Текст книги "Анатомия прорыва. Как купировать демотивацию и дойти до цели"

Респондент № 384: «Я застрял на неблагодарной работе и хочу начать свой собственный бизнес. Мне хочется сделать этот шаг, но меня беспокоят финансы и неуверенность в себе. При мысли об этом я немею и лишаюсь эмоций».

Респондент № 443: «Я художник. Я достиг плато и, похоже, не могу совершенствоваться дальше. Мне нужно практиковаться, прикладывать усилия, чтобы улучшить свои навыки в создании портретов и пейзажей. Мне нужно научиться находить творческие решения своих проблем».

В каждом из этих сообщений ощущается разочарование.

Респонденту № 6 не хватает силы воли, чтобы более ответственно относиться к финансам.

Респондент № 107 застрял на пути к освоению нового навыка.

Респондент № 384 боится уйти со стабильной, но не вдохновляющей работы, и заняться рискованным предприятием.

Респондент № 443 переживает период творческого кризиса.

Это четыре короткие истории среди сотен ответов [на опрос] и среди миллиардов людей по всему миру. Каждый из опрошенных был готов заплатить сотни или даже тысячи долларов, чтобы выбраться из затруднительного положения, – включая, как это ни парадоксально, Респондента № 6, который признавался, что не умеет экономить деньги, и одновременно был бы не против заплатить 500 долларов, чтобы выбраться из затруднительного положения.

* * *

Как показали респонденты моего опроса, быть живым – это значит бороться с застоем. Люди оказываются в тупике дома и на работе, в финансовой и интеллектуальной сферах, по отдельности и сообща. Они испытывают творческий и профессиональный кризис, как художники, предприниматели, спортсмены и мыслители. Термины «застой», «застревание» или «тупик» охватывают широкий спектр контекстов и переживаний, но, по моему мнению, в целом описывают три состояния:

1) вы временно не можете добиться прогресса в важной для вас сфере;

2) вы стоите на месте достаточно долго, чтобы ощущать психологический дискомфорт;

3) ваши нынешние привычки и стратегии поведения не решают проблему.

Таким образом, «застревание» – это не просто кратковременный дискомфорт, который можно устранить посредством усердного применения прежних идей. Чтобы выбраться из тупика, требуется правильное сочетание эмоциональных, ментальных и поведенческих инструментов, и «Анатомия прорыва» – это стратегическое руководство в войне против застоя, в войне с четырьмя отдельными сражениями, которым посвящены четыре раздела этой книги.

В первом разделе «Помощь» рассказывается о том, что такое застревание. Осознав универсальность этого явления, вы будете готовы задать правильные вопросы и подумать о нем, как о факторе прогресса, а не как о редком отклонении от нормы. Почему застревание – это естественное состояние, тогда как прогресс встречается довольно редко? Почему так много известных историй успеха начинаются с описания продолжительных трудностей? Почему на жизненном пути людей самых разных профессий – от предпринимателей и спортсменов до актеров, художников и писателей, – встают разнообразные препятствия и барьеры?

Второй раздел книги – «Сердце» – посвящен эмоциональным последствиям застревания. Оказавшись в тупике, люди ощущают боль, тревогу и одиночество. Ощущение того, что ты не можешь развиваться и идти дальше, уже само по себе изолирует. Оно заставляет людей сосредотачиваться на проблемах, на том, что преграждает им путь, поэтому мы так легко не замечаем миллионы других разочарованных людей и компаний, застрявших в своих отдельных пузырях. Научиться контролировать свою эмоциональную реакцию – уже означает продвинуться на шаг к освобождению, ведь многие наши интуитивные, неосознаваемые реакции еще сильнее сковывают нас на одном месте, чем подталкивают вперед. Иногда продолжить путь можно, только затормозив свои реакции и усомнившись в своей интуиции.

В третьем разделе книги – «Разум» – мы перейдем от эмоциональных реакций к продуманным стратегиям психологической реакции. Выход из тупика во многом зависит от того, каким ментальным сценариям мы следуем. Застревание усложняет жизнь, и зачастую лучший способ продвинуться вперед – это упростить проблему, разглядеть возможности отклониться от существующего пути и признать, что один человек не может знать всего, и что много голов часто (хотя и не всегда) действительно лучше одной.

