Текст книги "Глобальная психоманипуляция. Психологические и духовно-нравственные аспекты"

Информационно-психологическое оружие широко применяется и на уровне крупных корпораций. Например, оно используется для сокрытия целей определенных групп и людей в крупном бизнесе, в финансовой сфере.

Важное положение теории информационно-психологической войны заключается в том, что внешние информационно-психологические воздействия работают через внутреннюю поддержку навязываемых извне идей, программ и т. п. со стороны тех, кого обычно называют «пятой колонной». Мы видели это явление в нашей стране в течение 30 последних лет, когда массмедиа фактически управлялись из-за границы через внутренние каналы влияния. Российские СМИиК долго не могли преодолеть достаточно выраженной тенденции 1990-х годов к созданию пронизанной американскими оценками системы представлений о мире.

Важным элементом теоретической основы информационно-психологической войны является концепция Антонио Грамши (Грамши, 1957). Изменения в обществе вызваны незаметным влиянием на системы представлений человека о мире, о добре, разрушением символов, социальных традиций и пр. «Культурное ядро» общества «мягко» разрушается организованными информационными потоками. Любое государство держится на неуловимом консенсусе, неформальном единодушии – «согласии». Иерархия социальных представлений внутри государства описывается термином «гегемония», обозначающим управление, которое не осознается людьми. Наличие гегемонии не декларируется, открыто не провозглашается, не фиксируется в законах. Гегемония как бы подразумевается, но с ней считаются. Согласие общества в этом случае поддерживает превосходство в силе, влиянии какого-либо класса внутри общества. Революция же – это подрыв согласия внутри общества, слом гегемонии правящего класса. Если его гегемония оказалась несломленной, то революция не удалась. В попытке удержать согласие перед революцией правящие классы поднимают уровень насилия в государстве. Но это насилие и разрушает общественное согласие, и государство саморазрушается от сверхнасилия, неподкреплённого достаточным уровнем согласия.

Метод использования информационно-психологического оружия опирается на общие принципы разрушения любых систем. Это атака на целевое ядро, элементы и управляющие связи противника. К принципам информационно-психологической войны относятся: деформация целей и приоритетов в социальной системе (убедить людей в социальной полезности чего-то реально вредного для них – например, в приватизации в 1990-е годы); разрыв/переключение социальных связей; обострение противоречий (например, спонсирование революционной деятельности в России в период Первой мировой войны).

В качестве информационно-психологического оружия используется: а) подброс целей, кажущихся позитивными, но нереализуемых (примером является массовое заражение идеей евроинтеграции Украины) или деструктивных (например, вступление Российской Федерации в ВТО); б) «давление обстоятельствами», вынуждающими принимать неадекватные решения (югославские и ливийские события являются иллюстрациями); в) внедрение представлений, не позволяющих включить мобилизационные механизмы (в 1990-е годы активно насаждалось представление о том, что холодная война закончилась и люди на Западе теперь наши «друзья и партнеры»). Отметим, что эффективность информационно-психологической войны усиливается террористическими угрозами. Срабатывают даже ложные звонки в милицию о «заминированности» какого-либо объекта (усиливают тревогу у спецслужб и простых людей). В качестве информационно-психологического оружия могут быть использованы: влияние ассоциаций, упор на жалость, создание ложной дихотомии, обращение к гордости и тщеславию, нерелевантные доводы и аналогии, опора на авторитеты и др. (Д. Халперн, цит. по: Лебедев, 2014, с. 39).

Роль информационно-психологического оружия видна в августовской войне 2008 г., причем как в версии о том, что Саакашвили поддался на провокацию России, так и в варианте неверной трактовки им «сигналов из Вашингтона». Интересно, что в Грузии присутствовали ведущие мировые массмедиа, которые принято считать не только независимыми, но жестко конкурирующими между собой, но они «не заметили» бомбардировки Цхинвала. При контрнаступлении же российских войск в эфир стали даваться сюжеты о бомбежках мирных грузинских городов и сел, признанные, однако, впоследствии недостоверными. Ясно, что без организации специальной информационной компании (а это под силу лишь США либо транснациональному уровню влияния) подобное невозможно.

Удачным применением информационно-психологического воздействия на население стало употребление киевскими властями понятия «отечественная война». Многие украинцы, в частности, убеждены, что ополченцы Донбасса сражаются вместе с российскими войсками за Януковича.

