Текст книги "Пираты Карибского моря. Проклятие капитана"

Бартоло из-за портьеры тихо шепнул:

– Глядите хорошенько! Он сейчас пойдет в чулан.

И действительно, дворецкий свернул в одну из дверей. Через минуту он появился с новой свечой, вставил ее в пустой подсвечник, прошел в столовую и, погасив там свет, проследовал в конец коридора.

Добрая Душа кинулся к двери, которая, как полагал хитроумный Бартоло, вела в чулан. Черная Скала был прав. «Вакх», вместо того чтобы праздновать свою вечную победу над людьми, пылился лицом к стене. Диего за его способность хорошо видеть в темноте можно было бы прозвать и Филином. Ощупав руками волнистую раму, он разобрал на ней грозди винограда и кубок. Сомнений не было. Боцман, как его научил Тетю, нащупал с задней стороны рамы задвижки, откинул их, снял крепления, а потом и холст с подрамника. Бартоло стоял у двери. Скатав холст в трубу, Добрая Душа изрек:

– С богом! Если бы он знал, как я люблю моего капитана!

Второй боцман откликнулся лишь на третий призыв. Добрая Душа умело подражал писку летучей мыши. Первым на заборе показался Бартоло. Со стороны сада уровень земли был намного выше.

Увидев в руках Доброй Души рулон, Тетю и Медико быстро зашагали по направлению к порту. Добрая Душа ликовал, Бартоло был горд содеянным.

Завтра, когда «Каталина» оставит причал, доверенный человек Диего передаст секретарю губернатора увесистый мешочек с золотыми дублонами – ровно полторы стоимости картины и письмо. В письме, написанном рукою Медико, будет дано слово не позднее чем через полгода возвратить «Вакха» владельцу с благодарностью в обмен на оставленный в залог мешочек с золотом.

Добрая Душа торопил отплытие, упорно требовал как можно быстрее отдать концы и выйти за пределы порта.

– Капитан, лопни мои глаза, если я не вижу, что нас ждут неприятности! Будет погоня. Чую сердцем! Надо немедленно уходить!

– Уже поздно! – произнес Тетю. – Боцман прав. Поглядите!

В конце мола появилась толпа. Она росла и вытягивалась в сторону «Каталины». Люди кричали, размахивали руками. Военных, однако, среди них не было. Впереди всех шла женщина в простом черном платье. Она тянула за руку, по всей видимости, свою дочь. Мать обливалась слезами и рвала на себе одежды.

– Свистать всех наверх! Собрать экипаж на шканцах! – Де ла Крус отдавал приказы тоном, какого прежде никто не слышал.

Добрая Душа сорвался с места, а капитан направился к сходням. Бартоло последовал за ним. Тетю и Девото остались на мостике, а Медико сказал:

– Это нам вместо завтрака. Пойду поговорю с командой!

Сойдя на пристань, де ла Крус тут же убедился в том, что его опасения были не напрасны. Его предположение подтвердилось. Женщина кричала:

– Муж был матросом! Убили флибустьеры! Дети осиротели! Дом обнищал! Теперь опозорили дочь! Будьте вы прокляты! Все вы одинаковые – пираты!

Педро как можно вежливее поклонился кричащей женщине и предложил:

– Успокойтесь, сеньора! Прошу вас! Мы не оставим вас в беде. Вы с дочерью и любой мужчина, которого вы выберете, можете подняться на корабль. Здесь все решим!

Тем временем на шканцах Медико окинул команду проницательным взглядом и, как ему показалось, определил виновного. Хуан сообщил об этом Тетю и Девото, которые чувствовали себя неловко и потому молчали. На, побагровевшем лице Девото ходили желваки.

Девушка тут же указала виновника. – молодого матроса, на которого и подумал Медико. Им оказался второй бомбардир угонной пушки. Де ла Крус попросил девушку рассказать, как и что случилось. Матрос молчал, всем стало ясно, что произошло насилие.

Капитан приказал бомбардиру выйти к шпору грот-мачты.

– Ты сейчас же соберешь вещи, сойдешь на берег и возьмешь эту женщину в жены! Деньгами мы вам поможем! – ледяным тоном произнес Красный Корсар.

