Текст книги "Одержимые блеском: о драгоценностях и о том, как желание обладать ими меняет мир"

Филипп Авреол Теофраст Бомбаст фон Гогенхайм был оккультистом шестнадцатого века, астрологом и многопрофильным ученым. Пик его работ приходится на 1530‑е годы, как раз то время, когда разворачиваются события нашей истории. Он был человеком, у которого было больше поводов сменить имя, чем у кого бы то ни было другого. И он стал Парацельсом.

Парацельса считают отцом алхимии, «науки» о том, как превращать свинец в золото. Что более важно, он был пионером современной токсикологии, науки о ядах. (Не путать с таксидермией, наукой о творческом бальзамировании животных, сбитых автомобилем).

Он был ботаником, химиком и физиком, давшим название цинку. Его считают автором терминов газ и химия. Парацельс опередил свое время, утверждая, что психические болезни являются в действительности болезнями тела, о чем хорошо известно нашим современным врачам. Несмотря на увлеченность астрологией и алхимией, Парацельс презирал интеллектуальную небрежность. Он наделал немало шума, объявив, что болезнь шахтеров – это результат токсических испарений в шахтах, а не месть злых духов гор, как полагало все научное сообщество в 1530‑х годах.

Одну из наиболее известных цитат Парацельса – как считают, она относится к токсикологии – можно легко применить и к деньгам. Суть его высказывания такова: «Всё яд – дело в дозе»[76]76
  В подлиннике его слова звучат так: «Alle Ding sind Gift und nichts ohn’ Gift; allein die Dosis macht, das ein Ding kein Gift ist». Приблизительный перевод таков: «Все вокруг ядовито, и нет ничего, не содержащего яд; одна лишь доза делает вещь не ядовитой».


[Закрыть]. Он говорил о том, что крошечные дозы субстанции, к примеру свинца или мышьяка, могут не нанести никакого вреда, тогда так большие дозы даже кислорода и воды убьют человека.

Мне кажется, что Парацельс был еще и экономистом. Отравление, будь то человеческое тело или политика, – это сложное искусство. Оно требует тщательной дозировки, которая позволит достичь той магической точки, когда лекарство становится ядом, а его употребление – безумием.

Еще один великий философ, Граучо Маркс, признавал, что он «не решился бы принадлежать ни к одному клубу, который принял бы его в свои члены». Судя по всему, когда речь заходит о драгоценностях, мы все чувствуем себя именно так. Субстанция обладает наивысшей своей ценностью, когда она является действительно редкой (или дефицит создан искусственно). Но доступной она становится, когда теряет свою ценность. Ценность создает богатство. И дефицит, и богатство могут быть хорошими или плохими, ядом или лекарством. Слишком большое количество денег настолько же опасно, как и малое их количество, и может построить или разрушить экономику.

Испанцы дошли до той самой критической точки, когда они перенасытили рынок изумрудами до такой степени, что камни потеряли свою цену, и затопили экономику потоком такого монументального богатства, что само богатство стало бесполезным. Как лопнувший пузырь рынка тюльпанных луковиц в 1637 году, иллюзия, созданная эффектом дефицита, развеялась. Ценность изумрудов испарилась, когда люди поняли, что торгуют красивыми, но вездесущими камнями.

Они стерли черту между лекарством и ядом, позволив амбиции превратиться в алчность, вере стать фундаментализмом и богатству стать правотой. В какой момент драйв превращается в ненасытность и алчность становится оправданием? Даже сейчас мы видим, как это происходит вокруг нас каждый день.

Это не просто история об Испании и изумрудах, о крови или завоевании. Она о другом. Допустим, зеленый свет говорит: «Идите». Но что случается, если вы слепо давите на газ? Возможно, нет никакого смысла винить рыночных спекулянтов или религиозных фанатиков, как и всех тех, кто видит зеленый свет и летит прямиком в пропасть.

Это природный факт: всё яд – дело в дозе.

