Электронная библиотека » А. Легат » » онлайн чтение - страница 10

Текст книги "Право на меч"


  • Текст добавлен: 19 ноября 2024, 11:53


Автор книги: А. Легат


Жанр: Историческое фэнтези, Фэнтези


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Амил то и дело перехватывал свои тонкие запястья и ерзал на бревне.

– Так коли плохие всходы, чего войну развязывать?

– Когда тут было мирно, скажи-ка…

Бун выплеснул остатки похлебки на землю и добавил:

– Пустое дело тут шпорить. Война – не война. Как господа прикашут, так и будет.

Амил жалобно спросил:

– А мы?

– А мы хуже сраного кузнечика! – огрызнулся Коваль.

Керех выразительно молчал.

Я с тоской поглядел на пустое дно плошки. Мерзость, а все-таки лучше, чем покупать дневной паек за два серебряка.

Жизнерадостность Рута поубавилась, и тем не менее на фоне прочих он все еще сиял.

– Ты не унывай, пока рано. Основная беда начнется, как капралам будет нечем торговать.

Восточное крыло войска Восходов

На поляне вытоптали всю траву. Я кутался в плащ и смотрел на чужую роскошь. Во всем походе до Волока я лишь мельком видел нашу кавалерию. Теперь стало ясно почему. Всего одиннадцать всадников.

Я мог бы стать двенадцатым.

– Пошел, пошел! – крикнул восниец в полном доспехе и погнал коня.

Солнце двигалось к горизонту. За топотом копыт и звоном кольчуги я не слышал урчания в животе. Кавалеристы принимали копья от прислуги, пришпоривали коней и двигались от одной мишени к другой. Попадали, промахивались, отступали. Изредка ругались, что было почти невозможно разобрать под шлемами.

– Сбил?

– Задел!

Это походило на настоящую достойную работу. Я крепко пожалел, что забросил верховую езду в Криге.

– Подавай, шевелись! – зарычал кавалерист на пятнистом скакуне. Его не смели ослушаться.

Свист, топот, лязг кирасы, удар. Еще один мешок, набитый соломой, упал в грязь.

Глядя на породистых скакунов, я невесело ухмыльнулся: вот уж кто точно питался лучше меня в этом походе. Засмотревшись, я не сразу заметил, что солдаты начали коситься в ответ. Когда в мою сторону отправились два кавалериста, я не стал уходить. Ведь нет никакого преступления в том, чтобы стоять рядом с союзным войском, так?

Всадник на вороном остановил коня прямо передо мной, загородив тренировочное поле.

– Ты из чьих? – приподнял он забрало.

Я выпрямился, как на смотре. Невольно подумал, что это и может быть тот самый сержант Тувир. И что сержанты уж точно не шутят про повешение.

– Лэйн Тахари, из отряда капрала Гвона. – Я посмотрел на свою заляпанную обувь и добавил тише: – Первый мечник Крига.

Сосед на пегой кобыле явно усмехнулся. На его щите нарисовали красный воротник – косая черта: член рода, но не наследник. Бастард. Кому бы из нас стоило потешаться.

– А. А-а! – протянул всадник на вороной. – Слышал, слышал. Капрал тебя так нахваливал, будто денег дали. – Быстро глянул на мою бригантину, ножны, плащ и сапоги. – Что, тоже отец отправил жизни хлебнуть? – Я и ответить не успел. – Нелегко это – быть младшим в семье, – покивал сержант сам себе.

– Полагаю, зависит от семьи, – осторожно сказал я, ничего не уточняя.

– Тоже верно. Так что, капрал снова пьян? Я говорил уже: то была последняя бочка, и ему бы…

– Я по личному делу. – Я покосился на всадника пегой. Тот явно прохлаждался и грел уши. – Хочу знать, есть ли способ попасть в кавалерию.

Повисла неловкая пауза. На заднем фоне уничтожали мешковину и изматывали коней.

– Ты, парень, что, с неба свалился? – снова прыснул бастард.

– Я не из Воснии.

Всадники переглянулись. Я ожидал чего угодно – побоев, издевательств, унижения. Но, похоже, сытые люди куда добрее оборванцев у нашего костра.

