Текст книги "Властелин мира"

Между тем опасения капитана, похоже, подтверждались. За окном подымались клубы дыма, валившего, видимо, из нижнего этажа. Дым не давал ничего разглядеть. Пожарных уже не было видно, слышались только слова команды. Заключенный высунулся из окна.

– Сюда, на помощь! – закричал он громовым голосом. – Здесь находится господин королевский прокурор!

– Мы бросим вам веревку! Ловите! – донеслось снизу. – Приготовились! Бросай!

– Если поймаешь веревку, получишь свободу! – воскликнул Фран-Карре.

– Благодарю! – насмешливо обронил узник. Было слышно, как в стену ударил какой-то предмет; заключенный высунул руки, но напрасно: первая попытка пожарных оказалась неудачной.

Опасность возрастала с каждой минутой. В камере стояла адская жара, за окном царил непроглядный мрак, к тому же все затянуло дымом. Заключенный снова высунул руки и на этот раз, похоже, что-то схватил.

– Поймал, господа! – торжествующе завопил он. – А теперь прощайте!

Он быстро зацепил железный крюк, привязанный к концу спасительной веревки, за подоконник, зажал зубами обломок прута, пролез в окно и скрылся из виду.

– Далеко не уйдет! – заметил Фран-Карре. – Внизу его схватят!

Все трое бросились к окну удостовериться, что узник благополучно достиг земли. Однако из-за дыма ничего разглядеть не удалось. Веревка сначала была натянута, потом вновь ослабла.

– Скорее, скорее! – торопили снизу. – Из окон вырывается пламя! Веревка сгорит!

– Поспешите, господин королевский прокурор! – крикнул незнакомец. – Вам по праву надлежит быть первым! Вперед!

Опасность придала королевскому прокурору, человеку уже не первой молодости, ловкости и силы. Он вскарабкался на подоконник и ухватился за веревку, потом исчез в дыму. Спустя минуту-другую в камере услышали крик и увидели, как задрожала и заходила ходуном веревка.

– Наверное, он выпустил канат и упал! – предположил Моррель. – А теперь ваша очередь, сударь! Поторопитесь! А я буду последним.

– Прощайте! – сказал неизвестный. – Я наведу о вас справки у вашей семьи, назвавшись Дюпоном.

С этими словами он взялся за веревку. Моррель с замиранием сердца следил за его действиями. Но незнакомец, видимо, добрался до земли без всяких неожиданностей. Капитан по крайней мере не заметил ничего необычного.

Наконец настал его черед. Он протиснулся в окно и схватился за веревку. Капитану, издавна привыкшему к физическим упражнениям, не составило труда быстро начать спуск. Опасность подстерегала его дальше – там, гдеиз окон нижнего этажа выбивались языки пламени. Но деваться ему было некуда. Вероятно, именно там Фран-Карре выпустил веревку и сорвался вниз.

Спустившись до этого места, Моррель едва не лишился сознания от невыносимого жара. Веревка готова была выскользнуть у него из рук. Последние двадцать футов он пролетел камнем и, добравшись до земли, упал.

Когда он поднялся, его внимание привлек распростертый на земле королевский прокурор, вокруг которого хлопотали несколько пожарных. Однако он не видел, что творилось всего в нескольких шагах от него, ибо узкое пространство между тюремной стеной и каналом заполняли густые клубы дыма. Он поискал глазами незнакомца. Емупоказалось, что тот совсем недалеко. Моррель поспешил к нему. И сразу же получил сильный удар по голове, рухнул наземь и потерял сознание.

Очнувшись, капитан обнаружил, что находится в окружении солдат, которые стерегли толпу заключенных. Он ощушал сильную боль в затылке. Дотронувшись до него, он увидел на пальцах кровь. Сделал он и еще одно неприятное открытие: на нем была теперь тюремная куртка. Удивленный, он поднялся на ноги и огляделся. В некотором удалении он заметил светлое пятно и толпящихся людей. Это была горящая тюрьма. Он хотел взглянуть на свои часы – часов не оказалось. От изумления Моррель покачал головой. Он видел, что задавать вопросы солдатам бесполезно. Заботило его только одно – чтобы ему как можно скорее сделали перевязку.

– Дружище, – обратился он к одному из солдат, – нет ли здесь лекаря? Я ранен в голову.

– Ишь ты, нашел друга! – огрызнулся солдат. – Нет здесь никаких лекарей. Лекарь тебе будет потом!

Капитан вновь опустился на землю, потому что от боли почти терял сознание и боялся упасть. Так прошло около получаса. Наконец появился офицер и сказал солдатам:

– Огонь потушен. По крайней мере дальше пожар не распространяется. Отведите заключенных на тюремный двор через задние ворота; да следите, чтобы никто не удрал!

