Текст книги "Основы психологии С. Л. Рубинштейна. Философское обоснование развития"

С. Л. Рубинштейн в своем критическом подходе анализирует не только имеющиеся знания, но и обращается к процессу научного познания, в результате которого оно и было получено. И его заслуга состоит в том, что он показывает не только то, как шел ход мысли автора (теоретически и экспериментально), но и как он мог бы идти иначе, причем имея в виду или раскрывая разные варианты возможных путей познания. Метод раскрытия различных вариантов присущ, как нам представляется, исключительно С. Л. Рубинштейну. Это особенность методологии, которая открывает не один, а множество интерпретаций предмета познания. Благодаря этому и решается проблема, обсуждаемая М. Малкеем: как ученый определяет именно ту проблему, которая в первую очередь требует исследования, и именно тот способ ее решения (среди множества других, в том числе тупиковых), который является единственно верным. Рубинштейн методологически обеспечивает (при наличии неизбежного противоречия между старым и новым знанием) непрерывность самого познавательного процесса. Это и есть стратегия процесса познания или методология в высшем смысле слова. Таким образом, интерпретация осуществляется С. Л. Рубинштейном на всех уровнях – философском, методологическом (в эксплицитных и имплицитных методологических принципах), теоретическом, путем раскрытия ложных трактовок, когда происходят искажения истинных соотношений (примеры чего он приводил и в своих совсем ранних статьях, посвященных теориям Н. Н. Ланге, Э. Шпрангера и Г. Когена), и эмпирическом. Тем самым обеспечивается интеграция психологической науки в целом.

Наиболее поучительными являются критические интерпретации эмпирических фактов, которые трактуются авторами однозначно как достоверные истины в «последней инстанции», поскольку они составляют «альфу» и «омегу» научного эмпиризма.

Эти интерпретации особенно ярки и убедительны, поскольку Рубинштейн включает в проблемное поле и данные, и теории нескольких авторов, и само это сопоставление оказывается «разоблачительным» доказательством механистичности, однолинейности их мышления в трактовке данных. Из этого следует, что в концепции Рубинштейна методология выступает в разном качестве: 1) методологических принципов (эксплицитных и имплицитных), сменяющих друг друга, но обеспечивающих непрерывность психологического познания соответственно рубинштейновской философско-психологической концепции; 2) методологии как стратегии собственного мышления и мышления авторов теорий прошлого; 3) методологии как вариативных композиций (способов сочетания теорий и различного рода экспериментов, которые могли бы с той или иной мерой адекватности подтвердить теорию, подтвердить полностью или частично, на данном этапе или в целом или вообще привести к ее изменению); 4) методологии как движения познания (К. А. Абульханова) по вертикали, пронизывающей науку «сверху вниз» и обратно – «снизу вверх» (от уровня философии к конкретному уровню методологии психологии, к теории и эксперименту – и обратно – к обобщениям в теории, методологии, философии); 5) при презентации знаний как уровневой системы методология также придает единство всем уровням, обеспечивает продуктивность перехода от одного к другому и при восхождении от конкретного к абстрактному, и от абстрактного к конкретному и при этом дает в знаниях объяснение изучаемой действительности, обеспеченное определенным способом познания.

Конкретное значение методологии связано еще с одним вопросом, поставленным Рубинштейном в самой его ранней работе (1920-х годов): при достаточной ясности того, как познающее мышление идет от многообразия действительности, данной в восприятии, к теории – ее абстракциям, совершенно непонятно то, как «истощающиеся» в силу своей абстрактности обобщения дают объяснение всему этому многообразию действительности при возвращении к ней. Поставив этот вопрос, он, на первый взгляд, как будто бы не дал на него эксплицитно сформулированного ответа, но дал ответ фактический: в эксперименте эмпирическая действительность преобразуется таким образом, чтобы соотношение исследуемых эмпирических данных было перестроено определенным образом (а не использовано в своем виде, непосредственно данном восприятию), чтобы эмпирические явления рассматривались в этом построении не по отдельности, не произвольно избирательно, не так, как они выглядят на поверхности действительности, а как соединяются, комплектуются, причем не по ассоциации или близости, рядоположенности друг другу и т. д., а по определенным соответствующим теории критериям. Метод (не частная методика) есть способ такого преобразования данных, чтобы он отвечал на вопрос, зачем осуществляется это преобразование, какой оно имеет интерпретационный смысл. Здесь с особой отчетливостью выступает методологичность мышления экспериментатора, обеспечивающая ему возможность движения от теории к исследованию и восхождения от эксперимента вверх – к гипотезе и теории в целом.