– Задачка-то не из простых. – Всадник на вороном отпил из фляги. – Для начала тебе бы коня с седлом для боя. Да не всякий подойдет – тут выучка нужна. Затем – копье приличное, кирасу…

Бастард вклинился в разговор:

– Это уж не говоря о звании…

– Щедрость маршала куда легче получить, когда к войне собран, – кивнул первый всадник. Я рассмотрел его плащ вблизи и выдохнул. Все-таки сержант.

Право на меч без земель – право подохнуть с голоду чуточку позже. Я старался держаться ровно.

– Без звания… во сколько обойдется?

Сержант вздохнул, подул себе на нос, протер лицо платком.

– Дай-ка подумать. Три сотни, если без копья…

– И содержание! – весело добавил бастард.

– От тридцати в год, – закивал сержант.

– А ведь если урожаи плохи, так и все сорок, да? Помнишь, как три весны назад было?

Удо как-то докладывался о расходах отца, но я и представить себе не мог, сколь дорого обходится один кавалерист. Я сказал еще тише:

– За корону турнира я получил двадцать.

До финала набиралась десятка по мелочи. Даже если бы я носился как полоумный от турнира к турниру и везде брал корону, я бы состарился и выбыл из состязаний до того, как заработал четыре сотни.

Сержант снова протер лицо – платок был весь мокрый! – и сочувственно сказал:

– Такое честным трудом не заработаешь.

– Особенно копошась в земле! – хохотнул его сосед, явно так и не разобравшись в моей родословной по изломовским ножнам.

Я стоял, смотря на кавалеристов снизу вверх. Где-то на уровне чужой задницы в седле. Всем ростом ниже, чем заканчивались уши их породистых скакунов.

Не кони – медведи. Золото.

Четыре долбаных сотни.

Столешница еле держалась на пне. Вернее сказать, то была крышка от ящика, но я привык обходиться малым. Крохотный костер по правую руку угасал – совсем скоро мне придется свернуться. Но пока…

Замок, донжон, рвы и дикие поля. Два «суверена», а под ними больше дюжины «маршалов». Плохой урожай, безземельные крестьяне, долг. Я переместил карту «суверена» в самый верх очереди.

Заскрипело дерево. Ко мне подсели, я и не услышал шагов. Так мягко по земле ступали только двое из нашего лагеря. И то один двигался тихо исключительно на трезвую голову, а вторая… второй я был совершенно не рад.

– Эй, дохляк, ты свое отработал?

Я вздохнул и потер переносицу. Кажется, столешница была чем-то перемазана: я увидел грязь на замотанных пальцах. Везде приходилось обходиться малым. Я вытер руку о грязную штанину, а рукавом облагородил нос. Славный походный этикет, матушка бы мною гордилась.

Руш пихнула меня локтем.

– Молчишь? – Тупицы Воснии не любили слушать ответы, но постоянно сыпали вопросами. – Таким обиженкам не место под флагом, знаешь?

Естественно, тупицы считали, что им известно все.

– Я просто-напросто занят. Такое случается. – Особенно это легко понять, когда люди уходят подальше от лагеря, в тишину.

Зачем я передвинул «суверена» выше? Дьявол.

Поверх карт объявилась чужая раскрытая ладонь. В ней лежал катышек какой-то темно-коричневой травы.

– Взбодрись. – Руш подвинулась ближе, почти коснувшись моего плеча. От нее тянуло грязным телом и листьями осоки. – У покойников рожа и то веселее.

Я запутался в том, чего хотел больше – отпихнуть эту оторву или прислониться. Все-таки она и правда была хороша… с ножами. Потому я встретился с ней взглядом и обошелся словами:

– Если улыбнусь, оставишь меня в покое?

– Ха! – Она затолкала комок за щеку. – Правильно, что отказался. Тебе бы все равно не досталось задаром. Только переводить добро.

Я не обижался.

– Такого дерьма мне и с доплатой не надо.

Еще не хватало уподобиться шестеркам Варда. Я хорошо помнил, как они теряли человеческий облик, хватаясь за стены, издавая гортанные звуки. Отвратительное, но безвредное зрелище. Хуже всего – пьяное буйство. Я опасливо покосился на соседку:

– Кстати, что это вообще?

– Искрица. Растет тут, на могильниках! – Руш наклонилась и заглянула в глаза. – Что, испугался?

Я пожал плечами.

– Почти все растет на чьих-то могилах.

– А это что за дерьмо? – спросила она, ткнув пальцем в карты.

Расклад со всех сторон выглядел паршиво. Я выступал против Воснии, и чертовка драла меня без пощады: в трех следующих конах и до победного.