Часть II
Приобретение
Одержимость, обладание и механизмы войны

На сегодняшний день самыми древними из известных украшений являются тринадцать крохотных раковин, выкрашенных красной охрой, с просверленными в них одинаковыми дырочками. Хотя шнурок, на котором они, без сомнения, висели, истлел тысячи лет назад, красивые маленькие бусины-раковины были найдены нетронутыми в Голубиной пещере (грот Тафоральт) в восточном Марокко. Этим бусинам двадцать восемь тысяч лет. Похожее украшение такого же возраста было найдено в пещере Бломбос на южном побережье Южной Африки. По мнению руководителя экспедиции Кристофера Хиншелвуда из университета в Бергене (Норвегия), находка представляет собой первые ощутимые доказательства абстрактного мышления у наших далеких предков. «Бусины имеют символическое значение, – говорит он. – Символизм – это основа для всего того, что появится впоследствии, включая пещерное искусство, татуировки и другое изысканное поведение»[77]77
  http://news.bbc.co.uk/2/hi/science/nature/3629559.stm.


[Закрыть].

Похожие раковины, найденные в Израиле, в данный момент ожидают окончательной датировки, но, судя по всему, им примерно 100 000–135 000 лет. Это значит, что украшение не было инстинктивным поведением человека с первого его дня и украшения не были желанными для всех с той минуты, как мы начали ходить на двух ногах. Скорее всего, изобретение украшений обозначает начало современного человеческого мышления и поведения.

Драгоценные камни сами по себе – это форма поклонения. Люди настолько влюблены в драгоценные камни, что разные народы использовали любые доступные им камни для создания религиозных предметов – даров, украшений, идолов – с самого начала задокументированной истории человечества. Это единственная черта, общая для всех религий, и фактор, объединяющий всех нас.

В части I «Желание» мы познакомились с тем, как желание меняет наше ощущение ценности, и с тем, как наше ощущение ценности практически не влияет на наше ощущение монетарной ценности. Мы задали вопрос: «Сколько стоит драгоценный камень?» В этой части мы заглянем глубже и спросим: «Каково значение драгоценного камня?» Что может представлять собой драгоценное украшение для индивида, для группы и даже на сцене театра истории?

В литературе, в голливудских фильмах и в традиционных практических знаниях драгоценные камни могут быть прокляты, одержимы злыми силами или иметь порочные наклонности. Они же, с другой стороны, могут быть мощным орудием исцеления и добра. Вокруг магической силы драгоценных камней возникали целые культы, и эти камни лечили, предсказывали и влияли на человеческую жизнь. В части II мы поговорим не только о том, как драгоценный камень приобретает денежную или истинную ценность, но и о том, как драгоценные камни становятся символом моральной и эмоциональной ценности и как эта моральная и эмоциональная ценность парадоксальным образом меняет стоимость драгоценного камня.

Три истории, включенные в эту часть книги, рассказывают о многих вещах. Но прежде всего это истории о моральном измерении драгоценных украшений, об их социальном и даже этическом значении. Поэтому эти истории о темной стороне желания – об обычной человеческой зависти и о ее зачастую губительных последствиях. Что такое зависть в конечном итоге, если не желание того, что нам не принадлежит; того, что, по нашему разумению, мы заслуживаем иметь в не меньшей мере, чем кто-либо другой?

Какую власть имеет над нами красота? Что происходит, когда мы не можем получить желаемое? Или, хуже того, когда желаемая вещь у нас перед глазами, но взять мы ее не можем? Когда преданность превращается в одержимость? Что превращает желание в злобу? Что происходит, когда желание становится побуждением к тому, чтобы взять? Когда мы прилагаем усилия, когда мы отбираем, а когда просто уничтожаем игровое поле, видя, что никто не может получить желанную вещь?

