Текст книги "Часы"

– Благодарю вас, мисс Мартиндейл, – промолвил Хардкасл. – Простите за то, что отнял часть вашего рабочего времени. Если с вами что-нибудь произойдет…

– Естественно, – без смущения оборвала его на половине фразы мисс Мартиндейл.

Мы сели в машину, и я проговорил:

– Итак, рассказ Шейлы Уэбб, несмотря на все твои подозрения, оказался правдивым…

– Именно так, именно так, – согласился с моими словами Дик. – Ты победил.

Глава 5

– Мама! – проговорил Эрни Кёртин, на мгновение отвлекшись от важного дела: молодой человек усердно водил по оконному стеклу небольшой металлической моделькой, сопровождая свои движения жужжащим и ноющим звуком, предположительно изображавшим работу двигателей космического корабля на пути к Венере. – Мама, о чем ты думаешь?

Миссис Кёртин, суровая с виду женщина, мыла в раковине посуду и промолчала.

– Мам, а к нашему дому подъехала полицейская машина.

– Эрни, опять ты врешь, – проговорила миссис Кёртин, звякая тарелками и чашками о сушильную доску. – Ты уже забыл, что я тебе говорила по этому поводу.

– Я вру? Никогда, – с достоинством возразил Эрни. – Но это точно полицейская машина, и из нее вылазят двое мужчин.

Миссис Кёртин круто повернулась к своему отпрыску.

– А ты чем сейчас занят? – возмутилась она. – Позоришь нас, вот чем!

– Никак нет, – возразил Эрни. – Я ничего не делаю.

– Это все Альф, – продолжила миссис Кёртин. – Он и его шайка. Настоящая банда! Я тебе говорила, и отец тебе говорил, что быть в банде – занятие непочтенное. Ничем, кроме неприятностей, оно окончиться не может. Сперва ты попадешь в подростковый суд, а потом, скорее всего, тебя отправят в исправительный дом. A я этого не потерплю, понял?

– Они уже около входной двери, – объявил Эрни.

Миссис Кёртин оставила раковину и присоединилась к своему отпрыску возле окна.

– Ну и ну, – пробормотала она.

В этот самый момент прозвучал стук дверного молотка. Торопливо вытерев руки о посудное полотенце, миссис Кёртин вышла в коридор и открыла дверь. После чего с возмущением и сомнением посмотрела на двоих мужчин, оказавшихся на ее пороге.

– Миссис Кёртин? – уважительно осведомился более высокий из этой пары.

– Именно так, – согласилась женщина.

– Не разрешите ли заглянуть к вам на минутку? Я – детектив-инспектор Хардкасл.

Миссис Кёртин против желания отступила. Она распахнула дверь и пригласила инспектора внутрь – в опрятную и чистенькую комнату, производившую впечатление нечасто открываемой, что было, в общем, совершенно верно.

Повинуясь любопытству, Эрни пробрался по коридору из кухни и бочком протиснулся в дверь.

– Ваш сын? – спросил инспектор Хардкасл.

– Да, – согласилась миссис Кёртин и воинственным тоном добавила: – Что ни говори, он хороший мальчик.

– Не сомневаюсь в этом, – не стал возражать инспектор.

Некоторая доля задиристости оставила лицо миссис Кёртин.

– Я пришел к вам, чтобы задать несколько вопросов о доме номер девятнадцать по Уилбрэм-кресент. Насколько я понимаю, вы работаете там.

– Никогда не думала возражать, – проговорила миссис Кёртин, так и не преодолевшая до конца воинственное настроение.

– У мисс Миллисенты Пебмарш.

– Да, я работаю у мисс Пебмарш. Очень приятная леди.

– Слепая, – промолвил следователь-инспектор Хардкасл.

– Да, бедняжка… Но это так сразу и не заметишь. Просто удивительно, как это она умеет тронуть то да се – и найти себе путь. Сама ходит по улице и через дорогу. Она не из тех, кто станет устраивать шум из-за пустяков, как некоторые…

– Вы работаете там по утрам?

– Правильно. Я прихожу туда между половиной десятого и десятью, и ухожу в двенадцать или когда закончу уборку. – И резким тоном добавила: – Не хотите ли вы сказать, что из дома было что-то украдено?

– Наоборот, – сказал инспектор, подумав о четырех часах.

Миссис Кёртин недоуменно посмотрела на него.

– Так в чем же дело? – спросила она.

– Сегодня днем в гостиной дома номер девятнадцать по Уилбрэм-кресент был найден мертвый мужчина.

Миссис Кёртин была явно ошеломлена новостью. Эрни, заерзав от восторга на месте, открыл уже было рот, чтобы выдать: «Вот здоровско!» – однако решил, что этими словами привлечет ненужное внимание к собственной персоне, и потому снова закрыл рот.

– Мертвый? – недоуменным тоном повторила миссис Кёртин. И с еще большим недоверием переспросила: – И к тому же в гостиной?

– Да. Его закололи.

– Вы хотите сказать, что там произошло убийство?

– Да, убийство.

– А кого ж это убили-то? – потребовала ответа миссис Кёртин.

– Увы, пока мы этого не определили, – признал инспектор Хардкасл. – И подумали, что вы можете помочь нам.

– Ничего не знаю ни о каком убийстве, – решительным тоном заявила женщина.

– Конечно. Однако у нас возникло к вам несколько вопросов. Например, сегодня утром к дому не приходил некий мужчина?

– Не помню такого. Сегодня хотя бы… А что это был за мужчина?

– Пожилой, лет шестидесяти, респектабельный, в темном костюме. Мог представиться страховым агентом.