– Конкор. Финка. Игра, в которой…

– Постой, зря это я. Даже знать не хочу. – Руш начала качать ногой. Я придержал столешницу на всякий случай. – Давай про могилы дальше. Или Излом…

Я разложил следующий кон. За себя и за врага. Молчал и не отвлекался от дела. Руш все еще сопела недалеко от моего уха. Уж не знаю по поводу настроения, но наглости искрица точно прибавляла.

– Тебя что-о, керехова чума подкосила? Или… как там правильно, недуг?

«Суверен» ни черта не менял в раскладе. Зря я на него положился. Чего-то не хватало. Или кого-то.

Я ответил, не отрывая взгляда от карт:

– Недуг – это ходить по земле врага с дурью во рту.

– Уж лучше дурь за десной, чем дурь в башке, – оторва махнула в сторону расклада.

«Суверен» – сильнейшая карта на поле. Я дорожил ею, позабыв все уроки Удо. «Суверен» не гарантирует победы. Потому что игра Финиама не про грубую силу.

Я убрал лишние карты с досок. Сравнил. Улыбнулся.

– Конкор – удивительная игра, – сказал я скорее для себя, чем для пьяной оторвы. – В ней нет места удаче. – Славно, учитывая, что эта чертовка ненавидела меня еще больше, чем Восния. – И только в конкоре, даже потеряв все, в финал можно выйти победителем.

Я вернул расклад на пять конов назад. Руш совсем разомлела и закинула руку мне на плечо, будто я был простой подпоркой. Я не стал брыкаться.

– Кстати, ты проиграла свою десятку.

Руш то ли хрюкнула, то ли подавилась комочком травы. Навалилась на плечо еще сильнее:

– Это с чего бы, дохляк?

– Мне больше некуда бежать.

X. Первое правило победы

Содружество, двенадцать лет тому назад

«Не ходи на восток от города, тем более в лес», – настаивала матушка.

А сама вышла замуж за того, кто нарушал все правила, какие только были при короле. Конечно, мое непослушание не оставляло королевство в руинах, а людей – без головы. Мог ли я тягаться с отцом? Я просто любил прогуляться, только и всего.

В лесах у Стэкхола было скучно, тихо и вольно. Их и чащей-то не назовешь. Природа скупилась на деревья: ни одного плотного ряда, негде укрыться. Так я и увидел его. Старый деревянный дом с дырявой крышей и ржавыми гвоздями. Наверное, в глубине души мне хотелось стать таким же – никому не нужным. Чтобы меня оставили в покое.

Ничейный дом не возражал и укрыл меня от целого мира. Забравшись внутрь, можно было закрыть дверь только наполовину: мешала земля. Я тоже не возражал и оставил все как есть.

Погода выдалась сухая. Потому я и растянулся на спине, раскинул руки. Прислонил ухо к полу и слушал, как по лесу бегает белка, а может, и мышь.

И не было никого, кто сказал бы мне, что нужно делать, куда спешить и как выглядеть. Лучшим другом мне стала тишина.

Так и повелось. Старый дом встречал меня без притязаний. В дождливую погоду я забирался в единственный сухой угол, чтобы меня не отругали по прибытии домой. И слушал, как капли дождя разбиваются о ветви, листья. Пугают птиц.

Я бы и правда стал отшельником. Но однажды, подмерзнув осенью, я отворил дверь в лес, чтобы попробовать развести костер. Вместо безмолвных стволов лиственницы меня встретили Удо и телохранители отца.

Я навсегда запомнил его улыбку – грустно-виноватую. Совершенно дурацкую.

Домой я вернулся под конвоем, будто убивал за городом, а не слушал тишину. Отец как всегда недовольно сидел в кресле и подписывал очередные бумаги. Матушка тенью проскользнула за моей спиной, встала на сторону мужа и молчала.

– И где ты был? – спросил отец, будто ему еще не доложилась прислуга.

– Гулял.

– Один?

– С мечами. – Я задрал подбородок и улыбнулся.

Отец знал, что Саманья уже гордился мной. Должен был знать. Он встал со своего кресла и подошел близко-близко. Словно задумал обнять, пожалел о своей строгости.

Но слова прозвучали грубо:

– Больше ни шагу от городских ворот, ясно? Дай мне слово. Я жду.

С меня требовали столько обещаний, что любой взрослый бы надорвался их не то что соблюдать – помнить!

