Текст книги "Каменная Мессалина"

Глава 36
В которой Моника приходит в себя

– Ну что с тобой? Ты чуть не упала! – ядом в уши лился приторный голос Анны.

Моника сидела за столиком, на своем прежнем месте – подруга проводила ее в зал.

Неужели, старуха, это та, что сидела позавчера у ювелирного магазина? Похоже, нет. Та была страшнее.

Из тумана возник наполненный вином бокал.

– Пей! – приказала Анна.

Моника отхлебнула. Во рту сделалось кисло, по венам растекалось тепло. Она глотнула еще.

Бокал исчез. Женщина увидела телефон с молодым Люцифером на заставке: мраморные кудри, полные губы, широкий лоб.

– Дорогая, что тебя напугало? – не унималась Анна. – Кстати, тебе нравится мой ангел? Вчера поставила!

– Скажи, – задрожал голос Моники, – откуда это у тебя?

Она вглядывалась в изображение на экране. Что за нелепые кошачьи ушки на голове! Или ей только кажется?

– Из альбома в нашей квартирке, – пропела Анна. – Ты же его сама принесла, забыла?

Моника вспомнила, что как-то пожертвовала для тайной квартиры художественный альбом. Точно! Ей продали два по цене одного. Один она отнесла домой, а второй подарила Анне. Выходит, с мистикой покончено! С сердца свалился камень.

– Да, вчера я наводила порядок, случайно раскрыла книгу на полке и обнаружила этого красавца. Поискала в Интернете. Автор – какой-то Гефс. Кстати, ты не знаешь, почему везде написано, что это Дьявол?

Моника не отвечала. Облегчение, переходило в восторг: наваждение развеялось! Конечно, и старуха – это не та старуха!

Она глотнула еще. Анна загадочно улыбнулась – прямо Джаконда. Поодаль шептались официанты.

– Прошу! – раздался услужливый голос.

Запахло жареным, и на столике возникло блюдо. На нем, выпятив живот, лежала утка. Под крылышками виднелись дольки апельсина. С левого бока вдоль спины тянулась золотистая шейка. Самое занятное, что голова осталась на месте. Бесцветные глазки жалостно глядели на Монику.

– Спасибо! – сказала Анна, беря в руки вилку.

Она как-то по-садистски ухмыльнулась. Послышался скрежет ножа по тарелке: с деловитостью Малюты Скуратова Анна пилила утке шейку.

– Мне ее так жалко! – она переложила головку на блюдечко.

– Ты успокоилась, тебе лучше?

Моника приходила в себя. Голова уже не кружилась. Впервые с момента своего появления в ресторане женщина обратила внимание на обстановку. Белые стены, сводчатый потолок, темные столики на двоих. Посетителей почти не было, лишь влюбленная пара ворковала в углу, и у окна придавался обжорству ухоженный господин лет сорока.

– Ешь ананасы, рябчиков жуй! – подумала Моника.

Анна вонзила вилку утке в брюшко.

– Кушай, дорогая! – улыбаясь, она отрезала ломтик мяса и положила его Монике на тарелку.

Моника потянулась к бокалу и сделала глоток. Дрожь прошла. В мышцах ощущалась приятная расслабленность. Она захотела выпить еще, но Анна накрыла бокал ладонью и театрально нахмурилась.

– Нет, больше не стоит!

– А если я хочу? – упрямилась Моника.

– Лучше сыграем! На раздевание!

Глаза Анны хищно блеснули. Схватив колоду, она принялась раздавать карты. Моника следила за движением ее пальцев, видела, как на краю стола растут две стопки. Ей показалось, что Анна не в меру напряжена. Что с ней? Поссорилась с Цербером?

– Готово, ходи! – сухо сказала подруга.

Еле рассмотрев раздачу, Моника сделала ход.