В части «Приобретение» мы познакомимся не только с восприятием, но и с одержимостью, а также с тем, как она влияет на наши действия. Эта часть начинается с главы, в которой мы расскажем о тех исторических примерах, когда желание становится смертоносным. Инсинуации, ложь, сплетни и великолепное бриллиантовое ожерелье стали началом гибели королевы и вместе с ней всей Франции. В следующей главе речь пойдет о том, как одна совершенная жемчужина изменила карту мира, когда две сестры начали воевать друг с другом. И, наконец, в заключительной главе этой части мы расскажем о холодной стране, ставшей каноническим примером того, как собранное наверху социальной лестницы богатство было перераспределено в пользу тех, кто стоял на ее низших ступенях (с максимальным приложением грубой силы). Именно здесь развернулась международная игра вокруг самых удивительных в мире яиц.

Если часть «Желание» была посвящена тому, как создаются экономики, нации и империи и какую роль драгоценные украшения сыграли в их появлении и изменении, – часть «Приобретение» о том, как они разрушаются, и о том, как драгоценностям удалось сыграть центральную роль в некоторых наиболее зрелищных (и кровавых) конфликтах в истории человечества.

«Приобретение» – это о том, что мы хотим, почему мы хотим и как далеко мы можем зайти, чтобы получить желаемое.

4. Как важно быть знаменитым
Колье, с которого началась Великая французская революция
(1786)

Слухи – это когда вы слышите то, что вам нравится, о том человеке, который вам не нравится.

Герцог Вильсон

Я всегда полагал, что если бы не было королевы, то не было бы и революции.

Томас Джефферсон

До наших дней Мария Антуанетта остается главным символом Версаля в период расцвета. Она оставила о себе память как о тщеславной и алчной женщине, чья любовь к роскоши и разврату могла сравниться разве что с ее равнодушием к человеческим страданиям. Не важно, что большинство из всего этого не было правдой, ненависть французского народа к его в равной мере очаровательной и презираемой королеве превратила Марию Антуанетту в катализатор революции.

Что вызвало Великую французскую революцию? Множество причин. Чем хуже становилась обстановка, тем более неумелым становилось французское правительство. Народ страдал и голодал, наблюдая за все более сюрреалистическим поведением аристократии, пудрившей свои парики той самой мукой, которой людям не хватало на хлеб. Безумие богатых росло, создавались условия для бунта.

Но как для любого взрыва необходим катализатор, так для революции требуется искра, чтобы она вспыхнула. В случае с Великой французской революцией такой искрой стала «афера с колье». Это был скандал вокруг тщательно спланированной кражи самого большого в мире бриллиантового колье. Марию Антуанетту обвинили в растрате государственных (и, вероятно, церковных) средств, в измене королю и в том, что она соблазнила кардинала и составила против него заговор. Все это исключительно для того, чтобы заполучить колье. В действительности ничего подобного королева не делала. Мария Антуанетта знала о колье, но в течение нескольких лет она неоднократно отказывалась покупать его или согласиться на то, чтобы ей его купили, утверждая, что она «находит королевские шкатулки с драгоценностями достаточно богатыми»[78]78
  Antonia Fraser, Marie Antoinette: The Journey (London: Phoenix, 2001).


[Закрыть].

В конце концов с тех, кто на самом деле замыслил кражу, сорвали маски, и королева оказалась невиновной. Но к этому моменту урон и ее репутации, и монархии был уже нанесен. Мария Антуанетта стала символом всего Версаля, а бриллианты олицетворяли собой все ее порочные излишества. Королева (и колье) стала воплощением того, из‑за чего страдала и чем возмущалась вся Франция. Мадам Дефицит, как ее называли, оказалась виновной в глазах общественного мнения, где слухи становятся фактами, даже если последствия исторические.

Обычный слух может стать фактом, украшения могут стать каноническими, людей можно превращать в символы. Именно вокруг таких символов и строятся наши идеи о стоимости и «заслуженности». История аферы с колье – это рассказ о том, как главы государства повели себя плохо, словно тинейджеры; история о слухах, обмене записками, позерах, кликах; история аристократической одержимости внешними приличиями и одержимости народа этой аристократией. Но самое важное – это то, что это история о власти символов и символах статуса.