Для анализа тематики информационно-психологических войн полезна метафора игры людей в виртуализирующемся политическом и социально-экономическом пространстве, правила которых им навязываются. Человек, принимая «правила игры», строит виртуальные миры и постепенно становится профессиональным игроком. Признаком виртуализации сознания является восприятие общественной жизни в виде некоего «спектакля», который люди созерцают на «сцене» городов и стран, не вопрошая о том, кто является его автором. В этом и воплощается психология «человека играющего». Международное право, международные организации, мировая дипломатия и международные форумы в еще большей степени превратились в отрежиссированные театральные постановки. Для многих реальностью становятся задаваемые имаго-символосферой образы, смешанные с проекциями собственных фантазий, социальных иллюзий. «Театр психоманипулятивного абсурда» делает ставку на пассивность, дезинформированность, виртуализированность своей аудитории. Подмены понятий, создание терминов, призванных отражать «новую реальность», помогают политическим играм в мире (Панарин, 2000). В «тотальном мире спектакля-игры» все становится игрой, а сам игрок попадает в игровую зависимость. Современные же информационные технологии удовлетворяют возрастающие игровые потребности людей. Человеку все труднее заметить подмены, поскольку в игре реальное и виртуальное смешаны. Но «мир игры», указывает политолог А. И. Неклесса, при определенных условиях (в том числе и организуемых информационными манипулятивными воздействиями) может выпустить на волю «мир распада» (Глобальное сообщество…, 2000, с. 136).

Книги американского социолога Джозефа Овертона показывают и раскрывают тонкие психоманипулятивные технологии, – в частности, обозначают техники сознательной манипуляции рамками общественной дискуссии. «Окна Овертона» (Overton window) является концепцией о наличии рамок допустимого спектра мнений в публичных высказываниях с точки зрения общественной морали. В этом смысле можно говорить об «окне дискурса». Согласно модели Овертона, в жизни конкретного общества в каждый момент времени некоторые идеи составляют действующую в общественном сознании норму (точка отсчета). Остальные идеи либо входят в диапазон допустимых, либо нет.

Овертон описал процесс изменения отношения общественного сознания к традиционно неприемлемым для него, отторгаемым идеям и социальным представления. Эти идеи под воздействием определенной психотехнологии становятся не только приемлемыми, но в итоге законодательно закрепленными.

Овертон утверждает, что в обществе существует некое «окно возможностей» в признании чего-то: от немыслимого, полностью отвергаемого, совершенно чуждого общественной морали, через статус радикального, далее приемлемого, разумного – до принятого массовым сознанием. Иными словами, некие идеи, представления, проблемы могут обсуждаться, публично поддерживаться, пропагандироваться или нет. Организованные информационно-психологические воздействия вызывают динамику в общественном мнении. И, как результат данной психоманипуляции, в обществе начинает обсуждаться нечто ранее неприемлемое для его членов. Затем люди начинают считать это уместным и в итоге смиряются, перестав видеть проблему.

После смерти Овертона его концепция в основном развивалась в русле воздействий политических событий и медиадискурса. Было показано, что наиболее устойчивые сдвиги политического дискурса являются следствиями глубоких социально-политических изменений в обществе.

Для иллюстрации данной технологии обратимся к совершенно неприемлемой, запретной для обсуждения теме каннибализма. Предполагается следующая последовательность информационно-психологических акций по продвижению данной темы в общественное сознание (Горжалцан, 2014):

1. Перевод темы в область «свободы слова». Можно для начала на научном симпозиуме рассмотреть историю предмета, обсудить «обряды племен Полинезии», ввести в научный оборот авторитетные высказывания о людоедстве. Далее в интернете появляется «Общество каннибалов». Запускается образ «плохих каннибалов», который будет соотнесен с теми, кто «призывает сжигать на кострах не таких, как они». Тема введена в оборот, табу десакрализовано.

2. Перевод темы в область возможного. Цитирование научных авторитетов продолжается. Отказывающиеся обсуждать тему объявляются ханжами. Название темы переформулируется, и каннибализм становится сначала антропофагией, а потом антропофилией. Новые названия уводят суть проблемы от её обозначения, лишают оппонентов опоры на язык. Параллельно создается прецедент (исторический, мифологический, выдуманный), например, легенда о матери, напоившей своей кровью умирающих от жажды детей.