Морреля подтолкнули прикладом, и он, с трудом поднявшись на ноги, побрел вперед. Какой-то заключенный из сострадания протянул ему руку. Миновав ворота, узники очутились на тюремном дворе, где их окружили солдаты.

Моррель был не в силах собраться с мыслями: рана на голове не давала ему сосредоточиться. Только время от времени он вспоминал, что бежать ему не удалось, и не мог удержаться от вздоха. Теперь за дело принялись надзиратели. Они осматривали номера на арестантских куртках и каждого опознанного уводили в камеру.

– Номер тридцать шесть! – выкрикнул один из надзирателей, бросив взгляд на куртку Морреля. – Ага, знаю такого! Тот самый негодяй, что доставлял столько хлопот бедняге Валлару, а под конец и вовсе его ухлопал!

– Друг мой, – собрав все силы, сказал Моррель, – вы ошибаетесь: я вовсе не номер тридцать шесть. Я не имею представления, как на мне оказалась эта куртка. Я – капитан Моррель. Господин королевский прокурор может это подтвердить!

– Что такое? В наших списках нет никакого капитана Морреля! – ответил надзиратель. – Ладно, выясним. А что До господина королевского прокурора, он разбился при падении и теперь, может быть, уже отдал Богу душу.

– Ну что ж, меня может опознать и мой надзиратель, – сказал Максимилиан. – Я жил в камере номер Двадцать девять.

– Ты гляди-ка – он жил! – со смехом заметил надзиратель. – Надзиратель, видите ли, может его опознать! Так вот, беднягу Валлара нашли мертвым там, наверху! Кто-то из вас, мерзавцы, его угробил! Уж не ты ли? А ну, марш вперед!

II. БЕГЛЕЦ

Влюблен он или нет? Или Тереза пробудила в нем более глубокий интерес? Этого дон Лотарио еще не знал, все происшедшее представлялось ему слишком необычным. По дороге домой он задавал себе вопрос, кто она и как встретит его, если он осмелится нанести визит.

Завоевать сердце молодого испанца было вовсе не так легко, как могло показаться. Перед многими юношами, вступавшими в свет, у него было преимущество, и немалое: он уже испытал любовь. Если и не все его сердце без остатка, то уж наверняка лучшая его часть принадлежала донне Росальбе, и дон Лотарио не мог вспоминать о ней, не испытывая горечи от предательства, каким она отплатила за его искреннее чувство. Он уже не питал к ней страсти – и во время своего путешествия, и здесь, в Париже, он встречал немало женщин, гораздо более привлекательных и достойных любви, – но ее образ еще не изгладился из его памяти. К тому же он стал недоверчив. Обыкновенно молодые люди судят о светском обществе, сообразуясь со своим первым жизненным опытом. Обманутые одной лживой, корыстной кокеткой, они начинают ненавидеть всех женщин.

И на этот раз наш герой вооружился ничем не оправданным недоверием. Да, он не собирался отказываться от своего амурного приключения, но дал себе обещание оставаться холодным и невозмутимым. Он забыл, что он дитя юга, что он еще очень молод. Вообще говоря, эта интрижка доставляла ему радость. Она вносила разнообразие в его монотонную жизнь в большом городе, и он негромко напевал веселую мелодию из оперы, которую слышал вечером. Он прекратил петь, потому что увидел в ночном небе далекое зарево. Это горела тюрьма. Она находилась на южном берегу Сены, приблизительно там, куда он держал путь, направляясь домой. Теперь он совершенно отчетливо видел это зарево слева от себя и вначале намеревался добраться до пожарища, казавшегося довольно близким. Вот почему он зашагал в сторону Люксембургского дворца.

Но, сворачивая за угол довольно узкой улицы, он столкнулся с каким-то человеком, который так торопился, что едва не сбил его с ног. К счастью, дон Лотарио успел ухватиться за стену дома и удержался от падения.

– Черт побери! Впредь не спешите так, когда поворачиваете за угол! – воскликнул испанец, поправляя шляпу, съехавшую набок от столкновения с запоздалым пешеходом.

– Охотно последовал бы вашему совету, сударь, если бы мог видеть, что происходит за углом! – ответил незнакомец. – Тем не менее прошу меня извинить – я очень тороплюсь! Скажите, что это за улица?

– Не имею представления, – ответил Лотарио. – Могу только сказать, что мы находимся поблизости от Люксембургского дворца.

– Вы не здешний? – продолжал расспрашивать незнакомец. – В таком случае, сударь, возможно, у вас более сострадательное сердце, чем у парижан?

