Текст книги "Четверо детей и чудище"

Глава 14

Мы так вымотались, что решили проспать завтрак-пикник – несмотря на то что это был наш последний день вместе, и последнее желание хотелось использовать на всю катушку.

Мы чуть было не остались и без обеда-пикника: папа с Элис на нас насели и стали уговаривать выбраться в город.

– Да чего вам так далась эта песчаная яма! – кипятился папа. – Мы же вчера там целый день просидели.

– Но там так здорово, пап. Ну пожалуйста, давай опять в лес, – канючила я.

– Что скажет ваша мама! Вот вы вернетесь домой, она спросит, чем вы тут занимались, а вы такие: «Да мы каждый божий день в дурацкий лес таскались, и в жару, и в дождь».

– Не скажем мы ничего такого. Мы скажем, что ходили в лес всей семьей и устраивали там замечательные пикники, а потом мы с Робби, Шлёпой и Моди играли в песчаной яме, и это были самые лучшие каникулы в мире.

– Ох, Рози-Шмози, – и папа обнял меня.

Элис тоже вроде была довольна. Для последнего пикника она расстаралась не на шутку. Сделала маленькие бублики с копченой семгой и сливочным сыром, куриные крылышки на гриле и сэндвичи на один укус с разными начинками: яичный салат с помидорами, раковые шейки с рукколой, бри с абрикосовым джемом и индейка с клюквенным соусом. Еще была шарлотка с кислым кремом и большой пакет маленьких головок сыра – красных и желтых. Мы пили свежевыжатый апельсиновый сок, а папе с Элис взяли бутылку лимонада – хотя пах он вином.

– Нужно еще что-нибудь шоколадное, – сказала Элис. – Робби, может, сделаешь свои фирменные хрустики? Ты бы так меня выручил.

Пока счастливый Робби исполнял мачехину просьбу, Шлёпа отозвала меня в сторонку:

– Что будешь желать?

– Ну… пока еще не решила вообще-то. Хочу пожелать такое, чего нам всем хочется, и чтобы точно ерунды никакой не случилось. – Я принялась нервно грызть большой палец. – Только никак не придумаю, что бы это такое могло быть.

Я думала, Шлёпа раздраженно вздохнет и назовет меня бестолочью, но, к моему несказанному удивлению, она вдруг обняла меня. Я так обалдела, что больно прикусила палец – впрочем, не поднимать же из-за этого шум.

– Ты обязательно придумаешь, Роз. Ты молоток, – сказала Шлёпа. – А если ничего не придумается, все равно у нас была целая куча классных желаний – мои особенно, – и вообще здорово было. Я тоже думаю, что это самые лучшие каникулы в мире.

– Ох, Шлёпа! – Я тоже обняла ее.

– Так, не раскисаем, – тут же сказала Шлёпа. – Пошли выскребем шоколад из миски, Робс уже наделал свои печенюги.

Моди нас опередила. Она со счастливым видом вылизывала миску – рот, щеки и даже уши у нее были в шоколаде.

– Она сама уже как шоколадка. – Шлёпа подхватила ее на руки.

– Тогда хочу мороженое! – сказала Моди, и мы все рассмеялись.

Моди, видимо, не забыла о вчерашней потере: по дороге в лес нам попался фургон мороженщика, и она подняла целую бучу. Но Элис была непреклонна.

Мы воздали должное роскошному пикнику.

– Троекратное ура Элис и ее чудесным пикникам, – сказал папа и поднял бокал.

– Ура, ура, ура, – помявшись, отозвались мы.

– И маленькое ура мне и моим шоколадным хрустикам, – сказал Робби.

– Можно мы пойдем поиграем? – спросила я.

– Бизьянка! – сказала Моди, расплывшись в улыбке. Элис вытерла ей мордашку влажной тряпкой, но нос у нее все равно остался в шоколадных крапинках, как будто в веснушках.

– Идите играйте в свою обезьянку, – благодушно разрешил папа.

Мы подошли к яме, Шлёпа и Робби выжидательно посмотрели на меня. Я все пыталась придумать что-нибудь замечательное – но теперь была ученая и знала: псаммиад умеет показать оборотную сторону любого желания.

– Ну что, решила, Роз? – спросила Шлёпа.

– Нет! – простонала я, когда мы начали копать.

– Может, спросить у псаммиада, пусть посоветует? – предложил Робби. Он прихватил с собой лёвушку, и тот пластмассовыми лапами копал вместе со всеми.