Имплицитные методологические принципы (неявная методология), в отличие от эксплицитных, принятых всем сообществом, в своем операциональном качестве непосредственно связаны с автором, его точкой зрения, его умением найти способы интерпретации и преобразования объекта в предмет исследования. При авторской методологической интерпретации создается особая «вертикальная» система, интегрирующая определенным образом исходную идею, выбирается способ ее операционализации как наиболее эффективное соединение теоретических положений с методом исследования (группой методов).

Таким образом, методология на всех уровнях психологического познания дает возможность соотнесения теоретико-эмпирических идеальных моделей и самой познаваемой реальности – этих двух различающихся по своему онтологическому качеству систем: предмета науки и процесса познания ее объекта. При методологической интерпретации имеет место выражение одних положений теоретического порядка через другие – методического порядка, которые подчинены цели раскрытия качеств третьего порядка – реальности психического, его закономерностей. Эта способность выражать одно качество, явление, событие через другое присуща сознанию (известные примеры выражения стоимости товара в реальных денежных знаках, придания определенных религиозных значений природным явлениям). Однако в методологической интерпретации гипотеза позволяет найти метод для ее проверки определенным эмпирическим способом. Выбор метода имеет двойную детерминацию – и гипотезой, и особенностями объекта исследования. Такова специфика исследовательской интерпретационной системы. Важно подчеркнуть при этом, что исследовательская интерпретация также стремится к определенности, ограничивая неопределенность и стихийность, эмпиричность научного поиска, поскольку результатом его должно оказаться точное знание.

Одновременно с обеспечением определенности, т. е. с направленностью научного поиска, любая интерпретация (особенно методологическая) имеет широкий контекст, который, как отмечалось выше, для психологии определяется философски. Так, интерпретация сознания как отражения связана с гносеологической парадигмой, квалификация его предметного характера связана с философско-психологическим контекстом, заданным деятельностным подходом, определение сознания в качестве регулятора деятельности, поведения связано с идущим, как неоднократно отмечал С. Л. Рубинштейн, от И. М. Сеченова, естественно-научным подходом.

Различие этих интерпретаций, хотя почти и не употребляя этого понятия (фактически его не эксплицируя), Рубинштейн связывал с системным подходом. Однако можно обнаружить существенное различие в понимании принципа системности в трактовке Б. Ф. Ломова и реализации С. Л. Рубинштейна. Согласно определению, данному в «Бытии и сознании», одно и то же явление (или, точнее, сущность; подразумевается психика) обнаруживает свои разные качества в разных системах связей. Определение сущности психики, сознания становится подлинным тогда (или если), когда разнокачественные, разнородные и даже разноуровневые определения окажутся связанными в единую систему, в которой будут содержательно раскрыты их функции и связи соотносительно друг друга. Однако в отличие от первоначального понимания критерия системы как ее завершенности в 1920-е годы, в 1930-е годы Рубинштейн реализует критерий внутренней связанности ее методологических принципов.

