Текст книги "Анатомия прорыва. Как купировать демотивацию и дойти до цели"

Глава 3
Ловушки и соблазны

Ловушки бывают разнообразными, но самые эффективные из них имеют одну общую черту: они всячески убеждают вас, что вовсе не являются ловушками. Они заставляют вас поверить в то, что это «никакая не проблема», пока не станет слишком поздно. В частности, к таким ловушкам относится попытка выделиться из толпы, когда люди, желая подчеркнуть свою креативность, просто воспроизводят поведение других. Часто бывает так, что люди, утверждающие, что они «не такие, как все», гораздо сильнее придерживаются условностей, чем им кажется. Такая ошибка попадает под определение «непреднамеренного стадного поведения», то есть неудачных попыток вести себя не так, как большинство.

Возьмем для примера попытки выбрать какое-нибудь выделяющееся имя для ребенка. Незадолго до моего рождения в 1980 году мои родители подбирали интересное имя для мальчика – просматривали газеты и журналы, обращались за советами к родным и друзьям. В их коротком списке были такие имена, как Грег, Райан и Дэвид. Сократив список, они остановились на Адаме. Согласно их мнению, это было не самое распространенное имя. Среди их дальних знакомых, правда, был один Адам, они слушали музыку Адама Анта и еще им была знакома история Адама и Евы, но в остальном они больше не слышали вокруг себя этого имени. Тогда оно показалось им довольно привлекательным, что с психологической точки зрения вполне понятно – не слишком распространенное, и потому интересное, но и не настолько редкое, чтобы быть шокирующим. Оно не было совсем уж необычным, так что окружающие не затруднялись бы с его написанием или произношением, но и не настолько популярным, чтобы я мог затеряться в море других Адамов.

Но, как оказалось впоследствии, я все-таки затерялся в море других Адамов. Когда я заканчивал школу, в моем классе было 3 Адама из 25 учеников мужского пола. Позже я работал в юридической фирме с двумя студентами по имени Адам. До 1960-х годов это имя в США, Канаде, Австралии, Новой Зеландии и ЮАР было крайне редким, но в 1980–1985 годах его популярность резко возросла. К началу 1980-х годов так называли 1 из 27 новорожденных. Нас, Адамов, оказался целый легион, и мои родители пришли в замешательство. Как же так получилось, что в попытке немного выделиться они выбрали один из самых распространенных на тот момент вариантов?

Начнем с того, что среди друзей и знакомых моих родителей – тех, кто родился, в основном, в 1940-х и 1950-х годах – не было ни одного Адама. Те немногие Адамы, которых они могли знать, родились в 1970-х, и еще не ходили в школу. Если бы мои родители запросили информацию из роддомов и детских садов, они, возможно, и обратили бы внимание на увеличение интереса к этому имени. Но, пожалуй, более коварным оказался глубинный сдвиг в культурных нормах и предпочтениях, ускользнувший от внимания моих родителей. Можно даже утверждать, что популярная культура начала 1980-х переживала постепенную «адамизацию». Например, схожее по звучанию имя Алан достигло пика популярности в период с 1940-х по 1960-е годы, так что к тому времени по планете ходили тысячи двадцати– и сорокалетних Аланов. Родители знали некоторых из этих Аланов, двое из которых были их ближайшими друзьями. Похожие имена, такие как Алан и Адам, важны тем, что они сглаживают необычность имени, не нарушая иллюзию его новизны. В одном из исследований, подтверждающих эту идею, выяснилось, что имена, начинающиеся на букву «K», стали на 9 % популярнее после обрушившегося на Новый Орлеан урагана «Катрина». Другое исследование показало, что часто более или менее популярными в одно и то же время становятся пары похожих по звучанию имен, таких, как, например, Эйдан и Джейден, Миа и Риа. Мои родители остановились на том же имени, что и тысячи других родителей, потому что все эти люди пытались выбрать для своего ребенка имя, которое одновременно было бы особенным и удобным. В 1980 году одним из таких имен стало Адам.