Мария Антуанетта, наивысшее воплощение французского декаданса и разврата перед революцией, по иронии судьбы даже не была француженкой. Она родилась 2 ноября 1755 года в Вене, в сильной, но суровой семье Габсбургов. Тот факт, что она была австриячкой, гарантировал ей подозрительное отношение, неприязнь и грубое прозвище при вовсе даже не дружественном французском дворе в Версале.

В это время расширяющейся Австрийской империей мудро и безжалостно железной рукой правила императрица Мария Терезия, мать Марии Антуанетты, одна из самых сильных и несговорчивых правительниц этой эпохи. У нее было шестнадцать детей. Ей приписывают слова о том, что она сама бы пошла воевать как простой солдат, если бы не была постоянно беременна. Мария Терезия всегда говорила о своих детях – те, как и ее подданные, боялись ее так же сильно, как и любили, – как о «пешках» на шахматной доске Европы. Любимый женой и детьми ее муж, император Священной Римской империи Франциск I, был в высшей степени декоративным правителем. Никто не сомневался, что именно императрица Мария Терезия сидела на троне Габсбургов и контролировала Австро-Венгерскую империю.

Мать Марии Антуанетты не была плохой. Она была «просвещенной абсолютисткой». Это значило, что она, как и Екатерина Великая в России, провела некоторые либеральные реформы, включая всеобщее образование для ее подданных и отмену средневековой традиции крепостничества. Не поймите превратно, она не была «народной» правительницей. Мария Терезия, в отличие от ее несчастной дочери, была просто мудрой императрицей. Она заранее знала, в какую сторону подует ветер. Но Мария Терезия верила в то, что монархия абсолютна и необходима. Эту веру от нее унаследовала Мария Антуанетта.

Она была самой красивой дочерью Марии Терезии, но при этом самой невыразительной. Она не унаследовала дар своей матери к управлению. Ей не хватало не только дальновидности матери, но и ее банальной, но пугающей серьезности. Как почти забытый пятнадцатый ребенок, Мария Антуанетта не получила хорошего образования, так как предполагалось, что она будет блистать исключительно в музыке и танцах. Да и это было сомнительно. О хорошенькой Марии Антуанетте было сказано: «Она танцует не в такт, но если и так, то в этом определенно виноват такт»[79]79
  Casimir Stryienski, The Eighteen Century: Crowned, reprint (London: Forgotten Books, 2013).


[Закрыть].

Мария Антуанетта была веселой и очаровательной, но никто не принимал ее всерьез. Мать вообще не обращала на нее внимания, хотя именно ее одобрения дочь добивалась всю жизнь. При таком количестве старших и более ярких братьев и сестер на Антуан, как ее называли, никто не обращал внимания до тех пор, пока одна из ее старших сестер внезапно не умерла от оспы и не освободила место на шахматной доске матери.

Австрия и Франция традиционно были врагами. В середине восемнадцатого века их объединило еще более сильное неприятие некоторых других стран во время конфликта, который стал известен как Семилетняя война. Но когда война, а вместе с ней и временный союз закончились, Австрии потребовался более надежный способ укрепления только что обретенных сердечных отношений с Францией. Например, бракосочетание. Мария Терезия не собиралась отказываться или как-то иначе ставить под вопрос выгодный брак, пусть даже невеста была всего лишь полуграмотным ребенком. Никто не принимал в расчет личные склонности дочерей или другие ограничения, поскольку «принцессы рождены для того, чтобы повиноваться»[80]80
  Fraser, Marie Antoinette.


[Закрыть]. Поэтому юную, очаровательную и не имеющую жизненного опыта принцессу отправили в такое место на земле (или, во всяком случае, в Европе), где она меньше всего могла почувствовать себя как дома.

Версаль.

В апреле 1770 года четырнадцатилетнюю Марию Антуанетту собрали в дорогу и отправили во Францию, чтобы она стала женой такого же неуверенного в себе и слишком молодого Людовика XVI, внука правящего развратного короля Людовика XV и наследника престола. Мать строжайше наказала дочери понравиться королю, его внуку и всему французскому двору. Любой ценой.