В приведенном выше случае определения разных качеств сознания в разных системах связей проблема заключалась в нахождении их внутренних связей в одной системе. В большинстве случаев кризисная проблема, как подчеркивал Рубинштейн, образуется таким противоречием различных качеств, при котором происходит абсолютизация одного или другого, приводящая к их противопоставлению. Расхождение же сознания и деятельности не в различных концепциях, а в начале самого процесса познания приводит к поиску условий, которые составляют проблему исследования, требующую для своего решения установления их соответствия (о чем подробно шла речь выше). «Единство сознания и объективной деятельности, – писал Рубинштейн, – является диалектической основой построения психологии. Это единство определяет основной путь психологического познания при условии правильного – не идеалистического – понимания сознания и правильного – не механистического понимания деятельности. Расхождения и противоречия, которые при этом обнаруживаются между сознанием и деятельностью, являются главным источником психологической проблематики, и они же дают основные опорные точки для ее разрешения» (Рубинштейн, 1935, с. 52). Эти положения о противоречии сознания и деятельности не были осознаны психологическим сообществом, «вытеснены» представлением об их априорном единстве. Однако диалектическая суть рубинштейновской методологии состоит в том, что тезис о единстве не противоречит тезису о противоречивости, неадекватности их соотношения – единство должно быть найдено. Положение С. Л. Рубинштейна о том, что сознание и деятельность в равной мере принадлежат субъекту, но это – его разные модальности, качества, способности: их принадлежность субъекту не обеспечивает автоматически их единства, поскольку они осуществляют разные функции субъекта в жизни, в общении и т. д.

Резюмируя, можно сказать, что проведенное выше различие двух действительностей, составляющих предмет исследования Рубинштейна – теорий и самой действительности психического – позволяет понять, какие противоречия сознания и деятельности и их трактовок разными теориями снимаются одного рода интерпретациями, а какие расхождения сознания и деятельности в реальности снимаются исследовательскими интерпретациями другого рода – путем поиска условий, обеспечивающих их внутреннее единство.

Разрешение же глобальной проблемы, как уже говорилось, заключается не в простом постулировании единства, а в снятии противоречия путем нахождения того контекста связи сознания и деятельности в бытии и в человеке, в котором они онтологически связаны.

Как уже отмечалось, принцип единства сознания и деятельности выдвигается в качестве одной из основ построения отечественной психологии. Рубинштейн не считал «Основы психологии» 1935 г. окончательным вариантом новой системы отечественной науки. Он рассматривал приведенные там обобщения как основу для собственной будущей деятельности по построению новой науки. Согласно этому замыслу, «проблема личности приобретет… центральное значение в построении психологии» (Рубинштейн, 1940, с. 456), поскольку «психика человека, его сознание – качественно своеобразное свойство личности» (там же). Здесь практически повторяется тезис, уже сформулированный в «Основах психологии» 1935 г. о сознании как качестве личности. В свою очередь, происходит «генезис специфических форм предметного сознания, формирующегося в связи с целостным процессом развития человеческой личности» (там же, с. 145), «изучение развития сознания неотрывно от изучения развития личности» (там же, с. 147). Развитие же личности осуществляется, как отмечалось выше, на протяжении жизненного пути.

Можно сказать, что в «Основах психологии» 1935 г. мы находим несколько методологических принципов – личности, единства ее сознания и деятельности, ее развития в жизни, которые образуют в своих взаимных связях и отношениях, в своей внутренней имплицированности ту методологическую систему, которая характеризует научно-познавательную основу психологии. Они взаимосвязаны посредством интерпретации их особенностей и способов связей составляющих их отношений. Такова роль интерпретации как системообразующей, способ связи внутри целого.

Таким образом, на новом, собственно психологическом этапе своего творческого пути С. Л. Рубинштейн уже выстраивает конкретную науку в соответствии с моделью научной системы, методологически выявленную и определенную в 1920-х годах. Для характеристики объекта психологии сохраняются философски определенные в статье 1922 г. онтологические особенности составляющих системы – субъект, его деятельность, отношения к другому человеку, к себе и к действительности. В качестве характеристик предмета психологии выступают «знание, отражение объективного» (там же, с. 43), «переживание» (там же).

Доминирует в «Основах психологии» категория сознания, а восприятие, память, речь и т. д. определяются в разделе (часть III), озаглавленном «Функциональный анализ сознания».

Таким образом, науковедчески система психологических знаний оформляется по новой схеме, но еще значительно связанной с психологией прошлого (как психологией сознания), но методологически (и онтологически) эта система уже построена по-новому, как внутренне интегрированная новыми методологическими принципами и онтологическим подходом.