– Можно попробовать, хотя, по-моему, в какой-то книжке Эдит Несбит есть про то, что псаммиад советов не дает, хоть ты тресни, – сказала я.

– Как подумаешь, что он в каких-то еще книжках, – странно так. Я б хотел, чтобы про меня в книжке написали, как про того Роберта, – сказал Робби.

– Может, когда-нибудь и напишут, – сказала Шлёпа. Она посмотрела на меня. – Ты была детской писательницей, когда мы богатыми и знаменитыми стали, так что придется тебе, Розалинда, эту книжку писать, кому ж еще.

– Я в жизни целую книжку не накатаю, – смутилась я, но от одной мысли об этом сердце забилось сильнее. А также от физической нагрузки.

Мы выкопали довольно глубокую яму, но не нашли ни мохнатой лапы, ни большого уха.

– Где же ты, псаммиад? – Шлёпа усердно загребала песок.

– Бизьянка, бизьянка? – позвала Моди и поскреблась.

Мы копали, и копали, и копали – и ничего.

– Такими темпами мы и правда до Австралии докопаем, – пропыхтел Робби.

– Народ, вы же не думаете всерьез, что он ушел? – спросила я, сев на пятки.

– В Австралию?

– Да куда угодно. Или кто-нибудь его нашел и унес. Раньше он никогда так глубоко не забирался.

– Только бы он нашелся, – сказал Робби. – Будет ужасно обидно, если мы с ним не попрощаемся. – Он лег на дно ямы, которую мы успели выкопать. – Выйдите, пожалуйста, в самый последний раз! – позвал он.

– Нам только одно последнее-распоследнее желание! – взмолилась Шлёпа. – Хотя было бы здорово на следующей неделе еще пару-тройку пожелать.

– Милый псаммиад, пожалуйста, выходите, давайте хоть попрощаемся, – сказала я.

– Бизьянка! Бизьянка, бизьянка, бизьянка! – позвала Моди.

Глубоко под землей вдруг что-то зашевелилось. Из песка высунулся один глаз-стебелек и сердито уставился на нас. Потом второй.

– Ой, это вы, милый псаммиад! – обрадовался я.

Показалась псаммиадова сморщенная мордочка. Уши у него подрагивали.

– Разумеется. Кто же еще? Я тут единственный житель. Горе тем кроликам и грызунам, что попробуют вырыть себе здесь нору, – сказал псаммиад, весь целиком вылезая из песка. Он потянулся и зевнул во весь рот, глаза на тонких стебельках заколыхались. – Батюшки, до чего же спать хочется. Вы что же это все тут вверх дном перевернули? Опять желание хотите? Желание-желание-желание. Вечно вам мало, вечно вы недовольны.

– Мы очень-очень довольны, милый псаммиад. Вы были необычайно любезны и добры. Простите за дерзость, но не могли бы вы исполнить еще одно, последнее желание? – попросила я.

– Ну если только одно, – сказал псаммиад. – Потом я, пожалуй, залягу на какое-то время в спячку. Вчера пришлось очень глубоко зарыться, чтобы уберечься от этого омерзительного ливня. Прошу прощения, у меня до сих пор усы дрожат при одной мысли о нем. Я чуть было не вымок. Но когда я наконец погрузился в чудесный сухой песочек, меня одолела непривычная слабость. Я изнурен ежедневными трудами. Мне нужно отдохнуть и восстановить силы.

– Конечно, мы все понимаем, милый псаммиад. – Робби сочувственно погладил чудище.

– Значит, одно желание можете? – спросила Шлёпа. – Милый, добрый, чудесный, суперщедрый, уважаемый псаммиад?

Псаммиад качнулся туда-сюда на задних лапах, лениво поскреб мохнатое пузо. Внимательно посмотрел на всех нас, вращая глазами.

– Всего одно, последнее желание, – сказал он наконец.

– Ура! – завопила Шлёпа.

Псаммиад подпрыгнул от неожиданности и возмущенно захлопал ушами:

– Не могла бы ты больше не кричать мне в ухо? У меня весьма тонкий и чувствительный слух, и всякий раз я испытываю страшные мучения.

– Извините, пожалуйста! – прошептала Шлёпа и пихнула меня локтем. – Давай желай скорее, Розалинда.

– Да, давай уже, Роз, – сказал Робби.

– Желай, желай, желай, – пропела Моди.

Все смотрели на меня. Псаммиад нетерпеливо барабанил пальцами по шерстке.

Я сглотнула и собралась с силами:

– Я… я подумала… это, конечно, очень эгоистично, но может, вы могли бы…

– Выкладывай уже, Роз! – нетерпеливо сказала Шлёпа.