Стало слышно, как часы на колокольне городского собора отбивали время.

– Никогда! Этому не бывать! – отрезал молодой бомбардир и ушел на свое место.

– Сеньора, прошу вас, пройдите с дочкой ко мне на мостик, – и де ла Крус, пока женщины поднимались, шепнул Бартоло: – Принеси два мешочка с дублонами.

Когда мать пострадавшей увидела в руках капитана деньги и услышала, что это двести золотых дублонов, она принялась креститься и тихим голосом произнесла:

– Господь вознаградит вас, сеньор! Нам хватит одного мешочка. Слава Всевышнему! Есть еще на земле благородные люди! На сто золотых я открою харчевню. Мы будем спасены! Отец Небесный, пошли сеньору удачи и счастья!

Как только женщины и свидетель из горожан покинули палубу «Каталины», де ла Крус отдал приказ:

– Все наверх! Стоять по местам, со стоянки сниматься!

Стук каблуков спешащих по местам матросов «Каталины» впервые не звучал радостно, как обычно бывало при отплытии.

– Выбирать концы! Паруса к постанове изготовить!

Хуан почувствовал смущение и подавленность в действиях экипажа, он уловил в этом недовольство капитаном. Медико поделился наблюдением с Тетю и Девото. Они и сами судили так же по тому, как матросы теперь исполняли приказания своих командиров.

– Поставить бизань! Фока-реи бейдевинд правого галса!

Добрая Душа ходил по палубе со сжатыми кулаками. Все знали, что в подобные минуты лучше к боцману не приближаться.

– Фока-шкот, фока-галс отдать! На брасы, левые! – с такой горечью в голосе де ла Крус еще никогда не отдавал команд. Матрос совершил вопиющий поступок, и на карту был поставлен авторитет капитана.

Де ла Крус видел, что матросы работали с видимым недовольством и, скорее всего, рассуждали про себя: «Капитан – слабак! Красный Корсар отступил!»

– Поставить марселя! Бизань-гик на правую!

После того как отзвучали команды: «Отдать паруса!» и «С реев долой!», капитан позвал боцмана:

– Взять под арест бомбардира!

– Разорвите мне сердце, если этот мерзавец уже не испортил нам праздник! – глухо отозвался Добрая Душа. – Позор на мою голову! Будь ты проклят, сатана!

С первыми лучами самого приятного в этих широтах мартовского солнца Красный Корсар поднял всех наверх. Весь экипаж, исключая рулевого и марсового, собрался на палубе. Многие предчувствовали беду.

Добрая Душа привел бомбардира, развязал его и поставил к шпору грот-мачты.

– Каждый из вас получает завидную долю. Нет другого корабля во флоте Филиппа Пятого, где бы за службу так исправно и хорошо платили, – заговорил Красный Корсар, он был одет в свой самый нарядный костюм. – Я всех предупреждал! И каждый из вас дал слово, что идет на «Каталину» не в погоне за большими деньгами, а с готовностью служить верой и правдой общему делу! Как же я и мои друзья должны теперь расценивать то, что сделал этот бомбардир? Он предал нас! Совершил измену! Можно пожурить и наказать, а то и простить того, кто совершил непристойный поступок нечаянно, не ведая пагубности последствий. Однако тот, кто творил зло осознанно, совершил преступление против другого человека, не заслуживает ни снисхождения, ни людского милосердия! Тем более на военном корабле!

Пролетавшая над «Каталиной» чайка издала громкий крик, де ла Крус невольно поднял голову, возникла пауза.

– Правом капитана «Каталины» приговариваю совершившего измену преступника к казни через повешение на рее! Кто исполнит роль палача?

Сразу несколько человек шагнули вперед, другие согласно закивали, третьи сжали челюсти, опустили головы. Бомбардир сорвался с места по направлению к борту. Однако прежде чем кто-либо сообразил, что происходит, в воздухе раздался свист, и плеть, которую держал в руке Бартоло, крепко обвила тело бомбардира. Все на миг опешили – никто не знал, что Бартоло так ловко орудует пастушьей плетью, и никто не мог предугадать, что именно она окажется у него в руках в эту самую минуту.