3. В общественном сознании создаётся «поле боя» за проблему. Декларируется, что «желание есть людей генетически заложено в природе человека», «в определенных обстоятельствах съесть человека бывает необходимо», «есть люди, желающие, чтобы их съели», «свободный человек имеет право решать, что ему есть», «пусть каждый решит, кто он – антропофил или антропофоб», и т. п. «Ученые» и журналисты доказывают, что человечество на протяжении всей своей истории время от времени поедало друг друга. Тема забалтывается журналистами, ведущими телепередач и т. п. От дискуссии отсекаются авторитетные противники происходящего абсурда. Создается положительный образ современного каннибала: «антропофилы придерживаются строгой морали». На крайних флангах размещаются радикальные сторонники и противники людоедства. Из людей, не согласных с де-табуированием людоедства, создают образ агрессивных, «фашиствующих ненавистников», призывающих уничтожать людоедов, коммунистов и негров. Присутствие в СМИиК обеспечивают всем, кроме противников легализации каннибализма. Антропофилы же осуждают «фашистов всех мастей».

4. Перевод темы в категорию популярной. Тема выводится в топовую и начинает самовоспроизводиться в массмедиа, шоу-бизнесе и политике, проникает в телевизионные новости и ток-шоу. Людей едят в кинопрокате, в текстах песен и видеоклипах.

5. При переводе темы в сферу актуальной политики начинается подготовка законодательной базы. Публикуются социологические опросы, «подтверждающие» высокий процент сторонников легализации каннибализма. Политики начинают публично высказываться за законодательное закрепление антропофилии. В общественное сознание на фоне усиления пропаганды толерантности вводится догма – «запрещение поедания людей запрещено». Здоровые силы общества еще как-то сопротивляются, но в целом общество сдалось. Тема неизбежно докатится до школ и детских садов; следующее поколение вырастет с идеей людоедства как нормы.

Думаю, описание данной технологии напомнило читателям громкие и абсурдные кампании последних десятилетий, касающиеся некоторых нравственных аспектов общественной жизни. «Окна Овертона» уже практически сработали на теме разрушения традиционной семьи, половых извращений, толерантности ко многим проявлениям зла. «На подходе» – педофилия, детская проституция. В духовно-нравственной и религиозной сферах в «Окна» пролезет признание статуса и значимости отрицательных метафизических сил в жизни человечества. В плане более нейтральных возможностей обоснования «всего что угодно» интересен фантастический вариант информационно-психологической компании по «присоединению Индии», который дает И. В. Смирнов (см.: Смирнов, 2003, с. 24–29).

1.4. Психические процессы в психоманипуляции

Информационно-психологическое воздействие целостно, однако оно имеет свои закономерности в различных сферах психики в зависимости от условий, задач и особенностей аудитории. Когнитивные, эмоциональные и поведенческие структуры человеческой психики обладают различной степенью «податливости» воздействию СМИиК. Результат такого воздействия определяется и тем, на какую область психики оно преимущественно направлено. Поведение человека, например, изменить труднее, чем его оценки политических событий.

Методы информационно-психологического воздействия способны влиять на социальное восприятие, направляя его в определенное русло, на активно участвующее в социальном восприятии воображение (во всем богатстве его разновидностей – от активного и конструктивного творческого до пассивных непроизвольных «грез наяву»). Это и особая подача фактов с употреблением сочетания образов, слов и чисел, воздействие на воображение метафор/ аллегорий и др. Роль воображения обнаруживается в попытках человека понять, что происходит с людьми во время социальных кризисов. При изучении воздействия метафор и аллегорий на воображение следует подчеркнуть, что красочный образ-метафора способен подавлять здравый смысл. Особенно сильно воздействие парадоксальных метафор. Использование метафор полимодально. Широко применяются, в частности, метафоры запаха: «запахло жареным», «запах крови» и др. С. Кара-Мурза анализирует целый букет «демократических» психоманипулятивных метафорических образов, ставших основой современных устойчивых высказываний, способствующих катастрофическим явлениям в стране: «наш общий европейский дом», «столбовая дорога цивилизации». Использовались также пословицы, например, «коней на переправе не меняют» и т. д.

Отметим, что даже спонтанные фантазии могут отражать предчувствия социальных изменений. Власть учитывает «народное воображение» потому, что людей поражают не факты сами по себе, а то, как эти факты представляются (Лебон, 2011). Это помогает подавать информацию в нужном для субъекта информационного воздействия ключе.

Большой интерес представляет роль процессов апперцепции. Связь воображения с процессами социального прогнозирования приводит к преждевременным действиям, социальной истерии («украинские мечты» последних 12 лет о «принадлежности к европейскому пути» тому пример) или разрушению инстинкта самосохранения в обществе, «усыплению бдительности». Вспомним, как в перестроечные годы в нашей стране высмеивались или табуировались страхи конфронтации с Западом и создавалась иллюзия национальной безопасности. Происходящее в мире сегодня показывает, что неадекватный пацифизм является болезнью общественного сознания.

Сильные средства информационного воздействия открываются через опору на взаимосвязи воображения, эмоциональной сферы и мотивации. В состояниях фрустрации, например, начинают доминировать грезы, возникает стремление к «бегству от реальности» через алкоголь и наркотики. Через мотивацию и систему потребностей возможно эффективно влиять на ценности. Изменяя же их, можно заставить людей «захотеть чего угодно». Большую роль играет известный феномен «эмоционального заражения», особенно в кризисных ситуациях – техногенных катастрофах, террористических актах, социальных конфликтах и т. п. В повышении эмоциональности, увеличивающей доверие к информации извне, используются чувства того и другого знака.

Сильный синергетический эффект (воображение + эмоции), наблюдаемый, в частности, во время проведения избирательных кампаний, дает совместное употребление образов, слов и чисел (печатные тексты, радио– и телепередачи, кино-, теле-, видео-картинки). Много интересного, как отмечает С. Кара-Мурза, можно найти при изучении идеологической машины фашистской Германии, превратившей народ в «толпу визионеров в искусственно созданном космосе» (Кара-Мурза, 2000). Примером роли воображения является использование и создание географических карт, актуализирующих социальные предрассудки, выражающих ложные представления о геополитической реальности и помогающих создать нужный образ. Карта «утраченных исконных земель» воздействует на национальные чувства безотказно. Это мы видим на примере реакции Украины на воссоединение Крыма с Россией: эмоции бурлят, хотя исторически и этно-демографически Крым не был украинской территорией до «хрущевского подарка». В последние годы фабрикация географических карт стала эффективным средством разжигания этнических конфликтов.

Иными словами, создание эмоциональных состояний человека с использованием воображения всегда рассматривалось как эффективный прием психологического воздействия. Наиболее известен прием апелляции к страху. Использование воображения эффективно в усилении панических настроений под воздействием слухов, распространяемых через СМИиК. Телевидение особо ответственно за создание и распространение фобий. Показ терактов, катастроф по силе психосоматического травматизма сопоставим с переживаниями очевидцев. Некоторые люди, лишь посмотрев кадры некой трагедии, обращаются к врачам и психологам (стресс от события 11 сентября 2001 г. подтвердил это). На действенность приема апелляции к страху влияет наличие у человека переживания своей уязвимости, подверженности различным угрозам. В романе Дж. Оруэлла «1984»[8]8
  Джордж Оруэлл (псевдоним) во время Второй мировой войны работал журналистом на BBC. Британские спецслужбы имеют к этой радиостанции непосредственное отношение.


[Закрыть] показано, что большой обман удобно выстраивать на основе страхов перед «коварными врагами». Подчеркнем существование страхов, специфичных для западного, в частности, американского менталитета. Это страхи мистической природы, имеющие истоки в «страшилках» протестантских проповедников в США в прошлые века; это страхи ядерного апокалипсиса в советскую эпоху и возрождающийся на Западе страх новой «русской угрозы». С. Кара-Мурза отмечает, что в России человеку никогда в сознание не вводился «вирус мистического страха»: вплоть до перестройки экзистенциальный страх в нашей стране не играл существенной роли. Страхи были вполне реалистичными. Поэтому страх перед ядерным апокалипсисом был иной, нежели на Западе (подробнее см.: Гостев, 2008).

Эмоциональная сфера ответственна за особенности переживания того или иного социально-политического, экономического события, за формирование искусственных потребностей и желаний «хотеть всего». Эмоциональное состояние влияет на эффективность информационно-психологического воздействия. Воздействие на эмоциональную сферу приводит к появлению у людей страха, отчуждения и способно породить «эмоциональный взрыв». Даже когда человек просто не справляется с поглощением новой информации по каналам имаго-символосферы, у него создается внутренний дискомфорт по случаю переживания «отставания» от жизни. Но может быть и другой вариант эмоциональной реакции. В огромном потоке взаимоисключающей дезинформации человек начинает холодно и даже цинично реагировать на трагические события, на тысячи убитых в различных странах, на уничтожение народов и государств (как на некие виртуальные потери). Эмоции людей, в зависимости от своего знака и особенностей ситуации воздействия, меняют мышление и реакцию на сообщения, влияют на уверенность в собственных суждениях и пр.

Роль эмоциональной и мотивационной сферы хорошо раскрывается в исследованиях В. В. Латынова (Латынов, 2012а, б, 2013, 2014в). Отмечается значимость изучения полимотивированности объекта воздействия. Она предполагает наличие у человека: а) мотива (не всегда осознанного) иметь ясное и адекватное представление о действительности; б) склонности поддерживать непротиворечивую систему установок и социальных представлений, соответствующую личным ценностям и потребностям; в) желания иметь позитивную групповую идентичность, придерживаться принятых в референтной группе норм и правил. В итоге человек получает некие «линзы», сквозь которые он оценивает поступающую информацию. Ориентация на группу приводит к отторжению источников внегрупповой информации. В ходе социальных кризисов, однако, формируются новые групповые идентичности. «Перестроечно-реформаторские» десятилетия в нашей стране продемонстрировали, как групповая идентичность людей может меняться резко и неоднократно. Иными словами, полимотивированность предполагает определение того, что движет человеком в социальном познании, особенно если психологическое воздействие – лишь элемент более общей системы воздействий, масштабы которой человек не осознает. Это положение важно для анализа глобальной манипуляции относительно формирования NWO, содержание которого многие не видят.

В. В. Латынов указывает на недостаточное внимание к эмоциональной компоненте в психологии воздействия (и на перекос в сторону когнитивно-поведенческих аспектов), на противоречивость результатов ее исследования. В то же время получены важные данные. Отмечается, например, что характер эмоций влияет на восприятие ситуации воздействия, во многом определяет выбор средств воздействия и их практическое использование. Значимой является степень выраженности переживаемой эмоции. Переживание негативных эмоций стимулирует усиление анализа воспринимаемой информации. И это делает человека более подверженным воздействию в тех случаях, когда ему предъявляются веские аргументы, и более устойчивым к воздействию, если аргументация слаба. Эффективность психологического воздействия зависит от того, насколько поступающие эмоционально насыщенные сообщения соответствуют соотношению когнитивной и эмоциональной компонент того аттитюда, который стремятся изменить. Человек также в большей мере уязвим сообщениями, эмоциональный тон которых оказывается созвучным его эмоциональному состоянию. Следует учитывать, что эмоции влияют на эффективность воздействия разными способами. В зависимости от своего настроения человек по-разному оценивает вероятность позитивных или негативных вариантов развития событий. Люди, переживающие негативные эмоции, будут избегать анализа болезненной для них информации. Если эмоциональное состояние человека позитивно, то окружающий мир кажется ему безопасным и значительных размышлений по поводу поступающей информации не требуется. В хорошем настроении люди склонны проявлять больший оптимизм. Они более восприимчивы к аргументам, сформулированным позитивно. В плохом настроении человек переоценивает вероятность негативных событий и восприимчив к негативной аргументации.

Влияние эмоционального состояния на эффективность психологического воздействия не носит прямой характер и опосредовано особенностями когнитивной обработки поступающей информации. Пониманию роли эмоций в информационном воздействии помогает выделение следующих типов ситуаций:

– человек слабо заинтересован в теме и полагается на простейшие эвристики;

– человек не мотивирован ни к анализу сообщений, ни к использованию простейших эвристик; позитивное эмоциональное состояние сокращает время размышления об аргументах; влияние аргументов менее выраженное;

– человек высоко мотивирован и имеет возможность глубокого анализа информации; эмоциональное состояние определяет общую направленность размышлений об аргументах.

В. В. Латынов рассматривает также воздействие на человека художественных произведений (в печатной и аудио-визуальной форме), приводящих к трансформациям социальных представлений. Уход в виртуальный мир нарратива характеризуется сдвигом внимания от реального мира на переживания образов воссоздающего воображения. Показано, что люди с высокой потребностью в познании легче погружались в мир художественного произведения при чтении, а люди с низкой потребностью в познании – при просмотре экранизации этого произведения.

В раскрытии роли процессов внимания в информационно-психологических воздействиях главным выступает изучение возможностей его переключения, например, привлечения внимания к некоторым событиям, фактам или отвлечения от них. Существуют определенные приемы для того, чтобы некая информация «врезалась в память», ушла в сферы неосознаваемого, а затем в определенный момент вернулась в сознание, породив нужные манипулятору ассоциации. Главная роль принадлежит непроизвольному запоминанию. Частое повторение в СМИ некоего утверждения, идеи, образа действует на людей независимо от их оценки данной информации. Даже отвергнутая точка зрения может превратиться в смутное представление или быть в конце концов принята. Особыми возможностями манипулировать всеми видами внимания обладает телевидение, которое сосредотачивает внимание человека на показе событий с комментариями, и на этом фоне возникает возможность внедрения в систему сознания человека-зрителя любой информации. На него могут быть направлены профессиональные способности всех категорий работников телевидения, особенно тележурналистики, телережиссуры, операторского искусства. Исключительно сильно сосредотачивает внимание на определенных темах освещение неких «невероятных событий», на фоне которых и можно давать любую информацию.

Роль памяти в информационно-психологическом воздействии – обеспечить запоминание информации или ее уход в подсознание, чтобы потом актуализироваться, например, в образном опыте и его ассоциациях.

Велика значимость ассоциаций эмоциональных образов памяти и воображения. Отметим важные теоретические постулаты, помогающие это понять (Смирнов, 2003, с. 57–64). Память многомерна, один и тот же ее элемент может одновременно существовать в различных семантических сетях и в зависимости от этого иметь разное значение. Все категории психического являются дериватами многомерных связей памяти, являющей из себя постоянно самоорганизующуюся семантическую систему. Семантическая память в активной форме представляет собой непрерывно флюктуирующий нелинейный и нестационарный процесс взаимодействия семантических элементов. Психосемантические элементы в активной памяти существуют в связи с другими элементами. Количественная представленность психосемантического элемента в различных измерениях семантической памяти может быть определена и соответствует понятию «значимости сигнала». Дискретом изменчивости соотношений семантических элементов является категория состояния (например, «эмоциональное состояние», «диссоциированное состояние» и т. п.). Воспринятая информация приобретает психосемантический эквивалент, совокупность которых составляет внутреннюю картину мира. Процесс памяти непрерывен: нельзя разорвать его без разрушения материального субстрата памяти. Каждое измерение памяти – это «программное обеспечение» поведения. Совокупность таких матриц в семантическом пространстве может быть описана в терминах: «личность», «сознание», «мотив» и т. д.

Данные теоретические и эмпирические положения касаются механизмов участия памяти в информационно-психологических воздействиях. Но для нас важно также рассмотрение феноменологии и закономерностей психоманипуляции на уровне исторической памяти. Этот вопрос мы обсудим в главе 4.

Роль мышления в информационно-психологических воздействиях заключается прежде всего в сохранении способности к рациональному анализу-синтезу поступающей информации, к выявлению логических противоречий, нестыковок версий и т. п. В следующем разделе мы поговорим о роли подмен понятий в психоманипуляции. Но один аспект в искажении мышления при психоманипуляциях отметим сейчас. Так, интересны искажения психического отражения, возникающие из столкновения понятийно-логических и экраннообразных стимулов (Гостев, 2007). Современные школьники, например, подвержены «клиповому сознанию», склонному, как известно, к субъективному «монтажу» информационных выжимок. Понятна высокая психоманипулятивность такого «монтажа» за счет клиповой оторванности от информационного контекста. Мысль чуждается абстрактного мышления, хочет видеть мир симультанно, а потому должна быть упакована в образ. Сознание же стремится к целостности отражения мира, и оно потенциально способно к этому, будучи многомерным по природе. Сознание способно «режиссировать мышление». Но как реализоваться данной способности сознания на фоне отрицательных аспектов «клипового сознания»? (подробнее о клиповом сознании см.: Гиренок, 2012, 2016).