Игра прошла быстро. Каждый раз, кладя на стол вычурную картинку, Анна подносила к губам вилку с ломтиком мяса. Она глотала, почти не жуя. Моника машинально следовала ее примеру. Победа была за Анной.

– Долг платежом красен! – отчеканила жена Цербера. – Снимай чулки!

– Ты серьезно? Мне нужно выйти!

– Нет! – строго ответила Анна. – Ты сделаешь это здесь. И немедленно.

Моника перестала понимать, шутит ли она или говорит серьезно. Женщина ждала, что подружка улыбнется и прыснет смехом, но та не изменила выражения лица. Все та же маска строгой училки.

– Снимай!

Словно ища путь для бегства, Моника огляделась по сторонам: жрущий буржуй за столиком, влюбленная пара в углу, два любопытных официанта. Вошел третий – он нес на подносе чайник.

– Хочешь, я тебе помогу?

Посмотрев на Анну, Моника заметила, что ее ногти вцепились в скатерть, а резцы покусывают губы. Она не чувствовала испуга – история с Люцифером подействовала как прививка от страха – но знала: ей угрожают. Рядом сидит агрессор, женщина, готовая ее унизить.

– Я жду! – процедила Анна.

Моника опустила глаза. С телефона на скатерти улыбался молодой Люцифер – ее божество, святой покровитель.

– Да! – прошептала она.

Руки исчезли под юбкой. Моника принялась скатывать чулок.

– Умничка! – воскликнула Анна – ее голос был вкрадчивым, как при плохой актерской игре.

Послышалось дребезжание посуды – официант с чайником на подносе остановился посреди зала.

– Смелей, – подбадривала Анна, – на тебя смотрят!

Прозрачный шелк покрывал уже только икру. Чтобы не нагибаться, Моника вытащила ступню из туфли, закинула ногу на ногу и схватилась за кончик чулка пальчиками. Не отпуская его, она встретилась с кельнером взглядом. Тот стоял неподвижно, держа поднос на ладони. Две чашечки постукивали друг о друга.

– У тебя новый поклонник, – прошептала Анна.

Моника зажмурилась и, дернув за носок, обнажила ступню.

– Извините, вы нам чай принесли? – раздраженно спросил женский голос; он раздался из-за дальнего столика, где сидела влюбленная пара.

Официант заморгал, словно робот с зависшей операционной системой, и замахал свободной рукой, пытаясь сохранить равновесие. Грохот бьющейся посуды слился с возгласами недоумения – поднос опрокинулся.

– Первая жертва! – прокомментировала Анна.

Шум вынудил ухоженного господина лет сорока оторваться от тарелки. Оглядев осколки на полу, он хотел вернуться к трапезе, как увидел Монику. Уставившись на споткнувшегося официанта, она держала в руке чулок. Буржуй раскрыл рот.

– Еще один! – шепнула Анна. – Спрячь чулок, а то нас выгонят отсюда раньше времени.

Гомон сделался громче. Стал слышен баритон ряженого и незнакомый начальственный бас. Охая, явилась уборщица – она несла перед собой швабру с огромной, как полотно хоругви, тряпкой.

Захихикав, Моника и Анна вернулись к трапезе.

Глава 37
В которой подружки попирают каблучками моральные устои

Эстет не следует зову чрева. Заказав блюдо, он полюбуется композицией в стиле натюрморт, покопается в ней вилкой и расплатится с официантом, оставив добрую половину на тарелке. Именно поэтому ни Анна, ни Моника, часто обедая в ресторанах, так и не располнели.

За полчаса утиная плоть была растерзана, а скелет приведен в такое состояние, что если бы окаменел, то палеонтологи будущего ломали бы головы в поисках ответа на вопрос: что же это?

Моника молчала. За время трапезы она опорожнила бокал и была навеселе – Анна не мешала ей пить на сытый желудок. Откинувшись на спинку стула, жена Цербера лениво водила вилкой по блюдечку с утиной головкой, словно размышляя, как еще поглумиться над несчастной птицей. Неожиданно, она выпрямилась и подняла со стола карту.

– Червовый валет. Правда, похож на твоего Кролика?

Моника уставилась на изображение длинноволосого шатена: высокий лоб, острые скулы. Действительно, вылитый Стриптизер. Или ей только кажется?

– Ты поэтому купила эту колоду?

Подружка не ответила, а протянула ей другую карту. На ней была женщина. Густые темные брови, смугловатая кожа, волосы, черные как смоль. Моника подняла глаза на собеседницу.

– Боже мой! Вылитая ты!

– Да, – улыбнулась Анна, – пиковая дама! Ладно, у меня еще много сюрпризов.

Ее слова, пусть и непонятные, больше не удивляли Монику. Она оглядела зал. Буржуй ушел, исчезла влюбленная пара в дальнем углу. Лишь два официанта, перешептываясь, косились на их столик.

– Что они пялятся? – обиженно спросила Моника.

– Все просто, – ответила Анна, – на тебе только один чулок, ты забыла?

Моника чуть не икнула. Конечно! Она суетливо заводила руками по скатерти. Куда она его положила?

– Это ищешь? – ехидно спросила Анна, раскрывая ридикюль. – Ты его проиграла. Он мой!

Достав из сумочки трофей она, принялась водить им у Моники перед носом. Та узнала запах своих духов.

– Что ты делаешь, отдай!

Женщина попыталась вырвать у подруги ее добычу, но Анна оказалась проворней.

– Во дают! – прыснули официанты.

– Отдай! – Моника входила в раж.

– Забери! – холодно ответила Анна.

Она встала со стула. Монике вдруг показалось, что подруга напряжена, словно не развлекается спьяну, а делает что-то очень ответственное. Разделенные столиком, женщины несколько секунд наблюдали друг за другом. Анна сосредоточенно, Моника растерянно.

– Догони! – отчеканила Анна и в два прыжка очутилась у распахнутой двери.

Это была вторая дверь, она вела не на улицу, а в парк. Несмотря на хмель, Моника понимала, что жена Цербера готовит какой-то сюрприз. Она тоже встала, но в отличие от Анны, не двинулась с места.

– Смелей, я тебя жду! – Анна нервно улыбнулась.

Она стояла неподвижно, сжимая в руке чулок. Длинные черные волосы, тонкая талия, темная юбка. Моника опустила взгляд, чтобы рассмотреть ее ноги, но увидела поверхность стола и телефон с Люцифером. Мраморный юноша улыбался.

– Будь, что будет! – она шагнула к двери.

Ухмыльнувшись, Анна выбежала в парк. Моника устремилась за ней.

В парке тоже стояли столики. На улице распогодилось, ветер стих – поэтому посетителей было довольно много. Где Анна? За столиками начинался пруд. Чуть не столкнувшись с официантом, Моника подошла к берегу.

– Я здесь! – послышался знакомый смех.

Она увидела подругу. Та почему-то казалась ниже, чем минуту назад, когда выбегала из зала. На ней нет туфель? Черные лодочки стояли у воды, словно две брошенные шхуны.

– С ума сошла!

– Мама! Мама! Белая королева! Мы ее видели! В ресторане!

Моника обернулась на посетителей и узнала вчерашнюю девчушку. Ее беспокойная мать тот час же принялась громко отчитывать чадо. Привлеченная шумом, публика начала озираться, пока все внимание не оказалось прикованным к двум проказницам. Посреди пруда по колено в воде стояла женщина в черной юбке и белой блузке. Другая женщина, вся в белом, скинула туфли и пошла к ней.

– Чокнулись дуры!

– Да лесбы, небось!

Дамы не замедлили подтвердить дерзкое предположение. Рассекая водную гладь, Моника шла к своей пассии. Неторопливо, точно белый парусник, подгоняемый легким ветерком. Анна напоминала старомодную яхту с черным корпусом и белыми надстройками. Она размахивала чулком, словно посылая сигнал бедствия. Наконец, черная и белая юбки соприкоснулись.

Послышался свист. Кто-то зааплодировал.

– Мама, а почему тетеньки целуются?

Покрасневшая мать закрыла дочке ладонями глаза.

– Возможно, им одиноко? – меланхолично заметил какой-то мужчина в шляпе.

На шум сбежались официанты.

– У нас здесь не цирк! Прекратите!

Явилась уборщица и, держа швабру как знамя, стала стращать грешниц небесной карой. Тем же весь мир был безразличен.

Будучи не в силах пресечь глумление над нравами, официанты вызвали начальника смены. Размахивая руками, тот возник на краю пруда и пригрозил позвонить в полицию. Решив испугаться, подруги вышли из воды. Анна сняла промокшие чулки и бросила в урну.

– Несите счет! – строго сказала она, и, надев туфли прямо на влажные ноги, направилась в зал.

Растерянно улыбнувшись, Моника зашагала за ней. За нарушительницами спокойствия семенила уборщица, вытирая капающую с них воду.

Начальник смены тоже вернулся в зал и остановился у столика с объедками утки. Он разрумянился, словно решил покраснеть сразу за двоих.

– Это возмутительно!

– Сколько мы должны? – холодно спросила Анна.

Расплатившись, женщины вышли на улицу. Ряженный на входе хотел пожелать дамам счастливого пути, но, заметив струйки воды, льющиеся с их юбок, не смог произнести ни звука.

– Нет, ты пьяна, я тебя подвезу! – защебетала Анна, заметив, что Моника принялась искать свою “Ауди”.

– Ты права, дорогая!

Подружки сели в машину жены Цербера. Нетерпеливо захлопнув дверцу, Анна повернула ключ – загудел мотор, и шеренга парковых деревьев в окне побежала назад. Моника закрыла глаза. Через четверть часа авто стояло у подъезда панельного дома.

Глава 38
В которой Моника начинает подозревать неладное

Апартаменты покойного дяди, ставшие квартирой для свиданий, располагались на втором этаже. Пройдя мимо пустых скамеек, женщины вошли в неухоженное парадное. Две пары каблуков застучали по ступенькам. Два сердца бились друг другу в такт. Дверь. Анна нетерпеливо вставила в скважину ключ.

– Без четверти четыре, дорогая. Скоро начнется.

– Четыре, – мечтательно повторила Моника.

Союз двух дам часто бесплоден. Интерьер апартаментов служил тому примером – подружки превратили их в подобие лавки старьевщика. Войдя в прихожую, Моника оказалась у тумбочки – на ней стояли три плюшевых зайчика. Она подняла за ушки самого крупного и чмокнула в живот. Анна щелкнула пальцем по брюху фаянсового сыча – сыч появился в квартире сразу после того, как Моника купила зайцев.

– Помнишь, на кого охотятся совы? – спросила супруга Цербера.

Моника засмеялась. Анна имела привычку отвечать на каждую ее покупку. Когда Моника принесла откуда-то фарфоровых овец, ее пассия ответила игрушечным волком. По частоте появления новых безделушек можно было судить о градусе страстей в их отношениях.

Сняв туфли, Анна выскочила из прихожей. Моника шла за ней. В квартире было две комнаты – салон и спальня. За прихожей начинался салон.

– Я кое-что поменяла, – улыбнулась Анна.

Моника оглядела комнату. Пара кресел. Белые обои, этажерки вдоль стен – помимо книг, на них стояли статуэтки. На самом высоком стеллаже красовался бюст Наполеона, подаренный Адвокатом. Вроде, все по-старому. Впрочем, нет: на паркете перед диваном лежали две бурые шкуры.

– Медведи, кстати! – хихикнула подруга. – Иди в постель и жди меня!

Моника повернулась к двери спальни: вдоль плинтуса у самой рамы стояла шеренга бутылок шампанского.

– Зачем это?

– Скоро узнаешь, – пропела Анна, – Да! Я обещала показать тебе ангела.

Она подскочила к стеллажу с бюстом Бонапарта и достала с полки альбом.

– Вот он, смотри!

Книга раскрылась. Моника увидела юного Люцифера: широкий лоб, мраморные локоны, два сгустка волос в форме кошачьих ушек. Дьявол по-прежнему улыбался. Или уже нет?

– Ну как, нравится? – звенел голос Анны.

Моника промолчала. Лицо подруги, ее руки – все поплыло. Отчетливо был различим только белый лик на картинке.

– Поставлю на полку! – мурлыкнула жена Цербера.

Изображение начало отдаляться, пока не растворилось в дымке.

– Иди в спальню, дорогая, уже почти четыре.

– Четыре… – протянула Моника.

Ее подруга вышла на кухню и заговорила с кем-то по телефону.

– Значит, четыре: Ботаник, Кролик, Ребенок, Анна… если считать со вчерашнего вечера, с момента пожара! – женщина вздрогнула. – Нет! Это только игра!

Со стеллажа холодно смотрел Наполеон – он чем-то напоминал Фрейдо-Платона. На полке под ним скалился Арлекин в красном колпаке. Рядом стоял белокрылый ангел.

– Ладно, нужно раздеться!

Моника прошагала в спальню – огромная кровать, старинное зеркало, темный платяной шкаф. Почти машинально она принялась расстегивать пуговицы.

– Их должно быть семь, ровно семь. А уже скоро вечер! – женщина не заметила, что произнесла это вслух.

– Вечер… – она вдруг осознала, что в эти минуты решается ее судьба: вот-вот Ботаник поедет в банк. В глазах потемнело. Моника схватилась за дверной косяк и случайно задела выключатель – зажглась люстра.

В матовом свете абажура кровать напоминала ложе в спальне Цербера.

– Ты готова? – крикнула Анна.

Скинув пиджак, Моника нащупала ремешок юбки. Не понимая зачем, она выдернула его из петель и бросила на покрывало.

– Умница! – пропел сладкий голосок.

Облаченная в прозрачный халат, на пороге спальни возникла Анна с венецианской маской в руках

– Почти готова, – пролепетала Моника.

Подруга скрылась за дверью. Она двигалась бесшумно – видение, предвестница недоброго.

Моника повернулась к постели. Кожаный ремешок, брошенный на покрывало, казался ядовитой змейкой. Где зеркало? Сняв юбку, женщина встала перед старинной рамой. На потемневшем стекле появилось отражение: полузакрытые глаза, бледные губы. Каштановые локоны. На шее поблескивал подаренный Ботаником кулон. Грудь тяжело дышала. Это страх перед неизвестностью, или похоть?

– Только четыре…

Моника опустила взгляд: талия, бедра… Пояс с подвязками. Чулок был только один. Она готова?

Женщина потянула за ручку платяного шкафа, и, нащупав вешалку с прозрачным халатом, накинула его на плечи.

– Выходи! – позвала Анна.

“Что она затевает?” – подумала Моника.

В дверь позвонили… Звонок был настойчивым, нервным, будто в квартиру ломился обманутый муж.

– Мальчики! – воскликнула подруга.

В голове словно ударили в колокол. Оглушенная ноющим гулом, Моника стояла посреди спальни. Гул плавно переходил в визг звонка. Женщина опустилась на постель.

Глава 39
В которой наша героиня покоряет три континента

Моника лежала в кресле. Где-то рядом точно за пеленой вуали плыло лицо жены Цербера.

– Это от переизбытка чувств, хихикала Анна, на то и сюрприз!

Постепенно стали различимы предметы обстановки: стеллажи, рама с портретом… Моника догадалась, что находится в салоне. Кто ее туда перенес?

– Да, дорогая! – смех подруги сделался звонче.

В полупрозрачном халате Анна казалась призраком. У нее за спиной маячили неясные фигуры. Кто они?

Одна из фигур была видна отчетливее других: темная кожа, косички. Они гораздо симпатичнее коротких кудряшек, столь частых у негров.

– Три части света! – продекламировала Анна.

Каждое ее слово звучало как хлопок ладоней. Было неясно, стремится ли она возвратить Монику в чувства, или, полагая, что та уже пришла в себя, объявляет о свежем лакомстве для очей.

Моника заморгала. Мозаика калейдоскопа снова сложилась в образ: высокие скулы, медная маска, узкие расщелины глаз. Волосы, темные, как вороная грива.

– Да, дорогая, три континента! – смех Анны стал похожим на пьяный хохот.

Она опустила руку, и из-за полупрозрачного рукава показался третий гость. Длинные белые кудри. Профиль Аполлона. Кончик носа описал дугу, и незнакомец встретился взглядом с Моникой.

– Нет!

В глазах опять помутнело. Анна упала на колени и взяла подругу ладонями за щеки.

– Вставай! Они пришли к тебе в гости.

Из-за ее спины вынырнули две маски – белая и черная.

– Ну чего ты боишься? – пропела Анна.

Маски обрели четкие очертания. Левая – лицо античного бога в обрамлении белых локонов, ростр триремы. Правая – лик молодого Отелло.

– Они не станут тебя душить! – подруга понизила голос, переходя почти на шепот.

Мужчины тоже опустились на колени, точно языческие жрецы перед изваянием.

– Дорогая, ну что ты!

Монику бросило в жар. Одна, во власти незнакомцев! Наверное, как та женщина из кинохроники… Она услышала биение двух могучих сердец.

– Давай! – Анна встала с колен. Как-то неожиданно происходящее престало вызывать ужас.

Анна взяла подругу за запястье и положила ее ладонь на голову мулата.

Парень широко улыбнулся.

– Отныне, они твои подданные! – засмеялась Анна.

– Мавр… – пролепетала Моника, играя темными косичками.

– Теперь второго! – протянула жена Цербера.

Моника машинально повторила движение и опустила свободную руку на макушку блондина.

– Жеребец… – клички рождались экспромтом.

Дымка перед глазами стала сгущаться. В ноздри проникал терпкий запах мужских духов. Это был момент, когда туман из производной страха – желания уйти в забытье – сделался олицетворением неги.

Откуда-то возникла венецианская маска. Моника не сразу поняла, что она была надета на Анну.

– Встаньте! – приказала подруга.

В маске она напоминала заклинательницу. Подчиняясь ее приказу, мужчины начали подниматься с колен. Опираясь на них, Моника оторвалась от кресла и тут же заметила узкоглазое лицо с высокими скулами.

– Монгол…

Окруженная тремя незнакомцами, женщина стояла посреди комнаты.

Пальцы – белые, черные, желтые, – теребили края ее халата. Она чувствовала, как шелк сползает с плеч. Слышала тяжелое дыхание могучих легких. Стук сердец напоминал тиканье спешащих часов.

– Начнем! – хохотала Анна.

Моника ощутила прикосновение горячих губ. Они были повсюду – на плечах, на спине, на бедрах. Душащими Лаокоона змеями ее обвили руки поклонников. Что-то приятно щекотало ноги. Медвежья шкура?

Страхи исчезли. Женщина опустила взгляд – с раскрытого альбома улыбался Люцифер. Его улыбка сделалась шире. Мраморные уста раскрылись, и показался язык, длинный и тонкий, как у змеи. Или это только мерещилось?

Моника зашаталась. Демоны ада набросились на грешницу: рвали белье, царапали кожу. Женщина вздрогнула: ею овладела животная похоть.

– Да! – она замотала головой.

Конский хвост шевелюры Монгола. Мавр обнажил белые резцы. Вот статуэтка на стеллаже – фарфоровую деву душил питон. Красотка боролась: вытянув шею, стегала агрессора волосами.

Анна заслонила стеллаж. Она поднимала и опускала руки, как церковный иерарх, совершающий обряд. После каждого взмаха на полке загоралась свеча. Казалось, огонь зажигает тепло ее ладоней.

Погасив люстру, подруга подплыла к окну и задернула шторы. В мерцании свечей безделушки на полках напоминали статуи в католическом храме. Однако, из-за игры теней, на их лицах читались следы пороков.

Фигурка Арлекина. Кривые линии губ – это признак насмешки или след похоти, вселившейся в деревянное тело? Белокрылый ангел. Простоватый и наивный, он скорчил сардоническую гримасу. Фаянсовые кони – вороной мерин преследовал кобылу, покусывая в круп.

Моника скакала по пампасам, сжимая коленями бока жеребца. Белая грива… Или это волосы любовника? Слева возник лиловый демон – он тянул к наложнице Люцифера когтистые пальцы. Его желтый собрат – дух сошедшего в тартар Чингисхана – размахивал многохвостой плетью.

Перед глазами стоял мраморный дьявол. Широкие ноздри, волнистые кудри. Глуповатые кошачьи ушки… Или это рога? Молодые пробивающиеся рожки!

Сквозь хмель экстаза Моника поняла, что ввергло юного ангела в панику: не поражение в битве с Богом, не низвержение в ад. Изваяние запечатлело триумф уродства, приход тлена на смену красоте. Уже обезображены крылья – они стали лысыми, как у летучей мыши. И вот что-то случилось с головой – теперь ясно, почему юноша схватился за волосы. Морщины свидетельствовали не только об отчаянии. Люцифер испытывал физическую боль.

– Нет! – Моника вскрикнула.

А что, если ее счастье тоже будет кратким! Примкнув к сатане, она сгорит, будет втоптана в грязь. Как та женщина!

Белая маска помутнела – лик Люцифера исчез. Послышался стон, похожий на вопль раненного животного. Наездница провалилась в пустоту.

– Ах, милая, ты загнала жеребца! – звенело сопрано Анны, – Ты погубишь любого мужчину!

Демоны ада слетелись на поживу – щипали кожу, играли волосами. Их было двое – черный и желтый.

– Возьми!

Подруга протянула ей пенный бокал.

– Анна?

Бокал схватила шоколадная рука. Мясистые губы покрылись влагой.

– Нет, охальник! Это для нее! – хохотало сопрано.

Казалось, смех льется отовсюду: с потолка, из окон, из глубины спальни. Голоса сливались со звоном хрусталя. То слева, то справа мелькала черная или желтая голова. Темные волосы щекотали плечи. Азия и Африка сомкнули объятья.

Моника вспомнила Люцифера.

– Неужели, я тоже обречена? – женщина не понимала, говорит ли она про себя или вслух.

Анна раздвинула шторы. Отойдя к входу в спальню, она подняла с пола новую бутылку шампанского и принялась царапать пробку. Вот оголилось мюзле, пробка уже шатается.

Моника знала, что вот-вот должно случиться. На расстоянии поцелуя тяжело дышал Мавр. Руки Монгола обвили ей талию. Лежа на шкуре, стонал загнанный Жеребец.

– Да! – вскрикнула Анна.

Из жерла бутылки вырвался гейзер. Пенный поток устремился на пол, на разбросанную по комнате одежду. Пять голосов слились в крике. В этот момент через открытую форточку в комнату ворвался порыв ветра и загасил свечу на полке рядом с раскрытым альбомом. Это был альбом с изображением юного Люцифера.

Через несколько мгновений все было кончено. Закинув за голову руку, Моника лежала на темной шкуре и играла каштановыми локонами, стелившимися по бурому меху. Левая нога была согнута. Это была поза Мессалины. Подобно Анне, Моника была вся в пене.