– Может быть – да, а может быть – нет, – ответил, смеясь, испанец, которого позабавило такое предположение.

– И вам не покажется странным, если незнакомый человек попросит приютить его на несколько часов?

– Хм! – замялся дон Лотарио, разглядывая ночного собеседника. – Это совсем другое дело. Все зависит от дополнительных обстоятельств. Почему вы меня об этом просите?

– Почему? Потому что я, к несчастью, оказался в положении, когда приходится уповать на подобное великодушие, – ответил неизвестный. – Выслушайте меня, сударь! Вчера вечером дела застали меня в этом районе, и я задержался до сих пор. А живу я вблизи Монмартра. Завтра в восемь утра я снова должен быть здесь. Может быть, мне и следовало отправиться прямо домой, но тогда пришлось бы вскоре возвращаться назад, почти не сомкнув глаз. Так что вы совершили бы благое дело, взяв меня с собой. Для ночлега мне вполне подойдет прихожая или комната прислуги.

Испанец еще пристальнее вгляделся в неизвестного. Однако рядом не было ни одного фонаря. Дон Лотарио заметил только, что на незнакомце добротные сюртук и шляпа, а остальная одежда находилась в совершенно неудовлетворительном состоянии; взъерошенная борода также выглядела весьма непривлекательно.

– Однако, что вам мешает найти временное приспь нище в пансионе или гостинице? – спросил испанец.

– Сущая безделица – у меня в карманах ни одного су, – ответил загадочный проситель.

– Да, в таком случае выбирать не приходится! – рассмеялся дон Лотарио. – Ну что же, во мне вы не ошиблись – у меня в самом деле доброе сердце. По крайней мере мне так кажется. Ступайте вперед, к Люксембургскому дворцу!

Незнакомец огляделся и зашагал в указанном ему направлении. Дон Лотарио внимательно наблюдал за ним. Неизвестный оказался рослым человеком крепкого сложения. Сюртук был немного тесноват ему в плечах, тем более что он застегнул его на все пуговицы. Шел он неторопливой, тяжелой походкой рабочего. Между тем дону Лотарио стало ясно, что он имеет дело вовсе не с каким-то франтом, но отступаться от данного однажды слова было не в его правилах.

– Вы шли из тех мест, где, кажется, горит дом, – сказал испанец. – Что, большой был пожар?

– Это горит тюрьма, – холодно ответил незнакомец. – Я тоже имел глупость там задержаться.

– Боже мой, тюрьма! – воскликнул Лотарио, полный сострадания. – Должно быть, это ужасно! Если опоздаешь открыть камеры, заключенные задохнутся или сгорят заживо! Вы ничего такого не слышали?

– Поговаривали, что сгорело что-то около полудюжины заключенных, – невозмутимо ответил неизвестный. – Впрочем, это ничего не меняет. По большинству тех, кто там сидит, плачет виселица или гильотина. Умрут ли они несколькими днями раньше и каким именно образом – это в конце концов безразлично. Правда, скулили они довольно жалобно.

– А вы, похоже, не так сострадательны, как я, – укоризненно заметил испанец. – Однако вот мы и пришли!

Незнакомец поднял глаза и бегло осмотрел дом, большой и красивый – из числа тех фешенебельных домов, какие частями или целиком сдают состоятельным иностранцам.

Дон Лотарио позвонил и вошел в подъезд, сопровождаемый своим ночным спутником. Оба начали подниматься по лестнице.

– Мой слуга спит, не будем его будить, – заметил молодой испанец. – Пойдемте в мою комнату.

Он отпер дверь. Прихожая скудно освещалась одной-единственной лампой, готовой вот-вот погаснуть. В первой же комнате испанец зажег свет и теперь увидел своего гостя при полном освещении.

Дону Лотарио стоило немалого труда скрыть охватившее его изумление. Эти всклокоченные волосы, взъерошенная борода, болезненно-одутловатое лицо, мрачная, злобная мина, эти серые в черную полоску штаны, грубые башмаки – все указывало на то, что перед ним бродяга, вор, а может быть, и убийца. Испанцу даже показалось, что волосы и борода неизвестного слегка опалены, а лицо почернело от дыма.

– Все ясно, сударь! – Дон Лотарио отступил на шаг, пораженный внезапной мыслью. – Вы бежали из горящей тюрьмы, а шляпу и сюртук украли по дороге!

– Будь вы следственным судьей, сударь, подобные предположения сделали бы вам честь, – ответил незнакомец, насмешливо улыбаясь. – Однако вы заблуждаетесь. Разве обязательно быть преступником и убийцей, если облачен в плохое платье?

– Может быть, я нарушаю закон, оставляя у себя этого человека, – сказал Лотарио, обращаясь скорее к самому себе, нежели к ночному гостю. – Покиньте мой дом! Будем считать, что я вас не видел.

– Это и есть ваше милосердие? – с издевкой спросил неизвестный. – И почему вы так заявляете? Ваши догадки по меньшей мере преждевременны. Эти штаны и башмаки я надеваю во время работы, а по профессии я – каменщик. Сюртук и шляпу ношу на улице. Ну а борода – это, надеюсь, мое личное дело. Так что, сударь, разрешите мне отдохнуть у вас до семи утра.

– А вы не боитесь, что я позову полицию? – спросил испанец.

– Отнюдь, – засмеялся незнакомец. – Во-первых, вы этого не сделаете, а во-вторых, я вам в этом помешаю. Всегда неприятно иметь дело с полицией.

Он быстро повернулся, запер дверь, ведущую в прихожую, а ключ сунул в карман.

– Позвольте, сударь! – воскликнул дон Лотарио, не столько испуганный, сколько удивленный. – Вы пользуетесь моей добротой – и осмеливаетесь так вести себя в моем доме?! Имейте в виду, я принял меры против подобных посягательств!

Он быстро подошел к письменному столу, вытащил шкатулку и направил на неизвестного пистолет, зловеще блеснувший при свете свечей.

– Вздор, – заметил бежавший заключенный, потому что он и был таинственным гостем дона Лотарио, – вздор! Во-первых, очень сомнительно, чтобы эта штука была заряжена, а во-вторых, у меня и в мыслях не было доставить вам хоть малейшее беспокойство. Укажите мне софу или кровать, и я буду вполне доволен, а ровно в семь утра тихо вас покину. Не думайте, что я недооцениваю вашу любезность. Вы оказали мне огромную услугу. А теперь я намерен всего-навсего не дать вам нарушить ваше же собственное обещание.

Дон Лотарио согласился, что слова ночного гостя не лишены здравого смысла. В крайнем случае – какое ему дело, что это за тип. Он не связан никакими обязательствами с французской полицией, чтобы помогать ей ловить преступников. Для него важно только обезопасить самого себя от возможного нападения этого человека. А тот, похоже, только и умеет хватать других за горло и опустошать их карманы. Наш испанец уже успел немного успокоиться и трезво обдумал свое положение.

– Тогда отправляйтесь в соседнюю комнату, – сказал он, – там вы найдете удобную софу. Даю вам слово, что не пошлю за полицией.

– Полагаюсь на ваше обещание! – невозмутимо ответил незнакомец. – Позвольте мне зажечь свет. Доброй ночи!

С зажженной свечой в руке он прошел в указанную ему комнату и запер за собой дверь.

Другая дверь вела из большой комнаты, где только что находились оба собеседника, в спальню дона Лотарио. Молодой испанец предался размышлениям, может ли он, очутившись в таких обстоятельствах, воспользоваться тем сладостным даром природы, которого жаждало его утомленное тело. Он чувствовал себя довольно уверенно, ибо обладал двумя достоинствами: чутким сном и заряженным пистолетом. К тому же он мог запереть дверь в свою спальню. Устал он порядком, да и что в том предосудительного, если на одну ночь приютишь у себя подозрительную личность! Он забрал с собой шкатулку с пистолетом и, не раздеваясь, бросился на постель. Через несколько минут он уже спал…

Его сладкий сон прервал стук в дверь. Первым делом молодой человек подумал о слуге, но затем в памяти у него всплыл ночной гость, и он вскочил. Открыв дверь, он увидел в предрассветных сумерках, слабо освещавших большую комнату, какого-то человека. Пораженный, он уставился на него. Перед ним стоял тот самый незнакомец, но как он преобразился! Лотарио не удержался от возгласа изумления.

– Сударь, – сказал неизвестный, – я пришел попрощаться с вами и "кстати попросить извинения за ту вольность, что я себе позволил. Как видите, я позаимствовал из вашего гардероба необходимые мне предметы туалета, чтобы выглядеть прилично.

– Вижу, – ответил дон Лотарио, с трудом сдерживая улыбку при этих словах незнакомца, сказанных вполне серьезным тоном. – Во всяком случае, сейчас вы производите более благоприятное впечатление, чем прошлой ночью!

