-то попытался перейти линию фронта со стороны русских. Возможно, что это наш разведчик. Ее нужно немедленно переправить в абвер, пойдешь ты. – Ганс слегка кивнул. – Пусть там разбираются. В конце концов мы здесь для этого и находимся. Батареи разряжаются, – посетовал Штольц. – На сегодня еще хватит, а вот насчет завтра не ручаюсь. Притащишь еще и батареи.

Мысль о возможном отдыхе Ганса слегка взбодрила, даже глаза засверкали каким-то азартным блеском.

– Хорошо. А ты сам разве не хочешь отнести?

– Остаюсь здесь. Может, еще что-нибудь удастся узнать. Держи! – протянул ему листок бумаги с радиограммой Гюнтер.

– До встречи!

Ганс спрятал листок в нагрудный карман гимнастерки и скользнул в сгущающуюся темноту.

Яблонь – тихое провинциальное местечко в Люблинском воеводстве. Число жителей едва переваливало за четыре тысячи. Разведшкола располагалась в старинном замке, где у барона Рихтера фон Ризе был большой светлый кабинет с видом на живописную окрестность. Однако в связи с планами «Цеппелина» по сосредоточению разведывательно-диверсионных школ поближе к линии фронта им предстояло перебраться под Псков, о чем знало всего лишь несколько человек. Барон фон Ризе невольно поморщился, подумав о предстоящих хлопотах.

Размышления барона прервал негромкий стук.

– Прошу, – произнес фон Ризе.

– Вам радиограмма с линии фронта, господин штандартенфюрер, – сказал вошедший шарфюрер Брюкке, работавший в шифровальном отделе, и протянул лист бумаги с напечатанным текстом.

Прочитав полученное сообщение, штандартенфюрер СС Рихтер фон Ризе не сумел сдержать разочарования, тонкие красивые губы сложились в плотную линию: вне всякого сомнения, в радиограмме речь шла о Фроле Столярове, пытавшемся перейти линию фронта на отрезке тридцать третьей советской армии. Этот район для перехода линии фронта был максимально удобен: солдаты двух вражеских армий могли наблюдать друг за другом даже без оптики. А кроме того, на этом участке было полнейшее затишье, и, судя по оперативным данным, оно должно было сохраниться всю ближайшую неделю. Немецкие и русские солдаты, по какой-то своей негласной договоренности, не стреляли в перебежчиков, опасаясь, что среди них могут быть свои. Никто и подумать не мог, что обычный переход окажется столь рискованным.

Шарфюрер продолжал стоять и ждать дальнейшего распоряжения шефа.

– Вот что, Эрнст, если будет сообщение с этого участка фронта, немедленно сообщишь мне.

– Слушаюсь, господин штандартенфюрер, – с готовностью отозвался шарфюрер Брюкке. – Разрешите идти?

– Ступай, – разрешил фон Ризе.

Очень хотелось верить, что Столяров останется живым после произошедшей передряги. Уж слишком многое поставлено на карту.

– Батареи принес? – с надеждой спросил фельдфебель Штольц, когда Ганс, вынырнув из темноты, прополз последние несколько метров и устроился с ним рядом.

– Они в вещмешке, – отозвался Ганс, извлекая батареи.

– Вот за это отдельное спасибо. – Ганс только отмахнулся. Выглядел он усталым. – Поспал хоть пару часов?

– Не удалось, – честно признался приятель. – Только сомкнул глаза, а мне говорят: «Иди в обратную дорогу. В этой темени ты один только сможешь его отыскать». Пришлось возвращаться.

– Ничего, еще отоспимся, – пообещал Штольц, вставляя новые батареи вместо подсевших. Стрелка, указывающая на полную зарядку батареи, мгновенно оживилась и заняла зеленую зону.

За прошедшие несколько часов у Штольца накопилось немало новостей, которые следовало передать в Центр. Например, следовало сообщить о смене артиллерийских наблюдательных пунктов русских. Штаб их дивизии также передислоцировался в глубину территории. И вообще последние часы на этом участке фронта на стороне русских наблюдалось активное оживление. Об этом следует сообщить немедленно, а уж в штабах пускай решают, что делать с поступившей информацией.

Неожиданно заработал передатчик. Штольц сразу определил, что радиограмма отправлялась с первой линии обороны, причем вновь открытым текстом, и предназначалась для командования тридцать третьей армии. Опасаясь пропустить хотя бы точку, фельдфебель быстро принялся записывать на листке бумаги знаки. Когда сообщение было передано, он без труда прочитал послание:

«Сообщаем, что при попытке перейти линию фронта в районе участка Ермоловка нами был убит неизвестный, у которого при себе были обнаружены документы на имя капитана авиации Столярова. Приметы убитого полностью совпадают с описанием, сообщенным в радиограмме Р-301. Курганов».

– Что-то важное? – спросил Ганс, заметив озабоченное лицо приятеля.

– Да. Именно этого сообщения ждут в абвере. Нужно немедленно передать!

Настроение у штандартенфюрера СС Рихтера фон Ризе испортилось, как только он прочитал перехваченную радиограмму. Фрол Столяров был одним из лучших агентов. В разведывательно-диверсионную школу он пришел задолго до войны с Россией. Столяров был из семьи белоэмигрантов, проживавших в Париже, так что с советской властью у него были личные счеты. Четыре раза его перебрасывали через линию фронта, доверяя особо важные миссии, и никто не мог подумать, что пятая командировка окажется для него последней.

С минуту штандартенфюрер сидел в черном кожаном кресле, пытаясь собраться с мыслями. Все пошло совершенно не так, как он рассчитывал, но драматизировать ситуацию не стоило. В тылу русских находились десятки его агентов, с которыми барон фон Ризе едва ли не ежедневно поддерживал связь. Среди них было немало особо важных, передававших весьма ценные сведения из глубокого тыла русских. В число наиболее значимых входил Копылов: только за последнюю неделю ему удалось раздобыть весьма важную информацию о передислокации русских на север России. Полученное сообщение было немедленно отправлено в Генеральный штаб. Так что аналитикам несложно будет предвидеть, где в ближайшее время русские собираются осуществить прорыв.

Еще не все потеряно!

Штандартенфюрер выпил рюмку коньяка и слегка приободрился. В дверь негромко постучали, и вошедший шарфюрер Брюкке доложил:

– Господин штандартенфюрер, только что мы получили радиограмму, – и положил на стол шифровку.

Фон Ризе прочитал и невольно поморщился. Копылов высказывал свою озабоченность в задержке помощи: чтобы расширить агентуру в тылу русских, ему требовались серьезные деньги. Барон налил вторую рюмку коньяка, привычно вдохнул аромат и сделал небольшой глоток. Французы не самые лучшие вояки, что было подтверждено в последней военной кампании, но зато по производству коньяка им нет равных.

Агент начинал нервничать. Скверно! По опыту прошлых лет фон Ризе знал, что из этого ничего хорошего не выйдет. Его психическое состояние может сказаться на результатах разведывательной деятельности: один непростительный промах – и полный провал!

Шарфюрер продолжал стоять подле стола и терпеливо дожидался дальнейших распоряжений. И оно последовало.

– Сообщи Копылову, что помощь готовится и в ближайшее время к нему прибудет курьер. И вот еще что, позови ко мне Мельника.

– Слушаюсь, господин штандартенфюрер! – произнес шарфюрер Брюкке и тотчас удалился.

Через несколько минут в дверь сдержанно постучали, и в кабинет вошел высокий, сухощавый темно-русый человек. Его можно было бы принять за арийца, если не знать, что в его жилах течет славянская кровь. У него было одно хорошее качество – в отличие от многих агентов, прошедших лагеря и сборные пункты и пожелавших служить рейху ради спасения собственной жизни, – он сам изъявил желание бороться с большевиками. Значит, он был идейный, а потому ценен вдвойне.

Антон Мельник происходил из семьи священника, сгинувшего где-то в Соловецких лагерях. Несмотря на запятнанную биографию, Мельник сумел поступить в Свердловский политехнический институт. С третьего курса добровольцем ушел на фронт. Был контужен и попал в плен, а уже в лагере для военнопленных изъявил желание работать на германскую разведку.

– Садитесь, Антон, – указал штандартенфюрер на свободный стул.

Мельник присел и в ожидании посмотрел на Рихтера фон Ризе, понимая, что разговор будет непростой. Его начальник был не из того типа людей, что тратят время впустую.

– Желаете коньяк? Могу предложить французский!

Мельник лишь неопределенно пожал плечами, что можно было воспринять за сдержанное согласие. Барон удовлетворенно кивнул, достал из буфета широкую рюмку и наполнил ее коньяком темно-коричневого цвета. Напиток был идеален: по цвету, вкусу и запаху. Если бы кто-то спросил у Рихтера фон Ризе, что такое совершенство, он, не задумываясь, назвал бы именно эту марку коньяка.

– Угощайтесь, – пододвинул штандартенфюрер пузатую рюмку.

– Благодарю, – сдержанно произнес Мельник и, не утруждая себя ритуалом поглощения, выпил коньяк одним махом, как если бы имел дело с деревенским самогоном.

Штандартенфюрер едва сдержал усмешку. Все-таки эти русские, какую форму на них ни надень, продолжают оставаться скифами, каковыми были две тысячи лет назад. Время не пошло им на пользу. Мельнику даже невдомек, что у такого божественного напитка смакуется каждая капля. Впрочем, отсутствие должной культуры в распитии дорогих спиртных напитков совершенно не сказывалось на его деловых качествах. Несколько раз Мельник переправлялся через линию фронта и всякий раз успешно выполнял задание. Позже он был оставлен в разведшколе, где преподавал диверсионное дело. Надо отдать ему должное, у него просто педагогический талант. Все слушали его, несмотря на различные политические пристрастия, буквально глядя ему в рот.

– Как вам коньяк?

– Он великолепен, – со сдержанным восхищением ответил Мельник. – Но я все-таки предпочитаю русскую водку.

– Я так и думал. У меня к вам одно серьезное задание.

– Я всецело в вашем распоряжении, господин штандартенфюрер.

– Похвальная готовность… Но в этот раз задание будет немного посложнее. Для начала вам предстоит переправиться за линию фронта. Что вы на это скажете?

– Мне приходилось бывать за линией фронта неоднократно, я не нахожу в этом ничего особенного.