– Вы могли бы исполнить наши заветные желания? – спросила я.

– Чего? – не поняла Шлёпа.

– Знаю, странное желание. Мне в одной сказке встретилось, – сказала я.

– Кто б сомневался, – фыркнула Шлёпа. – Вот именно что в сказке! Ничего не выйдет.

– Прикуси уже язык, мисс Крикунья, – сказал псаммиад. – Сказки в этом деле исключительно уместны, ведь я как-никак сказочное существо. Розалинда, я считаю, твое желание достойно восхищения.

– А какое у нас заветное желание? – спросила Шлёпа.

– Я подумала, что псаммиад сам это определит, недаром он всемогущее диво песков, – сказала я.

– Именно. – Псаммиад приосанился. Потом проворно запрыгнул на меня и прижал к моим вискам свои странные обезьяньи пальцы. Его древние глаза сосредоточенно смотрели прямо в мои. Чувство было такое, словно он заглядывает мне в голову, изучает, что там и как. Потом он отцепился от меня и проделал то же самое с Робби. Неохотно занялся Шлёпой – она во время процедуры хихикала и вертелась.

– Сиди спокойно! – велело чудище. И Шлёпа резко закусила губу, а спина у нее стала прямая как палка.

Что, если псаммиад наложил на нее заклятие, в ужасе подумала я, решил жестоко проучить и превратил в статую? Но когда он отступил, она заморгала и потерла глаза. Псаммиад перешел к Моди. Осмотрел ее со всех сторон – вдруг мокрая или липкая, – затем приблизил свое морщинистое лицо к ее личику и мягко положил лапы ей на лоб. Моди, в отличие от нас, торжественность момента ничуточки не заворожила. Она вытянула губки, крепко поцеловала псаммиада и от души обняла:

– Бизьяночка миленькая!

Псаммиад заерзал и вывернулся из ее объятий.

– Прелестное дитя, – пробормотал он, попятившись, и вытер лапы. Несколько секунд он глядел на нас задумчиво, его маленькие глазки на чудных стебельках были как две черные бусины. Потом он начал раздуваться.

Он становился все толще, и толще, и толще, – таким огромным мы его еще не видели. Глаза подергивались, уши туго натянулись, лапы распрямились до предела. Он стоял, покачиваясь от напряжения, как напыжившийся гриб-дождевик. Потом резко сдулся, превратившись в маленькое, сморщенное, но по-прежнему дрожащее создание. Он пополз к середине ямы и стал закапываться в песок. На полдороге он застыл.

– До свидания, – проговорил он слабым голосом.

– До свидания, милый псаммиад, – сказала я. – И большое-пребольшое вам спасибо.

– Мы ведь еще увидимся? – с тревогой спросил Робби. – После того как вы выспитесь и наберетесь сил?

Псаммиад что-то буркнул, но он так яростно скреб песок, что мы не расслышали, что именно. Последний рывок – и он исчез.

– Это было «да»? – спросила Шлёпа.

– Может быть, – сказала я.

– Я очень надеюсь, что это было «да», – сказал Робби.

– Бизьянка где?! – Моди показывала в сторону пропавшей обезьянки.

Мы посмотрели на песок. Потом друг на друга. Подождали немного. Но ничего не произошло.

– Ну? – спросила Шлёпа. – Всё, что ли?

– Наверное, – отозвалась я.

– А где волшебство? – спросил Робби.

– Где бизьянка? – спросила Моди.

– Обезьянка ушла, солнышко. Видишь – нет обезьянки. – Шлёпа похлопала по песку. – И забрала с собой все волшебство!

– Но он же во какой раздулся, мы же видели, – сказал Робби. – Он правда исполнял наше желание.

– Какое? – удивилась Шлёпа.

– Заветное, – сказала я.

– Ну, значит, ничего не получилось. Лично я, как вам известно, хотела быть богатой и знаменитой, это мое заветное желание. Но я что-то не вижу ни того бугая, ни лимузина, ни толпы фанатов, – сказала Шлёпа. Она набрала побольше воздуха в легкие и пропела: – Я была девчонкой сердитой… – Вышло тоненько и пискляво.

– И голоса тоже нету, – нелюбезно заметил Робби.

– А сам-то как, Тарзан? Попробуй на дерево влезть. Ведь это же твое заветное желание?

– Не знаю, – сказал Робби, но тем не менее встал и подошел к ближайшему дереву. Он задрал голову, оценил высоту, потом сплюнул на руки.