На границе двух государств состоялась краткая церемония. Французский посланник, встречавший Марию Антуанетту, мгновенно освободил девушку от всего ее имущества, включая одежду, домашних любимцев, компаньонок и сентиментальные сувениры. Все заменили французскими аналогами, хотя бы символически превращая ее из австриячки во француженку[81]81
  Fraser, Marie Antoinette.


[Закрыть].

К сожалению, этот неожиданный поворот событий по-настоящему не сработал.

Есть невероятная ирония в том, что Мария Антуанетта стала символом разврата, излишеств и карикатурной женственности. Когда принцесса покинула Вену, ее скорее можно было бы назвать настоящим сорванцом. На самом деле у Марии Терезии, часто писавшей дочери в Версаль и советовавшей ей одеваться во французском стиле, был любимый портрет Антуанетты, для которого та позировала перед выездом на охоту в своем лучшем охотничьем наряде. Скромный наряд и замашки сорванца подходили для Вены, где Мария Терезия утверждала, что «простота наряда более подходит для высшего ранга»[82]82
  David Grubin, Marie Antoinette and the French Revolution, PBS, September 13, 2006.


[Закрыть]. В Вене сочетание власти и респектабельности было важнее гламура.

В Версале ситуация была противоположной. Люди демонстрировали свое богатство, причем в буквальном смысле слова. Судить о том, насколько важная персона перед вами, можно было по высоте его или ее прически и, разумеется, по размеру его или ее драгоценных камней. Ничего нового. Драгоценные камни всегда были символом богатства, а богатство часто использовали (вспомните Клеопатру) для доказательства силы и власти. Законы, разрешающие или запрещающие носить что-либо из одежды или украшений, будь то пурпурная тога или кольцо с бриллиантом в знак помолвки, создавались исключительно для того, чтобы визуально выделить доминирующий класс.

Но, как и во всем остальном, обитатели Версаля и в этом дошли до крайности. В каком-то смысле они перевернули эту традицию с ног на голову. Не влияние определяло доходы, а доходы и их демонстративное выставление напоказ влияли на положение в обществе.

Весь двор был вовлечен в неумеренное потребление, сплетни и «злобные интриги». Там, где не было настоящих интриг, их выдумывали. Не забывайте, что монархия и знать, как правило, невероятно скучали. Чем еще им было занять свое время? Они же не работали и, разумеется, не правили.

В каком-то смысле реалити-шоу изобрели в Версале, хотя там, разумеется, не было телевидения. Скорее, это был реалити-театр. По протоколу Мария Антуанетта каждое утро должна была одеваться в присутствии десятков чужих людей и знакомых. Трапезничала она в обществе Людовика и гостей, но сидела лицом к галерее со зрителями, которым было разрешено смотреть и слушать. В письмах домой Мария Антуанетта жаловалась на то, что ни на минуту не остается одна, даже когда наносит румяна. Это за нее делала какая-нибудь дама.

Остававшаяся в душе австриячкой, принцесса считала этот странный, эксгибиционистский версальский протокол смешным и открыто заявила об этом. Должно быть, она пожаловалась на это не тому, кому следовало, потому что ее реакция не снискала ей друзей при дворе и лишила той минимальной поддержки и доброжелательности, которые она до этого имела. Ее единственный австрийский «друг», граф Мерси, советник из Вены, на деле шпионил за принцессой по поручению ее матери и докладывал Марии Терезии о каждой оплошности дочери.

В многочисленных письмах императрица требовала, чтобы Мария Антуанетта лучше одевалась, постаралась стать своей и вела себя как француженка. Она напоминала дочери о необходимости соблюдать французские традиции, пусть даже глупые, и быть милой с представительницами королевской семьи, определявшими придворный протокол. Что более важно, Марии Антуанетте следовало немедленно прекратить открыто насмехаться над распущенной и стервозной любовницей короля (Людовика XV) мадам Дюбарри.