– Это сделаю я! – к лежащему на палубе бомбардиру подошел боцман. – Добрая Душа взял его на корабль, ему и быть палачом!

Медико и Антонио Идальго направились каждый в свою каюту, а Тетю тихо произнес:

– Жестоко, однако in terrorem [66]66
  Для устрашения (лат.)


[Закрыть]. Правильно, Педро!

Красный Корсар снял шляпу с огромным огненным пером, обнажил шпагу, опустив ее конец долу, и распорядился:

– Хуан, вернитесь! Это ваш долг! Всем остальным, кроме марсового и рулевого, по каютам и кубрикам! Боцман, приступайте к делу!

К Тортуге, вернее, к острову Санто-Доминго, откуда де ла Крус намерен был переправиться в логово Береговых братьев, «Каталина» подошла не в мае, как рассчитывал ее капитан, а лишь в конце октября. Как оказалось, к лучшему. Получилось так, что никто из опытных моряков и не вспомнил, что именно с октября, когда в районе Карибского моря, Мексиканского залива и Западной Атлантики у Северного тропика начинается период циклонов, часто влекущих за собой губительные для любого корабля штормы, на Тортуге, собственно, и собираются пираты. Там они проматывают добычу, предаются всевозможным наслаждениям, отдыхают, пережидают непогоду.

За это время «Каталина», никого не встретив ни во Флоридском проливе, ни у Большой Багамской банки, ни далее в проливе Сан-Николас, наказала лишь одного совсем еще юного английского пирата. Орудия его корабля, однако, прежде чем произошла свалка судов, сделали опасные пробоины в борту «Каталины». До начала новой схватки де ла Крус опасался, что строгий приговор, совершенный над бомбардиром, может сказаться на боевом духе экипажа. Однако опасения были напрасными. Постарались Добрая Душа и Туэрто, который прекрасно исполнял роль старшего бомбардира. Да и справедливая, безупречная строгость Красного Корсара, и его мягкость, порой доходившая едва ли не до нежности к любому матросу, когда он оказывался в беде, помогли тем, кто поначалу осудил капитана, быстрее забыть о казни. Экипаж, особенно абордажная команда Девото, впервые сражался на чужой палубе и делал это безупречно.

Пиратский бриг в двадцать две пушки, старый, много раз битый, был замечен неподалеку от острова Терке. Бриг, распознав в «Каталине» испанского корсара, хотел было уйти, но «Каталина» нагнала его и, с ходу пойдя на абордаж, быстро овладела положением. Однако, минуя Наветренный пролив, который своей шириной в сорок три морских мили отделял мыс Кемадо на острове Куба от мыса Сент-Николя на острове Санто-Доминго, раненая «Каталина» с половиной экипажа на борту и полусотней головорезов в трюмах и бриг, несший теперь флаг Испании, повстречались с британским линейным кораблем. «Каталина» и бриг, которым управляли Девото и Добрая Душа, поставили полные паруса и все марсели, но оторвались от преследования лишь благодаря наступившей темноте и хитрости капитанов. Де ла Крус, как только небо и вода пролива стали одного цвета – воронова крыла, велел погасить огни и, рискуя своим продырявленным бортом зачерпнуть больше воды, чем было возможно, чтобы судно не пошло ко дну, поставил «Каталину» резко на обратный курс. Девото понял маневр и повторил его бригом, и оба корабля приблизились к берегу Кубы. Там и простояли ночь.

Губернатор Сантьяго, бывший ярым противником союза с французами, знал, что де ла Крус родом из Бордо, и не пожелал поначалу принять у него бриг и трофеи. Он отказался наотрез, правда, под предлогом, что у него нет в наличии средств, выдать экипажу «Каталины» две трети стоимости добычи. Одна треть отходила в казну. Дело дошло до того, что де ла Крус, воспользовавшись приемом в доме местного аудитора, рассказал гостям о том, что вынужден уйти с трофейным английским бригом на Тортугу, чтобы продать его там. «Каталина» и бриг уже подняли было паруса, и только тогда, у самой крепости Сан-Педро-де-ла-Рока, расположенной у вьгхода из залива, губернатор распорядился повернуть корабли обратно.

Ввиду этого де ла Крус и его друзья задержались в Сантьяго, а также они решили составить себе более полное представление об обстановке в городе, которая явно могла быть чревата нежелательными последствиями для политики короля Филиппа Пятого. Де ла Крус с оказиями сумел переслать письма в Гавану по суше и в Веракрус морем. Вскоре в Сантьяго прибыл королевский инспектор, который на военном линейном корабле возвращался в Мадрид из Мехико – столицы вице-короля Новой Испании. Губернатор, аудитор, командир крепости Сан-Педро-да-ла-Рока и альгвасил были сняты со своих постов, а новые власти города тут же получили сообщение от испанских шпионов с Ямайки, что четыре корабля английских пиратов намерены напасть на город Сантьяго. «Каталина» пришла на помощь властям и задержалась еще на два месяца.

Тем временем в Сантьяго пришло послание теперь уже от Марии де Амбулоди. В письме некогда шаловливая Мария сообщала, что графиня Иннес была раздосадована «сухой весточкой», полученной из Веракруса, рассердилась на де ла Круса и первым попутным кораблем отплыла в Испанию. Это кольнуло сердце Педро, но боль тут же прошла от заключительных строк письма. «Перед отъездом графиня Иннес просила переслать Вам нашумевшую в Голландии, Испании и Франции книгу „Пираты Америки и правда о защите побережья Западных Индий“ [67]67
  Впервые труд А. О. Эсвемелинга увидел свет в 1678 г, в Амстердаме, затем был переведен на испанский язык Антонио Фрейре и в 1684 г. издан в Мадриде.


[Закрыть]. Мы с Мигелем ждем прибавления семейства. Ежели Бог даст нам мальчика, хотели бы, чтобы он был таким, как Вы, милый наш Педро».

Была и еще одна причина для задержки отплытия на Тортугу. Де ла Крус не забыл слова, данного Пересу. Добрая Душа с верным матросом и Антонио Идальго, который решился с ними попутешествовать, посетить новые места, поднатореть в делах, отправились дилижансом в Пуэрто-Принсипе. Там они по указанному Пересом адресу нашли верного человека и тайком от властей и соседей вывезли семью бывшего старшего бомбардира «Каталины» в Сантьяго. Одновременно об этом дали знать в Гавану.

Вскоре в Сантьяго появился и сам Перес. Он был угрюм и печален. Ради своего спокойствия и благополучия семьи Перес ставил под угрозу жизнь младшего брата. Не изменило душевного состояния Переса и сообщение Антонио о том, что доля старшего бомбардира в золотых дублонах была оставлена на хранение у сборщика королевских налогов в Веракрусе и будет выдана в том случае, если Перес определится там на постоянное местожительство.

Де ла Крус без труда договорился с капитаном первого же торговца, уходившего в Картахену, взять на борт пять человек за счет «Каталины».

Из Картахены Перес брался сам втайне от всех, чтобы замести след, переехать в Веракрус, с тем чтобы там поселиться.

Так прошло полгода. За это время Девото дважды дрался на дуэли, и одна из схваток кончилась смертью его противника. Сестра прежнего аудитора-англофила, вдовствующая состоятельная сеньора, владевшая доброй сотней рабов, сахарными и табачными плантациями, без ума влюбилась в старшего помощника «Каталины». Она готова была бросить все свое состояние к ногам Девото, только бы он остался в Сантьяго. Однако, как и предполагали друзья, Девото ни в коем случае нельзя было отпускать с «Каталины» – он не мог спокойно жить на грешной земле. Когда же де ла Крус, Тетю, Медико и Антонио Идальго в один голос заговорили с ним о терзавшем их опасении потерять друга, испанец громко расхохотался в ответ и попросил ускорить день отхода «Каталины» из гавани Сантьяго.

Глава 15
ОСТРОВ ТОРТУГА

Как только «Каталина» вышла из залива Сантьяго-де-Куба и оказалась в водах пролива Колумба, де ла Крус отдал команду рулевому, которая вызвала удивление экипажа: корабль вместо крутого поворота на восток поставил полные паруса и помчался на юг. Тут же на мостике появились Тетю и Девото.

– Что ты задумал, Педро? – спросил Девото.

– Уверен, что что-то оригинальное, – ответил за капитана Тетю. – Он не спешит на Тортугу.

– Да, друзья, идем на Ямайку! Вы недоумевали, почему я не сдаю властям этого английского мальчишку, задумавшего поиграть в пираты. Подшкипер однажды нес ночную вахту. Слух у него, как у пумы. Все должны были спать, а тут ему отчетливо слышался чей-то голос. Подшкипер пошел на звук и обнаружил, что горе-капитан разговаривает во сне. Говорит внятно, да такое, что я приказал Доброй Душе поближе познакомиться с мальчиком. Боцман, вы его знаете, решил с ним «погулять». Накрыли стол, выпили и… Добрая Душа прилетел ко мне, потирая руки. Мальчик-то – виконт! Да к тому еще сын сестры адмирала Уолкера!

– Я нечто подобное и ожидал, – заметил Тетю.

– Невероятно! – Девото развел руками.

– Но это так, нам повезло, Андрес! Единственное, чего ты боишься на этом свете, – глаза Педро заискрились, и он положил руку на плечо друга.

– Ну, ладно, Педро, не сердись на меня! Я с вами!

Подойдя к северному побережью острова, «Каталина» нашла небольшой заливчик, там корабль мог бросить якорь и остаться незамеченным с моря. На берег сошли Добрая Душа, подшкипер и еще пятеро матросов, одетых и вооруженных, как заправские пираты. Им предстояло пройти сушей легуа [68]68
  Мера длины: сухопутная – 5,572 метра, морская – 5,555 метра.


[Закрыть] шесть до Кингстона, поселения, заложенного всего десять лет назад, но уже считавшего себя главным городом острова. Там следовало передать письмо людям, которые доставят его английскому губернатору. В письме де ла Крус предлагал 31 декабря 1704 года на судне без военного вооружения доставить брата Переса Барроте, находившегося заложником на корабле адмирала Грайдена, к ближайшему от Кингстона островку из группы Морант и обменять его на племянника адмирала Уолкера.

Этот остров находится на двадцатой параллели у семидесятого меридиана и ныне называется Тортю. Прежде он был громко известен, да и сейчас остается в памяти большинства людей как Тортуга. Прозвание это остров получил за внешнее сходство с морской черепахой от открывших его испанцев. И располагался он рядом со знаменитой Эспаньолой (Большие Антильские острова). Утесы и скалы острова были густо покрыты лесом.

В период, о котором идет речь в данном повествовании, на северном, самом утесистом, берегу, захваченном непроходимыми мангровыми зарослями, полными разносчиков желтой лихорадки, люди не селились. Зато на полуденном, южном, берегу, где среди утесов и скал попадались участки плодороднейшей земли и где природа устроила прекрасную естественную гавань, люди чувствовали себя как в раю. Гавань имела два входа и могла принять до двадцати больших кораблей. Порт Кайона, вокруг которого селилась основная часть жителей, окруженный плантациями табака, маниока, земляного ореха, картофеля, подсолнуха, ананаса, являлся, как сказали бы сейчас, «свободным портом». И неписаные правила Береговых братьев здесь выступали как единственный закон, авторитетной считалась несгибаемая воля, физическая сила, умение владеть саблей или шпагой – и полный карман.

Прежде, на протяжении полутора веков, длилась кровопролитная борьба между испанцами, владевшими Тортугой, и французами, которым приглянулся этот остров. В середине XVII века испанцы сдались. Первый губернатор-француз мосье ле Вассер начал свою деятельность с приказа прекратить отстрел и травлю собаками диких кабанов, которые в изобилии водились в густых лесах. Он объяснил жителям, что в случае очередного возможного нападения неприятеля они уйдут в леса, и вот тогда дикие. кабаны будут для них спасением. Этот же предусмотрительный мосье ле Вассер отстроил на скале, разделявшей вход в гавань, крепостцу. Взобраться на бастион можно было только по веревочной лестнице, а две грозные пушки, установленные там, были недосягаемы снизу для неприятеля.