– Осторожней только, Робби! – крикнула я.

Он подпрыгнул, но не достал до нижней ветки.

– Опаньки, – удовлетворенно сказала Шлёпа. – А как у тебя, Розалинда? – Она вытащила книжку из кармана моей куртки. – Это твой первый роман?

Мелькнула безумная надежда. Я посмотрела на книжку: измятые и потрепанные «Пятеро детей и чудище». Я раскрыла их наугад и нашла рисунок с Антеей, Джейн, Сирилом, Робертом и Ягненком. Я погладила волосы Антеи, представляя, будто расчесываю их.

– Может, псаммиад думает, что мое заветное желание – еще раз встретиться с Антеей? – предположила я. – Может, она вернется в наше время?

Мы огляделись, но никаких книжных героев не увидели.

– Гости-то ушли, – тихо пропела Моди.

– Нет, скажи, что ты не пожелала, чтоб стишковые чудики вернулись! У меня тогда точно голова взорвется, – закатила глаза Шлёпа.

Мы снова огляделись вокруг – никого. Ни тебе кота, ни чихающего ребятенка, ни черно-белой девицы с чайником.

– Только зря желание угробили, – сказала Шлёпа.

– Бизьянка, бизьянка, – сказала Моди.

– Может, это оно и есть! – сказала я. – Может, как раз этого мы все хотим? Снова увидеть псаммиада!

– Точно! – сказал Робби. – Ну ты и голова, Роз! Значит, когда мы в следующий раз приедем к папе, мы опять к нему пойдем и загадаем еще много-много желаний.

– Лучше бы у нас сейчас одно было, – сказала Шлёпа. – Что делать-то будем?

– Играть в бизьянку! – сказала Моди.

И мы стали придумывать разные игры в обезьянку. Мы сыграли в «Поймай обезьянку» – обычные салки, только мы все по очереди ловили и щекотали обезьянку Моди. Потом была «обезьянкокарусель» – тут все и так ясно: мы носились кругами по песку, пока не стало ужасно жарко и голова не закружилась. Потом мы сами стали обезьянками. Мы почесывались, скакали и вопили «у-у-у». А когда вымотались, сели играть в «Я шел по дороге и увидел обезьянку».

– Я шла по дороге и увидела обезьянку и маленького котенка, – сказала я и показала на Робби.

– Я шел по дороге и увидел обезьяну, и котенка, и большого рычащего льва, – сказал Робби и показал на Шлёпу.

– Я шла по дороге и увидела обезьяну, и маленького котенка, и большого рычащего льва, и рок-звезду с гитарой, – сказала Шлёпа. Она показала на Моди. Мы помогли малышке и нараспев повторили всё вместе.

– Я шла по дороге и увидела обезьянку, и маленького котенка, и большого рычащего льва, и рок-звезду с гитарой – и мороженое! – сказала Моди.

Так продолжалось, пока список не раздулся совсем уж до безобразия. Моди с Робби давно выбыли, но мы со Шлёпой не сдавались, тарабанили всю эту чепуху, пока наконец не покатились со смеху.

– Я выиграла! – хохотала Шлёпа.

– Фигушки, я выиграла! – хохотала я.

И мы стали играть в «Я шел по дороге и увидел обезьянку» заново, давясь от смеха. Шлёпа придумала неприличный вариант той же самой игры, так что мы все смеялись до колик.

– Странно, – сказала Шлёпа, отдуваясь. – Так весело, почти как с волшебством.

– А может, это оно и есть? Наше заветное желание – играть и веселиться всем вместе. – Я подавила разочарование. – В книжке о викторианских временах все именно так бы и кончилось. Дети бы вынесли ценный урок, сдружились и научились бы сами придумывать себе развлечения.

– Какая-то нудь нравоучительная, эти твои викторианские книжки, – поморщилась Шлёпа. – И если так, получается – желание коту под хвост, потому что у нас и без волшебства все это было. Мы вместе играем, сдружились, и нам весело.

– Ты со мной не особо сдружилась, – буркнул Робби.

– Да ладно, ты ничего пацан – в малых дозах. Знаешь, я не совру, если скажу, что ты мой любимый брат, – и Шлёпа пощекотала его.

Других братьев у нее и не было, но Робби все равно ужасно обрадовался этому комплименту и довольно завизжал. Потом мы устроили чемпионат по щекотке. Веселее всего было щекотать Моди: она снова и снова взрывалась смехом и беспомощно каталась по земле. Я немножко волновалась за нее – слишком уж малышка раскраснелась, – но, когда я попросила Робби со Шлёпой не щекотать ее больше, она закричала:

– Еще! Еще щекочите! Еще, еще, еще!