На самом деле именно это стало самой большой из ранних ошибок Марии Антуанетты. Хотя никто, кроме влюбленного Людовика XV, не мог выносить Дюбарри, «бывшую актрису», они с королем были неразлучны. (Наиболее вероятная причина – его кошелек.) Все при дворе об этом знали и вежливо вели себя с любовницей и фавориткой его величества. Но Мария Антуанетта сочла Дюбарри особенно гротескной и, побуждаемая злобными сестрами короля, устроила целое представление по поводу отсутствия вкуса у любовницы короля. Когда Марии Терезии донесли о стратегической ошибке дочери, она потребовала от той немедленного примирения с фавориткой. Она напомнила Марии Антуанетте, что ее главная задача «понравиться», хотя бы только для того, чтобы передавать информацию домой и продвигать австрийские интересы за границей, в первую очередь с помощью задушевных разговоров в постели.

Мария Антуанетта была несчастна. Она тосковала по дому, ее не любили. С самого начала она получила прозвище Австриячка, потом ее стали называть еще хуже – Отрюшьенн, что в приблизительном переводе означает «страусиха-сучка». Это был злобный каламбур французов, высмеивавших и ее иностранное происхождение, и ее чрезмерные усилия нравиться людям, особенно после того, как она начала отчаянно пытаться поменять свои вкусы в одежде, чтобы выглядеть француженкой.

А потом был еще ее муж.

Людовик XVI был, со всех точек зрения, милым мальчиком и ничем больше. Вот как его описывал придворный современник: «В его повадке нет ничего высокомерного или царственного. Он производит впечатление крестьянина, бредущего за своим плугом»[83]83
  Grubin, Marie Antoinette and the French Revolution.


[Закрыть]. У него не было ни интереса, ни способностей к управлению страной. Его социальные навыки были ограниченными, и самое странное (во всяком случае, для его семьи, известной своим распутством): он как будто совершенно не интересовался девушками, и в наименьшей степени его привлекала невероятно хорошенькая и очаровательная принцесса, на которой он только что женился. Помимо обязательной для королевских отпрысков охоты он был одержим изготовлением ключей и замков. Я не шучу.

Людовик признался своему деду, что он влюблен в свою молодую жену, но ему просто требуется «больше времени, чтобы преодолеть свою робость»[84]84
  Jane Merrill and Chris Filstrup, The Wedding Night: A Popular History (Praeger Publishers, 2011).


[Закрыть]. Поначалу его дед, известный ходок, настаивал на том, чтобы все оставили Людовика в покое, когда его внук не исполнил супружеские обязанности. Но супружество оставалось девственным более семи лет, уже после смерти Людовика XV и коронации Людовика XVI. Причина семилетнего королевского воздержания до сих пор остается загадкой. Но, по мнению признанного биографа Антонии Фрейзер, Людовик XVI действительно имел «экстраординарные сексуальные проблемы», которые были поводом для злобных пересудов как в Версале, так и в Париже. Может быть, он предпочитает мужчин? Или она – женщин? Наверное, она во всем виновата, ведь всем известно, что австриячки фригидны… Домыслы, слухи, сплетни – все это было похоже на то вмешательство в личную жизнь, от которого страдают знаменитости нашего века.

Когда Людовик XV внезапно скончался в 1774 году, спустя четыре года после приезда Марии Антуанетты, все еще остающуюся девственницей королеву-тинейджера короновали вместе с ее социально неуклюжим мужем. Ему приписывают эту пророческую фразу: «Храни нас, Боже, поскольку мы слишком молоды, чтобы править»[85]85
  Fraser, Marie Antoinette.


[Закрыть].

Безусловно.

Все сразу же покатилось по наклонной плоскости. Всего лишь несколько месяцев спустя в Париже произошел первый хлебный бунт. Голодающие крестьяне собрались, чтобы попросить помощи после очередного страшного неурожая. Что оставалось делать одинокой молоденькой девушке, оказавшейся в окружении пассивно-агрессивных враждебных чужестранных придворных, вынужденной участвовать в унизительных публичных спектаклях и терпеть неудавшийся брак без секса и постоянный, пусть и в письмах, контроль матери?