Четвертый и последний раздел книги – «Привычки» – посвящен действиям, которые помогут вам дойти до выхода из тупика. Самый важный принцип – это всегда что-то делать, действовать, даже если вы двигаетесь в другом направлении от цели. Действие – это великое средство от застоя, потому что оно, как минимум, заставляет вас шевелиться и не стоять на месте. Но некоторые действия полезнее других, и в четвертом разделе книги рассматриваются наиболее результативные из них, а также наилучший порядок, в котором их следует выполнять

Но прежде чем приступить к работе над своим сердцем, головой и привычками, необходимо понять, что значит «застрять» или «попасть в тупик», почему люди так часто застревают, и в какой момент вероятнее всего можно застрять, особенно если занимаешься чем-то продолжительным. И разобраться в этом нам помогут работы американского психолога Кларка Халла, изучавшего механику застревания.

Часть I
Помощь

Глава 1
Почему застревание неизбежно

Кларк Халл посвятил свою научную карьеру изучению поведения крыс в лабиринтах, что в каком-то отношении довольно поэтично, поскольку ему самому в юности довелось побывать во многих тупиках. В восемнадцать лет Халл вступил в религиозную секту, из которой сумел выбраться. Он переболел поочередно тифом и полиомиелитом, почти утратив способность ходить и видеть. «Зрение у меня было такое слабое, что мать начала читать мне вслух “Принципы психологии” Уильяма Джеймса», – вспоминал он. Халл пробовал себя в математике, физике, химии и инженерном деле, но у него ничего не получалось, пока классический труд Джеймса не положил начало его звездной карьере психолога-исследователя.

Три десятилетия Халл проработал профессором в Йельском университете, где изучал поведение крыс в лабиринтах. Они с коллегами заключали пари на молочные коктейли о том, какая крыса быстрее всех пройдет лабиринт. По словам его друга и коллеги Карла Ховланда, Халл был самым цитируемым психологом конца 1940-х – начала 1950-х годов. «Научная работа Халла состояла из нескольких частей, каждую из которых другие с гордостью считали бы достижением всей своей жизни», – утверждал Ховланд.

Халл десятилетиями наблюдал за тем, как крысы проходят лабиринты, поскольку, как и многие психологи того времени, интересовался вопросами обучения и поведения. Лабиринты позволяли ему измерять скорость передвижения животных в контролируемой среде. Раз за разом он наблюдал одну и ту же картину: крысы двигались быстро, когда приближались к концу лабиринта, но медленно или вовсе останавливались в его начале и середине. Конец лабиринта походил на своего рода магнит, притягивающий их все сильнее.

Такое поведение наблюдалось независимо от того, были ли лабиринты длинными, прямыми туннелями или сложными переплетениями ходов. Халл назвал эту закономерность эффектом градиента цели. Лабиринт был абсолютно плоским, но крысы, как казалось, по мере прохождения воспринимали его по-разному: на первых участках они двигались с трудом, как при подъеме в гору, а когда цель была в поле зрения, бежали спринтерским шагом, как при спуске по склону.

За 90 лет, прошедших с тех пор, как Халл описал этот эффект, психологи доказали, что он применим и к людям. В одном эксперименте, описанном в опубликованной в 2006 году работе, исследователи отслеживали, как быстро покупатели приобретают десять чашек кофе, чтобы получить бесплатную одиннадцатую чашку. Интервал между покупками первой и второй чашек был на 20 % больше, чем между покупками девятой и десятой – это говорит о том, что мотивация покупателей значительно усиливалась по мере приближения к бесплатной одиннадцатой чашке. В другом эксперименте людям, посещавшим сайт с музыкальными рейтингами, предлагался ваучер Amazon на 25 долларов за оценку 51 песни по 50 различным шкалам – всего 2550 оценок. Участники в 40 раз чаще выходили из игры на ранних этапах выполнения задания, но чем ближе они были к цели, тем активнее оценивали большее количество песен при очередном посещении сайта. Например, те, кому потребовалось 4 посещения для выполнения задания, оценили при первом посещении в среднем 6 песен, а при четвертом, последнем помещении – в среднем 18 песен. Как и в случае с крысами Халла, чем дальше они находились от цели, тем медленнее двигались и чаще останавливались.