Очень заметна разница между «точным» и «почти точным» попаданием в художественном искусстве. В ХХ веке многие живописцы стали писать картины однородными цветами или одним цветом – так возникли направления «живописи цветового поля» (Color field painting) или «монохромной живописи». Свои холсты они называли «Белое на белом», «Международный Синий Кляйн 191» или «Черный квадрат». Акцент в этих произведениях делается как раз на отсутствии того элемента, который выделяет живопись среди остальных видов изобразительного искусства. Они не отличаются каким-то особенным мастерством, их нельзя назвать «красивыми» в привычном понимании, и они даже не кажутся какими-то чрезвычайно новаторскими при первом взгляде на них. Но их делают особенными 2 фактора: они отличаются от других живописных произведений, и это первые картины, которые отличались как раз тем, что были написаны в одном цвете. Искусство – это в большей степени концептуальное понятие, то есть связанное с «идеей», и потому всегда находятся ценители, готовые заплатить миллионы за подлинник, тогда как за копию они не дадут и цента. Эти люди платят не просто за картину, а за все, что ее сопровождает, за ее происхождение, за историю появления идеи, за связанное с ней культурное значение. Когда в 1950-х годах Ив Кляйн, пионер монохромной живописи, представил серию одинаковых синих холстов, он сделал то, чего не делал до него ни один другой художник. Для всех из внешне одинаковых холстов он выставил индивидуальную цену, утверждая, что каждый зритель и покупатель, глядя на конкретную работу, будут испытывать нечто свое. Его выставки сопровождались критическим и коммерческим триумфом, а в 1992 году один из его холстов продали на аукционе за 10 миллионов фунтов стерлингов.

Сегодня уже никто не сможет подобно Кляйну продать похожий на другие синий холст за миллионы фунтов. У Кляйна получилось то, что не получилось у моих родителей при выборе имени для меня: он реализовал новаторскую идею, основанную на ряде других похожих, но не идентичных идей, придававших ей нужную степень «знакомости». Его достижение невозможно представить в другом историческом контексте: например, невозможно вообразить, чтобы какой-нибудь итальянский художник в XVI веке подарил бы семейству Медичи простой синий холст. Дерзкий поступок Кляйна зиждился на фундаменте, заложенном импрессионистами и экспрессионистами за полвека до этого. Эти художники достаточно отошли от реализма, чтобы вызывать споры по поводу художественных достоинств их работ, но как только критики смирились с такой степенью отклонения, новый поток работ еще более раздвинул границы допустимого. В свое время скандал вызывали написанные в пастозной манере кувшинки Моне, но по сравнению со сплошным синим холстом Кляйна Моне кажется конформистом. Кляйн добился успеха благодаря тому, что Моне постепенно перевел изобразительное искусство из русла реализма к концептуализму.

Сделать то, что сделал Кляйн, на удивление сложно. Чаще всего люди переоценивают новизну своих идей. В Instagram[10]10
  Компания «Meta» признана экстремисткой, ее деятельность запрещена на территории РФ


[Закрыть] есть аккаунт, просматривающий социальную сеть в поисках повторяющихся изображений. Так по запросу «Ноги в каноэ» всплывает 12 почти одинаковых изображений с 12 разных аккаунтов, на которых изображены ноги лежащих в каноэ людей, сделанные и размещенные как «уникальные», но примерно в таком же количестве, сколько было Адамов в начале 1980-х годов. Среди других примеров – «Птичка на вытянутой руке» и «Одинокая расположенная по центру палатка, освещенная изнутри и снятая с длинной выдержкой на фоне Млечного Пути». Десятки почти одинаковых фотографий говорят о том, что эти темы и сюжеты гораздо более распространены, чем предполагали их создатели.

Творчество – это почти неуловимая концепция, потому что все мы подвержены влиянию одних и тех же культурных и биологических факторов. У нас более или менее общие представление о красивом, ценном и желанном, и нам трудно выйти за пределы этих распространенных представлений. Чтобы понять, как это происходит, полезно обратиться к биологии. Несмотря на все разнообразие животного мира Земли, настоящая оригинальность в нем встречается редко. Иногда два вида, не имевшие общих предков, находясь в одинаковых условиях эволюционируют так, что становятся похожими друг на друга – это явление известно под названием «конвергенция». Конвергентная эволюция распространена поразительно широко. Так, например, пять совершенно разных видов ракообразных в процессе так называемой «карцинизации» стали похожими на крабов. У сумчатых коал, эволюционно разошедшихся с плацентарными млекопитающими почти 100 миллионов лет назад, отпечатки пальцев стали походить на отпечатки пальцев человека и других млекопитающих. У птиц, летучих мышей и бабочек развились похожие механизмы полета и возникли похожие крылья. То же явление можно наблюдать на примере летающих лемуров и сахарных сумчатых летяг, а также ехидн и ежей. Некоторые пары видов настолько похожи, что их называют «криптическими», то есть такими, различить которые между собой можно только с помощью генетического анализа.

Но как же у двух видов, никогда не контактировавших друг с другом и порой разделенных десятками тысяч километров, возникают почти идентичные крылья, глаза или формы тела? Дело в том, что несмотря на разделяющее их расстояние, они обитают в схожих биомах, то есть в примерно одинаковой среде, поддерживающей развитие сходных признаков. Многие ракообразные стали подражать крабам, потому что обитали в воде, температура, плотность и состав которой были такими же, как и у воды, в которой обитали крабы; в результате у них образовался твердый панцирь, защищающий плоское тело с похожими сосудистой и нервными системами. Эволюция конвергентных видов напоминает эволюцию идей, и всем сейчас известен термин «мем», первоначально описывавший идеи, которые развиваются и изменяются в процессе эволюции. Многие идеи, образно выражаясь, плавают в одной и той же культурной среде, и им редко удается преодолеть ограничения, накладываемые на них культурой. Давление культурной среды, вытесняющее оригинальность, столь же велико, как и давление среды, делающее похожими друг на друга два неродственных вида животных.

Такие «ловушки новизны» подстерегают даже специалистов, которым платят за крайнюю оригинальность. Возьмем для примера дизайнеров афиш или постеров для фильмов, пользующихся большим спросом, потому что именно постеры часто становятся первым маркетинговым материалом, попадающимся на глаза потенциальным зрителям. Постеры и афиши размещают на огромных городских рекламных щитах, у кинотеатров и на платформах от Facebook[11]11
  Компания «Meta» признана экстремисткой, ее деятельность запрещена на территории РФ


[Закрыть] до YouTube. От них никуда не деться. И их авторы, как уже понятно, должны найти золотую середину между эффектной оригинальностью и узнаваемостью. Оптимально узнаваемая афиша должна опираться на жанровые шаблоны, но отличаться от афиш других фильмов. И в этой сфере французский киноблогер Кристоф Куртуа повторил действия автора того аккаунта, обнаружив десятки почти одинаковых примеров таких шаблонов, как «вид сзади на одинокого героя», «два героя, стоя спиной друг к другу, смотрят вбок» и «огромный глаз».

В некоторых случаях схожесть бывает намеренной, например, когда важно показать принадлежность фильма к определенному жанру, и если в афишах для фильмов вашего жанра часто показывают огромные глаза, то вам будет разумно следовать тому же визуальному языку. Можно подражать всей маркетинговой стратегии успешного фильма вплоть до мельчайших визуальных деталей, но даже в этом случае некоторые из стилизаций оказываются непреднамеренными. В коллекции Куртуа много примеров из старых фильмов, созданных десятилетия назад, но в них так много совпадений, даже для совершенно разных жанров, что эти постеры располагаются чересчур близко к «неоригинальному» концу спектра, чтобы считаться оптимально непохожими.

Будь вы художником, режиссером или будущим родителем, вам в любом случае будет очень трудно избежать «ловушки новизны» в своем желании показаться оригинальным, не таким, как все. Попросите людей выбрать случайное число от 7 до 10, и примерно треть из них выберут число «7». Попросите людей назвать первый овощ, который приходит им на ум, и подавляющее большинство скажет «морковь». Для проявления действительно оригинальной самобытности требуются усилия и навыки, потому что ваш образ мышления (в том числе и представления об «оригинальности») был сформирован теми же силами, которые определяют мысли и предпочтения других людей вашей культурной среды, а следовать привычному образу мышления легче всего.

«Оптимальная непохожесть» – это идеальная ловушка, потому что осознать, что ты в нее попался, часто бывает очень сложно. Не увидев свою фотографию в одном из постов на аккаунте с похожими изображениями, вы никогда не узнаете, что она вовсе не была оригинальной. Мои родители поняли, что с именем Адам что-то не так, только когда в моем детском саду обнаружилась куча тезок. Оптимальная непохожесть – идеальный пример проблемы, которую редко называют проблемой, потому что обнаружить ошибку трудно.

И именно потому, что ловушку оптимальной непохожести так трудно распознать, о ней следует постоянно помнить, как и всегда полагать, что ты находишься всего лишь в одном шаге от нее (если уже не попался). При любой попытке преодоления этой проблемы главное – не торопиться и потратить больше времени на принятие решения. Если вы хотите найти оптимально непохожее название, сделать непохожую на другие афишу или создать любой другой творческий продукт, потратьте больше времени на проверку своих идей. Если вам что-то быстро пришло на ум, то, скорее всего, такая же мысль быстро придет на ум и другим людям из вашей культурной среды. Одно из практических правил заключается в том, чтобы трижды подвергнуть сомнению каждое решение или пройти 3 отдельных сессии мозгового штурма. Отбросьте идеи, появившиеся в ходе первой и второй сессий, но учтите, что они могут проложить дорогу более интересным и эксцентричным, которые, скорее всего, появятся в ходе третьей сессии. Если вам очень понравилась одна из ранних идей, не спешите с ее реализацией – потратьте больше времени и сил на то, чтобы убедиться в ее новизне и оригинальности. Родителям стоит побольше изучить последние тенденции популярности имен, потому что выбранное ими имя может оказаться очень даже распространенным, как то же имя Адам, популярность которого начала расти в конце 1970-х годов и резко возросла в начале 1980-х. Работая над дизайном какого-либо креативного продукта, например, афиши, уделяйте больше внимания этапу мозгового штурма и еще больше времени просмотру афиш и постеров фильмов нужного жанра, чтобы убедиться, что вы не воспользовались очередным шаблоном из коллекции Куртуа.

Подлинная оригинальность неуловима, потому что мы слишком часто не осознаем, что наши идеи разделяют другие люди. Есть и другие ловушки мышления, которые становятся очевидными раньше, но также пытаются убедить вас в том, что не стоит обращать на них внимание. Это ловушки вроде «крошечной, не стоящей внимания проблемы» и не менее коварной «никакой не проблемы».

Самый простой способ понять коварство маленьких ловушек – это подумать о том, что происходит, когда два человека не понимают друг друга. Непонимание бывает 2 видов. Первый – это явный случай невозможности поддерживать общение. Если один человек говорит только по-английски, а другой только по-испански, то сразу же понятно, что договориться о чем-то у них не получится. Варианты здесь очевидны: попробовать общаться с помощью языка жестов или картинок, обратиться к переводчику или смириться с тем, что у вас ничего не выйдет. В данном случае масштабы проблемы недвусмысленны, и она известна всем.

Второй вариант непонимания – это когда люди не догадываются о нем. Напротив, у них может сложиться мнение, что они очень даже хорошо понимают друг друга, и оба человека считают, что настроены на одну волну. Но в этом-то и заключается коварство данного случая: чем больше вы убеждены, что понимаете друг друга, тем легче вам ошибиться. Вам кажется, что вы согласны во всем, тогда как на самом деле находитесь в совершенно разных ментальных вселенных. Это так называемая ловушка «ложного понимания», очень распространенная и столь же опасная.

Приведем пример этой ошибки в юридическом контексте. В большинстве стран на судебное заседание принято назначать переводчика, если человек не понимает, что ему говорят. Будучи студентом юридического факультета в Австралии, я наблюдал за несколькими уголовными процессами. Некоторые из обвиняемых сразу же заявляли, что с трудом понимают или говорят по-английски, и судья вызывал переводчика еще до начала процесса. Это пример первого вида недопонимания: пропасть между сторонами глубока, а проблема очевидна. Судья не мог продолжать процесс, не найдя немедленного решения.

Но что делать, если обнаружить непонимание посложнее? Английский язык, возможно, и считается «общим», но он существует в виде 160 диалектов, таких как «кокни» лондонского рабочего класса, «гиберно-английского» Ирландии, ливерпульского «скауза», манчестерского «манкунского» – и это только 5 из более чем 60 диалектов, распространенных на одних лишь Британских островах. Некоторые различия между диалектами очевидны, но есть и едва ощутимые, и практически незаметные. Одно и то же слово в них может иметь различное и множественное значение или несколько иной оттенок.

Многие австралийские аборигены говорят на диалекте, известном как «английский язык австралийских аборигенов». Он обманчиво похож на европейско-австралийский английский, но имеет существенные различия. Например, слово fire в европейско-австралийском английском имеет единственное значение «огонь», но в языке аборигенов оно может относиться к пламени, спичкам, дровам и даже электрическому обогревателю. Судья, не понимающий этого нюанса, может инкриминировать обвиняемого из числа австралийских аборигенов в поджоге, если тот скажет, что «сделал огонь в доме», в то время как на самом деле обвиняемый хотел сказать, что включил электрообогреватель. В других случаях проблема заключается в неверном понимании плохо произнесенной фразы. Так на одном из слушаний по поводу претензий аборигена на землю своих предков человека едва не обвинили в убийстве. Мужчина сказал «I belong to Rirmerr and Lakefied» («Я принадлежу к Рирмерру и Лейкфилду»), имея в виду свое происхождение, а стенографист записал его слова так, как будто он признавался в «murdering Lakefield» («убийстве Лейкфилда»), из-за чего пришлось привлекать к делу судебного переводчика. Казалось бы, небольшие пробелы в общении превращаются в очень опасные ловушки, потому что из-за них не срабатывают наши психологические сигналы тревоги, которые в других случаях не дают нам ошибиться в общении и зайти в тупик; без таких сигналов мы продолжаем все глубже и глубже застревать в непонимании.

Этот же принцип применим и к другим ловушкам типа «пусть это и проблема, но она же маленькая». Мэтью Фрэй, консультант по отношениям, сказал: «Любовь, доверие, уважение и чувство безопасности в отношениях часто сильно зависят от того, что можно назвать мелкими разногласиями». Но эти мелкие разногласия – например, по поводу того, кто должен мыть посуду – могут оказаться не такими уж и незначительными, что подтверждает предположение Фрэя о том, что многие браки, включая его собственный, распались именно из-за них. «То, что разрушает любовь, часто маскируется под мелочи, – утверждает Фрэй. – Многое из того, что происходит в текущий момент, кажется незначительным и совсем не опасным. Это все равно, что булавочные уколы или порезы бумагой по сравнению с бомбами и пушками. Подумаешь, мелочь. Но в том-то и заключается опасность. Когда мы не опознаем что-то как угрозу, мы теряем бдительность. Крошечные ранки начинают кровоточить, и кровотечение происходит настолько постепенно, что многие из нас распознают угрозу, когда становится слишком поздно и остановить ее уже невозможно».

Фрэй и его жена постоянно спорили по поводу чашки, которую тот оставлял рядом с раковиной немытой; он не мыл чашку, потому что собирался снова воспользоваться ею, но эта его манера раздражала жену. Каждый раз, увидев немытую чашку рядом с раковиной в нескольких сантиметрах от посудомоечной машины, «она все больше склонялась к тому, чтобы развестись и разъехаться». Ошибка Фрэя заключалась в том, что он не заметил, как попал в ловушку. Отказываясь ставить чашку в раковину, даже имея на то «веские причины», Фрэй показывал жене, что его личные предпочтения важнее ее предпочтений. «На самом деле речь шла о том, чтобы уважать мнение другого, – объясняет Фрэй. – У нее возникло ощущение, что она вышла замуж за человека, совершенно не уважающего и не ценящего ее. Как она могла рассчитывать на поддержку взрослого разумного человека, обещавшего любить ее вечно, если он не мог пойти ей навстречу даже в такой мелочи? Все эти разборки по поводу чашек казались чем угодно, только не любовью». Фрэй попал в ловушку, потому что не сумел разглядеть в немытой чашке на столе отсутствие доверия, любви и уважения. Теперь, оглядываясь назад, он признается, что поступил бы по-другому, и отказался бы от своих незначительных предпочтений в пользу своей жены, ощущавшей гораздо более глубокую потребность в любви и уважении. «Теперь я понимаю, что, оставляя чашку немытой, я причинял своей жене боль, как будто говорил ей: “Послушай, я совсем не уважаю тебя и нисколько не ценю твое мнение. Сэкономить четыре секунды вместо того, чтобы поставить стакан в посудомоечную машину, для меня важнее, чем ты”». По мнению Фрэя, чтобы спасти свой брак, ему нужно было осознать, что эта маленькая ловушка скрывает целую пропасть, способную поглотит его отношения целиком.

В столь же трагическую ловушку попал и «самый высокий человек всех времен». Роберт Уодлоу, родившийся в 1918 году в семье Адди и Гарольда Уодлоу, людей самого среднего роста, поначалу казался самым обыкновенным младенцем, но почти сразу же его гипофиз стал усиленно вырабатывать гормон роста, и мальчик начал быстро расти. К одному году он был размером со среднего пятилетнего ребенка, а в восемь лет стал выше своего отца. В шестнадцать лет Роберт превысил восемь футов (2,44 метра) – такого роста достигали всего 20 человек за всю историю человечества, а в двадцать два года его рост составлял чуть менее девяти футов (2,74 метра). Во время поездки в Калифорнию, стоя среди гигантских секвой, Роберт с восхищением сказал: «Папа, я впервые за всю свою жизнь почувствовал себя маленьким, и мне это нравится».

4 июля 1940 года Уодлоу выступил в роли главной достопримечательности на праздничном параде в Мичигане, где он медленно шел мимо толпы, опираясь на костыли. Один из костылей натер ему ногу на правой лодыжке. Если бы Роберт сломал ногу или заболел воспалением легких, врачи сразу же забили бы тревогу, но, казалось бы, обычный волдырь их не обеспокоил. Рана раздражала и немного болела, но молчала и «психологическая сигнализация» самого Уодлоу, не реагирующая на «пустяковую проблему» в ее идеальном воплощении. Через несколько дней в волдырь попала инфекция, у Уодлоу поднялась температура, и его положили в больницу, куда тут же прибыли обеспокоенные родители. Всего лишь одиннадцать дней спустя после его выступления на параде Роберт умер от сепсиса.

Большинство мозолей не смертельны, и совершенно понятно, почему мы не бьем тревогу всякий раз, натерев себе ногу. Наши ресурсы выживания не бесконечны, и мы вынуждены экономить и расходовать их лишь в действительно необходимых случаях. Обычно такое поведение имеет смысл, но иногда под внешне незначительными симптомами скрываются действительно серьезные случаи. Мы не уделяем им внимания, позволяя ране гноиться, и тем самым только усугубляем ситуацию.

Мы попадаем в тупик, считая, что просто сохраняем силы и ресурсы для куда более серьезных проблем, которые могут случиться, а могут и нет.

Гибель Роберта Уодлоу почти наверняка можно было предотвратить. Если бы врачи немедленно обработали его волдырь, то, вероятнее всего, заращения крови удалось бы избежать, и он не умер бы от септического шока.

Еще один, менее трагичный пример подобных ловушек – размышления о том, куда можно пойти пешком, а куда доехать на машине. Понятно, что до почтового ящика возле дома вы пойдете пешком, а в магазин в пяти милях от дома поедете на машине, но где именно между этими точками проходит граница? Допустим, для вас эта граница проходит на расстоянии одной мили. Если расстояние до цели меньше мили – вы идете пешком, если больше – едете. Короткие пешие прогулки позволяют вам размять ноги, но при этом вы теряете время, не обращая внимание на тот факт, что поездка позволила бы его сэкономить, если вы на самом деле спешите. Парадоксально, но факт: путь, скажем, в три четверти мили в итоге занимает гораздо больше времени, чем путь в три мили, потому что пешком идти гораздо медленнее, чем ехать. Более короткий путь кажется более безобидным, но в условиях дефицита времени он оборачивается большими затратами.

Лучший способ преодолеть ловушку мелких проблем – научиться отличать текущие мелкие проблемы, которые так и останутся мелкими, от тех, что предвещают беду. Конечно, не нужно впадать в панику каждый раз, когда возникает незначительная проблема, но следует учитывать вероятность того, что она может превратиться в большую. Из сферы инженерии можно позаимствовать такое понятие, как «профилактическое обслуживание», словно специально разработанное для таких случаев, как поездки на короткие расстояния и потенциально опасные волдыри. Если вы когда-либо летали на пассажирских самолетах, то наверняка вас задерживали из-за каких-нибудь технических неполадок. Некоторые из таких задержек кратковременны, но иногда дело доходит и вовсе до отмены рейса. Самолеты состоят из тысяч компонентов от колоссальных металлических фюзеляжей до микроскопических алюминиевых винтиков. Коммерческие самолеты летают практически безостановочно, что делает техническое обслуживание одновременно критически важным и трудно планируемым. Как минимизировать время простоя самолетов и при этом поддерживать их в пригодном техническом состоянии? Ответ – профилактическое обслуживание.

Коммерческие самолеты проходят несколько уровней технического обслуживания через разные промежутки времени. Раз в двое суток они проходят базовую проверку: визуальный осмотр, проверку уровня жидкостей, давления в шинах и работоспособности основных систем. Эти почти «ежедневные» проверки выявляют основные отклонения от нормы, требующие немедленного внимания, такие как утечки, отсутствие или повреждение деталей, проблемы с электрикой. Помимо таких регулярных проверок инженеры следуют так называемой системе проверок «ABC». Уровни A и B – это относительно неглубокие проверки, тогда как уровни C и D можно назвать уже полномасштабным техническим анализом. Проверка типа A проводится через каждые 200–300 часов полета (каждые 10 дней или около того) и занимает около 50 человеко-часов (например, 10 техников работают по 5 часов каждый). Проверка типа B проводится каждые 6–8 месяцев и занимает около 150 человеко-часов. При проверке типа B самолет задерживается на земле на срок от 1 до 3 дней, в то время как при проверке типа A – всего на несколько часов. Проверка типа C проводится только раз в 2–3 года, а проверка типа D – самая обстоятельная форма технического обслуживания – проводится раз в 6–10 лет, и самолет при этом остается на земле примерно на 2 месяца.

Система проверки «ABC» разработана для того, чтобы сбалансировать 2 противоположные цели: безопасность полетов и стабильность рейсов. Самолеты с зафиксированными незначительными проблемами иногда просто заносятся в список для более внимательного наблюдения, а не сразу отправляются на ремонт. Самым безопасным было бы тщательно проверять каждый самолет после каждого рейса, но в таком случае пришлось бы ежегодно выводить их из эксплуатации в общей сложности на несколько месяцев. Для авиакомпаний и пилотов выгоднее было бы проводить осмотр самолетов гораздо реже, но тогда они поставили бы под угрозу безопасность полетов. В целом же конструкция больших коммерческих самолетов очень надежна, и потому система проверок ABC в целом позволяет адекватно решить этот вопрос.

Уодлоу во время праздника почти не обратил внимание на волдырь и даже после воспаления продолжал участвовать в параде. Когда же он обратился к врачам, те не особенно обеспокоились. Вечером перед смертью Уодлоу больше всего волновался из-за того, что через две недели пропустит вечеринку по поводу пятидесятой годовщины свадьбы своих бабушки и дедушки. Уодлоу нужна была система профилактического обслуживания, подобная системе проверки «ABC». Из-за чрезмерного роста у него наблюдалось хроническое онемение ног и ступней, на которых постоянно появлялись синяки и царапины. Большинство из них заживали без лечения, и со временем он сам и окружающие перестали обращать на них внимание. Но некоторые, как и пресловутый смертельный волдырь, грозили гораздо большей неприятностью, и регулярные проверки, типа А или B, позволили бы их выявить. Американская медицинская ассоциация рекомендует взрослым старше 50 лет проходить ежегодный медосмотр, своего рода аналог проверки самолетов типа C, выполняемой согласно распоряжению Федерального управления гражданской авиации. Реже проводятся плановые маммограммы (примерно раз в 2 года) и колоноскопия (раз в 5–10 лет) – аналоги проверки типа D.

Тот же принцип профилактического обслуживания можно применить к любой потенциальной ловушке категории «пусть и проблема, но она же крошечная». Если проблема действительно крошечная – она решится сама собой или потребует минимального вмешательства. Эти проблемы можно выяснить благодаря заранее составленному плану наблюдения. Серия регулярных небольших и более редких крупных проверок поможет выявить потенциальные катастрофы, замаскированные под мелкие раздражающие факторы. Этот метод применим к разным сферам – к финансам, к отношениям, к профессиональной деятельности – в которых можно уловить мелкие недочеты до того, как они превратятся в серьезные помехи. В каждом случае процесс начинается с составления контрольного списка регулярных процедур, подобных проверке самолетов инженерами или осмотру врачами. Если вас беспокоят финансовые проблемы, то, например, раз в месяц можно проверять остатки на счетах и общие расходы по категориям. Раз в год можно серьезно анализировать состояние своих пенсионных инвестиций, а также других имеющихся активов и обязательств. Цель как мелких, так и крупных проверок заключается в том, чтобы распознавать потенциальные «горячие точки» до их появления, иначе возникнет риск превышения лимита по кредиту или недостаточного пополнения инвестиционного портфеля, из-за чего вы не сможете вести привычный образ жизни после увольнения. Вы с большей вероятностью избежите проблем, если заметите их не за несколько дней, а за несколько месяцев или лет.