– Вам там, похоже, весело, народ, – крикнул папа.

– Последите там за Моди. Как бы она не описалась, – сказала Элис.

На этот раз они явно были не в трансе и, когда набежали тучи, бодро стали собираться.

– Ребята, ох, сейчас ливанет. Не хотелось бы вымокнуть до нитки, как вчера. Пошли домой, – сказал папа.

Я задержалась у ямы. Утрамбовала песок ладонью, а потом написала веточкой:

ОГРОМНОЕ СПАСИБО ЗА ВСЕ.

ПОКОЙТЕСЬ С МИРОМ.

– В каком смысле «покойтесь»? – удивился Робби.

– Так на могилах пишут. Псаммиад же не умер, Розалинда, – сказала Шлёпа.

– Да, я знаю, он просто отдыхает, вот я ему и желаю пребывать в покое, – объяснила я. Я снова похлопала по песку – как будто погладила псаммиада.

И мы отправились домой. На выходе из леса послышалась знакомая мелодия – фургон мороженщика. Моди запрыгала и заголосила:

– Пжалуста! Пжалуста! Пжалуста!

– Нет, Моди, что за глупости. Ты же не хочешь ледяную бяку, напичканную всякой химией? – сказала Элис.

Кто бы говорил про глупости. Моди просто умирала, как хотела «бяку», любой бы заметил.

– Да ладно тебе, мам, купи ей мороженое. Она вчера так расстроилась, когда свое уронила, а виновата вроде я была, – сказала Шлёпа, не подумав.

– Моди вчера ела мороженое? – спросила Элис.

– Нет, в том-то и дело. Давай я ее угощу, можно? Можно я всех угощу? – придумала отвлекающий маневр Шлёпа.

Элис явно собиралась ей возразить, но тут папа сказал:

– По-моему, сногсшибательная идея, Шлёп. Спасибо!

И мы шли домой и ели мороженое. Для Моди Шлёпа попросила самый большой рожок, с малиновым сиропом и радужной крошкой. Малышка уткнулась в него носом, и глаза у нее заблестели. Доесть его она, конечно, не смогла, но целых десять минут была на седьмом небе от счастья.

– Как думаешь, может, мороженое – ее заветное желание? – спросила меня Шлёпа.

– Может, – сказала я.

– Повезло ей – она свое получила и после заката уже ничего не отберут, если только ее не стошнит. А я не думаю, что псаммиад так сподличал бы, уж точно не с Моди, – заметила Шлёпа. – Вот мне надо ждать каких-нибудь пакостей. Он же меня не переваривает.

– Ерунда. Чего ты заладила, что псаммиад тебя не любит? Ему просто не нравится, когда кричат.

– Все равно не понимаю, как он исполнит мое заветное желание, если оно уже один раз сбылось. С концертом на «О2» ничто не сравнится.

– Ты была просто отпад, – сказала я, как и полагается подруге.

– Ну скажи ведь? Эх, вот бы все увидели!

– Дурында. На тот концерт тысяч двадцать пришло.

– Ну да, но я имею в виду… папу, например. Или маму. Или даже твоего папу. – Шлёпа помолчала. – Он тоже меня не переваривает.

– Вовсе нет.

– А вот и да. Я иногда вижу, как он на меня смотрит – мол, и как же это у моей душечки Элис выросла такая ужасная дочь-хулиганка? Что я тут делать буду, когда вы с Робби уедете?

– Будешь с Моди играть. И не смей говорить, что она тоже тебя не переваривает, ты прекрасно знаешь, что она в тебе души не чает, – улыбнулась я. – Она свою Шлёп-Шлёпу обожает.

– Шлёп-Шлёпа! – сказала Моди и подбежала взять Шлёпу за руку. Моди была вся в мороженом и ужасно липкая, но Шлёпа подхватила ее и до самого дома несла на закорках.

– Вам, ребята, уже собираться пора, – сказал папа. – Не оставляйте все на последний момент – утром у нас мало времени будет. Розалинда, позвонишь маме, скажешь, что я вас привезу к обеду, ладно?

Я позвонила маме. Она очень долго не отвечала, а когда наконец взяла трубку, мы друг друга едва услышали – такой там у нее стоял шум.

– Ты где вообще, мам?

– Мы в пабе, отмечаем конец учебы, – ответила мама.

– Ты в пабе средь бела дня? – удивилась я.

Мама хихикнула:

– Ну ты уж не ругайся, котеночек.

– Да ты что, я просто думала, вы вечером отмечать пойдете.

– Ну да, у нас намечается вечеринка. Ух, оторвемся!

– Учеба-то как, понравилась? – спросила я.

– Мне в жизни так хорошо не было. – Мама немного помолчала. – Хотя я, конечно, очень по вам с Робби соскучилась. Но ты говоришь, вам у папы было весело?

– Просто класс, – сказала я.

– Я так рада. А Робби тоже не скучал? Позовешь его?

Я позвала Робби к телефону. Я слышала, как мама спрашивает его, чем он тут занимался.

– Мы все время пикники устраивали – суперклассные пикники, кучу всяких разных вкусностей брали, а не только бутеры, – затараторил Робби.

Элис как раз оттирала Моди мордашку и руки, но, по-моему, все слышала. Она чуть-чуть покраснела и улыбнулась.

Мама спросила Робби, что еще он делал.

– Ой, много всякого! – сказал он. – По деревьям лазил, за зверями своими присматривал, еду готовил. Элис разрешает мне шоколадные хрустики делать. Она сказала, это ее любимые пирожные.

Такта ни на грош.

– Скажи маме, что скучаешь, – прошептала я одними губами.

– Я очень по тебе соскучился, мам, – сказал Робби. – Элис очень хорошая, но с тобой, мам, ни в какое сравненье.

Элис, по-моему, слышала, но вовсе не обиделась.

– Если хочешь, Робби, сделай еще хрустиков к чаю, – сказала она. – А еще можем печенья напечь. Хочешь, сделаем пряничного человечка?

– А можно я пряничного льва сделаю? – спросил Робби.

– Ну что ж, попробуем, – сказала Элис. Она кивнула нам со Шлёпой: – Пошли, девчонки. Напечем пряничных зверей.

Папа сказал, что ему надо в магазин, и уехал, пока мы все пекли печенье. У Элис не нашлось формочек в виде животных, так что вместо пряничных львов, слонов, горилл и жирафов мы налепили странные новые виды со вспученными животами – на вкус, впрочем, объеденье. Моди тоже принимала участие: она сделала круглую кляксу, по бокам у кляксы торчали лапы. Еще у нее были смешные стоячие ушки и большая улыбка-изюмина.

– Очень симпатичный зверек, – сказала Элис. – Кто это?

– Бизьянка! – гордо сказала Моди.

Всех наших кривобоких пряничных зверей Элис сфотографировала. А потом и нас самих тоже. Еще она поснимала, как Шлёпа играет с Моди. Шлёпа недовольно вздыхала и строила дурацкие рожи.

– Хватит кривляться, Шлёп. Улыбнись по-человечески, – попросила Элис.

– Зачем ты меня-то фотографируешь, мам? Снимай Моди. Я только кадр испорчу.

– Ерунда. Я хочу фотографию с обеими моими дочками, – сказала Элис. – Сниму вас двоих вместе, потом вас вчетвером, а потом тебя одну. Сольешь на компьютер и папе отправишь.

– Да ему начхать, – сказала Шлёпа – но перестала гримасничать и обняла Моди. Элис щелкала без остановки. Для последнего портрета Шлёпа расчесала рукой волосы, втянула живот и без дураков улыбнулась в объектив.

– Ну вот, отлично получилось. – Элис показала Шлёпе снимок на экранчике фотоаппарата.

– Конечно! Я тут страшила, – возразила Шлёпа, но вид у нее был довольный.

Она пошла за ноутбуком.

– Я все загружу. Чтоб были, – сказала Шлёпа. – Папе ничего отправлять не буду. Ему до меня дела нет. Он уже несколько дней молчит и… ой!

– Что такое?

– Письмо, письмо! Папа мне написал – ничего себе, на целый экран. – Она стала читать письмо, глаза у нее заблестели.

– Теперь довольна? – спросила Элис.

– У него все классно, но он по мне скучает, – сказала Шлёпа.

– Ну конечно скучает, – сказала Элис. – И я по тебе ужасно скучаю, когда ты у папы.

Шлёпа уставилась на нее.

– Врать вообще не умеешь, мам, – сказала она и понарошку стукнула ее кулаком в плечо.

– Ничего я не вру. – Элис обняла ее за плечи.

На секунду они прижались друг к дружке и обнялись. Потом Шлёпа наморщила нос:

– Фу, мам, обязательно этой розовой вонючкой душиться? Такой доставучий запах.

Элис заправила ей волосы за уши и посмотрела этак оценивающе:

– Все-таки разрешила бы ты мне тебя постричь – а то ты такая растрепущая.

Они переглянулись и рассмеялись. Шлёпа пошла к себе сочинять длинное-предлинное письмо папе, Робби выстроил своих зверей для большого забега по ковру, а Моди пристроилась под бочком у Элис – пришло время для сказки. Элис терпеливо прочитала «Тигра, который пришел выпить чаю» пять раз подряд, а Робби одолжил Моди своего тигра, чтобы она могла разыграть все сценки.

Я ушла к себе и листала книги, но никак не могла выбрать, что бы почитать. Я обожала Антею и Джейн, особенно теперь, да и Бобби с Филлис мне нравились; я переживала за Полин, Петрову и Пози; я восхищалась Сарой Кру; я жалела Мэри Леннокс[28]28
  Героиня повести Ф. Бёрнетт «Таинственный сад».


[Закрыть]; я считала себя пятой сестрой Мег, Джо, Бет и Эми – но в кои-то веки мне не хотелось погружаться в чужие жизни. Моя собственная жизнь стала ничуть не менее захватывающей и увлекательной, чем книжки.

Я слышала, как перед нашим домом остановилась машина. Папа вернулся из магазина.

– Дети! Идите посмотрите, что я принес, – крикнул он.

Я думала, он ездил в супермаркет – закупить продуктов на неделю, но, спустившись вниз, увидела, что в руках у него большая клетка.

– Робби! Где ты, сынок? – позвал папа и поставил клетку на полу в гостиной.

Робби влетел в комнату, сжимая в каждой руке по пластмассовому зверю, – и замер. Он выронил льва со слоном на ковер, и они упали, уже позабытые, лапами кверху. Робби осторожно шагнул к клетке, дрожа от волнения.

– Знаю, мама вам не разрешает животных заводить, и я ее понимаю. Собаке в вашей квартирке тесно будет, да и плохо ей целыми днями одной взаперти сидеть. Но я подумал, с этим малышом особых хлопот быть не должно.

Робби опустился на колени перед клеткой, глаза круглые. Вгляделся вглубь. Из-за прутьев на него смотрели две карие бусины.

– Хомяк! – прошептал Робби. – Можно его достать пап? Я только с ним поздороваюсь, и все.

– Конечно, только аккуратно, – разрешил папа.

Робби поднял переднюю стенку клетки и медленно просунул внутрь руку. Хомяк засуетился.

– Смотри, чтобы не убежал! – сказала Элис.

Робби посадил хомяка на ладонь, накрыл его другой рукой и зашептал ему что-то ободряющее. Хомяк задрал голову и посмотрел на него, как будто сразу понял, что теперь он в безопасности и под защитой.

– Нравится, сынок? – спросил папа.

– Очень, пап.

– Молодчина! Ты здорово ладишь с животными, это сразу заметно. Как назовешь?

– Его зовут Гигант, – сказал Робби, гладя крохотную зверушку.

– Какой он милый. Смотри, как носиком водит! – улыбнулась я. – Робс, какой же ты счастливчик.

– Хочешь, это будет наш общий хомяк? – предложил Робби. – Можешь гладить его, когда я занят.

– А мне можно его гладить, Робби? – спросила Шлёпа. – Дэйв, можно мне тоже хомяка?

– Нет! – сказала Элис. – Исключено.

– Хочешь, Шлёп, он будет общий, на троих? – сказала я.

– Так вы же завтра уезжаете!

– Мы будем тебе присылать хомячьи вести и фотографии, и ты сможешь его навещать, если захочешь.

– Ой, можно? – обрадовалась Шлёпа.

– Только веди себя очень тихо, будь с ним ласковой и, главное, не кричи, иначе он испугается, – инструктировал Робби.

– Это просто мой портрет! – сказала Шлёпа, и все рассмеялись.

– У меня и для тебя небольшой подарок, Шлёп. – Папа, порывшись в пакете, достал что-то маленькое, сложенное и черное. Шлёпа нерешительно взяла подарок и развернула его.

– Что это? Купальник? – спросила она.

– Это трико. Ну знаешь, девочки в таких гимнастикой занимаются. Я помню, ты сказала, что тебе это неинтересно, но я тут с Тимом в тренажерке встретился, и он о тебе спрашивал. Он еще ведет тренировки в спортивной школе, ну и я подумал – вдруг все-таки тебе там понравится. Начинаешь в понедельник. – Папа помолчал. – Если захочешь, конечно. Может, это и дурацкая идея.

– Нет-нет, идея классная, – сказала Шлёпа. Щеки у нее горели. – Спасибо, Дэйв, – сказала она, замявшись. – А тот парень, который меня в «Кораблекрушение» обыграл, придет? Вот бы. Теперь я его так отделаю, мало не покажется.

– А что в другом пакете, Дэвид? – спросила Элис.

– Да вот в книжный заскочил. Это для Моди, раз ей так понравился тот кукольный спектакль по стишкам. Все эти картинки смешные – ужасно знакомые. Я ведь тебе такую же книжку купил, Рози-Шмози, когда ты маленькая была?

– Да, пап, книжка та самая. Смотри, Моди! – Я полистала книгу. – Это кто?

– Гей, кошка со скрипкой, пляши, да не шибко! – прокричала Моди и с восторгом ткнула в картинку.

– А это кто? – спросила я, перевернув страницу.

– Джек и Джилл, Джек и Джилл! – закричала Моди.

– Ничего себе, откуда же она все знает? – удивилась Элис. – Не говорите мне, что она читать научилась!

Моди хихикнула. Я нашла ей страницу с хороводом. Она обвела пальчиком танцующих детей, а потом чихнула:

– Апчхи, апчхи!

– Ого, точно! – подтвердил папа.

– Спорим, этот она тоже знает, – сказала я, полистав еще. – Вот! Кто это такие, Моди?

– Полли, Сьюки и чайник! – сказала Моди. – Ой, гости-то ушли.

– У нас ребенок – гений! – сказал папа. Он порылся в пакете. – Я хотел тебе тоже книжку найти, Рози-Шмози, но это задачка не из легких, ты же столько читаешь. Остановился в итоге вот на этом. – Он вручил мне пухлую синюю книгу с красивой обложкой в разводах под мрамор. Я взяла ее и раскрыла на первой странице. Она была пустая. – Это записная книжка. Подумал, может, тебе захочется самой что-нибудь сочинить, – сказал папа.

– Папа, это замечательный подарок! – воскликнула я.

– Напиши про все, что с нами на этих каникулах было, – попросила Шлёпа.

– Про песчаную яму, – многозначительно добавил Робби.

– Ее потом опубликуют, а к тебе длинная очередь за автографами выстроится! – намекнула Шлёпа.

Я погладила пустые страницы – а потом старательно вывела первое предложение. Папа с Элис пошли готовить ужин. Шлёпа переоделась в свое новое трико и училась делать стойку на руках. Робби учил хомяка крутиться в колесе в клетке. Моди сидела с новой книжкой на коленях и пела всем своим любимым героям.

– По-моему, псаммиадово волшебство все-таки сработало, – сказала я. – Робби получил живого зверька, я, может, и правда за книжку сяду, а Шлёпу вдруг все полюбили. Псаммиад заглянул в наши сердца и увидел, чего мы хотим на самом деле.

– А как же Моди? – спросила Шлёпа. – Думаешь, она о мороженом мечтала?

Я опустилась на колени рядом с Моди:

– Моди, послушай-ка.

– Гей, кошка со скрипкой, – пропела Моди, ткнув в правую страницу.

– Да, книжка отличная.

– Идут на горку Джек и Джилл.

– Моди, отвлекись на минутку. Когда мы все были в песчаной яме и псаммиад, то есть обезьянка, – помнишь, когда она смотрела на тебя близко-близко?

– Апчхи, апчхи, – чихнула Моди.

– О чем ты думала, когда обнимала обезьянку?

– Гости все ушли, – спела Моди, качая головой. – Бизьянка ушла.

– Да, я знаю.

– Но бизьянка еще придет, – сказала Моди.

– Ты думаешь? И тогда ты тоже об этом думала? – допытывалась Шлёпа.

– Да, моя бизьянка. Повидать бизьяночку, – сказала Моди.

– Нам всем бы этого хотелось, – сказала Шлёпа. – Какая же ты умница, Моди. Сдается мне, это и было твое заветное желание – еще много-много раз повидать обезьянку.

– Погодите, – сказал Робби. Лицо у него вытянулось. – Если это псаммиадово волшебство – после заката оно рассеется. Только не это, я не переживу, если Гигант исчезнет!

Но когда тем вечером мы пошли спать, Гигант еще долго, после того как стемнело, довольно попискивал в своей клетке, а Шлёпин папа написал ей еще одно письмо. А в моей записной книжке осталось первое предложение: