Текст книги "Четверо детей и чудище"

Глава 10

На следующий день мы чуть было не остались без пикника. Почти все утро шел дождь.

– Ну какой лес, когда льет как из ведра, – сказал папа.

– Если честно, надоели мне эти пикники, – сказала Элис. – Столько возни.

Мы со Шлёпой и Робби просили и умоляли, особенно когда около полудня дождь перестал, но папа с Элис – ноль внимания. К счастью, у нас был маленький союзник, перед которым было невозможно устоять.

– Пикник? – сказала Моди. – Пикник в лесу! Да, да, да!

– Опять? – испугалась Элис.

– Опять! Опять! Опять! – сказала Моди и запрыгала.

– А что, можно брезентовую подстилку взять, – задумался папа. – А еду я сам приготовлю, Элис.

Он крупно нарезал французский багет, прихватил три вида сыра, несколько груш и бананов из вазы с фруктами и пачку шоколадного печенья из шкафчика, а в пакет со льдом в сумке-термосе сунул большую упаковку фруктового льда.

– Готово! – победно сообщил он.

Не такой гурманский пикник, как у Элис, но все равно очень вкусный. Элис ни за что не хотела давать Моди мороженое – завела песню насчет красителей и консервантов. Но солнце стало припекать, а Моди с такой мольбой смотрела на нее своими глазищами, что ей пришлось уступить. Моди облизывала мороженое и довольно хлюпала, мордочка у нее стала вся оранжевая, даже уши, потому что она все время поворачивала голову и с тоской смотрела на песчаную яму.

– Бизьянка, скорей! – сказала она.

– Мы пойдем в песок, поиграем с Моди в обезьянку, – сказала Шлёпа.

– До чего же странные у вас игры, – сказала Элис. – Ладно, только никуда не уходите – обещаете?

– Да не волнуйся, мам. Никуда мы больше не уйдем, – сказала Шлёпа. – Пошли, Моди, выкопаем в песке ямку, ага?

Мы все вместе подошли к яме, Моди радостного запрыгала.

– Твоя очередь, Робби, не забыл? – сказала я.

– Нет моя, моя, моя! – закричала Моди.

Мы все уставились на нее.

– Ну… Моди и правда еще не загадывала, но она же еще маленькая, нет? – с сомнением сказала я. – Вдруг она пожелает какую-нибудь дичь и начнется бардак?

– К бардаку нам не привыкать! – отозвалась Шлёпа. Она поковырялась в песке и нашла псаммиадову лапу. – Ага! Вот вы где! Вылезайте-ка, мистер Псаммиадик! – Она принялась его вытаскивать.

– Аккуратнее! – воскликнул Робби.

– Да уж, было бы неплохо, – сердито сказал псаммиад. Он выбрался из песка и отряхнулся. Потом от души зевнул, продемонстрировав ярко-розовый рот с кучей острых маленьких зубов. – А я так хорошо спал. Нет, надо было явиться и разбудить!

– А мы хотим еще желание, – сказала Шлёпа. – Давай, Моди!

Моди на коленках поползла по песку, счастливо улыбаясь.

– Привет, бизьянка! – сказала она.

– Возможно, при плохом освещении я и напоминаю примата, однако ж я принадлежу к совершенно иному виду, – сказал псаммиад. – Батюшки! Я последний представитель своего вида, и боюсь, долго мне не продержаться, если вы, дети, так будете меня изводить.

– Смешная бизьянка, – любовно сказала Моди, явно не поняв ни единого слова. Она потянулась погладить его.

– Осторожней! – цыкнул на нее псаммиад.

Элис не удалось толком отмыть малышку от мороженого, и Моди была липковата.

– Милая бизьянка. Смешная бизьянка. Модина бизьянка, – и она аккуратно присела рядом с ним на корточки – так, чтобы его не касаться. – Гей, кошка со скрипкой, идут на горку Джек и Джилл, апчхи, апчхи, ставь скорее чай! – пропела ему Моди.

Псаммиадовы глаза-стебельки повернулись.

– Моди вам поет свою песенку, – сказала я.

– Это я слышу, – сказал псаммиад.

– Загадывай желание, Моди! – поторопила Шлёпа.

– Хочу людей, – сказала Моди.

– Каких еще людей? – не поняла Шлёпа.

– Джека, и Джилл, и Полли, и Сьюки, и смешного котика, и щенка, и коровку, и чайник с тарелкой, и розы, и веночки[24]24
  Все это герои старинных английских детских песенок:
  Идут на горку Джек и Джилл, / Несут в руках ведерки. / Свалился Джек и лоб разбил, / А Джилл слетела с горки. / Заплакал Джек, а тетка Доб, / Склонившись над беднягой, / Спешит ему заклеить лоб / Коричневой бумагой. Пер. С. Маршака.
  Полли, ставь скорее чай, / Полли, ставь скорее чай, / Полли, ставь скорее чай, / Гости к нам пришли. / Сьюки, нам не нужен чай, / Сьюки, нам не нужен чай,/ Сьюки, нам не нужен чай, / Гости-то ушли. Пер. Г. Кружкова.
  Гей, кошка со скрипкой, / Пляши, да не шибко, / Щенок на заборе заржал; / Корова подпрыгнула / Выше луны, / И чайник с тарелкой сбежал. Пер. Г. Кружкова.
  Всюду розы эти, / Веночки и букеты. / А-апчхи, А-апчхи, / Упасть, не встать! Пер. И. Якова.


[Закрыть], – перечислила Моди.

– Но они же не настоящие. Это просто глупые детские песенки, – сказала Шлёпа. – Нельзя такое желать!

– Отчего же, – сказал псаммиад. Он напыжился и раздувался до тех пор, пока не превратился в большой мохнатый шар, а потом резко сдулся, приняв обычный вид. Он повертел глазами по сторонам, потом дернулся, услышав вдалеке собачий лай, и мигом зарылся обратно в песок, шустро орудуя всеми четырьмя лапами.

А мы во все глаза уставились на самую странную компанию, которую нам доводилось видеть. Коричневый с белым терьерчик носился кругами как оглашенный – видать, учуял псаммиада. Пес принялся копать, но Робби поймал его и не отпускал.

– Нет! Плохая собака! Оставь псаммиада в покое, – сказал Робби.

Пес начал лаять – теперь он нацелился на кота в красном смокинге и синих брюках. Кот сидел на кочке, прижимая подбородком к плечу маленькую скрипочку. Он вовсю наяривал смычком, а чудная жестяная тарелка с чайником, взявшись за жестяные руки, выделывали коленца под музыку. Из-за деревьев прискакала большая бурая корова и замычала в такт. Она то и дело вытягивала шею и задирала голову в небо.

– Луну ищет, чтоб выше нее прыгнуть! – прыснула Шлёпа.

– Гей, кошка со скрипкой, гей, кошка со скрипкой! – сказала Моди и давай бегать туда-сюда под котовью музыку.

Тут подошли, нога за ногу, мальчик с девочкой. У каждого было по ведру. Мальчик был в красном свитере и синих штанах, а девочка в белом платье в голубой горошек.

– Джек и Джилл! – воскликнула я. Такие родные лица! Я вспомнила «Клевер цветет», мою старую книжку с детскими песенками, и как мама мне ее все время читала и показывала картинки. – Смотри, Робби, это Джек и Джилл идут на горку и несут в руках ведерки.

– Надо им сказать, чтоб под ноги смотрели! – заволновалась Шлёпа.

– Вы там поосторожнее на горке, ладно? – сказала я.

Джек и Джилл посмотрели на меня.

– Да, мы идем на горку, – нараспев сказал Джек.

– Несем в руках ведерки. – Джилл глядела куда-то вдаль.

– Идут на горку Джек и Джилл! – залопотала Моди, хлопая в ладоши. – И я!

– Нет, солнышко, а то еще свалишься с ними вместе и расшибешься, – сказала я. – Посмотри-ка туда! Пойдем к веночкам и букетам?

Несколько девочек и один мальчик водили посреди песчаной ямы хоровод. На трех девочках были белые платья, на двух других – в красный горошек, а еще на одной – светло-желтое. Мальчик был в серых шортах и синем джемпере. Они были чуть старше Моди, и все улыбались, – я решила, что Моди в их компании ничего не угрожает.

– Апчхи, апчхи? – с надеждой спросила она.

– Апчхи, апчхи! – сказали они и мотнули головами. Потом все одновременно плюхнулись на песок и захихикали. Моди тоже села рядышком и заливисто рассмеялась, радуясь новым друзьям и их игре.

– Еще! Еще апчхи! – сказала она.

Они поднялись и по новой завели хоровод.

– Всюду розы эти…

– Давай с ними, Рози, – сказала Шлёпа.

– Моди, позови их на травке играть, – сказал Робби. – Псаммиад не обрадуется, если они так и будут у него над головой топать.

Он подошел и склонился над ними – прямо добрый дядюшка.

– Ребята, идите лучше вон там поиграйте. – Он показал пальцем куда-то в сторону.

– Всюду розы эти, – сказал мальчик и потянулся взять его за руку.

– Да, знаю, вы хотите играть, только давайте играть вон там, – и Робби легонько их подтолкнул.