Еще большее благополучие Тортуге принес другой губернатор – Бертран Ожерон, который, как только по протекции французской Вест-Индской компании [69]69
  Большое торговое предприятие, созданное в 1664 году по инициативе М. Б. Кольбера с целью поощрения французской торговли и колонизации Северной Америки и Западной Африки.


[Закрыть] заступил в 1664 году на этот пост, тут же взял под свое покровительство буканьеров. Надо сказать, что первоначальным занятием поселенцев-голландцев, англичан и французов на испанских островах Эспаньола и Тортуга была добыча мяса, охота на одичавших быков и коров, которые, отбившись от хозяйств, сами по себе превосходно разводились на воле. Особенная манера этих охотников готовить мясо вскоре получила название «viande bouccanee», от аравакского слова «букан», что означало у индейцев-людоедов Карибского бассейна место, где над костром на вертеле зажаривалось человеческое тело. Затем это слово закрепилось за копченым мясом диких и домашних животных, а вскоре и за самими охотниками, то есть всеми теми, кто добывал мясо. Англичане, например, их по началу называли «cow killers», – «забивающие коров».

Наряду с этими охотниками существовали вооруженные группы бандитов, которые нападали на селения соседних, в основном испанских, островов, грабили их и угоняли домашний скот. Как охотники, так и грабители ходили по морю на небольших суденышках, называвшихся по-голландски filibots. Отсюда и произошло испанское filibusteros, или флибустьер.

Буканьеры и флибустьеры, отстреливая и забивая скот, заготавливали для Европы значительные партии копченого мяса и солонины, на чем хорошо зарабатывали.

Однако истинное коммерческое процветание и взлет славы мосье Ожерон принес Тортуге в семидесятые годы, объявив ее свободной землей любого человека, не совершившего на ней преступления.

Дурные примеры, как известно, заразительны. Таковым и стал для мосье Ожерона «пример» сэра Томаса Медифорда, превратившего главный город Ямайки Порт-Ройяль – теплое гнездышко английских корсаров и пиратов – в наиболее богатый торговый центр тогдашней Америки. Вот и Ожерон объявил, что порт Кайона будет торговать с любым продавцом и покупателем вне зависимости от политических договоров, пактов и соглашений.

И тут же угроза нападения пиратов на жителей Тортуги испарилась, как туман в хорошую погоду, хотя город богател не по дням, а по часам. Кто, если он в своем уме, станет грабить то, что ему приносит доход и наслаждение? А уж когда в 1692 году после сильного землетрясения океан поглотил Порт-Ройяль Тортуга обернулась Вавилоном Нового Света.

Тут же, сразу за добротными, просторными причалами Кайоны, теснились кабачки, трактиры, постоялые дворы, таверны, дома менял, рыбный и мясной рынки. Чуть далее шли выстроившиеся плотными рядами дома терпимости, гостиницы, коммерческие и оружейные лавки и снова кабачки и таверны. Еще выше жили куртизанки подороже, ростовщики, торговавшие оптом и в розницу, провизоры и хирурги. У подножия горы расположились дома горожан, владельцев плантаций, крупных коммерсантов, судовладельцев, представителей местных властей, небольшой дворец губернатора, католический собор и протестантская кирха. По обе стороны окраин лепились один к другому лачуги охотников, ремесленников и прочего чернорабочего люда.

Де ла Крус и отобранная им часть команды прибыли в Кайону на двух разных кораблях из небольшого селения Кабо-Гаитиано, что находилось на Эспаньоле. Педро сопровождали Антонио Идальго и Добрая Душа. На том же судне путешествовал «богатый французский коммерсант» и его слуга – негр Бартоло. Шкипер Хосе, по прозвищу Чистюля, приглашенный Красным Корсаром на корабль в Веракрусе, второй боцман «Каталины» да еще три десятка молодцов на арендованном специально для этой цели люгере прибыли в Кайону «повеселиться». В трюме легкого трехмачтового судна было сложено оружие, на корме тайно установлена пушка.

Девото и Медико остались с командой и отвели «Каталину» в один из заливов неподалеку от небольшого морского поселения Порт-де-Пе, которое находилось от Тортуги в часе хода под парусами.

Порт Кайона кишел людьми двадцать четыре часа в сутки, но настоящее великое торжище, где можно было купить все, от иголки до живого крокодила, от тибетских украшений до раба, жены или корабля, происходило по субботним дням.

Преуспевающий французский коммерсант прибыл сюда, чтобы выгодно продать полотно знаменитого Диего Веласкеса. Тетю, а это был он, выбрал подходящего антиквара и договорился выставить картину в лавке. При картине неотступно находился слуга. На ночь полотно уносилось в номер богатой гостиницы. Капитан, нотариус и боцман, стараясь не привлекать к себе постороннего внимания, постоянно находились поблизости. Они то смешивались с толпой на улице, то потягивали вино в каком-нибудь кабачке, неподалеку от лавки антиквара.

Второй боцман вместе с англичанином-альбиносом, который еще прихрамывал и не расставался с тростью, собирали информацию о Ганте и три, а то и четыре раза в день украдкой встречались с де ла Крусом.

Все вокруг поражало воображение. Особенно невольничий рынок, куда де ла Крус отправился сразу же после того, как только они разместились в гостинице. Он, Добрая Душа и шкипер Чистюля расспрашивали завсегдатаев и зевак, не продавалась ли на рынке девушка с приметами Каталины. Рассчитывать на успех было все равно что искать иголку в стоге сена. И Добрая Душа придумывал предлоги, чтобы быстрее увести с рынка капитана, который не мог оторвать взгляда от обращенных именно к нему умоляющих, несчастных женских глаз.

На следующий день, сразу после полудня, в просторную таверну под вывеской «Маас», где за столиком сидели Педро, Тетю, Добрая Душа и Антонио Идальго, ввалилась шумная ватага – человек тридцать только что пришедших в порт голландских пиратов. Они выиграли бой с вооруженным испанским торговцем, но потеряли половину своего экипажа и с трудом привели потрепанную шхуну на Тортугу. Возбужденного горланя, они заполнили таверну своего земляка и бесцеремонно принялись выталкивать оттуда посетителей. Однако, увидев шпаги и по паре рукояток многозарядных пистолетов, торчавших за поясами друзей, голландские пираты шутками и смехом, но все же галантно предложили им несколько переместиться и сами перенесли их стол в дальний угол.

Капитан голландцев, у которого одна рука висела на перевязи, поднял небольшой черный вымпел с вышитой посередине золотом буквой «Т» и попросил тишины. Тетю, знавший язык, тихонько переводил:

– После расчета по контракту, уплаты родственникам погибших, а также за ранения и увечья деньгами и рабами у них осталось сто шестьдесят тысяч реалов [70]70
  Реал – серебряная монета, 1/8 часть песо, равная 12,5 сентаво.


[Закрыть] в звонкой монете: Это помимо серебра в слитках!

– Плотник по контракту обычно получает сто пятьдесят песо, бомбардир – сто, матрос – семьдесят пять, хирург – двести, – пояснил Добрая Душа. – За потерю правой руки – шестьсот песо или шесть рабов, левой – пятьсот или пять рабов, за правую ногу – пятьсот, за левую – четыреста, за глаз – сто, за палец – тоже сто песо.

– Он сказал, – продолжал Тетю, – что на этот раз одна доля составила триста шестьдесят пять песо! – голос Тетю потонул в оглушительном радостном реве.

– Вот и считайте! Асумбре [71]71
  Мера емкости, равная 2,016 литра.


[Закрыть] тростниковой водки стоит один-полтора реала, хорошие башмаки – четыре реала, ботфорты – шесть, панталоны и рубаха – три. Через неделю-другую эти несчастные будут иметь пустые карманы! – Добрая Душа похлопал по своим.

– У них еще тысяча фунтов серебра, которое делят из расчета десять реалов за фунт, – сообщил Тетю.

– И это пропустят сквозь пальцы в третью неделю. Потом снова в поход! – прокомментировал Добрая Душа.

– Скажите, боцман, а как у них определяется размер каждой доли? – поинтересовался Антонио Идальго.

– Капитан имеет шесть-семь частей, хирург – пять, шкипер и старший бомбардир – по четыре, боцман – три.

– Примерно как и у нас!

– С той только разницей, что мы отбираем награбленное! – заметил де ла Крус. – Ну что, Тетю, может быть, пройдете к антиквару?

– Педро, вы рассчитываете на успех, который может только присниться. Мы лишь вечером узнаем, здесь ли Гант. Не забывайте, мой милый, уменье ждать – лучший путь к цели. Но я исполню вашу волю. Тем более что вид этих мерзких типов вызывает у меня зуд в правой ладони. Обычно он проходит лишь после прикосновения к эфесу шпаги, – Тетю встал и подчеркнуто учтиво раскланялся.

Но не успел он сделать и двух шагов, как в таверне поднялся недобрый гвалт, многие пираты вскочили со своих мест, и Тетю вернулся к столику. Он увидел, что рядом с капитаном пиратов теперь сидит крепкий малый, у которого, казалось, был один-единственный зуб во рту.

– Похоже, это боцман. Он осуждает капитана за продажу испанского корабля, груженного бобами какао, за десятую часть действительной стоимости. А капитан ответил: «Вы забыли, кретины, чем мы обязаны губернатору? Никому другому я так дешево бы не отдал! Мы рассчитались с ним! Более того, теперь он наш должник!»

После этих слов капитана пираты шумно потребовали угощения. Тут же появились слуги. Они в минуту уставили столики бутылками и кружками, принесли колоды карт, стаканчики с костями.

Де ла Крус счел недопустимым дальше делить компанию с голландскими пиратами, бросил на стол плату за выпитое вино и, пропуская вперед Тетю, направился к выходу. Добрая Душа с Антонио Идальго, которому совсем не хотелось покидать таверну, последовали за ним.

На улице де ла Круса ожидал незнакомый человек. Был он в обносках, но черты лица и особенно выражение его глаз говорили о том, что он не нищий, а, скорее всего, попавший в беду человек.

– Ради всех святых! Ради вашей святой девы Пилар, – заговорил незнакомец на испанском языке, – прошу милосердия.

Педро полез за монетой.

– Нет-нет! Деньги мне не помогут! Спасти меня можете только вы! Возьмите с собой! Я шкипер, но плавал и капитаном. Сеньор, возьмите меня к себе хоть подшкипером, хоть рулевым, хоть матросом!

– Что с вами? Плавали капитаном, а теперь согласны и на матроса. Расскажите нам о вашей беде, – потребовал Педро.

Они медленно шли к верхней части города, там жизнь била ключом. Впереди, на перекрестке двух улиц, веселился один из братьев чернознаменной вольницы. Выкатив из таверны бочку с вином и выбив доски верхней крышки, здоровый детина – он был в нижней рубахе без рукавов, чтобы все видели его налитые мускулы, с саблей в руке – никого не пропускал мимо. Будь то пожилой мужчина, женщина или даже ребенок, пират, не внемля просьбам, принуждал каждого отведать вина прямо из бочки. Когда же гуляке казалось, что кто-то лукавит и не пьет, он просто брал своего гостя за шею и окунал лицом в бочку.

Антонио Идальго выхватил шпагу, Добрая Душа оба пистолета, Тетю положил руку на эфес. Пират сфиглярничал, сделал глубокий поклон до самой земли и пропел:

– Отсохни мой язык, если это не гости губернатора!

Тут же в адрес пирата посыпались бранные слова. Он, недолго думая, влепил такую оплеуху тому, кто стоял к нему ближе, что человек полетел на землю.

– Кровь и гром! Здесь я пью! Мое вино! Здесь я хозяин!

Как только де ла Крус завернул за угол, то снова Обратился к незнакомцу:

– Так что же?

– После удачного набега, тогда я ходил шкипером, ко мне в карманы угодило три тысячи песо, один к одному! Наш экипаж распался, а я… немного загулял! Не успел растянуть грот-шкоты, как оказался без реала за душой. Сейчас в долгу у акулы из «Мааса». Именно здесь, у него в таверне, оставил я большую часть денег! И теперь он грозится продать меня в рабство,

– Чем же я могу помочь? Мы ведь коммерсанты! Деньгами?

– Лопни мои глаза, у простых коммерсантов не такие длинные шпаги! Вы – капитан! Я вижу! Возьмите к себе на корабль! Не пожалеете!