– Кого мне бояться, – я усмехнулся, – пичугу? Волка? Там и зайца не встретишь, всех по…

Лицо пронзила боль, а мир потемнел. Удар застал меня врасплох – все палачи знали свое дело. Отец мог бы ударить сильнее, да я все равно чуть не упал. Приложил руку к щеке, оглянулся на Удо, отцовскую охрану. Хмурились лица на семейном гобелене. Никто и не думал мне помогать. Этого хватило, чтобы голос просел и стал тише:

– Для чего я учусь фехтованию, если не могу прогуляться один?

Мать аккуратно провела пальцем у рта. Под этой крышей говорить полагалось только самому важному негодяю, убийце и палачу. Моему отцу. Тогда-то я и решил, что найду себе другой дом. Место, где мне не придется жить немым.

Целую неделю меня не выпускали из дома. Спина болела от учебы – я читал под строгим надзором, пока улицу не накрывала тьма. Читал старого умника, Ол Финиама. И завидовал: старик, хоть уже давно похоронен, был очень взрослым и свободным, пока писал свой фолиант.

Вся моя свобода укладывалась в дневной интервал – полтора часа после обеда. Когда отец решил, что мне хватило позора, я наконец-то вырвался в лес.

На месте старого дома остались щепки и доски с кривыми крестами – зарубками от топора.

Лагерь капрала Гвона, поход Второго Восхода

Поворочавшись на походной постели – если таковой можно назвать линялую шкуру с одеялом! – я поднялся. Потер глаза, стиснул зубы. И окунулся в холод воснийского утра.

Злости только добавилось. Когда-то я клялся, что хочу спасти мать, вызволить ее из клетки. Показать, что есть и другая жизнь, что она… нет, мы! – достойны лучшего.

На самом деле я желал лишь одного – спасти себя.

В лагере ничего не менялось: меня встретили грубым кивком. Кажется, братья с низин никогда не знали вежливости.

– Чегой такой хмурый? Никак, обмочился в постель?

У Коваля было около трех утренних приветствий. Я изобрел по два ответа на каждое из них. Сегодня созрел новый:

– Посмотрим, как ты обделаешься с порезанным горлом.

Я уже и не был уверен, кто из нас шутил. И шутил ли кто-нибудь вообще.

– О, гляньте, у щенка есть клыки, – захрипела Руш. В дороге она простыла и сделалась неприятнее ровно в два раза.

Между нами появился Рут, покачиваясь. Видно, он встал раньше всех – уже успел окосеть.

– Утр-речка. – В его поклоне было больше издевки, чем настоящей службы. Уж и не знаю, для кого он изображал настоящего оруженосца: только покойная кобыла не понимала, что это фарс.

Почесав щетину, я отнял у Рута флягу. Пьяным он работал в два раза хуже. А может, все дело в голоде, и выпивка тут ни при чем. Я выпил сам, поморщился. Если бы мне за работу платили таким пойлом, я бы сбежал быстрее Амила.

Ничего не складывалось.

Седьмая деревня. Снова пустая. Не было никаких причин полагать, что восьмая окажется амбаром его Величества или тайным складом проклятого Бато. Мы шатались по этой пустыне вторую неделю, и я все никак не мог понять, с кем же воюют Восходы. Кроме, собственно, нас.

Руш то и дело предлагала полакомиться крестьянами, когда Пульрих жалобно выл, пытаясь занять на дневной рацион. Бун постоянно пропадал в лесу на привалах и возвращался с корешками. Он же и мучился каждый день желудком. Амил смотрел на нас глазами дворового пса, разве что не скулил и не попрошайничал – сберегал силы.

Но настоящая война, похоже, ждала нас впереди. Через два месяца наступит такая зима, которой в Содружестве не могли и представить. Верная смерть.

Безумие.

«Всякий дельный план выглядит для простака чистым безумием», – говорил Саманья.

Осталось только понять: это я такой кретин или все же Восходы. Я подкинул дров в костер и приблизился к теплу. Вытянул руки к огню.

– Как долго Бато держит замок?

Бун сплюнул себе за плечо, попал на ящики.

– С тех шамых, как его и поштроили.

– И это не первый поход сюда, так? – я поморщился.

– Не первый, – прогнусавила оторва. – И не только у нас. Ты вообще слушаешь?

Казалось, мы ходим по кругу. Одна и та же деревня, одни и те же разговоры.

Будь я на месте селян, бежал бы прочь. Будь я на месте Бато, легко бы примкнул к любой из сторон. Финиам был блестящим стратегом, да только не так уж и просто понять, отчего люди делают все наперекор собственным интересам.

Жить на оспариваемой территории, когда за один сезон сдирают три шкуры, – задача не из легких. И тем не менее села старые. Вчера ребята Митыги забрали у бедолаг последние мешки с зерном. Что, если именно так и шли дела последние десять лет?

Никого бы не осталось на этой земле.

Коваль сказал то, что крутилось у всех на языке:

– Мы так друг друга прирежем раньше.

– Чур, я начну с Пульриха. – Руш облизала уголок губ и ткнула ножом в сторону одного из братьев. Последнее время она вообще, казалось, не выпускала оружие из рук.

Я вытащил колоду финки. Перебрал карты – на некоторых уже появились потертости и дорожная грязь. Я выбрал «деревню у леса» и «грабителей с дороги», зажал их в двух пальцах правой.

Если война длится целую вечность, а земли так и остаются под флагом Бато, выходит, война ему и не помеха? Но как, черт дери, как он может держать равновесие все эти годы? Всходы не растут в воздухе и по щелчку пальцев! Чтобы этот ублюдок держал гарнизон, его должны очень недурно снабжать. И это точно не Долы с Восходами, так?

Две карты отправились обратно в колоду.

Но кто тогда – крестьяне? Те самые, обобранные до нитки, упрямо живущие в этой дыре, все еще не сбежавшие и не подохшие с голоду?

Игра Финиама меняла лица в моей руке. «Гарнизон», «Кавалерия», «Арбалетчики». «Посредник». Я задержал на нем взгляд.

Третья сила. Единственный, кто мог сохранить баланс. Карты сошлись, и я убрал колоду, еле сдерживая ухмылку. Затем хрустнул пальцами и сказал:

– Резня будет, это точно.

Рут приподнял одну бровь, а оторва засмеялась:

– Дошло, глядите-ка. Слушай, дохляк, а ты когда облегчишься, тоже через час надеваешь портки?

Меня били в подворотне, ломали на манеже и держали в клетке под названием «дом Тахари». Не было ни одного слова, которым бы меня могли задеть. Тем более оторвы из воснийских сел. Я поднялся с места, не выдав спешки и азарта.

– И я даже знаю, кого мы будем резать.

Лагерь капрала притих. В мою сторону повернулся даже Керех.

– Кого? – приподнялся Гвон со своего бревна, и повеяло хмелем.

Я поднял взгляд на братьев, перевел его на капрала. И заявил чуть тише:

– Врагов, разумеется. – Фантазия у отряда отсутствовала как явление. Я уточнил: – Тех, из-за кого мы тут голодаем.

Это уже зашевелило умы и задобрило голодные лица.

– Мне нужно немного времени и…

– И разрешение от сержанта, – перебила Руш.

– Верно, – я не возражал. – Дождитесь вечера. Вам понравится.

Содружество, двенадцать лет назад

На острове расцветала весна, и мы снова вернулись на террасу под ветви смоковницы. Удо раскладывал карты на столе, почесывая свою обожженную руку. И спрашивал:

– Первое правило победы в игре Финиама?

Простой вопрос.

– Собрать как можно больше войск и влияния к финалу, – уверенно отвечал я.

Удо хмурился и качал головой.

– Разгадать, чего желает противник. В этом коне, в следующем и до самого конца игры.

Через несколько дней. Леса под Волоком

Прохлада вечера забралась под воротник, давно прижилась в ногах и прихватила руки по локоть. Я щурился в полутьме, поглядывал на поворот дороги. Солнце укрылось за горизонтом еще полчаса назад.

Тут и там из-за широких стволов елей доносились смешки и шепот. Я растирал ладони, стараясь не шуметь. И мерз, мерз. Впрочем, сегодня досталось нам всем. Чертова осень не щадила никого.

– Как думаешь, приедут? – не находил себе места Амил. Я сотню раз пожалел, что его взяли в поход.

Этим проклятым вопросом я задавался с самого начала. И если бы знал на него ответ, мне бы не пришлось играть из себя напыщенного провидца перед сержантом.

О том, что случится, если по этой дороге сегодня не пройдет никто, кроме пары лесных мышей, я старался не думать.

– Спроси погромче, и нас точно кто-нибудь да найдет, – шепнул Рут.

Я дернулся. Удивительно, как приятель умудрялся быть настолько незаметным даже для своих. Впрочем, в этом вся суть хорошей засады, так?

Амил не справлялся даже с тем, чтобы тихо шептать. Визгливые нотки так и прорывались в ночи:

– Не сердитесь, но я… а вдруг их не…

Голос Амила заглох. Я увидел, как Рут закрыл ему рот ладонью. И помахал свободной рукой, указав на дорогу.

Хрусть! От поворота с юга кто-то шел. Вскоре послышались и голоса. Чужие, незнакомые. Долгожданные.

И лес начал гореть.

Я опустился еще ниже за куст, чтобы укрыться от света факелов. Нащупал плечо соседа – то ли Пульриха, то ли Васко. Передал сигнал дальше, полагаясь на то, что в цепочке Восходов никто не отлучился справить нужду.

Пока все шло гладко: нас не заметили. По дороге вели коней.

«Пять, семь, девять…»

Помимо коней, в колонне фыркали волы. Вот из-за поворота показались и козы. И стоило бы обрадоваться всей этой скотине, да только ее вели вооруженные люди.

Я нервно сглотнул. Разбойников, ополчения или солдат оказалось больше, чем мы полагали. И что делать, если их окажется слишком много, не придумал бы и Саманья. Ничего, кроме побега, разумеется.

«Смерть от голода или смерть в неравном бою?» – Я сжал рукоять керчетты.

– Говорил же, – донесся до нас разговор передней тройки бойцов, – нехер яйцы мять.

– Ну, говорил, – соглашался грузный силуэт впереди колонны. Тени от факела падали так, что я не видел лиц.

Его собеседник снова взвился, размахивая рукой, в которой держал поводья.

– И был прав! Куды теперь нам: шо в яму, шо в пропасть. На кого мы пашем, а, Хвор?

– Ну, был прав, – прохладно ответил собеседник.

Я услышал знакомый звук. Рут уже нацелился арбалетом во врагов. И плавно повел им в воздухе, рисуя черту по ходу движения. Первым он выбрал низкого паренька с луком.

– …сталбыть, ни себе, ни милордам. Куда годится? – причитал тот же голос, но уже дальше. Колонна растянулась от самого поворота до нашей ловушки.

Рут так и не стрелял. Я и сам ждал, прислушиваясь. Первая стрела, первый крик, первая смерть – лучший сигнал. Не терпелось только Амилу – и то я мог бы поспорить, что ему хотелось рвануть прочь, а не в гущу битвы.

Я насчитал семерых стрелков только на ближнем отрезке дороги. Что, если хотя бы двое из наших промахнутся? Как много даст нам покров ночи?

Надо было выпросить у сержанта больше людей.

– Факелы к земле, – рявкнул кто-то из колонны. – Тут!..

Ряды врага засуетились.

– Засада? – то ли спрашивал, то ли утверждал паренек у упряжи. – Заса… х-х!

Наши выстрелили разом. Падали факелы из рук, а вместе с ними – мертвые тела.

– Засада, мать ее!

– Кто?!

Я ринулся к дороге, выбрав ближайшего лучника. И думал, как, должно быть, глупо кричать такие вещи в ночи. Впрочем, что бы я кричал, оказавшись в западне? Может, еще большую нелепость.

– С-су… – начал ближний стрелок, распахнув глаза. Он только что отпустил тетиву.

Наши взгляды встретились. Я прикрывал щитом тело и оружие. А когда керчетта высунулась вперед, ее не успели заметить. Клинок вошел в стеганку, как булавка в жука.

– Ах-хр-рх…

С пробитым легким люди не кричали – так, хрипели. И уж точно не могли стрелять. Я вытащил клинок из тела, сбросив лучника в корчах к ногам. Отступил вправо, разминулся с дубинкой.

– Гасите, гасите!

Хлысть! Стрела вошла в кого-то за моей спиной и стало совсем темно. Факел упал на землю, слева закричал человек. Глаза не сразу привыкли к мраку.

Вся земля блестела от крови.

– Бен, отступай! Слышишь, Бен!

– М-мать!

– Ну, сучий ты по… кх-кха…

Я озирался по сторонам, не отличая наших от чужих. А когда отличил, стало поздно. В трех копьях от меня зарядили лук. Кончик стрелы выбрал мою сторону.

И плохая стрела пробивала плохой щит. Особенно если стрелять с пятнадцати шагов и из такого славного лука…

– Свои, свои! – закричал я, подняв руку с мечом.

Враг замешкался – чуть отвел лук в сторону. Посмотрел на мои ножны, навел стрелу обратно. За его затылком пронеслась тень – хрясь! – стрела полетела в меня. Я дернулся влево.

Снаряд разминулся с моим плечом на самую малость. Тело лучника упало на землю. Я обернулся: древко с оперением торчало из ели. И тут же на меня напали с правого бока.

– Пошли прочь! – Брызнула слюна мне на шлем.

Ободом щита я увел выпад. Снова стемнело – какой-то идиот размахивал факелом и что-то кричал.

– С наших… – ревел враг, а я не видел его лица.

Железо выбило искру – керчетта столкнулась с топором. Волна боли прошла по запястью. Снова стало светлее. Я отскочил влево.

– …земель! – рявкнуло перекошенное от злобы лицо какого-то воснийца.

– Лэйн!

Я прикрылся щитом, отступая. Рука еле поднималась. Не только от боли: я смертельно устал.

– Здесь! – крикнул я в темноту, сам не зная, призвал беду или помощь.

Со стороны леса снова замерцал огонь. Я увидел приятеля с Керехом.

– Держи его так, я прицелюсь! – крикнул Рут. Я замешкался: будь в его арбалете хотя бы одна стрела, он бы уже…

Враг отскочил от меня, обернулся. Нелепо нырнул в сторону, уклоняясь от снаряда. Снаряда, которого не было.

– Ах ты мра… – взял он курс на моего приятеля.

Я пропорол врага мечом со спины. Дзынь! Мою руку толкнуло в сторону – враг отмахнулся топором. Он развернулся ко мне так ловко, будто не заметил клинка в потрохах. Керчетта чуть не выскользнула из пальцев, и я споткнулся, пытаясь зайти за спину врага, удержать меч.

– А-а-арх! – надрывался умирающий. И подыхал слишком долго, а боролся – слишком резво.

Я повернул меч в его ране, отчего крик перешел в страшный вой. Мы крутились у края дороги, словно псы в драке. Я пытался вытащить меч и боялся разжать пальцы, а ублюдок лягался, молотил обухом наугад, оставляя мне синяки и ушибы.

На манеже все было куда проще.

– Про-очь! – орал удивительно стойкий восниец. – Гха-а! Ур-рою!

Враг кричал так громко, что я не услышал шагов за моей спиной. Что-то брызнуло мне на затылок. Я отпустил керчетту, и враг наконец-то рухнул на четвереньки. Обернувшись, я увидел еще одного – по счастью, уже мертвого. Его прикончил Керех. Кажется, молчун даже не вспотел – только стоял на обочине, весь забрызганный кровью, как мясник. И улыбался. И смотрел на меня добрыми блестящими глазами.

А потом все снова пропало. Чертова темень. Кровь. Мне за шиворот попала чужая кровь?

– Шевелись, дохляк! – Меня отпихнули в сторону.

Я подошел к керчетте и ухватил ее за рукоять. Враг, нанизанный на клинок, все еще трепыхался, бормотал что-то в воснийскую грязь:

– Мать… солн…

Когда я управился с мечом, молитва оборвалась.

– Лови, лови проныру! – орали откуда-то слева.

– Уходит! Брать живыми…

– Кого?

– Да кого угодно!

В этой темени еще продолжали стрелять. Я вжался спиной между деревьями, уставши хуже вола. Так и стоял, тяжело дыша, пока наши перекрикивались в темноте, кого-то загоняли.

Хаос. Как вообще кем-то можно управлять в битве? Я не слышал и самого себя.

Черные кроны, серое небо, паутина туч. Пятна, всполохи огня вдали, тлеющий факел на дороге и мокрый мешок. Нет, чье-то тело. Много тел.

Перед глазами плыло. Голод и воснийские холода и правда сделали из меня дохляка и неженку.

– Дьявол, – прошептал я, пытаясь перевести дух.

Один за другим на дороге появлялись огни. В оранжевом мерцании я узнавал солдатские лица. Все наши.

– Победили? – спросил я еле слышно. Неудивительно, что никто не отвечал.

На дороге у телеги мучился старик. Он упрямо держал свои потроха, показавшиеся из брюха, будто надеялся, что заберет их с собой на тот свет. И что-то мычал. Или это был вол справа от него?..