– Веночки и букеты! – запели девочки, размахивая руками. Моди тоже взяли в хоровод.

– Апчхи! Апчхи! – прокричала она, мотнув головой.

– Упасть, не встать, – допели они все вместе и рухнули на траву, топоча ножками.

Тут и Джек с Джилл подоспели – выкатились из леса. Сначала Джек разлил всю воду, плюхнувшись на грудь, а за ним Джилл – размахивает руками, болтает ногами, глаза круглые.

– Ой-ой-ой, – сказала Моди и помчалась их поднимать. – Пластырь? – спросила она у меня. – Пластырь надо?

– Нет-нет, – сказала Джилл, осторожно поднялась и похлопала брата по спине.

– Джеку надо лоб заклеить коричневой бумагой, – сказала она серьезно.

– Никогда эту строчку не понимала, – удивилась Шлёпа. – Зачем коричневая бумага-то? Я думала, в нее только рыбу с картошкой заворачивают.

– Наверное, тогда йода с пластырем еще не было, – предположила я.

Моди сидела на корточках рядом с Джеком, вид у нее был встревоженный.

– Все хорошо, Моди. Он скоро поправится, – сказала я.

– И начнет заново всю канитель, – в тон мне сказала Шлёпа. – Трогательное, конечно, желание, только я как будто в яслях застряла. Кого там еще ждем?

Из леса вышли две призрачного вида девочки, в сером и белом, у одной в руках был чайник.

– Чего это с ними? – спросила Шлёпа.

Лица у них были белые, а волосы разных оттенков серого. Девицы направились к уютному кирпичному очагу на прогалине. Огонь в нем горел серый, а сами кирпичи были серовато-белые.

– Все ясно! – рассмеялась я. – Это Полли и Сьюки, они с черно-белой иллюстрации, а все остальные – с цветных.

В жизни они выглядели жутковато, и Моди заробела – но все же подошла. Полли ей улыбнулась.

– Ставь скорее чай? – спросила Моди, показывая на чайник.

– Смотрите, правда чай! – удивился Робби.

Из воздуха возник серый стол со скатертью в серо-белую клетку, серым в горошек чайником и серо-белым караваем.

– Полли, ставь скорее чай, – сказала Полли и повесила чайник над огнем.

– И я, и я, – сказала Моди.

– Осторожно! Не подходи к огню, Моди, нельзя, – испугалась я.

Пламя, хоть и черно-белое, пыхало жаром – и обжечься наверняка можно было.

– Полли, ставь скорее чай, – повторила Полли.

Моди ей подпевала.

– Полли, ставь скорее чай, – в третий раз сказала она.

– Гости к нам пришли! – пропели Полли с Моди и собрались садиться за стол.

– Не ждали? – сказала Шлёпа.

К столу широким шагом подошла подружка Полли – Сьюки.

– Сьюки, нам не нужен чай, – пропела Сьюки, никого этим не удивив. И еще разок. И еще. Потом Полли взяла Моди за руку, и они побежали от стола.

– Гости-то ушли! – пропела Сьюки.

Полли, Сьюки и Моди весело расхохотались.

– Еще! Еще! – просила Моди.

– Нет, только не это! Сколько можно? – замахала руками Шлёпа.

– Да ладно тебе вредничать, по-моему, очень мило, и Моди в восторге, – сказала я.

Робби тоже не скучал: он то утешал бедную корову-попрыгунью, то гладил пса, который беспрерывно тявкал. Кто бы мог подумать, что в детских песенках такая какофония! Мало мычащей коровы и лающего пса, так еще кот громко играл на скрипке, а чайник с тарелкой хлопали в жестяные ладоши. Джек и Джилл звенели ведрами и снова и снова бухались с горки, дети, водившие хоровод, оглушительно чихали, а Полли и Сьюки с нажимом пели прямо нам в уши.

– Еще! Еще! – захлопала в ладоши Моди.

– Эта компашка мне уже надоела, – рассердилась Шлёпа. – Где остальные-то стихи? Как насчет Шалтая-Болтая? Я бы посмотрела, как он со стены шмякается! А еще тот, где фрейлине нос отщипнули…[25]25
  Фрейлина стирает / Ленту для волос. / У нее сорока / Отщипнула нос. / А потом синица /Принесла ей нос, / И к тому же месту /Сразу он прирос. Пер. С. Маршака.


[Закрыть]

– Вы с Марвелом О’Кэем точно родственные души, – сказала я. – Вряд ли Моди другие стишки знает, кроме этих четырех.

– Это что значит – нам до посинения слушать эту их белиберду, снова и снова? – спросила Шлёпа.

– Снова! Еще! – радостно поддакнула Моди.

– Пойду, пожалуй, в песок зароюсь, как псаммиад, – сказала Шлёпа и зажала уши: все герои как раз запели свои партии одновременно.

Я попробовала подкатить к Джеку и Джилл, целеустремленно шагающим с ведрами вверх по склону. Они вежливо меня выслушали, улыбаясь своими маленькими ротиками.

– Джек и Джилл, может, воды в деревне наберете, из колонки? Тогда с горки не слетите и не расшибетесь, – находчиво предложила я.

– Идут на горку, – кивнула Джилл.

– Джек и Джилл, – сказал Джек.

– Несут в руках ведерки, – сказали они хором – и дальше все по накатанной.

Я пристала к Полли со Сьюки.

– Полли, ставь скорее чай, – скомандовала сама себе гостеприимная Полли. – Полли, ставь скорее чай. Полли, ставь скорее чай.

– Спасибо, конечно, но может, лучше пообедаем?

– Гости к нам пришли, – сообщила Полли.

– Сьюки, нам не нужен чай, – и Сьюки сняла чайник с огня. – Сьюки, нам не нужен чай. Сьюки, нам не нужен чай.

– А если я не уйду? Возьму и останусь, скажу: «Налейте, пожалуйста, чайку. Так в горле пересохло!»

Сьюки нахмурилась.

– Гости-то ушли, – сказала она и топнула ногой.

– Да с ними бесполезно разговаривать, – зевнула Шлёпа. – Ты ж в Диснейленде не станешь болтать с Микки-Маусом и Плуто. Робби, да заткни ты уже этого брехуна!

– Тихо, мальчик! Не лай. Хорошие собаки так себя не ведут, – сказал Робби, но пес все заливался, а кот играл на скрипке, а чайник с тарелкой отплясывали, а корова подпрыгивала, хотя луны на синем летнем небе не было и в помине.

Папа с Элис на внезапное нашествие песенной орды на Оксшоттский лес не обращали никакого внимания. Мы пожелали, чтобы они никогда не замечали псаммиадова волшебства, и желание до сих пор действовало. Подходил кот со скрипкой и исполнял им серенаду, корова пробовала через них перепрыгнуть, щенок лаял, Джек и Джилл тащились мимо, а потом кубарем катились в обратную сторону, чихающая ребятня водила вокруг них хоровод, а черно-белые Полли и Сьюки сновали туда-сюда с чайником.

Родители даже не моргнули ни разу, так и сидели себе на покрывале. Когда Моди подпевала героям стишков, они умилялись и улыбались – но и только.

Мы к этому времени умиляться и улыбаться перестали. Эти четыре стишка, честное слово, уже поперек горла стояли.

– До заката еще мильон часов, – сказал Робби, все пытаясь угомонить пса.

– Может, домой пойдем? – предложила Шлёпа. – Авось они за нами не потащатся. Пусть себе пиликают, и брешут, и пляшут, и чихают, и валятся, и таскают свой дурацкий чайник туда-сюда сколько душе угодно. Я на компьютере поиграю, ты почитаешь, Робби потетешкается со своим пластмассовым зверьем. Айда?

– Я не тетешкаюсь, – сказал Робби. – Я пытаюсь создать диким животным благоприятные условия для жизни в неволе.

– В смысле таскаешь льва по лестнице и причитаешь: «Какой лёвушка красавец, если будешь себя хорошо вести, лёвушка, я тебе дам медку»? – поддела Шлёпа.

– Моди так весело с этим народцем, – сказала я. Она как раз требовала «Еще! Еще!».

– Может, она уговорит их за нами пойти? Пусть в саду резвятся, а мы от них в доме спрячемся, – размышляла Шлёпа.

Идея была очень заманчивая, тем более что книжку я на пикник не взяла. Мы со Шлёпой попробовали убрести в сторонку. Чайник с тарелкой тут же побренчали за нами на тоненьких ножках.

Мимо как раз проходила женщина с собакой. Она испуганно уставилась на отплясывающую посуду.

– Это что же такое? – выдавила она, ловя ртом воздух.

– Да просто заводная игрушка, – сказала Шлёпа и схватила чайник с тарелкой.

Посуда возмущенно замахала ножками. Залаял стишковый щенок, собака женщины залаяла в ответ, и она на секунду отвлеклась, чтобы их растащить. Тут прибрела корова, выжидающе глядя в небо.

– Батюшки! Я и не знала, что в Оксшоттском лесу скот гуляет, – всплеснула руками тетка. – Здесь что же, пастбище устроили?

Тут она приметила кота – на задних лапах и со скрипкой. У женщины отвисла челюсть.

– Кошка на скрипке играет! – прошептала она. Она подкралась поближе и потрогала котовий хвост, ритмично покачивавшийся в такт музыке. – Это не игрушка! Он настоящий!

– Он… он не по-настоящему настоящий. Это человек очень-очень маленького роста в костюме кота, – сказала Шлёпа. Так себе объясненьице, конечно.

Подошли Джек и Джилл в поисках новой горки. Они размахивали ведерками и пели. Чихающая малышня передвинула свой хоровод поближе к нам. Притопали черно-белые Полли со Сьюки.

Собака истерично лаяла.

– Бегите! Спасайтесь! – завопила ее хозяйка и бросилась напролом через лес. Пес поскакал за ней.

– Кошмар! Она точно кому-нибудь расскажет! – испугалась я.

– Ну да, и все ей, конечно, поверят, когда она станет описывать, что тут было, – спокойно сказала Шлёпа. – Так, бестолковый народец, от песчаной ямы ни на шаг, ясно?

Куда там! Они таскались за нами по пятам. Соберись мы домой – вне всяких сомнений, пошли бы за нами. Я представила, как вереница песенных героев, двое из которых черно-белые, шагает по улице Акаций с нашим семейством во главе.

– Пожалуй, лучше нам тут посидеть, – сказала я. – А то хлопот не оберешься.

И мы сидели в лесу, а кошка играла на скрипке, корова скакала, чайник плясал с тарелкой, Джек и Джилл забирались на горку и скатывались с нее, дети водили бесконечный хоровод, а Полли и Сьюки тысячу раз ставили и снимали чайник. Мы сидели, пока солнце не съехало к горизонту и корова не узрела наконец-то в небе бледный серп луны. С ликующим «му-у-у» она подпрыгнула, воспарила прямо над месяцем – и исчезла.

Глава 11

На следующий день после завтрака папа позвал нас с Робби в гостиную. Робби состроил мне рожу.

– Что мы еще натворили? – спросил он одними губами. Вид у него был испуганный.

– Ничего мы не натворили, Робс, – успокоила я и сжала его руку. – Не бойся.

Но сама тоже переживала, из-за чего сыр-бор, хоть виду и не подавала. Я никогда не умела угодить папе. Всегда при нем была в каком-то напряжении, даже когда мы жили все вместе. То он ждал, что я буду ластиться к нему, как малютка Моди, то требовал, чтобы я стала взрослой и рассудительной. По-моему, он хотел, чтоб я была посмелей, как Шлёпа, – но, если я осмеливалась дерзить и спорить с ним, он сердился не на шутку. И если я чувствовала себя неуверенно, то бедняга Робби вообще блуждал в потемках. Он вздрагивал, стоило папе повысить голос, – и от этого папа злился еще больше.

Но сейчас папа нам улыбался, хотя и немного свирепо, показывая зубы, как пластмассовый лев.

– Что случилось, пап? – спросила я как можно бодрее и жизнерадостнее.

– Ничего, глупышка, – сказал он.

– Я провинился, пап? – прошептал Робби.

– Нет-нет. Боже мой, ребята, чего вы такие забитые! Я просто хотел поболтать с вами с глазу на глаз.

Элис с Моди мыли кукольный пластмассовый сервиз и посуду после завтрака, а Шлёпа села писать письмо своему папе.

Папа уселся на диван раскинув руки.

– Идите сюда, посидите со мной, – сказал он и поманил нас.

Мы терпеть не могли этот диван, потому что папа с Элис на нем частенько валялись в обнимку. Противно – аж с души воротило. Мы робко сели на краешек, папа обнял нас за плечи:

– Ну вот. Я просто хотел вам сказать, что я очень-очень-очень счастлив, что вы приехали.

Мы улыбнулись ему.

– Я страшно по вам скучаю, когда вы у мамы, – продолжал папа.

Он подождал ответа.

– Мы тоже скучаем, пап, – сказала я.

– Скажите честно, вы не помираете тут со скуки? – спросил папа. – А то мы же особо не развлекаемся. Только и делаем, что в лес на пикник шастаем.

– В лесу здорово, пап, – сказала я.

– Очень даже, – прибавил Робби. – Особенно в песчаной яме.

– Может, все-таки что-нибудь повеселее придумаем? – спросил папа. – В лесу тишь и благодать, я не спорю.

– Тишь? – переспросила я, вспомнив о вчерашнем бесконечном пиликанье, лае, мычании, чихании и пении.

– Чересчур тишь. Меня там в сон клонит, и с временем что-то чудно́е творится. Раз – и уже вечер. Так бездарно все каникулы и пройдут. Я хотел, чтобы у вас были суперские каникулы.

– Они и правда суперские, пап.

– Я не стал вас ни в какие летние школы и на экскурсии записывать, чтобы мы могли все вместе оторваться.

– Так мы и отрываемся, пап, – сказала я.

– Все вместе мы в машину не влезаем, но можно поехать куда-нибудь только втроем, а Элис с Моди и Шлёпой тут погуляют. Может, к морю выберемся – или в Лондон? Нет, знаю – давайте в зоопарк, а? Когда ты был совсем малыш, Робби, тебе нравилось в зоопарке.

Робби замялся. Сейчас-то ему очень хотелось в зоопарк. Он души не чаял в зверье. Но одного зверька, смахивающего на обезьяну, ему хотелось повидать еще больше – тем более что подошла его очередь загадывать желание.

– В зоопарке классно, пап, но я б лучше в Оксшоттский лес на пикник, – сказал он.

– Такой ты у меня чудак, – сказал папа и похлопал Робби по плечу. – Нам надо чаще с тобой видеться, сын. Куда это годится – чтобы парень рос без отца. Беспокойная ты душа, из-за всякой ерунды изводишься, на метро боишься ездить! Ты уже давно должен был все эти страхи перерасти. По-моему, мама тебя чересчур опекает.

– Да не беспокойный он, пап, – заступилась я. – Ну, в основном.

– Пусть он сам за себя скажет, Роз. Ты вечно за него вступаешься, выгораживаешь его. Знаю, это из лучших побуждений, и ты умница, что так защищаешь брата, но ему надо уметь самому за себя постоять. Ты же мужчина, Робби, помни об этом! А ты, Рози-Шмози…

Ну вот. Теперь за меня возьмется.

– …ты совсем уж книжный червячок, несовременно это, – папа дернул меня за косичку. – Может, мама не понимает, что ты уже подросла? Может, пора тебе модных вещей накупить?

Он ухватил меня за рукав футболки и поцокал языком, кивая на мои рваные джинсы.

– Не хочешь с Элис по магазинам погулять? Она в моде здорово разбирается, и вкус у нее что надо. Вместе что-нибудь тебе подберете.

– А мне нравится моя футболка, и джинсы тоже, – сказала я. – Не хочу по магазинам.

Конечно, мне бы очень хотелось новых вещей. Глядя на вещи в Шлёпином шкафу, я каждый раз с завистью вздыхала. Но идти за покупками с Элис? Как она умела смерить меня взглядом и вздернуть бровь! Говорить ничего не говорила, но в этом и не было нужды. Все было ясно по одному взгляду.

Папа вздохнул. Видно, мы завалили экзамен.

– Ладно, в лес так в лес, – согласился он. – Только маме вашей скажете, что я вам предлагал и туда и сюда, и дело не в деньгах. А то еще подумает, что я жмот и не могу собственных детей нормально развлечь.

Мы с Робби что-то пробубнили, улыбнулись и убежали. Робби улизнул в детскую, собрал свой зверинец и выпустил его побродить по пыльной равнине у Моди под кроватью. Я пошла к себе и уткнулась в «Детей железной дороги»[26]26
  Повесть Эдит Несбит 1906 года о семье, перебирающейся из Лондона в глушь, после того как отца по ложному обвинению сажают в тюрьму.


[Закрыть]. Честно, я завидовала Бобби, Питеру и Филлис – их отец вообще не появлялся до самой последней главы.

В комнату вошла Шлёпа, пиная, как футбольный мяч, свою бархатную куртку на молнии.

– Зачем же ты ее так мнешь? И уже всю пыль собрала, – сказала я.

– Ну и кому какое дело? – сказала Шлёпа.

– Тебе, – сказала я. – Это же твоя самая красивая куртка. Тебе вроде папа ее из Америки привез?

– А до него мне тоже дела нет, – сказала Шлёпа. – Я ему написала вот такенное письмо, смешное и страниц на сто, а он знаешь что ответил? «Привет! Не скучай там. С любовью, папа». Семь слов. Я ему сто вопросов задала – так он вообще ни на один не ответил. И на маму жаловалась – а он ноль внимания, а обычно он от такого прям в восторге. Конечно, у него же новая жена, на дочь можно забить. Ты точно не хочешь придумать гениальное антипапашинское желание?

– Нет, хотя соблазн велик. Но сегодня Робби будет загадывать, сама знаешь.

– Так поговори с ним, узнай, что он у псаммиада попросит. Он такой чудик, мало ли что у него на уме.

– Никакой он не чудик! – рассвирепела я.

– Эй, спокойно, я тут просто подумала: у нас желаний-то осталось всего ничего, а потом вы уже домой уедете, и – извините, конечно – мое желание пока что было самое крутое и супернеэгоистичное. Всем же понравилось богатыми и знаменитыми быть, – сказала Шлёпа.

Я зашла в детскую посмотреть, что там делает Робби. Он сидел под кроватью и шептался со своими зверями.

Я опустилась на колени и заглянула под кровать:

– Привет, Робс.

Там же стоял и горшок Моди. Хочется верить, что животные не ходили на водопой.

– Твоя очередь загадывать! Уже придумал, что попросишь?

– Ага, – сказал Робби.

Я помолчала.

– Ну? И что?

– Я не обязан тебе говорить, – буркнул Робби.

Я уставилась на него, хлопая глазами: обычно Робби мне все рассказывал. Как-то глупо было так стоять попой кверху.

– Вылезай, Робби.

– Я не обязан тебя слушаться. Так папа сказал.

Я тяжело вздохнула:

– Ладно-ладно. Сиди. Хоть весь день там просиди, только ты уже весь пыльный, и Элис скоро будет еду для пикника собирать, наверняка разрешит тебе сделать хрустики.

Робби подумал немножко. Потом выкатился из-под кровати.

– Сходил бы ты переоделся. Посмотри на себя! – сказала я.

– Не хочу, – уперся Робби. – Ты мне приказывать не можешь.

– Ладно, дело твое. Только я тебе не приказываю, а хочу помочь. Давай обсудим твое желание, чтобы никакой ерунды опять не случилось?

– Это ты желание по ошибке загадала и в прошлом застряла, а не я, – не слишком любезно заметил Робби. Он сунул руку под кровать, сгреб свое зверье, запихал его под футболку и пошел в ванную. Я слышала, как он там скакал и ухал гориллой, потом рычал и еще трубил как слон.

– Ну и ладно, – сказала я и пошла на кухню помогать Элис.

Она решила сделать сэндвичи с беконом, латуком и помидорами. Шлёпа поджарила бекон, а я вымыла и нарезала салат и помидоры. Еще в меню были маленькие пирожки с мясом. Появился Робби, более-менее чистый. Ему разрешили раскатать тесто. Потом Элис смешала взбитые сливки с крыжовенным пюре и разложила по баночкам с крышками, а еще помыла большую корзину клубники и полкило вишни. А самое замечательное – она сделала маленькие кексики и разрешила нам всем повзбивать по очереди тесто и облизать потом миску. Пока кексы пеклись, она размолола сахар в пудру, а когда они остыли, позволила нам их украсить.

– Вы просто спец по пикникам, Элис, – сказала я – и сразу подумала, что предала маму. У нее пикники бывали довольно незатейливые: бутерброды с плавленым сыром и каждому по яблоку.

– Ты чего подлизываешься? – прошипела Шлёпа.

– Ничего я не подлизываюсь. Сказала как есть, и всё, – ответила я.

– Она чокнутая. Собирает кучу еды, а сама почти не ест, ты последи за ней. Хочет быть тощей, как селедка, – сказала Шлёпа. – Я когда вырасту, буду есть все что захочу, всегда.

– Тогда у тебя в этих костюмах в облипку будет тот еще видок. Хотя какая разница, главное – петь хорошо, – сказала я.

– Да, я б спела еще на «О2». Эй, Робби, можешь пожелать, чтобы у нас у всех был концерт? Ты тоже можешь петь, если хочешь. Будешь как Робби Уильямс, только ростом поменьше. Круто же, скажи?

– Не буду я это желать. Я свое желание хочу, – сказал Робби.

Что это за желание, мы узнали только в лесу.

– Гей, кошка со скрипкой? – с надеждой пропела Моди и заозиралась по сторонам – но, к счастью, стишковый народец давно испарился.

Мы поскреблись в песке.

– Бизьянка, бизьянка, бизьянка! – позвала Моди.

Псаммиад с неохотой выбрался наружу.

– Опять вы? – Он зевнул. – На десять минут глаза закроешь – и снова вы приходите меня донимать.

– Смешная бизьянка, – сказала Моди и погладила его.

Он передернулся, но руку ее не стряхнул.

– Только ничего шумного не желайте, умоляю, – сказал псаммиад. – Эти создания, что вчера тут маршировали, – у них были такие резкие голоса! А скотина, судя по шуму, совершенно от рук отбилась.

– Не бойтесь, я стишки желать не буду, – успокоил его Робби. – У меня другое желание.

Он расставил на песке свой зверинец: любимца-льва, слона, гориллу, обезьяну, жирафа, зебру и верблюда.

– Хочу, чтобы все мои звери ожили, – сказал Робби.

Псаммиад нервно вздрогнул.

– Снова живность, и в придачу дикая? Глупец, – подытожило чудище, однако раздулось как шар, а затем поспешно зарылось обратно в песок. Мы уставились на маленьких пластмассовых зверей, которых псаммиад, закапываясь, расшвырял по песку.

Тут лев зевнул, потянулся и помесил лапами песок. Слон покрутил головой и поболтал хоботом. Горилла встала на задние лапы, передними при этом почти касаясь земли. Черно-белая обезьянка удрала подальше от гориллы, беспокойно погавкивая. Жираф вытянул длинную шею, прядая ушами, болтавшимися пониже маленьких рожек. Зебра металась туда-сюда, пытаясь спрятаться от льва. Верблюд разминал свои двупалые лапы – в песке он был как дома.

– Ух ты! – благоговейно прошептал Робби. – Смотрите, смотрите! Мои звери! Они правда живые!

– Какие пупсики, – сказала Шлёпа. Она схватила льва – и тот огрел ее передней лапой и вонзил ей зубы в подушечку мизинца.

– Ай! Вот зараза мелкая! – Она бросила льва и осмотрела покусанный палец. – От зубов следы остались! У меня кровь идет!

– Шлёп, это же лев. Смотри в оба. Может, он не забыл, как ты пыталась ему голову откусить, – сказал Робби.

– Ты присмотри за зеброй, Робс, а то лев и ее погрызет, – сказала я. Я взяла зебру и поставила себе на ладонь. Бедняжка дрожала мелкой дрожью. – Какая красавица! Такие симпатичные полосочки у нее.

– Бизьянка! Малипуська бизьянка! – сказала Моди и взяла обезьянку – рассмотреть поближе.

– Тихонько, Моди. Очень, очень аккуратно, – предупредил Робби.

Обезьяна тявкнула, побежала по ее руке и забралась в рукав.

– Щекотно! – захихикала Моди.

Обезьяна уютно устроилась в рукаве футболки и явно собралась подремать.

– Я тогда возьму большую, – сказала Шлёпа. – Иди сюда, обезьяночка. – Она ткнула гориллу в пузо. Та встала на дыбы и ударила себя кулаком в грудь, оскалив крошечные зубы. – Только попробуй меня цапнуть! – Шлёпа щелчком сбила гориллу с ног.

– Шлёпа, прекрати! Оставь моих зверей в покое. С ними надо уважительно обращаться. Они хоть маленькие, но все равно дикие звери.

– Ах-ах, а не то она меня съест? – пропищала Шлёпа.

– Моя горилла – травоядная, такую гадость есть не станет, но она очень сильная. Если захочет, палец тебе оторвет, – сказал Робби.

– Тогда к Моди ее не подпускай, – предостерегла я.

Слон затрубил и задрал хвост. На песок упали маленькие слоновьи катышки.

Мы все вылупили глаза – а потом покатились со смеху.

Верблюд презрительно посмотрел на нас и выразительно сплюнул. Мы снова прыснули.

– Робби, ты здорово придумал! – засмеялась я.

– А то! – Он был горд.

– Хорошо, правда, что псаммиад их маленькими оставил, иначе бы нас всех уже загрызли, – поежилась я.

– Некоторых и загрызли, – сказала Шлёпа. – Если у меня будет бешенство, я тебя, Робби, тоже покусаю.

Тут лев зарычал, а зебра спрыгнула с моей ладони и вовсю припустила из ямы.

– Скорее, лови ее, а то убежит! – крикнул Робби. – Надо для них загон соорудить. Или два, чтобы лев и зебра в разных были.

Я поймала бедненькую зебру и попыталась ее успокоить. Я гладила ее косматую гривку и нежно почесывала между ушками. Потом я поймала жирафа, он опустился на колени на другой моей ладони и беспокойно завертел головой на длинной шее. У Робби в одной руке был лев, а в другой – горилла. Лев перестал рычать и смиренно лег, а горилла свернулась клубком, устроившись у Робби на ладошке как в гнезде.

Шлёпа взяла слона и верблюда.

– Чур не какать и не плеваться, – сказала она, строго покачав головой.

Моди все играла с обезьянкой. Та выскочила у малышки из-под футболки и устроилась на мочке ее уха, крепко ухватившись крошечными лапками за ее шелковистые волосы.

– Так, дайте подумать. Верблюд пусть остается в песке. Надо только построить большую гряду, чтобы он мог на нее взбираться, – всего делов! – сказал Робби. – А ты, маленькая, поспи пока у меня в кармане. – Он очень осторожно опустил гориллу в карман, а потом нагреб песка в кучу и соорудил гряду. – Пусти его по пустыне погулять, Шлёп. Верблюдик, хороший верблюдик, вот ты и опять в песочке.

Верблюд сдержанно поблагодарил его, похлопав густыми ресничками, улыбнулся и побрел вперед.