Это свидетельствует о том, что «Основы психологии» явились не только построением относительно завершенной на том этапе системы знаний, но развивающейся концепцией и отправным основанием дальнейших исследований для построения новой психологической науки. Даже в своей противоречивости – как любой переходный этап от старого (существующей в России психологии) к новому эта монография заключала в себе открытые для познания, перспективные, требующие дальнейшего определения и исследования проблемы.

4. Теория и эмпирические методы психологических исследований на основе принципа единства сознания и деятельности

Период творчества С. Л. Рубиншейна 1930-х годов исторически предстает как оптимальный – и с точки зрения решения философско-методологической задачи реализации в психологии именно той составляющей концепции К. Маркса, которая была адекватна внутренним проблемам, задачам данного этапа развития психологии, и с точки зрения создания основ новой отечественной психологии, ее системы, и с точки зрения теоретического и эмпирического доказательства продуктивности, конструктивности этой системы и положенных в ее основу принципов, прежде всего принципа единства сознания и деятельности, используя который были осуществлены под руководством Рубинштейна исследования коллектива психологов Ленинградского педагогического института им. А. И. Герцена.

В современной отечественной психологии иерархия научных категорий и понятий строится как система уровней: методология, теория, эмпирические исследования, их методы и результаты. Понятие методологии обычно соотносится с категориями предмета и объекта науки, но редко – с теорией и особенно методами научного исследования. Однако, как уже отмечалось, в обоих вариантах «Основ» построение соответствует не иерархическим уровням, а последовательно и начинается с определения предмета и его связи с методом психологического познания. Возникает естественный вопрос, почему в варианте «Основ психологии» Рубинштейна отсутствует категория методологии, которая, согласно современному науковедческому взгляду, с необходимостью (или иерархически, или последовательно) должна быть связующим звеном определения предмета психологии и ее объекта. Особенность «Основ психологии» заключается, как отмечалось, в том, что методология не определена как категория или понятие, в авторской ее интерпретации не выделена, а включена в способ определения предмета изучения. Основным науковедческим и методологическим принципом, утверждаемым С. Л. Рубинштейном, является метод опосредованного познания психического, сознания. Этот принцип исходит не из формальных канонов науки, а выводится из утверждения онтологической специфики объекта для определения предмета психологии. В самом начале «Основ психологии» Рубинштейн останавливается на специфике процесса познания в смысле рассмотрения соотношения в нем объекта и предмета познания. Он пишет: «В процессе познания, т. е. познавательного проникновения мысли в свой объект, то, что в действительности является исходным пунктом для мышления, которое должно проникнуть в свой предмет, освоив и раскрыв все его определения, неизбежно выступает как результат» (Рубинштейн, 1940, с. 149). Это можно квалифицировать также как методологический принцип психологического познания.

Предметом психологии, согласно Рубинштейну, является переживание и знание, отношение и отражение. Переживание как первое изначальное качество психического, состоящее в экзистенциальной, т. е. реальной принадлежности субъекту, не может быть познано непосредственно самим субъектом (что не исключает его определенной представленности в самонаблюдении)[27]27
  «Именно поэтому, – пишет Рубинштейн, – встает задача отличного от простого переживаниях [мы бы добавили: от фиксации простого переживания – А. С.] познания психического посредством раскрытия тех объективных связей, которыми оно объективно определяется» (Рубинштейн, 1940, с. 15).


[Закрыть]. Другое, неразрывно связанное с первым качество психического – отражение субъектом действительности – может выступать как более абстрагированное идеальное, знание, но также имеет специфическую объективность, онтологию.

Сразу вслед за этим он обращается к способу получения этого знания – научному познанию – исследованию. Для достижения объективности психологического познания, Рубинштейн считает, что объективные данные в процессе конкретного исследования должны быть определенным образом преобразованы. «Описание явлений на основе наблюдения правильно, если заключенное в нем психологическое понимание, т. е. реконструкция внутренней психологической стороны внешнего акта, дает закономерное объяснение его внешнего протекания в различных условиях, – пишет он в „Основах общей психологии“. – Психологическое истолкование внешних данных (движений и пр.) само непосредственно не дано; оно должно быть реконструировано на основе гипотез, которые не могут и не должны быть устранены в процессе объективного психологического наблюдения, но которые могут и должны быть в нем проверены» (Рубинштейн, 1940, с. 76). Однако это опосредованное познание (преобразование) должно осуществляться исследователем так, чтобы соответствовать самой сущности разных форм и способов функционирования психического.