– Кто зарубил козу, болваны?

– Это не мы!

– Мать твоя – не твоя, брехун паршивый!

Кажется, снова началась драка.

Я сполз по деревьям, приземлившись на задницу. Чуть вытянул ноги. Вытер керчетту о штаны. С трудом попал клинком в ножны.

Кто-то спросил меня грубо-гнусавым голосом:

– Живой?

– Вроде бы. – Я подумал, что пришлось бы ответить иначе, отпрыгни я вправо, к стреле. Впрочем, отвечать бы, скорее всего, не пришлось.

– Живой-живой, не зарься на меч. Ну, пошел прочь! – Руш объявилась с фланга.

Затем встала передо мной и зачем-то вытянула руку. Я опустил взгляд и прищурился. В длинных пальцах оторвы болтался ремешок походной сумки. Та была открыта, и из нее торчала самая настоящая, небрежно порезанная крестьянская солонина.

– Говорила же: война – щедрая сука, – оскалилась Руш.

Вот уж кто точно времени не терял. Я даже не поблагодарил. Вытащил столько, сколько смог прихватить свободной рукой. Умял, не запивая. Чуть не поперхнулся.

Руш довольно улыбалась и громко чавкала, никогда не зная манер. Никогда не придавая им значения. В этот час она казалась мне самым мудрым человеком во всей чертовой Воснии.

Привал возле захваченного лагеря

– Ну ты вообще, – не находил слов то ли Васко, то ли Пульрих. Его глаза блестели от вина.

Керех никогда не находил слов, но смотрел в мою сторону очень почтительно. Во всполохах костра весь отряд выглядел дружелюбнее. А может, мы и правда подобрели после того, как объели телегу.

Я и сам улыбался.

– Ну, даешь! – похлопывал меня по плечу второй из братьев. – Кто бы подумал…

Именно из-за того, что в походе никто думать и не начинал, я грелся в лучах славы.

– А я им говорил, что ты смышленый парень! – распалялся Рут, приступив к выпивке раньше всех. – Просто всему нужно время, так?

Из всего отряда недовольной оставалась только воснийская оторва. Наверное, оттого, что, по обычаю, не пила, а жевала искрицу. Искрица вроде как кончилась. Другой причины ее недовольству я не видел.

– Темное это дело. С чего бы сержанту тебя слушаться? – вместо похвалы Руш устроила мне допрос.

Будто бы все ждала и надеялась, что я вдруг признаюсь: вся идея принадлежит Тувиру или каким-нибудь рыцарям, а может, и самому королю. А я, подонок такой, присвоил себе все лавры. Я усмехнулся и сказал так нагло, как дозволяло вино в крови:

– Почему бы не послушать дельный совет. – Я поднял кружку и переглянулся с другом. – Только дурак никого не слышит, кроме себя.

Оторва только хмурилась и поворачивала ножик в правой руке, иногда перекидывая его в левую и обратно. Ее терпение лопнуло, стоило только Гвону озвучить тост в мою честь. Кружки снова опустели, и Руш подсела ближе.

– Как прознал, где искать добро?

– Пф! Сначала нужно было убедиться, что оно вообще есть. – Я потер рукав, стряхивая грязь.

Лица братьев озадачились. Я продолжил, отпив еще награбленного вина.

– А если и есть, то сможем ли мы до него добраться. Искать бы не имело смысла, окажись припасы в городе или в замке. – Лицо Буна явно морщилось от мозговых потуг. – Но, окажись оно там, местные бы не пережили зиму. Так я и вышел на след. – Я повел рукой к лесу, и отряд проследил за жестом. – Хранить их должны были недалеко от дороги, это раз. И недалеко от деревень.

Гвон уже утратил дар к внятной речи и молча поднял кулак. Возможно, это означало триумф. Или угрозу. Впрочем, исполнить последнее он бы все равно не смог.

– Украли бы. Во имя всех солнц, точно говорю, – проворчал Коваль.

– У себя не украдешь.

Чем больше я рассказывал, тем меньше они понимали.

Я зажмурился, полностью посвятив себя новому глотку. И крестьянское молодое вино – то еще блаженство, когда голодал столько недель. Ягодное, кисло-сладкое. Видит небо, я настрадался за него сполна. Руш шмыгнула носом и поторопила:

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации