Текст книги "Анатомия прорыва. Как купировать демотивацию и дойти до цели"

Проверка «ABC» как в физической, так и финансовой или любой другой сфере, призвана отделить крупные проблемы от мелких, но иногда бывает нужно знать не только размер проблемы. Третий вид ловушек – это проблемы, которые, пусть даже будучи крупными, кажутся «слишком далекими» для беспокойства.

В конце 1950-х годов на работу в компанию IBM устроился ученый и инженер Боб Бемер – настоящий мастер программирования. Именно он изобрел клавиши «escape» и «обратная косая черта», ставшие со временем основными на клавиатуре каждого компьютера. Одним из его первых заданий в IBM было помочь мормонской церкви составить каталог ее огромной коллекции генеалогических записей. Каждый бит данных в те времена стоил дорого, да и компьютерные перфокарты, на которых тогда хранили информацию, обычно имели ограничение в восемьдесят символов каждая, поэтому программисты любыми средствами старались экономить каждую строчку кода. Так для записи года рождения они выделили 2 десятичных числа – например, записывали не «1923», а «23». Но Бремеру приходилось вводить данные, относящиеся к двум столетиям, и тут возникала путаница – как понять, что один член церкви родился в 1840 году, а другой – в 1940 году, если напротив обоих имен стоит число «40»? Эта двузначность не имела особых последствий, да и устранить ее можно было легко, но Бемер мысленно перенесся на 40 лет в будущее, к рубежу нового тысячелетия. Он представил себе, как наступает 2000 год, и компьютерные системы, обозначавшие даты всего лишь двумя десятичными цифрами, внезапно выходят из строя. Как понимать 2 нуля: как 1900 или 2000 год? (С тем же успехом это мог быть любой год, десятичная запись которого заканчивается двумя нулями). Бемер поделился своими опасениями с другими программистами и в итоге опубликовал серию статей о ситуации, которую несколько десятилетий спустя стали называть «Проблемой 2000 года» («ошибкой Y2K»).

Но вот 1999 год на самом деле сменился двухтысячным, и, похоже, ничего серьезного не случилось. Самолеты с неба не падали, электрические сети самопроизвольно не сгорали. Но в какой-то степени можно утверждать, что все обошлось благополучно именно благодаря пророчеству Бемера. В конце декабря 2019 года журналисты ряда газет и журналов опросили экспертов, которые подтвердили, что «Проблема 2000 года» действительно могла бы нанести серьезный ущерб. В журнале Time была опубликована статья Франсин Уэнума под заголовком «Двадцать лет спустя ошибка Y2K кажется шуткой – потому что те, кто стоял за кулисами, воспринимали ее всерьез». Из бесед с экспертами Уэнума выяснила, что отдельные проблемы, возникшие 1 января 2000 года, могли бы быть в миллиард раз хуже, если бы инженеры по всему миру в свое время не приняли меры. «Мы почти ничего не знаем о бесчисленных программистах, потративши месяцы и годы на исправления, – пишет журналист. – Эта утомительная и неблагодарная работа вряд ли станет темой героических повествований и поводом для общественной благодарности, хотя некоторые из этих исправлений используются до сих пор, обеспечивая бесперебойное функционирование мировых компьютерных систем». Как признался профессор Стэнфордского университета и специалист в области технологического прогнозирования Пол Саффо: «Кризис Y2K не произошел именно потому, что люди начали готовиться к нему более чем за десяток лет. У обывателей, которые были заняты тем, что запасались продуктами и прочими вещами, просто не было повода обратить внимание на плоды работы программистов». Кризис Y2K почти никак не заявил о себе, потому что Бемер забил тревогу еще четырьмя десятилетиями ранее.

Попробуйте сами мысленно перенестись лет на 40 вперед. Трудно представить, каким будет мир, что изменится, а что нет; непонятно даже, до какой степени люди останутся такими же, как и сейчас. Если вы программист, вряд ли у вас получится всерьез обеспокоиться проблемой, которая может возникнуть еще только через 40 лет, если вообще возникнет. Но именно таким вопросом озаботился Бемер. Он призвал своих коллег обратить внимание на этот вопрос и подумать над решением проблемы, до возникновения которой оставалось еще несколько десятилетий. Тут-то и сработала ловушка «пусть это и проблема, но до нее еще далеко». Программисты были настолько заняты повседневными делами, что не могли представить себе, зачем тратить время и силы на какую-то смутную проблему, до которой еще куча времени.

В итоге, как это часто бывает с отсроченными проблемами, незадолго до 2000 года началась безумная суматоха с «ошибкой Y2K». За несколько десятилетий промедления проблема, разумеется, никуда не делась – более того, она даже усугубилась. На протяжении десятилетий после предупреждения Бемера программисты продолжали записывать даты двумя десятичными цифрами. То, что в 1950-х годах казалось пустяком, в конце 1990-х превратилось в громадную проблему, решение которой стоило миллионы долларов. Если в 1950-х годах большинство людей никогда не видели компьютеры и не пользовались ими ни разу за всю свою жизнь, то в 1990-х годах они распространились повсеместно. Многие страны, в том числе Италия и Южная Корея, решили, что затраты слишком велики, и предпочли вообще не заниматься устранением ошибки. Другие, как, например, Соединенные Штаты, потратили огромные суммы на перепрограммирование и обновление систем. Весь мир оказался в затруднительном положении из-за того, что люди предпочли не решать проблему, когда сделать это было еще очень легко. Правительства были вынуждены перераспределять средства или надеяться на то, что вопрос слишком раздут.

Бемер был своего рода пророком, понимающим, как важно пойти на небольшие потери сегодня, чтобы избежать больших потерь завтра. В каждом из нас дремлет свой Бемер, но мы по большей части игнорируем его голос так же, как это делали программисты в период с 1960-х по 1980-е годы. Большинство людей предпочитают лениться сегодня, даже если завтра им придется трудиться вдвое усерднее. Это наблюдение хорошо задокументировано и относится ко всем обитателям нашей планеты. Да, некоторые прислушиваются к голосу разума, но большинство отмахиваются от проблем «далекого», по их мнению, будущего, как от незначительных помех. Согласно одному исследованию, большинство взрослых предпочтут получить определенную сумму немедленно, чем положить деньги в банк под 28 % годовых – иными словами, они согласны получить 1000 долларов сейчас, чем 1280 долларов через год. Но это гипотетическая ситуация, и в реальном мире невозможно найти банк с такими процентными ставками, поэтому количество тех, кто не станет задумываться о выгоде в будущем, еще больше.

Выходит, люди должны больше задумываться над долгосрочными перспективами и принимать ближе к сердцу проблемы, которые кажутся незначительными только из-за того, что они могут возникнуть когда-то потом. Но как изменить их мышление? Лет десять назад мне довелось протестировать один из видов, так сказать, «бемеризации», который, как мне показалось, помог людям сосредоточиться на долгосрочной перспективе. Известно, что чем раньше начать задумываться о финансовых накоплениях, тем легче будет впоследствии, но, советуя людям в возрасте двадцати с небольшим лет откладывать часть средств на старость, мы фактически просим молодежь пожертвовать своими текущими интересами ради каких-то семидесятилетних стариков, с которыми ей трудно себя отождествить. Трудно проявлять щедрость по отношению к своему будущему «я», если не чувствовать никакой эмоциональной связи с ним, поэтому одно из решений – помочь человеку преодолеть пропасть между этими двумя «я».

Для того, чтобы выработать полезные финансовые привычки у молодых людей, я обратился к подготовленному гипнотизеру, который внушал участникам эксперимента мысль о том, что они стали 40–50 лет старше и только что вышли на пенсию. Затем он просил их представить, что они не откладывали достаточно денег на протяжении своей рабочей деятельности, а сразу же тратили все поступающие на их счета суммы. И, как можно было догадаться, участники эксперимента переживали огромное потрясение. Они уже были готовы представить себе кругосветные путешествия, игру в гольф и безбедное существование на пенсии, и вдруг эти мечты разрушались сообщением о том, что у них нет ни гроша за душой. После этого гипнотизер будил каждого из них по очереди, а я попросил поразмыслить о возможных сбережениях. Этот опыт, похоже, изменил их. Некоторые тут же потянулись за телефоном, чтобы запланировать пенсионные отчисления. Почти все выразили более сильное желание откладывать средства, потому что отождествили себя со своим будущим «я», страдающим от своей собственной непредусмотрительности. «Я ощущал себя моложе, чем, по моему мнению, должен ощущать себя пенсионер», – сказал один из участников. Другая участница призналась в том, что пережитое будущее не походило на то будущее, которое она ожидала и казалось более осязаемым.

Это был всего лишь демонстрационный эксперимент, потому что гипноз нельзя назвать реальным решением ловушки «даже если эта проблема и большая, но до нее еще долго ждать», но это он раскрыл важную истину: многие проблемы гораздо ближе, и они гораздо опаснее, чем нам кажется. Многих из них можно избежать, если принять меры уже сейчас, вместо того, чтобы откладывать решение на потом, как это произошло с «проблемой Y2K».

Важно также отметить, что эта ловушка касается не только денег. Она применима к любой ситуации, когда даже небольшой шаг в правильном направлении, сделанный сегодня и, по возможности, повторяемый регулярно, позволит избежать серьезного осложнения в долгосрочной перспективе. Съешьте сегодня чуть меньше шоколадного торта, чем хотели, и завтра вы будете чуть здоровее и стройнее. Потратьте 2 минуты на то, чтобы нанести сегодня солнцезащитный крем, и в будущем вы избежите солнечных ожогов и рака кожи. Занимайтесь физическими упражнениями по 20 минут несколько раз в неделю, и при прочих равных условиях вы проживете дольше и здоровее. Это не значит, что вам нужно становиться аскетичным монахом. Вам не нужно постоянно откладывать половину своего дохода, навсегда позабыть о сладком и каждый день без остановки проходить 20 000 шагов. Но если вы будете делать маленькие шаги и применять в своей жизни «систему проверок ABC», то избежите многих ловушек, в которые попадают люди, мыслящие не так, как Бемер.

* * *

Многих ловушек можно избежать благодаря правильным стратегиям: профилактическому обслуживанию, умению мыслить в перспективе и привычке задумываться о последствиях того, что кажется пустяками и мелочью. Но такой интеллектуальный подход к решению проблем – это лишь часть истории. Застревая и пытаясь освободиться от навалившихся проблем, люди испытывают различные эмоции. При этом недостаточно просто включать логику – нужно как-то справляться и со своими чувствами. Умение контролировать свои эмоции – это одно из условий будущего прорыва, и найти адекватное решение возникших проблем практически невозможно, если не получается управлять своими чувствами.

Часть II
Сердце

Глава 4
Выдох

Наше тело специально создано для того, чтобы справляться с физическими ловушками. В ответ на опасную для здоровья и жизни ситуацию сердце начинает биться быстрее, легкие закачивают воздух, зрение фокусируется, а способность рационально мыслить отходит на задний план. Каждая система организма передает одно и то же сообщение: «Сделай что-нибудь, и сделай это немедленно». Вам не нужно думать – вам нужно делать. В экстренных ситуациях у некоторых людей даже возникает так называемая истерическая сила – почти сверхчеловеческая способность передвигать тяжелые предметы. Художник Джек Кирби, придумавший в начале 1960-х годов образ Невероятного Халка, сказал журналистам, что вдохновлялся случаем, когда на его глазах некая женщина спасла своего ребенка из-под колес автомобиля. И о таких историях регулярно сообщаются в статьях местных газет с громкими заголовками, вроде «Девушка-супергерой спасает отца, поднимая задавившую его машину!»

Хорошая новость заключается в том, что физические ловушки в настоящее время встречаются крайне редко. Плохая новость заключается в том, что их родственники – психические или ментальные ловушки – встречаются постоянно, но наши организмы и мозги с трудом различают эти 2 явления. В обоих случаях мы испытываем тревогу, у нас учащается сердцебиение, сужается зрение и появляется острое желание сделать что-то и сразу. Такой прилив гормонов может придать нам физических сил, но, попадая в психологическую ловушку, мы чаще их теряем. Напряжение тратится впустую, и, вместо того чтобы сдвигать автомобили, большинство людей остаются без сил, и потому довольно хитрый способ преодолеть паралич психологической ловушки заключается в том, чтобы игнорировать инстинкт, побуждающий нас действовать немедленно. Часто лучший способ справиться с ментальной ловушкой – это делать как можно меньше.

* * *

В Майлзе Дэвисе уживались 2 вида гениальности, и помимо музыкального дара он обладал выдающимися психологическими способностями. Его часто можно было назвать «ветреным», «высокомерным» и «отстраненным», но он сам понимал, что многие музыканты восхищаются его гениальностью. Но и ему нужно было как-то взаимодействовать с ними во время выступлений, а заставить людей проявить свое мастерство в полную силу часто можно только мягкостью, не свойственной для Дэвиса. Иногда он демонстративно уходил со сцены, отказываясь возвращаться за несколько секунд до своего следующего соло. Тем не менее даже он интуитивно понимал, когда нужно надавить сильнее, а когда ослабить давление.

В середине 1960-х годов на протяжении пяти лет вместе с Дэвисом выступал пианист Херби Хэнкок, который и сам был виртуозом. По словам Хэнкока, ему было «страшно» играть с Дэвисом, но он понимал, что Дэвис прекрасно ощущает грань между тиранией и опекунством. До наших дней дошла потрясающая видеозапись выступления Дэвиса и Хэнкока в Милане в 1964 году. На сороковой минуте Дэвис играет соло, а Хэнкок выдает пару нот, нарушающих плавный поток. Дэвис отводит трубу, поджимает губы и хмуро смотрит на Хэнкока через всю сцену. Этот взгляд – одно из самых язвительных выражений, когда-либо запечатленных на пленке, но Хэнкок к тому времени играл с Дэвисом около года, и Дэвис знал, что Хэнкок справится с таким психологическим давлением.

Однако всего за год до этого, когда безмерно талантливому 24-летнему Хэнкоку предложили впервые сыграть с Дэвисом, он ужасно испугался. Дэвис пригласил его присоединиться к нескольким другим собравшимся в его доме музыкантам. Как вспоминал Хэнкок: «Я пришел к нему домой и увидел там Тони Уильямса – великого барабанщика. Еще там были Рон Картер – великий бас-гитарист, и Джордж Коулмен – великий саксофонист». Так вышло, что в гостиной Дэвиса собрались 5 величайших джазовых музыкантов всех времен. «Майлз сыграл совсем немного, а потом бросил свою трубу на диван и убежал наверх, оставив за главного Рона Картера, чтобы мы сыграли еще несколько мелодий». Хэнкок подумал, что ему устроили прослушивание на роль пятого участника ансамбля Дэвиса, поэтому уход Дэвиса показался ему плохим знаком. После этого Хэнкок еще 3 дня подряд приезжал к Дэвису и играл с Картером, Уильямсом и Коулменом, но Дэвис демонстративно воздерживался от участия. Под конец же третьего дня Дэвис сыграл с группой пару песен.

К удивлению Хэнкока, на исходе третьего дня Дэвис пригласил его через неделю встретиться с группой в студии звукозаписи Columbia. К тому времени Хэнкок был уверен, что провалил прослушивание, потому что Дэвис по большей части на нем не присутствовал, но, как оказалось, это был хорошо спланированный трюк. «Только спустя годы я узнал, что когда Майлз бросил свою трубу и убежал наверх, он зашел в свою спальню и слушал нас по внутренней связи, – вспоминал Хэнкок. – Потому что, как я уже сказал, я сильно испугался. Он знал, что мы будем нервничать рядом с ним, поэтому хотел послушать, как мы играем, не будучи обремененными этим страхом».

Дэвис понимал, что его присутствие вызывает у молодых музыкантов, вроде Херби Хэнкока, ответную реакцию, подобную описанной выше «истерической силе». Рядом со знаменитостью у них пересыхали губы, потели ладони, учащалось дыхание – так их организмы готовились к борьбе или к бегству, хотя на самом деле им нужно было успокоиться. Порой единственным способом заставить их перестать волноваться, о котором догадался Дэвис, было вообще покинуть комнату. Психологическое напряжение спадало, и музыканты увереннее демонстрировали свои способности, благодаря чему можно было точнее судить о том, насколько они готовы к совместной работе.

Другие участники группы тоже переживали нечто похожее в начале своей работы с Дэвисом. Гитарист Джон Маклафлин начал выступать с группой в 1969 году. Во время первой совместной репетиции он был полностью подавлен. «Через два дня после того, как я оказался в Нью-Йорке, я оказался в студии вместе с Майлзом, – вспоминал Маклафлин. – По мне лился градом пот, одежда промокла, я сильно нервничал». Дэвису не понравилось исполнение новой песни, он попросил группу прекратить игру и велел Маклафлину сыграть на гитаре мелодию для фортепиано. Маклафлин разволновался еще сильнее. Он и так неуверенно следовал за роялем, а теперь ему пришлось исполнять ведущую роль. «Я не знал, получится ли у меня. Мен охватила паника. А он стоял и ждал, когда я что-нибудь выдам. И тогда он сказал: “Играй, как будто ты вообще не умеешь играть на гитаре”». Дэвис частенько высказывал подобные странные просьбы. На самом деле он предлагал Маклафлину поступать вопреки подсказываемой организмом реакции «сделать что-нибудь, и сделать это немедленно». Маклафлину нужно было перестать напряженно думать и положиться на свои инстинкты, разработанные за два десятка лет игры на гитаре. Группа сделала перерыв минут на десять, а когда репетиция возобновилась, Маклафлин постарался последовать совету Дэвиса. Он сыграл мелодию, не задумываясь над ней, и Дэвису это понравилось. «Я был в шоке, потому что у него получилось вытащить из меня нечто, на что, как мне казалось, у меня не было способностей, – вспоминал Маклафлин. – Майлз был очень умным человеком. Я не сомневаюсь: он понимал, что мы понятия не имеем, что делать, но он вводил нас в такое состояние, когда нам приходилось играть что-то непривычное, за пределами известного нам. Нам по необходимости приходилось выходить за рамки и делать то, о чем мы даже не подозревали. И он обладал настоящим мастерским умением доводить своих музыкантов до такого состояния».

Дэвис был потрясающим солистом. Он мог блистательно выступать как с другими, так и сольно, но он знал, что лучше всего у него получается выступать совместно с группой. А для этого ему приходилось добиваться совершенства исполнения от своих коллег. Среди других блестящих и талантливых музыкантов Дэвис отличался тем, что точно знал, когда нужно быть требовательным, а когда лучше убирать ногу с педали газа.

Когда вы стараетесь продемонстрировать свое мастерство, будь то в музыкальной или иной сфере, ваш внутренний голос подражает Майлзу Дэвису в присутствии других музыкантов. Чаще всего инстинкты подсказывают вам критиковать себя – то есть уподобляться Майлзу, который хмурился в ответ на случайные ноты Херби Хэнкока и в раздражении уходил со сцены; вы укоряете себя за плохое исполнение. Но главный секрет мастерства заключается в том, чтобы разрешить себе «играть так, как будто ты не умеешь играть». Постарайтесь не давить на себя психологически, не пытайтесь заставлять себя во что бы то ни стало продемонстрировать идеальное мастерство, противьтесь желанию «сделать что-то, и сделать это немедленно», позвольте своему волнению раствориться и полагайтесь больше на интуицию.

Совет «умерить пыл» противоречит современным представлениям о работоспособности и эффективности. Девиз XXI века – это упорство и дерзость. Если вы не любите суетиться, если вы не работаете по сто часов в неделю, не стремитесь к триумфу, то вы обречены прозябать во второй лиге. Если вы не хотите застрять в тупике, то вам во что бы то ни стало нужно продолжать движение, не замедляясь. Замедление – это, фигурально выражаясь, младший родственник застоя.

Но чаще всего оказывается, что совет «во что бы то ни стало не останавливаться» – это катастрофический совет. В частности, об этом говорят результаты эксперимента, проведенного в 1992 году в лабораторном аквариуме. Исследование проводил биолог Ли Дугаткин, из университета штата Нью-Йорк в Бингемтоне. Дугаткин изучал упорство у гуппи – вида тропических рыбок, достигающих в длину не более одного дюйма. Как и в случае с людьми, некоторые гуппи отличаются большим упорством и суетливостью. Порой кажется, что их главная цель в жизни – это как можно больше суетиться. Естественная среда обитания этих рыбок – ручьи Южной Америки и островов Карибского бассейна, где самые смелые гуппи первыми покидают безопасные места, отправляясь на поиски новых мест. Они проявляют любопытство по отношению к хищникам и идут на риск ради возможной награды. Они лучше изучают окружающую среду и быстрее находят пищу, а их дерзость заставляет некоторых хищников искать более податливую добычу. Робкие же гуппи, напротив, отличаются медлительностью, предпочитая наблюдать и ждать. Они упускают некоторые источники пищи, но, как правило, лучше выживают в конечном итоге.

Дугаткин предположил, что смелость имеет свою цену, поэтому провел эксперимент, чтобы определить, насколько смелые и дерзкие гуппи готовы к исследованию со смертельным риском. Для начала он отсортировал 60 самцов гуппи по степени их любопытства к хищной рыбе-солнечнику, плававшей в соседнем аквариуме. Смелые гуппи стремились к солнечнику, в то время как робкие гуппи настороженно держались подальше. Затем Дугаткин поместил гуппи и солнечников в один аквариум и оставил их там плавать, есть и заниматься исследованием на протяжении шестидесяти часов, не догадываясь о том, что произойдет, когда вернется к аквариуму. Некоторые из его коллег считали, что смелость – это благоприятное качество, и что проголодавшиеся солнечники могут предпочесть робких гуппи, которые кажутся более покорными по сравнению с их смелыми сородичами.

На самом деле смелость оказалась губительной стратегией. Первые 36 часов пережили 70 % робких гуппи, а через 60 часов в живых их оставалось 40 %. Что же касается смелых гуппи, то первые 36 часов пережили только 25 %, а через 60 часов в живых не осталось ни одной «смелой» рыбки. Главным фактором выживания оказалась «тихая стратегия» – сидеть, наблюдать и ждать.

Робкие гуппи в аквариуме Дугаткина, похоже, играли «в долгую». Приоритетным для них было выживание, а импульсивность и любопытство были дезадаптивными чертами. Они не столько с пониженным интересом относились к рыбе-солнечнику или необычной ситуации, сколько мудро решили повременить с исследованием, пока не накопят достаточно информации. В целом, рыбы не склонны ориентироваться на долгосрочную перспективу и, как правило, живут настоящим моментом, но робость гуппи – это показатель ориентации на долгосрочную перспективу.

В рассказах Херби Хэнкока и Джона Маклафлина о Майлзе Дэвисе тоже проскальзывает такая ориентация на перспективу. Вместо того, чтобы заставлять своих коллег выкладываться по полной здесь и сейчас, Дэвис позволял им проявлять некоторую робость. Он не давил на них психологически и разрешал им экспериментировать в удобном темпе и в удобной среде. Иногда для этого ему приходилось покидать комнату, а иногда – советовать «играть так, как будто не умеешь играть».

Я пережил нечто подобное описанному Хэнкоком и Маклафлином, когда почти двадцать лет назад поступил в аспирантуру. Путь в Принстон на машинах, самолетах, поездах и автобусах в общей сложности у меня занял тридцать часов. Все мои пожитки уместились в двух средних по размеру чемоданах, которые я втащил по лестнице в свою новую квартиру. Распаковав вещи, я прогулялся мимо общежитий в готическом стиле, кленов, тополей, буков и вязов к зданию факультета психологии, в котором мне предстояло провести большую часть из последующих пяти лет. В то летнее утро у меня возникло такое ощущение, будто репутация Принстона буквально давит на меня; схожие чувства возникали на протяжении нескольких первых месяцев. Я ощущал себя чужаком, которому каким-то образом удалось пробиться через процесс подачи документов и оказаться в кампусе, где когда-то учились Тони Моррисон, Ф. Скотт Фицджеральд, Ричард Фейнман, Джойс Кэрол Оутс, Джон Ф. Кеннеди и Джон Нэш.

Со временем я привык к обстановке, но ощущал подобную тревогу у некоторых студентов, которым стал позже преподавать. Как и я, многие из них были выходцами из среды, для которой обучение в престижном университете было чем-то маловероятным. Многие из них получили среднее образование в небольших государственных школах в отдаленных районах США (или вообще за пределами страны), либо были первыми в своих городах или семьях, кто поступил в высшее учебное заведение. Они никого не знали в Принстоне; многие были представителями этнических или национальных меньшинств, выходцами из небогатых семей. В отличие от них, другие студенты были выпускниками престижных школ, ежегодно отправляющих десятки учеников в престижные университеты. Так, например, в период с 2015 по 2017 годы из расположенной неподалеку школы Лоуренсвилля в Принстон поступили 47 учеников. Конечно, само по себе обучение в этой школе не гарантирует поступление в Принстон, но шансы очень велики, как и велики шансы того, что на первом курсе вы не будете одиноки. Ваша семья, скорее всего, будет жить неподалеку, и вам не придется расставаться с некоторыми из своих прежних одноклассников. В каком-то смысле Принстон будет продолжением ваших школьных лет, а не скачком в неизвестность, в совершенно новую и непривычную для вас среду.

Представьте теперь двух студентов, одинаково способных, талантливых и целеустремленных, но из совершенно разных семей. Один из них поступает в Принстон после окончания небольшой государственной средней школы в сельской местности штата Вайоминг, а другой присоединяется к десятку своих одноклассников из Лоуренсвилля, и от дома до кампуса всего миль пять. Конечно, оба студента будут волноваться в свой первый учебный день, но выходец из Вайоминга будет взволнован сильнее и задастся вопросами, вроде: «Насколько я достоин обучения здесь? Не самозванец ли я? Не буду ли я слишком выделяться здесь, где не так уж много выходцев из Вайоминга? Ожидают ли меня неудачи?» Конечно, когда тебя одолевают подобные вопросы, легко застрять и ощутить себя парализованным, как это случилось со мной, когда я только что приехал в Принстон.

Когда я напрямую спросил некоторых из этих «нетипичных» студентов, они подтвердили мои подозрения. Конечно, они не задавали себе таких вопросов постоянно, но когда их спрашивали в какой школе они учились или, например, просили назвать свой родной город, они сильнее смущались. Я решил провести небольшой эксперимент и узнать, можно ли избавить их от этого бремени подобно тому, как Майлз Дэвис избавил от тревог Херби Хэнкока и Джона Маклафлина. Я предложил каждому студенту пройти небольшой математический тест, задания для которого были взяты из теста, который сдавал я при подаче заявления в Принстон. Вот пример таких заданий:

Опросник с целью оценки интеллектуальных способностей:

Если Лия на 6 лет старше своей сестры Сью, а Джон на 5 лет старше Лии, и сумма возрастов всех детей равна 41 году, то сколько лет Сью?

(A) 6

(B) 8

(C) 10

(D) 14

(С помощью метода проб и ошибок или с помощью алгебраических вычислений можно прийти к ответу, что Сью 8 лет).

Одна группа студентов, проходивших тест, была выпускниками престижных школ, таких как Лоуренсвилль, а другая – выпускниками обычных школ, из которых редко кто поступает в престижные университеты. Почти все студенты в разных группах хорошо справились, за исключением одой группы со значительно худшими показателями. В эту группу вошли ученики из обычных средних школ, которых перед сдачей теста по математике спросили, сколько обычно выпускников их школы каждый год поступают в Принстон. Ответ на этот вопрос заставлял их вспомнить о своем происхождении, что вызывало сильное беспокойство. (Они также сообщали о своем повышенном волнении, и показатели тревожности для этой группы были самыми высокими). В результате их баллы в среднем на 20 % были ниже баллов студентов из других групп, которых перед тестом не спрашивали о школе. Принадлежность к обычной школе ухудшает результаты только тогда, когда об этом факте упоминают до начала теста.

И здесь я усмотрел возможность использования тактики Майлза Дэвиса. Для молодого Херби Хэнкока игра перед Дэвисом сопровождалась огромным психологическим переживанием. Говоря научным языком, Хэнкок переживал ощущение «угрозы», то есть стресс, захлестнувший его разум и лишивший его некоторых ценных психологических ресурсов, необходимых для демонстрации мастерства. Дэвис уменьшил ощущение угрозы, превратив ее в «вызов», или «испытание способностей». Задачи, попадающие в категорию «вызова», требуют определенного уровня исполнения, но обычно ассоциируются с меньшим психологическим напряжением. Они, скорее, ориентируют на результат, нежели заставляют сосредоточиться на угрозе. В тех случаях, когда люди уступали под давлением угрозы, они вполне могли бы справиться с равноценным по сложности «вызовом». Такая перемена в названии испытания кажется незначительной, но она имеет решающее значение. Если угроза кажется окончательной и бесповоротной, то «испытание способностей», даже если оно и будет провалено сегодня, можно повторить завтра.

Некоторым из студентов, принимавших участие в моем эксперименте, мы описывали тест, как «опросник с целью оценки интеллектуальных способностей», якобы позволявший «надежно установить степень базовых способностей к вычислениям». Другим мы описывали тест, как «испытание интеллектуальных способностей»: их мы просили постараться выполнить задания как можно лучше и отнестись к ним как к «вызову». Для большинства испытуемых название и описание никак не влияли на результаты, но они имели огромное влияние на тех студентов из обычных школ, которых перед началом теста спрашивали о том, какую школу они заканчивали. Если тест описывали как «надежный показатель базовых способностей к вычислениям» («угроза»), то они испытывали больше трудностей с ним по сравнению с тем случаем, когда тест описывали, как «испытание интеллектуальных способностей» (вызов»): в последнем случае они решали задания заметно лучше. Иными словами, когда они не ощущали угрозу, у них освобождались дополнительные умственные ресурсы, необходимые для решения математических задач.