Психика в своем онтологическом качестве не существует как обособленная субстанция (душа, сознание), как представлялось теоретикам психологии сознания, а неразрывно связана с деятельностью того же субъекта, что и было философски доказано С. Л. Рубинштейном в 1920-е годы. Опосредованность познания психического обеспечивается его теоретическим преобразовании, т. е. методом его исследования является деятельность. Поэтому метод определяется им одновременно – как функционирование психического в онтологически реальной деятельности и гносеологически (познавательно) как деятельность – метод-способ, путь объективного познания последнего. В «Основах общей психологии» деятельность определяется как способ бытия и проявления в ней психического. Однако следует еще раз повторить положение С. Л. Рубинштейна, отмеченное выше, что единство сознания и деятельности как качеств субъекта, во-первых, онтологически определяется их принадлежностью ему, во-вторых, является сутью методологического принципа познания. Но в реальности познания «внутри его (единства – А. С.) возможны и фактически неизбежны расхождения и противоречия» (там же, с. 17). В процессе их познания должны быть найдены такие условия, при которых было бы достигнуто это единство, оно намечается в стратегии метода, а выявляется это единство в эксперименте.

Именно поэтому в «Основах психологии» (1935) глава о методах, конкретизирующая эту принципиальную методологию познания, следует сразу после главы об объекте и предмете психологии. А теории, в свою очередь, предстают как концептуально и методологически выявленные характеристики (как сегодня говорят, модели) различных психических способностей (в психологии явлений или функций) психического – его разнообразных форм – восприятия, памяти, речи и т. д. В главах «Основ общей психологии» 1940 г. диалектика познания психологического и знаний (теоретических) о нем представлена в единстве с критикой теорий восприятия, памяти, речи, мышления и т. д. как исключающих многообразие их функционирования, индивидуальные особенности. Например, выявляется разнообразие форм и уровней развития у детей одного и того же возраста, для которых (согласно критикуемым теориям) «развитие мышления образует ряд независимых от содержания формальных структур, сменяющих друг друга в последовательности, предопределенной биологическими закономерностями возрастного созревания самого по себе» (там же, с. 339).

Уже в «Основах психологии» 1935 г. в качестве приложения Рубинштейн приводит «схемы целостного изучения личности» (Рубинштейн, 1935, с. 493) и в конкретных разделах критически рассматривает и сравнивает множество теорий речи, мышления и т. д. (В. Штерна, А. Бине, Т. Липмана, Н. Кречмера, А. Ф. Лазурского и др.), которые по-разному концептуализируют один и тот же объект. В «Основах общей психологии» 1940 г. даже в оглавлении он употребляет то науковедческий термин – «теории личности», то онтологический – «личность» и т. д. Чаще всего понятие теории он употребляет, когда рассматривает и сравнивает ряд теорий одного и того же психического явления – речи, памяти и т. д. Тогда-то и можно высветить ту конкретную методологию, своеобразную «технологию» их построения, посредством которой он в них выявляет то, что критически преобразует и которой он оперирует. В его же авторском изложении каждая психическая способность (явление) предстает в своем онтологическом, но уже познавательно теоретически преобразованном качестве, т. е. таком, в котором раскрыта ее сущность, ее определенность. Если первым наиболее общим методологическим принципом исследования является опосредованность познания психического, то более конкретным методом является его познание в деятельности, в изменении, которое вызвано воздействием на него или его познанием в развитии. Наконец, вторым принципом, вытекающим из принадлежности любого психического образования, способности, процесса субъекту, является его исследование как личностного качества. Как справедливо отмечала К. А. Абульханова, введение Рубинштейном личностного принципа заключалось в утверждении принадлежности личности так называемых «функций», до того в психологии оторванных друг от друга и изучавшихся обособленно.