Впервые я узнал об эффекте градиента цели Халла более 20 лет назад, когда учился в университете. Профессор рассказал нам, что видел доказательства этого явления на своих лабораторных крысах, но эффект оказался более сложным, чем считал Халл. Большинство крыс действительно двигаются быстрее по мере приближения к концу лабиринта, но многие из них так же проворны и в самом начале прохождения. Вместо того чтобы просто бежать все быстрее и быстрее по мере прохождения лабиринта, они как будто следуют схеме «быстро-медленно-быстро». Когда они заходят в лабиринт – их охватывает азарт, но если лабиринт оказывается сложнее или длиннее, чем они ожидали, то они обычно застревают.

Эта деталь «быстро-медленно-быстро», дополняющая описание оригинального эффекта Халла, применима и к людям. В одном эксперименте, проведенном моей коллегой Андреа Бонецци из Нью-Йоркского университета, студенты, проверявшие девять сочинений на опечатки, находили ошибки в пятом сочинении на 20 % медленнее, чем во втором и восьмом. Во втором эксперименте студенты пытались составить как можно больше коротких слов из букв девяти более длинных слов (например, из слова manager можно составить слова man, game, name и т. д.). Работая с пятым длинным словом, их результат в среднем уменьшался на 19 % по сравнению со вторым и восьмым словами. Как отмечают исследователи, люди, похоже, «застревают в середине».

Эффект градиента цели наблюдался и в других экспериментах по исследованию прогресса в достижении цели. Независимо от сферы деятельности люди чаще замедлялись или останавливались посередине выполнения задачи и ускорялись, когда считали, что приближаются к цели. Так было, когда люди решали, сколько пожертвовать на благотворительность, сколько съесть непривлекательных, но полезных брокколи и цветной капусты, сколько выплатить долгов по кредитной карте, сколько покупок совершить в рамках программы поддержки лояльности клиентов, и даже как быстро подойти к товару, который они собирались купить. Застревая на полпути к цели, люди также чаще ведут себя неэтично или поступаются своими моральными принципами ради прогресса – то есть, в те моменты, когда они ощущают безнадежное положение, и потому готовы пожертвовать высокими принципами ради отчаянного рывка вперед. Практически во всех мыслимых контекстах люди медленно продвигаются вперед или вовсе останавливаются, когда цели кажутся далекими, и быстрее продвигаются, когда эти цели кажутся досягаемыми.

Чтобы понять, почему мы застреваем в центре, рассмотрим пример океанского лайнера, курсирующего между Нью-Йорком и Саутгемптоном. Когда судно покидает Нью-Йорк, его капитан оглядывается назад и видит, как с каждой милей все более отдаляется Эмпайр-стейт-билдинг. Ценность каждой мили очевидна, потому что вид на нью-йоркские достопримечательности быстро меняется. Через две недели на горизонте появляется юго-западная оконечность Британии, и капитан наблюдает, как его корабль входит в Ла-Манш, проходит между побережьями северо-западной Франции и юго-западной Британии, а затем, пройдя остров Уайт, поворачивает на север к Саутгемптону. Последний отрезок пути усеян ориентирами, отмечающими прохождение каждой мили. Но посередине этого пути нет никаких ориентиров, лишь тысячи миль открытого водного пространства, и час за часом, день за днем капитан видит одну лишь сине-серую гладь. Если Нью-Йорк – это начало пути к цели, а Саутгемптон – конец пути, то легко понять, почему моряки могут потерять мотивацию, преодолевая огромные океанские просторы. То же соображение применимо и к другим случаям. Если вы поставили себе целью сбросить 100 фунтов веса или накопить 10 000 долларов, то вряд ли вы назовете сброшенный сорок пятый фунт или накопленный 5010-й доллар таким уж большим достижением.

Одно из средств борьбы с промежуточным затишьем – сократить или вовсе исключить скучный средний отрезок. Самый простой способ – это разделить весь процесс на более мелкие подпроцессы. Этот метод еще иногда называют narrow bracketing («узкое выделение, узкое группирование»). Любое занятие можно разделить на этапы, и любой путь к цели можно разделить на несколько участков с более мелкими целями. Возьмем, к примеру, марафон. В целом это очень большая дистанция длиной более 42 километров. Но в самом детальном масштабе это цепочка из нескольких тысяч отдельных шагов – около 60 000 для среднестатистического бегуна. В самые тяжелые моменты марафона многие бегуны повторяют про себя мантру «раз-два, раз-два», считая отдельные шаги, потому что при дроблении на более мелкие цели просто-напросто не возникает «середины», на которой можно застопориться.

Ту же логику можно применить к любой задаче, воспользовавшись одним из двух методов:

• разбить цель на небольшие фрагменты, отражающие реальные части цели;

• искусственно создать себе мелкие задачи, если конечная цель органично не делится.

Допустим, ваша цель – уйти с ненавистной работы и устроиться на ту, которая вам нравится. Для многих эта задача становится камнем преткновения и кажется невыполнимой. Но ее можно разбить на несколько частей: составить список альтернативных вакансий; сравнить плюсы и минусы отобранных предложений с текущей должностью; составить упорядоченный список от «наиболее желанной» до «наименее желанной» работы; подумать, какие вакансии в этом списке превалируют – иными словами, какие из них настолько лучше вашей нынешней работы, что ради них стоит попытаться изменить свою жизнь и подать на них заявки. Это реальные, вполне достижимые задачи с ощутимыми результатами, и выполнение каждой можно отметить кексом, бокалом чего-то приятного или тем, чем вы любите отмечать маленькие победы. Некоторые другие цели не так просто разбить на части, поэтому нужно создавать для них свои собственные контрольные точки. Если вы пытаетесь накопить 3 000 долларов для первого взноса за новую машину, можно составить график, разбив эту сумму на десять небольших частей по 300 долларов, и, опять же, поощрять себя за накопление очередной доли. Суть этого правила заключается в том, что невозможно будет застрять на «среднем участке», если устранить само понятие «среднего участка».

* * *

Проблема «среднего участка» актуальна и в других контекстах. Помимо прочих интеллектуальных деятелей Кларк Халл восхищался прусским психологом Германом Эббингаузом, который, как и Халл, исследовал поведение животных. Но если Халл наблюдал за тем, как крысы проходят лабиринты, то Эббингауз пытался понять, как работает память. «Если выучить наизусть стихотворение, а затем никогда его не повторять, то примерно через полгода оно забудется навсегда, и никакими усилиями вызвать его из памяти уже не получится», – писал он. Эббингауза весьма заинтересовала такая особенность памяти, заставляющая информацию пропадать навсегда, и в качестве подопытного кролика он решил использовать себя самого. Несколько дней подряд Эббингауз заставлял себя запоминать и вспоминать тысячи бессмысленных трехбуквенных слогов, или «триграмм». Он часами сидел и смотрел на маленькие карточки с триграммами типа GOS, FID и CUV, а на следующий день пытался вспомнить их как можно больше. При этом он обнаружил схему, напоминающую зеркальное отражение «эффекта градиента целей» Халла – склонность чаще запоминать первые и последние слова в длинных списках по сравнению со словами посередине. Слова посередине списков каким-то образом расплывались или полностью ускользали из памяти. Как и Халл, Эббингауз застревал посередине.

Эббингауз пытался улучшить свою память, особенно на слова в середине списка, изучая и повторяя их десятки и даже сотни раз. Задача эта казалась умопомрачительно скучной и сильно утомляла психологически, но он стоял на своем. Выяснилось, что после определенного момента даже многократное повторение не приносит особой пользы. Грубый метод обучения имел свои пределы, и так возникла концепция «эффекта плато», согласно которой методы, хорошо работающие вначале, со временем теряют свою ценность. Эббингауз не тратил много времени на размышления о том, почему его способность к изучению триграмм достигла плато, но скрупулезно показал, что один и тот же метод, используемый снова и снова, в конце концов перестает работать. Та же самая техника, которая вчера побуждала вас двигаться вперед, сегодня заставляет вас застревать на месте.

Эффект плато, как и эффект градиента цели, наблюдается повсюду. Эббингауз изучал память, но обнаруженный им эффект плато проявлялся в дальнейшем в сотнях исследований самых разных аспектов умственной и физической деятельности. Если вы пытаетесь понять, почему люди оказываются в тупике и как их вытащить оттуда, то для начала вы должны усвоить, что даже самые лучшие стратегии и методы нужно время от времени пересматривать. Если вы пытаетесь сбросить вес, нарастить мышцы или выучить новый язык, то сделать это не получится, если продолжать есть одни и те же продукты, выполнять одни и те же упражнения или пользоваться одними и теми же приемами для запоминания новых слов. И это явление можно назвать проблемой всего нашего вида, поскольку мы существа привычек. Как только какой-то метод срабатывает, мы склонны пользоваться им снова и снова, вместо того, чтобы пересматривать свой подход. Такая стратегия отчасти имеет смысл: чтобы начать что-то с нуля, нужно потратить больше времени и сил – но в конце концов одни и те же методы перестают работать. Одна и та же диета, одни и те же физические упражнения, один и тот же график изучения языка, которые работали в прошлом, со временем постепенно теряют свою силу.

Лучшее из последних доказательств эффекта плато – результаты исследования 15 000 человек, которые в течение семи лет следовали «ультраминималистичному» плану тренировок, разработанному голландской компанией Fit20. Представители компании описывали его как «персональный оздоровительный тренинг всего за 20 минут в неделю… без всяких хлопот с переодеванием/душем». План включал в себя схему из шести простых упражнений, повторяемых раз в неделю, которые поначалу казались эффективными. Приблизительно в течение первого года тренирующиеся быстро набирали силу, но затем прирост значительно замедлялся или вовсе прекращался. Причем эффект этот наблюдался среди разных групп: среди мужчин и женщин, среди пожилых и молодых участников. Исследователи также отметили, что подобный эффект наблюдается и у соревнующихся пауэрлифтеров – те тоже быстро набирают мышечный вес на протяжении примерно года, но потом достигают аналогичной точки застоя. Таким образом, эффект плато не ограничивается только одной этой тренировочной программой.

Исследователи предположили, что мы выходим на плато как минимум по двум причинам. Первая – это привыкание: если, допустим, тренировать только определенные мышцы, то они адаптируются к одним и тем же упражнениям и со временем перестанут развиваться – только если не сменить подход. В случае с диетой организм учится обходиться меньшим количеством пищи, метаболизм замедляется, и тело начинает сжигать калории не так быстро. Уменьшенные порции, которые ранее способствовали похудению, теперь перевариваются медленнее, люди перестают терять вес, и им нужно менять диету. То же самое можно сказать и о любом другом процессе, повышающим эффективность в какой-либо сфере. Худеть, улучшать физическую форму или осваивать новые навыки (а также запоминать списки триграмм) вам помогают усилия по достижению цели. Со временем эти действия входят в привычку, и вы тратите на них меньше сил.

Лучший способ отключить привыкание – попробовать новые стратегии.

Вторая причина выхода на плато заключается в нашей близорукости, то есть, недальновидности. Мы предпочитаем более или менее адекватное решение, действующее здесь и сейчас, а не отличное решение в долгосрочной перспективе. Писатель Боб Салливан и математик Хью Томпсон, авторы книги «Эффект плато» объясняют это на следующем примере: представьте, что вы спешите на встречу в двадцати кварталах к северу от вашего текущего местоположения на Манхэттене, деньги для вас не проблема, и у вас имеются два варианта. Можно либо прямо сейчас сесть в такси, либо пройти два квартала на юг до станции метро, где несколько минут подождать следующего поезда, который доставит вас до нужной точки. Опытные ньюйоркцы, которые постоянно торопятся, знают, что метро намного быстрее такси, поэтому готовы пройти пешком, из-за чего в конечном итоге доберутся до цели быстрее. Туристы же, напротив, выберут вариант, который позволит им сразу же продвинуться вперед, хотя в итоге они преодолеют эти двадцать кварталов гораздо медленнее, чем опытный местный житель. Туристы достигают плато, когда их такси застревает в пробке, а опытные горожане жертвуют кратковременным ранним прогрессом ради устойчивого и последовательного движения вперед. В большинстве областей, к сожалению, люди больше похожи на туристов, чем на местных жителей. Нам не хочется идти назад, даже если такой маршрут в конечном счете ускорит наше развитие в долгосрочной перспективе. Решение этой проблемы состоит из двух частей:

• постоянно спрашивайте себя, не отдаете ли вы предпочтение краткосрочному прогрессу перед долгосрочной выгодой;

• старайтесь научиться различать пути, которые действительно ведут вперед. Пусть большинство туристов предпочитают такси метро, но вы-то должны знать, что метро обычно эффективнее.

Если сложить вместе эффект градиента цели и эффект плато, картина получится не очень красивая. Эффект градиента цели замедляет нас в краткосрочной и среднесрочной перспективе, в то время как эффект плато замедляет нас в долгосрочной перспективе. Но если вы будете помнить об этих эффектах, то сможете составить более или менее надежный план своего пути к цели, потому что эти препятствия проявляются в предсказуемые моменты длительного процесса. Если знать, чего ожидать, то эти эффекты с меньшей вероятностью помешают вашему прогрессу. Такие же попытки уменьшить вероятность неудач, предсказав их заранее, лежат в основе многих моделей прогресса в самых разных областях. Через пятнадцать лет после смерти Халла канадский психоаналитик Эллиотт Жак описал предсказуемый спад в прогрессе, зеркально отражающий описанное Халлом затишье в середине пути. Разница заключалась в том, что Жак исследовал не какую-то одну задачу, вроде прохождения лабиринта – его интересовали прогресс и препятствия на пути к нему на протяжении всей жизни человека.

* * *

В 1965 году Жак заметил, что десятки творческих гениев теряют свою силу, едва им исполняется сорок лет. Он отметил, что творчество Баха пошло на убыль после того, как ему исполнилось тридцать восемь лет; гений покинул Гете в тридцать девять лет; а Микеланджело после тридцати лет создал не так много произведений искусства. Жак объяснил, что таким образом некоторые люди реагируют на мысль о собственной смерти и переживают пресловутый «кризис среднего возраста». Этот кризис проявляется по-разному, но чаще всего, по мнению Жака, он заставляет задуматься о том, имеет ли жизнь смысл. Многие люди впервые всерьез рассматривают мысль о том, что их жизнь не бесконечна, только приближаясь к сорока годам.

В целом Жак был прав, говоря о том, что идея смерти кажется нам непреодолимым препятствием, но, как мне кажется, не стоит ограничивать эту концепцию одним лишь «кризисом среднего возраста». Мы переживаем подобный кризис всякий раз, когда нам кажется, что время убегает от нас. Лично я переживал подобное ощущение застоя в двадцать девять лет, то есть лет за десять того возраста, который Жак определил как середину жизни. Прожив почти три десятка, я ужаснулся тому, как быстро пролетит оставшаяся часть моей жизни, и мысль об этом меня почти парализовала. Выход, как мне казалось, заключался в том, чтобы наполнить свою жизнь новым смыслом, поставив перед собой долгосрочную цель: подготовиться к своему первому марафону и пробежать его, собрав заодно деньги для медицинской благотворительной организации.

Несколько лет спустя мы с моим коллегой Хэлом Хершфилдом обсуждали, как мои переживания в двадцать девять лет соотносится с концепцией кризиса среднего возраста. Это заставило нас задуматься о том, что экзистенциальные переживания может вызвать приближение к любой важной жизненной вехе, а не только к середине жизни. Поскольку большая часть человечества привыкла к десятеричной системе исчисления, мы подумали: не может ли каждое новое десятилетие жизни, начиная с тридцати лет, вызывать новый кризис? Мы решили поискать признаки того, что люди сомневаются в осмысленности своей жизни незадолго до наступления нового десятилетия, когда их возраст заканчивается цифрой девять – двадцать девять, тридцать девять, сорок девять, пятьдесят девять и так далее. (Мы назвали такой возраст «сколько-то девять»).

Подтверждения этой теории мы находили во многих опросах и исследованиях в разных сферах. Так, например, мы рассмотрели результаты глобального исследовательского проекта World Values Survey, в рамках которого тысячи людей по всему миру отвечали на вопросы о своих ценностях и убеждениях: один из вопросов касался того, насколько осмысленна их жизнь. Как мы и ожидали, вопросом смысла своей жизни чаще задавались люди, которым исполнилось «сколько-то девять лет».

Пересмотр своей жизни для разных людей приводит к разным последствиям. Некоторые чувствуют удовлетворение от того, как они провели время, и с оптимизмом смотрят на оставшиеся годы. Другие не столь довольны своим прошлым, но стараются найти для себя какие-нибудь более осмысленные цели, как я в случае с марафоном. Например, мы обнаружили, что среди начинающих марафонцев преобладают люди в возрасте «сколько-то девять лет», а среди тех, кто уже пробегал марафонскую дистанцию, люди в возрасте «сколько-то девять лет» пробегали ее быстрее, чем годом или двумя ранее. Третья же группа сочла такую проверку пугающей. Среди этой группы мы обнаружили признаки деструктивного поведения: уровень самоубийств среди людей в возрасте «сколько-то девяти лет» незначительно повышается, а мужчины в этом возрасте чаще пользуются сайтами знакомств для поиска внебрачных связей. (То же самое, возможно, верно и в отношении женщин в возрасте «сколько-то девять лет», но у нас имеются достоверные данные только о мужчинах).

Некоторые люди переживают этот кризис немного раньше или позже. Хотя пик такого поведения приходится на возраст «сколько-то девять лет», рисунок данных больше похож на волну: озабоченность смыслом начинает расти в возрасте «сколько-то восемь лет», достигает пика в возрасте «сколько-то девять лет» и начинает падать в возрасте с нулем на конце. Вместо того чтобы двигаться вперед или искать пути выхода из затруднительного положения, люди из третьей группы поддаются нигилизму и саморазрушению.

Хотя этот эффект малозаметен, другие исследователи также заметили основную закономерность и даже уточнили ее. Одно из исследований показало, что люди, чей возраст приближается к очередной круглой дате, склонны уделять больше внимания долгосрочным аспектам здоровья и благополучия, отдавая им приоритет над сиюминутным удовольствием. В другом исследовании ученые заметили, что, хотя люди в конце очередного десятилетия и задаются чаще вопросами о смысле своей жизни, в такие моменты они не обязательно относятся к своей жизни более осмысленно. Многим такие выводы показались угрожающими и подавляющими.

Эти результаты важны тем, что исследованное нами поведение имеет серьезные последствия. Если при переходе к новому «десятку» люди немного чаще ищут внебрачные связи или даже заканчивают свою жизнь, то на такую закономерность должны обратить внимание специалисты по психическому здоровью и политики. Лучше поняв, почему и как многие люди испытывают трудности при оценке своей жизни, мы научимся лучше помогать им справляться с такими переживаниями и направлять их в конструктивное русло, например, заниматься новыми видами физической активности, употреблять более здоровую пищу, откладывать сбережения или жертвовать деньги на благотворительные проекты.

Кризис возраста «сколько-то девять лет» предсказать легко, чего нельзя сказать о многих других кризисах. И именно такие труднопредсказуемые кризисы часто наносят наибольший ущерб, потому что возникают без предупреждения, порой тогда, когда их меньше всего ожидают. Такие срывы и потрясения Брюс Фейлер назвал «жизнетрясениями».

* * *

Сам Брюс Фейлер называет себя «историком жизней» – коллекционером личных историй, изучающим интимные подробности подобно историку, который коллекционирует и изучает исторические артефакты. На протяжении десятилетий жизнь Фейлера, как говорится, «шла в гору». Он стал чрезвычайно успешным писателем и телеведущим, работал в цирке и путешествовал с Гартом Бруксом; женился, стал отцом девочек-близняшек. И тут он столкнулся с, казалось бы, неожиданной чередой препятствий. У него выявили редкую форму рака костей, из-за чего ему пришлось перенести шестнадцать курсов химиотерапии, ряд операций и несколько лет восстанавливаться. Во время мирового экономического кризиса он едва не обанкротился, а его отец несколько раз пытался покончить с собой. Люди ищут утешение по-разному, но Фейлера спасали разговоры с друзьями и незнакомцами. Его мантрой стало: «Когда ты в смятении – рассказывай и слушай».

«Я ощущал себя застрявшим, поэтому обратился к историям жизни», – сказал мне Фейлер. Как только ему позволило здоровье, он три года провел в поездках по всем пятидесяти штатам, собрав 225 историй жизни. Эти истории легли в основу его бестселлера «Life in Transitions». Каждая история жизни была уникальна, но, собрав достаточно большую выборку, Фейлер начал замечать в них закономерности. «Проводя в беседах каждый день, я выяснил одну закономерность», – утверждает он. Навалившиеся на Фейлера проблемы не были чем-то необычным – они повторялись в историях, которые он слышал по всей стране. Оказалось, что каждая история жизни сопряжена с какими-то маленькими и большими жизненными неудачами. Исключений не было. Молодые, старые, богатые, бедные, профессионалы, рабочие, городские или сельские жители – все они переживали периоды неудач, разочарований, потерь надежды. Большинство из этих неудач не зависели от самого человека – например, потеря работы или болезнь – и большинство из них были неожиданными. Некоторые из них были незначительными – такие у большинства людей возникали каждые двенадцать-восемнадцать месяцев, – но примерно каждый десятый срыв был крупным жизненным событием. Фейлер изо всех сил пытался найти нейтральный термин, который отражал бы все многообразие этих проблем, и в итоге остановился на термине «жизнетрясения» (жизненные потрясения).