Текст книги "Принимая во внимание"

Станислав Рем
Принимая во внимание

«…В прошлом есть очень много такого,

что позволяет лучше понять

возможности будущего»

Юлиан Семёнов, «Пресс-центр»

О военном конфликте на Даманском знают и помнят многие. События марта 1969 года ещё не стёрлись из памяти того поколения, которое, по непонятным причинам, теперь принято называть «совковым». И они, то есть произошедшие военные действия на Дальневосточной границе уже не существующей страны, с названием СССР, и Китаем, довольно детально изучены и освещены современными историками и полководцами. Но, граница Советского Союза и КНР проходила не только в Уссурийском крае, где произошли те кровавые события. Она составляла, и составляет на данный момент расстояние почти в четыре с половиной тысячи километров. И вот, на этой длинной, тонкой нити на карте, обозначающей кордон двух государств, располагалось, и по сею пору расположено значительное количество не только пограничных застав, но и мирных населённых пунктов. Однако, если об участии в военном конфликте близлежащих от Даманского поселениях хоть что-то стало известно моему поколению, то о том, что в то время, в тот месяц, того, далёкого 1969 года, происходило в других пограничных посёлках, деревнях, городах, до сих пор ничего не известно.

Благовещенск. Российский областной центр на границе России с Китаем. Пограничный город на берегу Амура. Прямо, что ни на есть, на самой границе с КНР. С противоположной стороны возвышается стеклом и металлом китайский город Хэй-Хэ. Некогда маленькая деревушка. А с русской стороны реки расползается вширь и ввысь красавец Благовещенск. И так они стоят друг напротив друга не первое десятилетие. Многое видели соседи. И дружбу. И недоверие. И вражду, подчас переходящую в ненависть. И снова дружбу. Обо всём, точнее, о многом, что происходило в обоих пограничных поселениях, начиная со дня их основания, можно найти в архивах. В библиотеках. На страницах старых газет. В кадрах потёртой документальной кинохроники. Они вам расскажут, как русские и китайцы ходили через Амур друг к другу в гости в далёких пятидесятых годах. Как на льду, посередине Амура, в тех самых пятидесятых годах, перед Новым Годом устанавливалась громадная ёлка, к которой сбегались как русские, так и китайские ребятишки. И как после, уже в шестидесятых, через каких-то десять лет, ёлку перестали устанавливать на реке, зато вместо неё появились заграждения из колючей проволоки. Как в семидесятых советских любителей рыбалки отлавливали наши пограничные катера, в излучине Зеи, опасаясь, чтобы, не дай бог, сильное течение не снесло плоскодонки к китайской, вражеской стороне. О том, как в начале девяностых годов ХХ столетия между этими городами вновь начали восстанавливаться дружеские отношения. Многое что было… И о многом можно узнать.

И лишь о нескольких днях жизни двух поселений, Благовещенска и Хэй-Хэ, мы практически ничего не найдём, ни в архивах, ни в прессе, ни в каких-либо иных источниках. И не потому, что с того времени ничего не сохранилось. А по той простой причине, что вся информация о событиях, произошедших в марте 1969 года в Благовещенске, была уничтожена в начале девяностых. А до того, долгое время сберегалась в спецхранилище, в отдельной тонкой папке, с грифом в верхнем, правом углу, который печатью закрывал доступ любопытных глаз к содержимому.

«Совершенно секретно».

–

 
Перед сотней всегда миллионы правы.
Надоела соха – карабины хватай!
Если мы не дойдём до далёкой Москвы,
Значит, мы недостаточно любим Китай!
 

А. Городницкий

«Марш хунвейбинов», 1969 год

 
Над Китаем небо синее,
Меж трибун вожди косые.
Хоть похоже на Россию,
Слава Богу, не Россия!
 

А Раскин, 1969 год

–

«Положить конец провокациям!

Митинг белогорских кондитеров

Весной прошлого года коллектив Белогорской кондитерской фабрики тепло проводил в армию слесаря – наладчика Анатолия Денисенко. Будущему войну товарищи наказывали быть надёжным защитником Родины.

И вот во время вооружённой провокации китайских властей на острове Даманский парень из Белогорска пал смертью храбрых.

На кондитерской фабрике состоялся митинг. Среди собравшихся – сёстры Денисенко – фармацевт городской аптеки № 7 М. Г. Барташова и продавец универмага Е. Г. Анодина.

Гневно осуждая действия китайских головорезов, бесчинствовавших на советской территории по указанию пекинских правителей, участники митинга одновременно выражали чувство гордости за своего товарища, который до конца выполнил свой долг на охране государственной границы.

– Анатолий Денисенко был членом комитета ВЛКСМ фабрики, активным участником общественной жизни, – сказала Галина Афанасьева, вожак фабричной комсомолии.

– Я помню его, как хорошего товарища. – говорил электрик Николай Филь. – Он пришёл к нам после учёбы в техническом училище. Знания были, а опыта не хватало. Я учил его тонкостям работы слесаря-наладчика. Анатолий всё быстро схватывал, добросовестно относился к делу.

Стоя почтили участники митинга память отважных пограничников, отдавших жизнь за Родину.

Родителям Анатолия Денисенко, проживающим в Некрасовском совхозе, участники митинга написали письмо.

Товаровед Р. П. Глазова внесла предложение навечно внести А. Денисенко в список коллектива предприятия. Галина Афанасьева предложила навечно зачислить его в состав фабричной комсомольской организации.

Участники митинга приняли резолюцию гневного протеста против провокации китайских властей. Кондитеры дали слово трудиться с удвоенной энергией.

(наш соб. кор.)

Боль и возмущение

Я участвовал в освобождении Китая от японских захватчиков и был свидетелем того, как тепло китайский народ приветствовал советских воинов – освободителей. Всюду можно было слышать от населения «шанго», что означает «хорошо».

А сейчас раздались выстрелы в наших пограничников, и китайские провокаторы нарушают советскую границу. Нет слов, чтобы выразить возмущение наглой провокацией пекинских властей, устроенной на острове Даманский.

Клика Мао стремится всячески подорвать дружбу между советским и китайским народами. Но мы не отождествляем трудолюбивый народ Китая с его зарвавшимися правителями. Мы никому не позволим нарушать границы своей страны!

И Белов, участник Великой Отечественной войны, пенсионер.

Чувство гнева

Перед началом рабочего дня коллектив Октябрьского автотранспортного предприятия собрался в красном уголке, чтобы выразить своё негодование по поводу провокационной вылазки китайских властей в районе пограничного пункта Нижне-Михайловка. Механик автохозяйства, Герой Советского Союза В. И. Безменов с возмущением говорил о раскольнической деятельности клики Мао, которая своей безрассудной политикой пытается подорвать братскую дружбу двух народов. Он одобрил мероприятия по укреплению государственной границы.

Выступавшие на митинге шофёр А. П. Бобровский, секретарь парторганизации автохозяйства П. И. Калантаевский, шофёр И. Д. Дорошенко напомнили зарвавшимся китайским авантюристам, что границы нашего государства священны, что любые провокации будут решительно пресекаться. Все они единодушно одобрили решительные действия пограничников, твёрдую позицию Советского правительства по отношению к китайским провокаторам.

Митинг протеста состоялся также в красном уголке Октябрьского ремстройучастка.

– Пограничная провокация китайских властей вызвала гнев и возмущение советских людей. – заявил в своём выступлении инспектор по кадрам С. Ф. Минаев. Он призвал всех ещё выше поднять бдительность, крепить дисциплину на производстве, лучше трудиться в ответ на происки маоистов.

Своё возмущение вероломством китайских провокаторов выразили плотник М. В. Сизоненко и другие строители.

Лучшим ответом на пограничную провокацию будет досрочное выполнение обязательств, принятых коллективом на четвёртый год пятилетки. – такую мысль выразили все выступающие.

На митингах приняты резолюции, клеймящие позором безрассудные действия пекинских раскольников.

Рассказы о кандидатах

Всегда там, где труднее

С Марией Кузьминичной Сергеевой, нашим кандидатом в депутаты областного Совета, я знакома давно: до последнего времени вместе работали на ферме.

В Москвитино она приехала пятнадцать лет назад из Брянской области и сразу всем пришлась по душе. Лёгкой работы не искала. Что ни возьмётся – всё у неё получается отлично. И повелось так: где труднее, туда…

«Амурская правда», орган Амурского областного комитета КПСС и областного Совета депутатов трудящихся

Четверг, 13 марта 1969 года»

13 марта, 1969 года. 11.30

Дверь в приёмную начальника Амурского областного управления государственной безопасности без стука отворилась, и сорокадвухлетний майор Малышев, заранее предупреждённый о приезде бригады из столицы, стремительно поднявшись, вышел из-за стола секретаря

– Товарищ подполковник, – начал, было, докладывать помощник начальника управления, как вошедший, высокий мужчина, судя по всему, одногодок майора, или около того, одетый в лёгкое цивильное пальто, вялым движением руки остановил доклад и проговорил:

– День добрый. Александр Константинович, если не ошибаюсь?

– Так точно! Майор Малышев. Вас должен был встречать подполковник Скворцов, но он в госпитале…

– Я в курсе. А меня зовут Андреем Сергеевичем. Фамилия – Глебский. – подполковник вынул удостоверение, предъявил майору, – Главное управление. – После чего москвич кивнул в сторону двух молодых людей, вошедших вслед за ним. – Моя бригада: капитан Хохлов, Геннадий Владимирович. Старший лейтенант Егоров. Нестор Наумович.

Малышев с силой пожал москвичам руки. Глебский тем часом сбросил с плеч лёгкое, демисезонное пальто, с тонким каракулевым воротником, и, оглядевшись, пристроил его на спинке стоящего у стены стула. Следователь из столицы мало напоминал военного человека: в сером костюме в клеточку. Вязаный джемпер под пиджаком. Волосы на голове подполковника торчали хотя и седым, но, по-мальчишески, вздорным ёжиком. Если бы не тяжёлый, опытный взгляд, Глебского вполне можно было бы принять за учителя средней школы, или, на крайний случай, за бухгалтера.

– Как добрались? – поинтересовался хозяин кабинета.

– Нормально. – Подполковник тяжело опустился на стул. – Повезло. Летели через Абакан. А то, как в аэропорту сообщили, в Красноярске пурга. До сих пор несколько рейсов чалятся в Сибири. А у нас, слава Богу, погода не подвела. Признаться, боялись, застрянем. Кофе имеется? – следователь из столицы потёр руки. – Ну и морозы у вас тут! – Глебский кивнул на заиндевевшие окна. – Весной вовсе не пахнет.

– А с чего пахнуть? – позволил себе улыбнуться Малышев. – На дворе всего то март месяц. – Майор прошёл к платяному шкафу, распахнул створки, достал из его внутренностей чашки, сахарницу, две пачки печенья. – У нас тепло только в апреле заглядывает.

– Эка, ввернули, – усмехнулся Глебский. – Заглядывает…

– Так оно так и есть. – Малышев принялся разливать кипяток по чашкам. – Вот поживёте до апреля, сами увидите.

– Да нет уж. – Вторично усмехнулся подполковник. – Я так думаю, через недельку нас тут не будет. А если постараемся, то и раньше.

Глебский осторожно взял чашку обеими руками, и, свернув губы трубочкой, подул на горячий напиток, сделал махонький, осторожный глоток. После чего вновь обратился к собеседнику:

– Скажите, Александр Константинович, а что, у вас в городе частенько убийства происходят?

– Не без того, товарищ подполковник. – Неопределённо повёл плечами Малышев. – На городских «летучках», бывает, милиция докладывает о происшествиях. Правда, ранее происходило, по большей части, на бытовой почве. Жена мужа сковородой неприлежно отходит. Мужик по пьянке кого ножом оприходует. Или, молодняк по дури попадает под статью. К примеру, в прошлом году, по ранней осени, драка произошла между «раками» и двоковцами. На танцплощадке. Так пряжкой от ремня по виску одному курсанту досталось. Третий курс. Мальчишка, совсем. И один у матери. – Малышев провёл рукой по карманам, – И тот, что убил, не по злобе, тоже у матери один. А математика и так понятна.

– «Раки» и «двоковцы» – что за группировки? – поинтересовался Глебский.

– Да какие там группировки. – Отмахнулся майор. – «Раками» у нас в городе называют курсантов речного училища. А «двоковцы» – будущие офицеры. Курсанты ДВОКУ. Дальневосточного общевойскового командного училища имени маршала Рокоссовского.

– Нашла коса на камень? – Глебский пил чай мелкими глотками, так, чтобы не обжечься. – Молодая кровь бурлит?

– Вроде того.

– А другие убийства, к примеру, из мести, или с целью наживы, случались?

– И такое бывало. Только для нас, товарищ подполковник, подобное событие редкость. Закрытый город. Пограничный. – Тут же пояснил Малышев. – Отсюда и защищённость. «Залётные» два года назад пытались права качать. Сначала «заелись» с местными «химиками[1]1
  «Химики» – так в во времена СССР в народе, в просторечье называли тех лиц, кого досрочно выпустили из мест заключения, и они свой срок были обязаны, по решению суда, доработать на государственных стройках, «на химии».


[Закрыть]». Номер не прошёл. Потом, то ли со злости, а может от безнадёги, убили таксиста. Хотели воспользоваться машиной и выручкой. Да не учли одного момента. Дороги то из города всего три. И до ближайшего селения километров восемьдесят. А заправок по пути нет. Бензин кончился. Машину с трупом бросили, ушли в лес. На пятые сутки сами сдались. Обмороженные и голодные.

– Так, значит, бывало?

– А чем мы отличаемся от других? – Малышев отставил свою чашку. – Простите за вольность.

– Всё нормально. Это именно то, что я хотел узнать. Для начала. – Тут же уточнил следователь. – Какие версии отрабатывает милиция? Вы с ними в контакте? Кто непосредственно занимается расследованием? – вопросы прозвучали хлёстко, жёстко, требовательно.

– Дело находится под особым контролем начальника областного управления внутренних дел полковника Ларионова. На данный момент, лично им сформированной группой отрабатывается версия убийства Василия Трифоновича в целях ограбления.

– Вот как? Именно ограбления?

– Так точно!

– Так точно, так точно… – подполковник отодвинул чашку подальше от себя. – Время покажет: точно или нет. – Глебский кивнул в сторону двери, ведущей в кабинет начальника областного управления. – Кто и когда опечатал?

– Василий Трифонович. Лично. Перед тем, как в последний раз покинул здание управления. Более кабинет никто не открывал.

– Вот это молодцы! – похвалил следователь. – Вот это правильно!

– Кабинет будем сейчас вскрывать? – поинтересовался майор.

– Зачем? Куда спешить? Думаю, сначала следует съездить в милицию, прояснить ситуацию на месте. А после и кабинетом займёмся.

При этих словах подполковник кивнул Егорову. Лейтенант быстро поднялся с кожаного дивана, прошёл к двери, присел на корточки и внимательно осмотрел оттиск печати, вжатый в пластилин. С полминуты исследовал слепок.

– Всё, вроде, как в целости, Андрей Сергеевич. – В скором времени пришёл он к выводу. – Правда, печать дважды прижимали к пластилину. Но, нитка цела. Повреждений нет. Конечно, желательно провести экспертизу, или простую сверку, перед тем, как вскрыть, но, судя по внешнему виду, причин для беспокойства нет.

– Вот и ладушки. – Глебский вытер губы носовым платком. – Если вы не против, Александр Константинович, заглянем в кабинет Иванова вечером. Кстати, распорядитесь, чтобы нам выписали временные пропуска. А сейчас желательно уладить два момента. Первый. Предлагаю нам, с вами, наведаться до товарища Ларионова. Свяжитесь с ним, может ли он нас принять в самое ближайшее время? И не лукавьте: так и скажите, мол, явилось нечто кошмарное из столицы, требует, так сказать, кузькину мать… Словом, сделайте всё для того, чтобы мы с милицией встретились, и как можно скорее. А мои люди, пока, суть да дело, займутся вторым вопросом. Где вы нас расположите на постой?

Малышев потянулся за шинелью, весящей на вешалке.

– Могу предложить два варианта. Первый: разместиться непосредственно здесь, в здании управления. У нас имеются комнаты для гостей. Второй вариант: в гостинице.

– Лучше в гостинице. – Улыбнулся Глебский. – А то спать там, где работаешь: какой же это отдых? Согласны?

– Вполне. А в какой хотели бы поселиться? – поинтересовался Малышев.

– А у вас что, гостиничный Клондайк?

– Клондайк – не Клондайк, но выбор имеется.

– Из скольки?

– Для начала – четыре. Подойдёт?

– Да нам, татарам… Какую посоветуете?

– Лучше всего «Юбилейная». Недавно построили. В центре города, рядом с площадью Ленина. На первом этаже ресторан. Очень хорошая кухня. Номера «люкс», и вид пристойный. С лоджии можно Китай увидеть. И половину города. И от управления недалеко. Впрочем, вам выделена машина.

– Вот и ладушки. Будем селиться в «Юбилейной». Только, не в «люкс». Командировочных не хватит. Кстати, Александр Константинович, кто первым обнаружил тело?

Майор уже натянул на себя офицерскую шинель, и принялся застёгиваться.

– Сосед по лестничной площадке. Вышел выносить мусор, на входе наткнулся на товарища полковника.

– Тот был жив?

– Нет.

– Милиция сразу пришла к выводу, что совершено именно убийство?

– Так точно. Об этом свидетельствовали кровоподтёки на лице, и смертельная травма в затылочной части головы Василия Трифоновича. Хотя, насколько мне известно, точных результатов медэкспертизы ещё нет.

– Вы их запрашивали? Я имею в виду, результаты экспертизы?

– Никак нет. Ждали вашего приезда.

– А вот это плохо! Глядишь, уже было бы от чего отталкиваться! Как получилось, что милиция взяла расследование на себя?

– Так их вызвали…

– А вы что, не могли перехватить?

– Слишком поздно. Когда приехали, Ларионов на тот момент уже всем заправлял.

– А как вы узнали про убийство?

– Так Ларионов лично и позвонил дежурному по управлению. Капитану Еремчуку. Тот оповестил меня.

– Понятно. Можете по возможности точно воспроизвести картину произошедшего? Исходя, естественно, из того, что вам известно?

Малышев потёр лоб широкой ладонью.

– Известно немного. Одиннадцатого марта, поздно вечером, точнее, ночью, Василий Трифонович возвращался домой.

– Где проживал Иванов? – тут же вставил реплику Глебский. – Карта города имеется?

– Так точно.

– Покажите.

Малышев предполагал, что следователи из столицы зададут подобную задачу, а потому заранее приготовился. Вскоре карта лежала на столе секретаря.

– Вот. – Карандаш в руке майора ткнул в один из квадратов на бумаге. – Дом на углу улиц Ломоносова и Пионерской. Пятиэтажка. Стандартная.

Глебский моментально сориентировался.

– А почему начальник областного управления проживал не в центре города? У вас что, с элитным жильём напряжонка?

– К моменту приезда Василия Трифоновича из Москвы у нас действительно были проблемы с подобного рода площадями. – Малышев не оправдывался. Глебский прекрасно понял, тот просто констатировал факт. – Товарища полковника временно поселили в этот дом: на тот момент он единственный имел три комнаты. В октябре прошлого года Василию Трифоновичу предложили переехать в девятиэтажный дом по 50-лет Октября. В горкомовский дом. – Уточнил майор. – Но Иванов наотрез отказался.

– Причина отказа известна?

– Никак нет.

– Плохо.

Александр Константинович только тяжело вздохнул.

– Ладно. Продолжайте.

– Управление в день убийства Василий Трифонович покинул поздно. В 00.22. О чём имеется соответствующая запись в журнале дежурного. Машина довезла его до дома. Кстати, та самая машина, которая вам выделена. Вместе с….

– Машина довезла Иванова до самого подъезда? – бестактно перебил Глебский.

– Никак нет. Только до перекрёстка. Подъезды к дому Иванова есть здесь. – Карандаш ткнул в карту. – И здесь. Обычно товарищ полковник предпочитал…

– Детали позже. Гоните общую картину. Почему водитель не доставил полковника до дверей?

– Он его никогда к подъезду не подвозил. Василий Трифонович настаивал, на том, чтобы его высаживали на перекрёстке. Любил пройтись, так сказать, подышать свежим воздухом.

– Откуда вам известны такие подробности?

– Водитель признался. Как-никак, своё внутреннее расследование мы, естественно, тоже начали.

– Вот и подышал. – Раздалось за спиной Малышева. Майор, не закончив фразы, обернулся. Слова принадлежали капитану. Тот спокойно встретил взгляд Александра Константиновича, и уверенно улыбнулся. «Ты посмотри, какой нагловатый. Из «блатных», что ли?» – пронеслось в голове майора.

– Продолжайте. – Глебский, слегка нахмурив брови, сделал вид, будто недоволен последними словами подчинённого. Но Малышев понял – перед ним только что разыграли сценку: начальник и подчинённый. Хотели проверить его реакцию. Или сбить с мысли, чтобы после поймать на несовпадениях. Второе – скорее всего. Майор выждал секундную паузу, после чего продолжил.

– Судя по всему, по крайней мере, так утверждают следователи из милицейской бригады, убийца встретил Василия Трифоновича возле входных дверей в подъезд. Либо, в самом подъезде, на входе. Удар был нанесён тяжёлым, твёрдым предметом, по голове. Точнее, в затылочную часть.

– То есть, сзади?

– Совершенно верно. После чего, товарищ полковник скончался.

– А кровоподтёки на лице? Была драка?

– Вполне возможно. Думаю, ответ даст милиция. Но с Ларионовым я ещё не созванивался. Ждал вашего приезда.

– И никто ничего не видел? Не слышал?

Малышев отрицательно качнул головой.

– Ценности пропали?

– Вы имеете в виду, личные вещи?

– Именно.

– Да, пропали. Портфель. Хороший портфель. Тёмно – коричневого цвета. С двумя замками. Стилизация под крокодиловую кожу. Объёмный. С тремя отделениями. Василию Трифоновичу его из ГДР привезли. Кто-то из знакомых. Часы. «Сейко». Импортные. С серебряным браслетом. Кошелёк с деньгами….

– Денег было много?

– Старший лейтенант Козлов утверждает, в тот день Василий Трифонович при себе имел не более пятидесяти рублей.

– Кто такой старший лейтенант Козлов?

– Руководитель отдела связи. Секретарь партийной организации управления.

– Лейтенант? И секретарь? – удивился Глебский.

– Демократия. – Отозвался нехотя Малышев. – Всё по Уставу.

– Что ж, бывает. Раз вы его сами выбрали. А откуда старшему лейтенанту Козлову известно о деньгах?

– Козлов и Иванов делали совместные покупки в нашем буфете. – Неторопливо ответил Малышев. И вообще, майор вёл себя слишком спокойно и невозмутимо. Подполковник тут же отметил сей факт, и занёс его в свою «книжку памяти».

– Пятьдесят рублей? Неплохая сумма, – вновь послышался голос Хохлова. – Хватит не только погулять, а ещё и дня три хорошо похмеляться.

На этот раз Малышев был вынужден согласиться с капитаном.

– Ладушки… – Андрей Сергеевич приподнялся со стула. – Что Иванов обычно носил в портфеле?

– Да кто ж его знает? Может бумаги. А может, продукты.

– Убитый имел привычку брать документы домой? – тут же ухватился за последние слова майора следователь.

– Не могу знать! – Малышев замялся. – Точнее, лично никогда не видел, чтобы он что-то выносил из кабинета. А так…

– Секретарь что говорит? Впрочем, ладно, сам с ним чуть позже пообщаюсь. Почему Иванов покинул управление в первом часу ночи? Это в связи с последними событиями?

– Да нет. Товарищ полковник постоянно уезжал со службы последним. Говорил, московская привычка. – Глебскому о данной привычке было хорошо известно. Она зародилась в чиновничьем аппарате столицы ещё при Сталине. Тот любил работать по ночам. Того же требовал и от подчинённых. – У нас в тот день, – между тем продолжал Малышев. – Была вечерняя «летучка». Почти до 22.30. Разъехались часов в одиннадцать. Он, судя по всему, задержался.

– Ну да, если его харчевали в буфете, то здесь не только ночевать, жить можно. Пирожки, небось, с капустой покупал?

– Сомневаюсь. – Майор слегка улыбнулся. Малышев с трудом мог себе представить вальяжного, пахнущего дорогим одеколоном Иванова с общепитовским пирожком в руке. – В буфет в тот день балык завезли. А по поводу пирожков… Я ни разу не видел, чтобы Василий Трифонович питался в буфете.

– Ого! – воскликнул из своего угла капитан. – Балычок! Шикарно живёте!

– Впервые, за четыре года, что я здесь служу. – Малышеву не нравилось, какое направление начинает принимать разговор. А ещё более ему не нравился выскочка – капитан. – А так нам выделяют то, что полагается. Как всем.

Глебский взял в руки пальто, принялся одеваться.

– Портфель, естественно, не нашли? – утвердительно спросил подполковник.

– Так точно!

– Сосед, нашедший тело, милицию вызвал сразу? Или повременил?

– Как только убедился в том, что Василий Трифонович мёртвый лежит.

– Лежал, товарищ майор. Лежал. Теперь для Иванова всё существует только в прошлом времени. Привыкайте. Милиция поставила в известность военную прокуратуру, что они приняли дело на себя?

– Да.

– Молодцы. – Тяжело выдохнул Глебский. – Оперативно. Шустро. А вот по поводу ваших действий, майор, слов у меня нет. Погибает наш сотрудник, ваш непосредственный начальник, а вы об этом узнаёте в самую последнюю очередь. – Подполковник развёл руками. – Просто никаких нет слов!

– Выходит, так. – Вынужден был согласиться Малышев.

Подполковник тяжёлым, размашистым движением, наконец, натянул на себя пальто.

– Оперативно, ничего не скажешь. – Глебский слегка прищурил и без того узкие глаза. – Хотя, с другой стороны… Чёрт его знает: может так оно и лучше. – Майор спрятал взгляд в пол: пойди, пойми этого москвича… То плохо, то, тут же, хорошо… А Глебский принялся расшифровать свои слова. – Мы ведь, товарищ Малышев, как понимаете, прибыли не только для того, чтобы искать убийцу, или убийц. Точнее, не так. Поиск убийцы для нас сопутствующее мероприятие, связанное с выяснением: имела ли место утечка информации из вашего ведомства? И это главное. А уже после, или, если хотите, параллельно, выяснить, не стала ли данная утечка информации причиной гибели полковника Иванова. Так что, полусается, нам даже на руку, что обстоятельства сложились именно таким образом. Пусть милиция и прокуратура роют. Пока. Они на своей территории, а потому быстрее дело пойдёт. – Глебский принялся прятать шарф за полы пальто. – Но это вовсе не означает, что мы им позволим довести следствие до логического конца. Как только появится необходимость, дело нужно будет изъять. А такая необходимость, поверьте мне, появится. – Андрей Сергеевич застегнулся на все пуговицы. – Можете не сомневаться.

Малышев и не сомневался. Расследование могло спокойно выбросить кучу «мусора», в котором «менты» принялись бы ковыряться с превеликим удовольствием. И если бы они капнули чуть глубже, то головы бы полетели во всех направлениях. Независимо: винно или безвинно. По слухам, покойный Иванов, находясь в должности секретаря Московского горкома партии, был приближён к Шелепину[2]2
  Шелепин А. Н. – политический и государственный деятель СССР. Начинал с поста секретаря комсомольской организации Москвы, в годы Великой Отечественной войны. Пик карьерного роста Шелепина пришёлся на времена Н. С. Хрущёва (занимал посты руководителя КГБ и Комитета партийно – государственного контроля). Принимал активное участие в «снятии» Н. С. Хрущёва. Однако, в 1967 году сам попал в немилость новому Генеральному секретарю ЦК КПСС Л. И. Брежневу, после чего Шелепин и многие из тех, кто считался его друзьями и «сочувствующими», были сняты с влиятельных должностей и переведены на посредственную работу.


[Закрыть], от чего и пострадал. Впрочем, если это даже было так, ему ещё повезло. Отделался «ссылкой» в Благовещенск. «Могло быть и хуже. – подумал майор. – Впрочем, а в чём, собственно, повезло? – Малышев незаметно провёл языком по пересохшим губам. – В чём отделался? В том, что стал покойником? – майор снял с вешалки шапку. – Тоже мне везение! К тому же, теперь на нём, на трупе, могут сыграть. Там, в столице, и так во всю ивановскую идёт грызня между министерством внутренних дел и «конторой»: кто сильнее и кто более необходим для власти? А тут покойничек, да ещё какой! Пальчики оближешь: целый начальник областного управления КГБ.

Пока Малышев стоял перед зеркалом, Глебский нетерпеливо покачивался с пятки на носок, заложив руки за спину.

– Кстати, УВД у вас тут далеко? Может позвонить этому вашему Ларионову? Предупредить?

Майор в сердцах мысленно матюкнулся (достал москвич со своими амбициями!), прошёл к телефонному аппарату, набрал номер, и вскоре сообщил, что начальник милиции ждёт их.

– А милиция находится в квартале от нас. – Тут же, опережая следующий вопрос, уточнил Малышев. – Машину сейчас подадут.

Глебский вскинул левую руку, посмотрел на часы:

– Александр Константинович, а что если мы с вами пройдёмся? А? По морозцу? Сколько тут ходьбы? Десять минут? Отлично! Заодно пообщаемся. Мои людишки, тем временем, отвезут вещи в гостиницу. Как, согласны? И ещё. Распорядитесь, чтобы нам ваши сотрудники немедленно подготовили всю информацию об Иванове. Чем занимался покойный в последнее время? Какие курировал мероприятия? С кем встречался? Словом, всё. В полном объёме. Так сказать, по первому требованию.

– Но…

– Если вас что-то смущает, майор, свяжитесь с Москвой. – Глебский первым направился к двери. – И не стесняйтесь, Александр Константинович. Всё в интересах дела.

Из дневника сотрудника Амурского областного управления Государственной безопасности, старшего лейтенанта Проклова В. В.

16 октября, 1966 года.

«….. двигатели бронекатера взревели, и мы отошли от невысокого, деревянного причала. Со стороны реки Благовещенск выглядит очень даже пристойно. Высокая бетонная набережная, спасающая город, как мне рассказали, в период сильных летних паводков, во время которых Амур, и Зея, река, подпитывающая основную водную артерию Дальнего Востока, набирают мощь, после снежной зимы и проливных дождей, и дружно обе выходят из привычных берегов. Но сейчас Амур спокоен, готовится к зиме, а потому, оба берега утопают не в воде, а в желтизне кустов и деревьев. Это мой первый взгляд на Благовещенск со стороны. Признаться, пессимистичный. Вдоль всей набережной, а это почти семь километров, возвышаются здания. Из прошлого века, как из прошлой жизни. И века нынешнего. Хоть и гармонично. Но не впечатляюще. Полный сюрреализм. Что-то на лирику потянуло. Причём, с долей сарказма. Прочитал выше написанное, появилось желание стереть. Слова получились чужие, книжные. Жаль, невозможно. Впрочем, пусть будет, как есть.

Командиром катера оказался капитан-лейтенант Левшов Егор Иванович. Мужик, лет тридцати. Крепкий. Как говорят про таких, кряжистый. Тщательно выбритое лицо у него постоянно светилось. Не улыбалось, а именно светилось. Едва мы вышли на середину реки, он тут же тронул меня за рукав и указал в сторону города:

– Смотри. Красота-то, какая! Вон, гостиница «Амур». Здание второго треста «Амурстроя». Роддом. Наша погранзастава. За ней – гостиница для высоких чинов. Вон, за высокими тополями! Спиртзавод. О, площадь Ленина. Вон туда глянь! Видишь, где бетонная лестница спускается к пляжу? Мы зимой там горку ставим. Ледяную. – Рука пограничника указала на вышеназванные объекты. – Ещё одна гостиница. «Юбилейка». Новостройка. Ресторан там шикарный! – в голосе капитан-лейтенанта прозвучала гордость. А я ничего интересного не увидел. Здание, как здание. Ну, пять этажей, стекло, бетон. Плоская крыша с громаднейшей, неоновой надписью: «Юбилейная». Таких домов в Москве пруд пруди. Нашли, чем удивить. А капитан продолжал визуальную экскурсию. – Смотри чуть дальше: здание пединститута. Моя жена там на физмате училась. Сейчас в первой школе математику читает. Речное училище… Судоверфь…