Диалектичность рубинштейновской трактовки принципа развития достигается путем снятия двусмысленности понятия «функция». Если в традиционной психологии оно связывалось (или даже отождествлялось) со сложившейся структурой, которая задавала определенный способ ее функционирования, т. е. проявления, выражения, то Рубинштейн утверждает приоритет функционирования по отношению к структуре, доказывая возможность ее изменения, развития в результате найденного личностью оптимального или нового способа функционирования (В. Штерн, А. Бине, Т. Липман, Н. Кречмер, А. Ф. Лазурский и др.)[28]28
  См. об этом подробнее: Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. Т. II. М., 1989. К. А. Абульханова-Славская пишет: «Каждый новой уровень развития, согласно Рубинштейну, открывает все более широкие возможности, а реализация этих возможностей, в свою очередь, формирует новые структуры – таков философско-методологический смысл соотношения структуры и функционирования. Рубинштейновская концепция развития раскрывает не только его стадиальность [его линейный характер – А. С.], но и иерархичность» (Абульханова-Славская, 1989, с. 264).


[Закрыть]. Двусмысленность заключалась в том, во-первых, что функция рассматривалась статично, во-вторых, обособленно как от других функций, так и от субъекта. Поскольку психические «образования», качества, способности функционируют в деятельности, которая принципиально является функционированием самого субъекта, здесь и замыкается связь трех методологических принципов – личности, ее развития в процессе функционирования в деятельности. Соотношение этих трех методологических принципов и составляло своеобразную динамическую стратегию теоретического моделирования исследуемых психических качеств и экспериментально-методического их преобразования, изменения для выявления их сущности и развития в деятельности.

Рубинштейн успел в «Основах психологии» преодолеть ограниченность господствующей функциональной психологии, сводившей все к обособленным статичным психическим функциям, выдвинув принцип личности как основание их связи, охарактеризовав их как способности, качества субъекта. А когда усилилось идеологическое давление на науку, исследование всего богатства и многообразия качеств и способностей личности пришлось ограничить только на уровне ребенка.

Реализация личностного принципа, исследование взрослой личности в отечественной психологии в те годы были вообще невозможны в силу идеологической ориентации общества на массы и минимизации роли отдельного человека.

По этой причине большинство психологов обращались к исследованиям детской психологии, психологии личности ребенка. Исключением, согласно К. А. Абульхановой, были С. Л. Рубинштейн и В. Н. Мясищев, Б. Г. Ананьев, которые продолжали теоретические разработки проблемы личности взрослого человека. Доказательством этому служит появление уже в «Основах психологии» 1935 г., а затем в «Основах общей психологии» 1940 г. специальных глав и разделов, посвященных личности: Часть IV «Психология личности»: гл. XVI «Проблема личности в психологии»; гл. XIX «Психологическое развитие личности» в «Основах» (1935) и Часть V: «Введение в психологические свойства личности»; Гл. XVIII «Направленность личности»; гл. XXI «Самосознание личности и ее жизненный путь» в «Основах общей психологии» (1940). Этому отнюдь не противоречит то, что каждая глава «Основ общей психологии» в отличие от «Основ психологии» включает раздел, посвященный развитию данной «способности» – восприятия, памяти, мышления и т. д. личности ребенка. Эти разделы можно рассматривать как эмпирические доказательства рубинштейновской постановки проблемы личности (ее теории) и принципа личности (как методологического).

По существу, Рубинштейн предпосылает исследованиям психологии личности ребенка принцип, которым необходимо руководствоваться при исследовании взрослой личности. Выше речь шла о замысле С. Л. Рубинштейна в «Основах» выделить проблему личности как центральную в построении психологии. Первоначально он, следуя логике «Основ психологии» 1935 г., где системообразующей категорией остается сознание, раскрывает принадлежность сознания личности, а его развитие связывает с изучением ее развития. Здесь же он подчеркивает обусловленность психических процессов развитием личности и далее – деятельностью. Он пишет: «Психические свойства личности – не изначальная данность; они формируются и развиваются в процессе ее деятельности. Подобно тому, как организм не развивается сначала, с тем чтобы затем начать функционировать, а развивается, функционируя, так и личность не формируется сначала, с тем чтобы затем начать действовать: она формируется, действуя, в самом ходе своей деятельности. В деятельности личность и формируется и проявляется. Будучи в качестве субъекта деятельности ее предпосылкой, она является, вместе с тем, и ее результатом. В ходе этой деятельности формируются и психические свойства личности» (Рубинштейн, 1940, с. 515; курсив мой. – А. С.).

Таким образом, Рубинштейн выявляет все связи не только между сознанием и деятельностью, но и между: 1) личностью и ее деятельностью; 2) личностью и ее сознанием; 3) личностью и различными психическими процессами, качествами, способностями; 4) личностью и ее развитием в деятельности; 5) сознанием и деятельностью личности.

Так, раскрывая последнюю связь, он пишет: «Задача преодоления в психологии исключительно аналитического, суммативного подхода разрешается не отказом от анализа и упразднением психологических понятий, созданных таким путем в результате всей предшествующей научной работы, а преобразованием этих понятий и такой трактовкой психических процессов, которая вскрывает их обусловленность развитием личности» (курсив мой. – А. С.). И далее: «Тот факт, что психические процессы человека суть функции личности, выражается… в том, что они у человека не остаются только процессами, совершающимися самотеком, а превращаются в сознательно регулируемые операции, которыми личность как бы овладевает и которые она направляет на разрешение встающих перед ней в жизни задач» (там же, с. 514).

Не менее сложной проблемой, чем обращение к познанию личности, явилась проблема труда, несмотря на органичность в психологии понятия деятельности и предшествующее «Основам психологии» обращение к трудам К. Маркса. Сложность проблемы проявилась в разгроме психотехники как психологической науки, вызванном идеологической социальной трактовкой труда.

Каким же образом С. Л. Рубинштейн преодолевает двусмысленность ситуации, связанной одновременно с ограничением для психологии изучения проблем труда и его социальной значимостью?

В первом издании «Основ общей психологии» есть небольшой по объему раздел «Личность и труд», включенный в главу «Психологическое развитие личности», но в его содержании не затрагиваются проблемы мотивов, интересов, даже сознательного характера труда, которые составляют, казалось бы, неотъемлемую часть психологического исследования деятельности. Труд личности представлен в качестве профессии, проблем профессионального отбора, кадров, психограмм, что в последующем составило проблематику области психологии труда. Наличие этого раздела в книге 1940 г. издания свидетельствовало о мужестве С. Л. Рубинштейна, желавшего таким образом доказать правомерность психологического изучения труда. О развитии личности в деятельности сказано мельком в связи с понятием «работа», а в аспекте соотношения личности и деятельности лишь намечена тема «человек и его дело», суть которой Рубинштейн видит в различии отношений человека к делу. При этом он избегает идеологем, связанных с социальными характеристиками социалистического труда и коммунистического отношения к нему личности. В «Основах общей психологии» он обходит идеологически острую тему другим способом, вводя вместо понятия труда категорию деятельности и ограничивает понятие труда его психологическими характеристиками (Рубинштейн, 1940, с. 475–476). Включенное в эти главы понятие труда он связывает опять-таки не с социалистическим контекстом, а со спецификой труда личности рабочего, изобретателя и т. д. Только в разделе о труде рабочего он («по касательной») упоминает о труде в «Советском Союзе» (Рубинштейн, 1940, с. 477), посвящая его разбору труда Стаханова. Связь труда и развития личности, которая в «Основах общей психологии» была представлена в обратном порядке – развитие личности и труд, здесь сведена к одной формуле: «труд – это, вместе с тем, и основной путь формирования личности» (там же, с. 476). В. В. Умрихин отмечает, что конкретные исследования личности в трудовой деятельности во второй половине 1930-х годов стали практически невозможны «из-за ликвидации психотехники и психологии труда» (Умрихин, 1989, с. 117).