Текст книги "Саркис и Лаппочка"

(рассказывает Ольга Лаппо)

В первые недели постановочных репетиций «Спартака» Люда Бржозовская заболела, поэтому я работала с двумя партнерами по очереди: то с Володей Комковым, то с Юрой Трояном.

Пробовали новые поддержки. В поддержке важна не только сама эффектная форма, не менее важно, как в нее войти и выйти красиво. В качестве иллюстрации можно вспомнить знаменитый «Флажок» Елизарьева, который исполняли Нина Ананиашвили и Андрис Лиепа в «Вариациях». Даже специалисты не могли разгадать, как эта поддержка получается. В «Спартаке» тоже очень много технически сложных поддержек. Адажио в конце второго акта шло 13 минут, потом его сократили до 7, но первые спектакли мы танцевали полностью. Заканчивалось адажио поддержкой, в которой мы чуть ли не в узел завязаны. Когда занавес закрывался, к нам подходили, «развязывали» и выталкивали на поклон. Позже сделали купюр, потому что очень сложно было это адажио исполнять и по дыханию, и по силам…

Идет репетиция. Елизарьев подсказывает Трояну:

– Юра, здесь возьми ее под спину. Так. Теперь подними ее над головой.

Одень на голову. Так.

Дальше все произошло очень быстро. Юрий, мастер поддержек, на этот раз лишь успел отставить корпус назад, и я, немного притормозив об его копчик, рухнула на пол. Было больно, но виду не подала.

Валентин Елизарьев:

– Только сказала: Ой! – и все. И захромала на вторую поддержку. Вечером перед зеркалом Ольга исследовала бок, который превратился в один синяк. Вы думаете, балерины берут при таких обстоятельствах бюллетень и залечивают раны? Нет. Никакого бюллетеня, пришла на следующую репетицию как ни в чем не бывало, «потому что интересно, потому что мне так нравилось и так хотелось!»

Елизарьевские поддержки были трудные. Еще одна, когда нужно было разбежаться, встать руками на плечи партнера, ноги вверх в шпагат, тоже сложная была. Это потом ее стали делать локтями на плечи, а вначале мы держались в обхват, грудная часть моя была у Трояна на голове, ноги в шпагате, и Юра должен был двигаться по всей сцене в поддержке. Репетиции обычно заканчивались в 10 вечера, но мы задерживались до 11, никто на часы не смотрел. Наконец, Елизарьев говорит: «Давайте в последний раз». Мы еще раз делаем поддержку, Троян снимает меня, и вдруг у меня в груди – трын-н-н! – что-то щелкает. Я, стараясь не двигаться, села на скамейку, сижу, не могу пошевелиться.

– Олечка, что с тобой?

– В груди что-то хрустнуло.

Одеться уже я не могла. Виктор, отработав, всегда сидел на репетиции, ждал меня, он отвел в машину, привез домой, а я пошевелиться не могу, Саркисьян меня быстро во Вторую советскую больницу. Врач говорит: «Ручки за спину заложите». Я в рев, не могу ручки за спину, вообще пошевелить ими не могу. «Так у вас перелом ребра».

Звоню Елизарьеву:

– Валентин Николаевич, у меня перелом ребра и «Золушка» завтра утром.

Быстро нашли Люду Синельникову, она приехала и станцевала спектакль, а мне месяц запретили репетировать, пока костная ткань не срастется. Но я вышла через две недели, поддержки не делала, но ногами-то шевелить могла, ходила все время на репетиции, и премьеру мы все-таки танцевали! Первую станцевали Юра Троян и Люда Бржозовская, а вторую мы с Володей Комковым.

Но эту поддержку я потом боялась делать, так что Володя ругался: «Что ты делаешь? Ты хватаешь меня за уши! Не бойся, я тебя крепко держу, не уроню!» Он бежал со мной в поддержке, а я ему ныла: «Вова, хватит, Вова, сними!» Потом я перестала чувствовать боль, и все прошло, но всегда было страшно. Хотя Володя сильный был, он привык работать с «тяжелыми» балеринами. Он работал с Людой Синельниковой, Ниной Павловой, и ко мне он по привычке подходил, как к штанге, хотя я сама была как одна его рука. (Читатель, здесь поясню: тяжелая балерина – это 50 кг, легкая – 46! – Прим. Авт.)

Травмы часто преследуют артистов. Однажды оттанцевала свою партию в первом акте и ушла в гримерку сделать другую прическу. Слушаю оркестр и вдруг слышу: у-у-ууу – и звенящая тишина. Я подумала: что-то случилось с Саркисьяном, бегу на сцену. Занавес закрыт, толпа – в другой кулисе. Юра Троян лежит, все вокруг него – у него икра ушла под колено. Скорая приехала, антракт длился час. Хорошо, что Володя Комков был в театре, он отрепетировал Кармен-сюиту и собирался домой. Его переодели, загримировали, и мы без репетиции дотанцевали весь спектакль. Публика принимала очень горячо, зрители поняли, что произошло. После этого случая на спектакле всегда для солистов присутствовали артисты-дублеры.

На вторую премьеру пригласили все министерство. После спектакля все собрались в нашей маленькой квартирке: Евгений Никитич Лысик с женой, Люда Бржозовская с Юрой Трояном, Валентин Николаевич Елизарьев с Маргаритой Николаевной, министр культуры Юрий Михайлович Михневич. Я сидела, сжавшись в комочек, и боялась показать ту радость, которая меня переполняла. Оксана Зинченко, жена Лысика, на кухне, пока мы посуду мыли, говорит:

– Давай выпьем за Фригию, – и мы, счастливые, выпили шампанского.

Для меня Фригия – женщина-воин. Кто-то танцует ее как плакальщицу-страдалицу, которая «колышется» вокруг Спартака, обвивая его руками. Для меня Фригия такая же сильная как Спартак, никаких слабых движений, при внешней хрупкости в ней есть надежность и стойкость. Люблю эту роль и этот балет…

Весь декабрь Люда болела, и я танцевала все «Спартаки» по три спектакля в неделю. Я была выхолощена как лимон и физически, и эмоционально. После спектакля всегда такой выброс адреналина, что не спишь до утра – в мыслях все танцуешь, танцуешь и никак не можешь остановиться…

(Виктор Саркисьян)

Хочу хотя бы назвать имена дирижеров, без которых невозможны были бы наши спектакли: Вощак Ярослав Антонович – глыба, махина (балет «Спартак»). Абрамис Иосиф Самуилович, Лях Лев Поликарпович, Колядко Николай Сергеевич. Легендарная Коломийцева Татьяна Михайловна («Избранница», «Золушка»), зрители помнят ее за дирижерским пультом, помнят профиль, рыжие волосы и силуэт во фраке. В жизни Татьяна Михайловна была очень непосредственная. Она понимала все трудные моменты для танцовщика, понимала, где надо чуть-чуть придержать темп, дать артисту передохнуть. Балетные в перерывах на репетициях отдыхают, сидя на полу. Коломийцева подходила обсудить детали, садилась с нами рядом на пол. Владимир Мошенский, мы работали с ним на «Сотворении мира», после смерти Коломийцевой ушел в монастырь, стал референтом Минского епархиального управления, потом был директором Минского духовного училища. В 1980 году из Питера в наш театр приехал молодой талантливый дирижер Александр Михайлович Анисимов. Мы подружились с ним, с его семьей, с красавицей женой Ольгой, она тоже музыкант, тоже дирижер. В памяти останутся незабываемые вечера в нашем доме с Марией Биешу, Зарой Долухановой, Юрием Александровым, Кареном Хачатуряном.

Хочу высказать слова благодарности рабочим сцены, гримерам, костюмерам, которые нас обожали. Они видели, какими мы выходили со сцены, взмыленные, мокрые, они бегали вокруг нас с феном, подшивали или меняли костюмы, подправляли грим. Пока артист на сцене, все стоят за кулисами, как только эпизод закончился, и ты ушел за кулисы – они всегда вокруг тебя.

«Спартак», Красс – В. Саркисьян

«Спартак», Фригия – О. Лаппо

«Спартак», Красс – В. Саркисьян, Фригия – О. Лаппо

«Спартак», Красс – В. Саркисьян

«Спартак», Фригия – О. Лаппо

«Спартак», Фригия – О. Лаппо, Спартак – В. Комков

Арлекинада

(рассказывает Ольга Лаппо)

«Арлекинада» – это балет-праздник в стиле комедий дель арте. Коломбина и Арлекин любят друг друга. Жестокий папаша Коломбины приказывает слугам избить дочкиного ухажера до смерти, но добрая фея оживляет парня и устраивает счастье влюбленных.

Придумал балет Мариус Петипа. Музыку по его просьбе написал итальянский дирижер Рикардо Дриго, который прожил в России 40 лет и вернулся на родину после Октябрьской революции. Рикардо сам стоял за дирижерским пультом во время премьеры в 1900 году, а зрителями были император Николай II, его семья и его окружение. Балет дошел до нас (видео-то не было!) благодаря танцовщику Владимиру Степанову и его ученику Николаю Сергееву. Первый придумал, как записать хореографию на бумаге. Второй записал по этой системе 30 балетов императорского Мариинского театра, в том числе «Арлекинаду», и увез эти записи в Америку. Рукописи купил Гарвардский университет для своей библиотеки.

Впервые в Минске «Арлекинаду» в 1946 году поставил Василий Вайнонен.

В 1981 году восстановить балет приехал Петр Гусев.

– Как с Олей Лаппо работалось?

– Легко работалось. Легкая она очень.

Владимир Иванов, танцовщик

Петр Андреевич – легенда, партнер Улановой, Плисецкой, Мунгаловой, «отец» китайского балета, основатель Камерного театра, заведующий кафедрой балетмейстерского отделения Ленинградской консерватории, откуда выпустились Брянцев, Алексидзе, Эйфман, Елизарьев.

А еще Гусев – король поддержек. Сколько балерин с разбега издалека бросались «летающей рыбкой» без страха и сомнений в его сильные и надежные руки! Ольга Лепешинская так была уверена в партнере, что делала этот рискованный трюк в вальсе Мошковского, держа руки сзади!

Когда Петр Андреевич приехал ставить «Арлекинаду» в Минск, ему было уже за 70. Мы с Витей репетировали дуэт, а Гусев объяснял:

– Витенька, ты должен так брать партнершу, чтобы она не чувствовала прикосновения твоих рук.

И вдруг так легонько меня взял и посадил себе на плечо. Нина Федоровна Млодзинская засмеялась и пригрозила ему пальчиком, останавливая:

– Петруша-а-а.

Гусев был на год старше Нины Федоровны, они учились вместе в Вагановском. После репетиции Гусев нагнулся, чтобы что-то поднять с пола, и не смог разогнуться: спину защемило. Мы его еле усадили в машину и повезли к врачу.

На фотографиях Петр Андреевич выглядит суровым стариком, а между тем все балерины были влюблены в него, подкрашивались перед репетицией, чтобы лучше выглядеть. Работать с ним было легко. При всем его опыте и заслугах никакого менторского тона, общался на равных, делал точные и умные замечания, вытягивал из нас то, чего мы сами в себе не видели.

Я танцевала партию Коломбины впервые. У Саркисьяна уже был опыт исполнения Арлекина во время гастролей в составе концертной бригады артистов советского балета. Па-де-де в постановке Константина Сергеева Виктор танцевал с самой Нинель Кургапкиной. Она была уже народной артисткой СССР, прима-балериной Кировского театра, партнершей Нуриева и Барышникова.

Гусев очень хвалил Саркисьяна в партии Арлекина:

– Витюща, у тебя полупальцы и сам профиль прямо как у Нижинского.

– Ну-у-у, сравнили меня с гением.

– Нет-нет, у тебя очень графично получается. Как у Нижинского.

«Ой, как я был счастлив тогда», – вспоминает Саркисьян.

Через некоторое время мы поехали с «Арлекинадой» в Ростов-на-Дону. Наше выступление шло сразу после ростовских артистов. Ростовская школа сильная, артисты с отличными физическими данными, с большим шагом, с мощными прыжками. Мы переживали, как «прозвучим» со своим дуэтом из «Арлекинады». Ведь «Арлекинада» совсем другая, веселая и нежная. Но мы зря волновались: зрители приняли наш номер очень тепло…

«Арлекинада», Коломбина – О. Лаппо, Арлекин – В. Саркисьян

Петр Гусев, Ольга Лаппо, Виктор Саркисьян

Второй антракт

Послушайте несколько тактов «Жизели», это же волшебно…

Из разговора мамы и дочек – поклонниц AC/DC

(смешные случаи на сцене рассказывает Ольга Лаппо)

Второй акт «Жизели». Виллисы. Начинается адажио. Кордебалет стоит в левой кулисе, все уже «в образе», готовы к выходу, белые длинные пачки-шопенки, руки внизу, глазки опущены. Вдруг слышим, в зале пошла волна какого-то шума.

Из-за кулисы выходит худой серый облезлый кот. Он спокойно и медленно идет по авансцене мимо танцующих солистов и равнодушно рассматривает зрителей. Публика от смеха лежит в рядах кресел. У виллис начинается истерика. Мы держим руки в позиции и трясемся, пытаясь сдержать хохот. Нам пора выходить на сцену, но слезы катятся из глаз, и у некоторых девочек отклеиваются ресницы.

Кот ушел в другую кулису. Солисты ничего не заметили, они продолжали танцевать, удивляясь, какие странные эмоции вызвала сегодня у публики эта грустная сцена прощания Жизели и Альберта. Директор театра Н. П. Шевчук, видевший все из директорской ложи, прибежал за кулисы красный от перенесенного позора и устроил разнос персоналу:

– Чей кот? Кто разрешил ему гулять по сцене?

Эта история повторялась еще несколько раз, коты выходили на сцену почему-то всегда во время Жизели и именно на адажио во втором акте. То ли декорации чем-то пахли, то ли эта музыка им особенно нравилась.

Для нашего театра это каждый раз было ЧП, забавный случай. А на гастролях во Вьетнаме, например, кошки и крысы ходили по сцене «косяками» – это было привычно и никого не удивляло…

В театре на котов начались гонения. Но у многих артистов до сих пор живут дома потомки наших театральных кошек. Мы своего Мурзика тоже взяли в театре, принесли домой на ладони. Потом он превратился в огромного интеллигентного кота. Еще бы, он воспитан на Жизели!

Режиссер Смолич очень любил занимать хореографическое училище во всех спектаклях: мы изображали всяких ангелочков и прочий детский сад, многие эпизоды проходили на наших глазах. Помню, как в опере «Джоконда» по замыслу режиссера Виктор Чернобаев должен был исполнять арию, пролетая над сценой подвешенным на каких-то тросах. Для страховки его пристегнули ремнем. Что-то не сработало, и Виктор Максимович завис над сценой. Ну не прерывать же музыку, не останавливать же спектакль! Под Чернобаевым одна за другой сменялись сцены, текла прописанная сценарием жизнь, а он все висел, пытаясь не выходить из образа, болтал ногами, и, как Бог, наблюдал сверху за происходящим.

Виктор Максимович – легенда белорусской оперы. Много ли Вы знаете оперных певцов, которые в 80 лет выходят на сцену, и голос у них в форме, и звучит роскошно? Чернобаев – самородок, как и Саркисьян. «Нечему учить, голос поставлен от природы», – так про него Гуго Тиц сказал, профессор и педагог Московской консерватории.

Чернобаев пел 50 лет, сыграл 100 ролей: Сусанин, Фальстаф, Мефистофель, Лепорелло, Додон – всех не перечислить! Он хороший певец и веселый, легкий (хоть и бас!) человек. Он любит рассказывать смешные истории и… влипать в них.

В Минске любят вспоминать эпизод, который произошел в августе 1969-го, во время юбилейного представления по случаю 50-летия советского цирка.

По сценарию Чернобаев исполнял серенаду Дон Кихота Дмитрия Кабалевского. Вот эту:

 
На турнире, на пиру и на охоте
Ходят слухи об отважном Дон Кихоте,
Тра-ля-ля-ля-ля-ляяя, тра-ля-ля-ля-ля-ляяя,
Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля.
 

Виктора Максимовича нарядили в костюм Дон Кихота, дали в руки пику, посадили на циркового коня и вывели на арену. Подстраховывал певца дрессировщик в образе Санчо Панса, одной рукой он вел под уздцы Росинанта, другой – ослика. Все выглядело очень эффектно.

Оркестр отыграл вступление. Чернобаев запел. Услышав низкое мощное «тра-ля-ля-ля-ля-ляя», конь испугался, нервно дрыгнул ушами, поднял хвост и вывалил на арену серию дымящихся какашек. Санчо Панса покраснел: дрессированному животному стыдно так вести себя на арене! Чернобаев занервничал, но виду не подал и запел второй куплет. При каждом следующем «тра-ля-ля-ля-ля-ляя», бедное животное металось из стороны в сторону и выдавало новую порцию. Природа позаботилась о лошадях: они могут убегать от опасности и справлять нужду на ходу.

Санчо Панса поскальзывался, падал в горячее, поднимался и снова пытался обуздать Росинанта, но тот вдобавок ко всему опрокинул стоящие на арене столики с наградами деятелям цирка, среди которых, между прочим, был бюст Ильича! Ослик сбежал с арены от греха подальше. И только Чернобаев, как истинный артист, героически пел серенаду, чудом удерживаясь на обезумевшем коне.

На следующий день об этом говорил весь город, и только Чернобаев молчал. Не любит он вспоминать эту историю, а зря. Ведь он-то как раз показал, что настоящий артист делает свою работу при любых обстоятельствах!

Валентин Елизарьев в пару к истории про Дон Кихота рассказал еще одну, которую он видел сам, когда учился в Ленинграде в хореографическом училище:

– Нам выдавали пропуска на все балетные спектакли, и мы бегали в Кировский театр почти каждый вечер. В тот раз шел балет «Дон Кихот». Наталья Дудинская танцевала партию Китри. Она уже заканчивала свою танцевальную карьеру, у нее была своя публика, свои поклонники, и среди них – один артист балета, маленького роста, женственный, как теперь принято говорить, нетрадиционной ориентации. В этом спектакле он исполнял роль маленького пажа. В велюровом беретике, напомаженный, он стоял на сцене в толпе «жителей Барселоны». В прологе Дон Кихот и Санчо Панса появлялись на настоящей лошади и на настоящем ослике. Они шли по диагонали через сцену и уходили в кулису, и сразу после этого должна была выходить Китри:

…Там-дарам-пам. Там-дарам-пам…

Лошадь – животное нежное и нервное. Видимо, что-то ее напугало, и она навалила кучу прямо на сцену. Ослик тоже добавил за компанию. Все несколько растерялись, а музыка уже звучит, и сейчас Дудинской выбегать, чтобы исполнить свою блистательную вариацию! Вот тут наш паж проявил себя как настоящий рыцарь. Он побежал вслед за лошадью, театрально встал на колено и стал руками сгребать дымящиеся лошадиные какашки в свой роскошный испанский берет. Зал одобрительно аплодировал – вот что значит настоящий поклонник!

Виктор Саркисьян рассказал историю и про своего поклонника. Она не смешная, скорее трогательная:

– Танцую Чипполино в одноименном балете. Там есть эпизод, когда я мечусь по сцене в разные стороны, убегая от сеньора Помидора. Генрих Майоров придумал много сложных элементов, много больших прыжков, все происходит в бешеном темпе. Вдруг во время танца боковым зрением вижу, что на сцену выбежал маленький мальчишечка, годика четыре, он идет прямо ко мне, и в руках у него игрушечный Чипполино.

Я чуть с ума не сошел, чуть не расплакался при всех. Что-то надо было делать, ведь ребенок! Я подхожу к нему, он дает мне свою игрушку. У него та-а-акие глаза! Видно, что он игрушку эту любит, и ему вроде жалко отдавать ее, свою любимую, но он все-таки протягивает ее мне. Зал замер. Это была фантастическая минута, запомнил ее на всю жизнь. Он без разрешения пришел. Сам. Тут мама прибежала и увела малыша со сцены, а я продолжил танцевать дальше.

«Чипполино», Чипполино – В. Саркисьян, Редисочка – О. Лаппо, Вишенка – А. Мартынов, балетмейстер – Г. Майоров

«Чипполино», Редисочка – О. Лаппо

«Чипполино», слева направо: В. Саркисьян, А. Мартынов, О. Лаппо

Любой артист расскажет сходу десяток смешных историй:

Как однажды, во время исполнения знаменитых 32-х фуэте, у балерины оторвалась лямка на лифе, и ей пришлось крутить фуэте, придерживая лиф рукой. А это, скажу вам, совсем другая сложность!

Или как в балете «Спящая красавица» в финале принц Дезире должен был высоко поднять Аврору в верхнюю поддержку в знак триумфа всепобеждающей любви. Но что-то не сложилось. Принц предпринял несколько безнадежных попыток вытолкнуть партнершу наверх. Рабочие сцены, так и не дождавшись положительного результата, дали занавес.

Или как Жизель должна была, умирая, исчезать со сцены в опускающемся люке. Рабочие включили механизм и, стоя внизу, смотрели вверх на люк. Люк был узкий, и края юбки остались лежать наверху, балерина опускалась все ниже, а юбка задиралась все выше…

Или еще одна история с люком. Опера Гуно «Фауст». Мефистофель под сценой становится на поднимающуюся платформу, принимает позу, театрально заворачивается в плащ. Начинается подъем. Когда голова появляется над сценой, артист начинает петь:

 
На земле весь род людской
Чтит один кумир священный,
Он царит над всей вселенной,
Тот кумир – телец златой!
 
 
В умилении сердечном,
Прославляя истукан,
Люди разных каст и стран
Пляшут в круге бесконечном,
Окружая пьедестал,
Окружая пьедестал!
 

И тут выясняется, что артист, в творческом увлечении, отставил ногу, и теперь ее прищемило люком.

 
Сатана там правит бал,
Там правит бал!
Лю-ди гиб-нут за-а-а мета-а-ал…
 

Артист продолжает петь, подпрыгивая на одной ноге и подавая работникам сцены непонятные им сигналы.

Или вот красивая история. После шефского концерта в одном белорусском колхозе для артистов устроили беспроигрышную лотерею: и одна из вокалисток выиграла главный приз – барана. Во втором часу ночи артистку с шиком привезли домой на машине. Она звонит в квартиру, дверь открывает сонный муж и видит на пороге жену – народную артистку, элегантно придерживающую за рога живого барана. Барана загнали на балкон, он блеял всю ночь, соседи возмущались, утром бедное животное кто-то забрал в деревню…

Еще одна оперная история: «Севильский цирюльник». Певица, исполняющая роль Розины, обладает приличным весом и ее предупреждают: «На балкончик не выходите, там все нарисовано на холсте, перильца не настоящие, не опирайтесь!» Но она, увлекшись исполнением, забывает про все, ступает на запретную территорию, проваливается, машет ножками, и весь зал любуется ее панталончиками, пока не закрывают занавес.

Или другая певица, тоже Розина, тоже с мощной фигурой, поет ту же арию на балкончике, и домик раскачивается в такт музыке, а публика с замиранием сердца ждет крушения…

Их много, таких баек. По прошествии времени они кажутся смешными. Их рассказывают на творческих встречах, в интервью журналистам, друг другу во время дружеских застолий. Но часто после испорченного спектакля артист чувствует колоссальный спад и опустошение, он переживает бессонную ночь, чтобы утром собраться, все забыть и снова все начать с чистого листа…