– Не правда ли? – спросил тот, с удовлетворением оглядывая свой костюм. На сей раз одет он был изысканно, почти щегольски: наметанный глаз заключенного сумел отыскать лучшее из хозяйского гардероба, находившегося в его распоряжении всю ночь. Тонкая рубашка, вязаный жилет, серебристые панталоны, цветастый галстук (все по самой последней моде) – ничего не было упущено находчивым наглецом. Бороду он успел сбрить, сохранив лишь небольшие усы и английские бакенбарды. Короче говоря, за считанные часы ночной гость стал совершенно неузнаваем, превратившись в заправского франта. Правда, его лицо все еще не утратило прежнего выражения, и дону Лотарио было не по себе при виде человека, который ночью выглядел совсем иначе.

– Только сапоги узковаты да перчатки немного малы, – улыбнулся незнакомец, пытаясь обратить все в шутку. – Впрочем, это мелочи, и на них скоро перестаешь обращать внимание. Вы позволите мне называть эти вещи своими, не правда ли?

– Я вынужден это сделать, – ответил молодой человек. – Надеюсь, вы этим и ограничились и не познакомились поближе с моей кассой – она находится в той же комнате.

– В самом деле? – воскликнул неизвестный. – Нет, на это у меня не было времени. Даю вам слово, вы найдете ее нетронутой. Денег у меня достаточно, иначе я попросил бы вас о некоторой ссуде.

– Я рад, что избавлен от необходимости отказать вам в этом, – холодно ответил дон Лотарио. – Во всяком случае, разрешите мне заглянуть в свой секретер и убедиться собственными глазами.

– Извольте! – с неудовольствием сказал незнакомец. – Впрочем, с вас достаточно было бы и моего слова!

Дон Лотарио не знал, как поступить: сердиться на эту неслыханную наглость или рассмеяться. Все еще не выпуская из рук пистолета, он прошел в комнату, где заключенный провел ночь. Уже одного взгляда, брошенного внутрь секретера, оказалось достаточно, чтобы понять: все в порядке.

– А теперь, милостивый государь, – с холодной учтивостью промолвил наш герой, – у меня нет причин удерживать вас от ваших странствий по Парижу.

– Весьма благодарен, – ответил незнакомец с легким поклоном, – а теперь, сударь, прежде чем попрощаться, я прошу вас еще об одном. Назовите ваше имя.

– К чему? – удивился испанец. – Я полагал, что оно не имеет для вас никакого значения.

– Не совсем так. Вы оказали мне огромную услугу, поэтому я хотел бы знать ваше имя!

– Что ж, если вам это столь необходимо, извольте: меня зовут дон Лотарио де Толедо.

– Прекрасное имя, – ответил неизвестный и с серьезной миной извлек из кармана записную книжку, куда и занес нашего героя. – Я буду помнить о вас. Никогда нельзя знать, при каких обстоятельствах я смогу быть вам полезен. А чтобы и вы знали, кто я и кому вы сделали любезность, разрешите представиться: Этьен Рабласи – в некоторых районах франции это имя небезызвестно!

– Нисколько в этом не сомневаюсь! – сказал дон Лотарио, которому стала невыносима неслыханная наглость собеседника. – А теперь, любезнейший, я хотел бы продолжить прерванный вами сон. Кстати, с вашей стороны было неосторожно называть мне свое имя. Я могу заявить в полицию и указать ваши приметы…

– Вы этого не сделаете – вы слишком благородный человек, – ответил Рабласи, состроив гримасу, напоминавшую улыбку. – Прощайте, дон Лотарио! Вы всегда найдете во мне друга и благодарного должника!

– Черт бы побрал этого молодца! – сердито пробормотал дон Лотарио и добавил: – Прощайте! Никогда бы вас больше не видеть!

Беглец рассмеялся, отвесил поклон и, открыв дверь ключом, который все еще держал у себя, покинул комнату, а потом и квартиру. Дон Лотарио подошел к окну и увидел Этьена Рабласи, беззаботной, небрежной походкой пересекавшего площадь перед Люксембургским дворцом. Сапоги, пожалуй, и в самом деле были ему узки, ибо он ступал очень медленно и осторожно. Это придавало его походке какую-то неестественность и вызывало смех. Он оглянулся на окна квартиры и дружески помахал наблюдавшему за ним испанцу. Дон Лотарио отошел в глубину комнаты.

– Бог знает, какого негодяя избавил я от карающей руки полиции! – сказал он себе. – Хотя что мне оставалось? В конце концов, я был во власти этого человека. Хуже всего, что он не дал мне отдохнуть. У мадемуазель Терезы я буду выглядеть утомленным, как после бессонной ночи.

С этими словами он вернулся в свою спальню и бросился на постель. Каким бы странным ни казалось происшедшее с ним, оно было неспособно лишить его душевного равновесия. Спустя несколько минут дон Лотарио уже спал.