– Я таковских не пускаю, – проговорила миссис Кёртин. – Всяких страховых агентов, коммивояжеров по продаже пылесосов и Британской энциклопедии… Не пускаю, и всё тут. Мисс Пебмарш не любит никакой торговли у порога своего дома, и я тоже.

– Согласно оказавшейся при нем визитке, убитого звали мистером Карри. Вам приводилось слышать такое имя?

– Карри? Карри? – Миссис Кёртин покачала головой и подозрительным тоном произнесла: – На слух что-то индийское…

– Ну, нет, – возразил Хардкасл, – он не был индийцем.

– А кто его обнаружил – мисс Пебмарш?

– Юная леди, стенографистка, оказавшаяся в доме по недоразумению; она думала, что должна выполнить какую-то работу для мисс Пебмарш. Она и обнаружила тело. Мисс Пебмарш вернулась едва ли не к этому мгновению.

Миссис Кёртин глубоко вздохнула.

– Вот ужас-то… вот ужас-то, – проговорила она.

– Мы можем в самое ближайшее время попросить вас освидетельствовать тело этого человека, – проговорил инспектор, – и сказать нам, случалось ли вам видеть его в окрестностях Уилбрэм-кресент или в самом доме. Мисс Пебмарш совершенно уверена в том, что он никогда не был здесь. А теперь еще несколько мелочей. Можете ли высказать, сколько часов находилось в гостиной?

Миссис Кёртин без всякого промедления выпалила:

– Там, в углу, эти стоячие часы, какие называются дедовскими, ну и часы с кукушкой на стенке. Из них выскакивает птичка и говорит: ку-ку. Иногда от этого прям чисто подпрыгиваешь. – И торопливо добавила: – Я их не трогала. И никогда не трогаю. Мисс Пебмарш любит сама заводить их.

– С ними ничего не случилось, – уверил ее инспектор. – А вы уверены в том, что в этой комнате утром было всего двое часов?

– Конечно. А откуда там взяться другим?

– А не было ли там небольших квадратных серебряных часов в виде экипажа, и небольших позолоченных часиков на каминной доске – или фарфоровых часов с цветами… и часов в кожаном переплете с надписью «Розмари» поперек угла?

– Конечно, не было. Ничего подобного.

– Но вы бы заметили их, если бы они вдруг оказались в этой комнате?

– Ну, конечно, заметила бы.

– На всех этих часах стояло время на час позднее, чем на напольных часах и часах с кукушкой.

– Наверное, заграничные, – молвила миссис Кёртин. – Мы с моим мужиком раз ездили в автобусе до Швейцарии и Италии, так там разница была в целый час. Должно быть, вещицы из Общего рынка[6]6
  Предшествовавшая ЕЭС организация европейских стран.


[Закрыть]. А я не одобряю его, этого рынка, и мистер Кёртин тоже. Мне достаточно и Англии.

Инспектор Хардкасл уклонился от развития политической дискуссии:

– А не можете ли вы сказать мне, когда в точности сегодня утром оставили дом мисс Пебмарш?

– В четверть первого, точь-в-точь, – ответила миссис Кёртин.

– Мисс Пебмарш тогда была дома?

– Нет, она еще не вернулась. Обычно она возвращается домой между двенадцатью и половиной первого, но не всегда одинаково.

– Значит, ее не было дома – когда же она ушла?

– До того как я пришла в дом. То есть до десяти утра.

– Хорошо, благодарю вас, миссис Кёртин.

– Странное дело с этими часами, – проговорила женщина. – Может, мисс Пебмарш побывала на распродаже. Старинные, говорите?.. Наверное, если судить по вашим словам.

– А мисс Пебмарш часто посещает распродажи?

– Месяца четыре назад купила на распродаже волосяной ковер. В хорошем состоянии. И очень дешево, как она мне сама сказала. И еще велюровые шторы. Их пришлось подрезать, однако были как новенькие.

– А она часто покупает безделушки… или картины, фарфор… что-нибудь такое?

Миссис Кёртин отрицательно покачала головой:

– Ни разу, с тех пор как я с ней знакома; однако как знать? Ну, то есть на распродаже нетрудно увлечься. А когда вернешься домой, спросишь себя: и что мне теперь с этой штуковиной делать? Однажды купила шесть банок варенья… Если подумать, я сама могла бы наварить варенье дешевле. То же и чашки с блюдцами. В среду на рынке они куда доступнее.

Она угрюмо посмотрела на него. Полагая, что больше ничего в данной ситуации узнать не удастся, инспектор Хардкасл отбыл. И тут Эрни внес собственный вклад в обсуждаемую тему.

– Убийство! Вот что! – проговорил он.

И вопросы покорения межпланетного пространства на какое-то мгновение уступили в его разумении место волнующему событию.

– А сама мисс Пебмарш не могла укокошить его, а? – со всей искренностью спросил он.

– Не говори глупостей, – ответила его матушка, которую, впрочем, вдруг осенила какая-то мысль. – Интересно, а вот если бы я сказала ему…

– Что сказала, а, мам?

– Неважно, – ответила миссис Кёртин. – Так, ерунда.

Глава 6
Рассказ Колина Лэмба

I

Когда мы закинули в себя два приличных непрожаренных стейка и как следует залили их пивом, Дик Хардкасл издал полный удовлетворения вздох, объявил, что теперь чувствует себя много лучше, а затем произнес:

– К черту всех убитых страховых агентов, изысканные часы и визжащих девиц! Расскажи лучше о себе, Колин. Мне казалось, что ты уже порвал с этой частью света. И на́ тебе – обнаруживаю, как ты разгуливаешь по закоулкам Кроудена… Уверяю тебя, океанологу-биологу в этом месте делать совершенно нечего.

– Не надо осмеивать океанологию, Дик. Она – штука полезная! От одного лишь упоминания этого предмета обычный человек приходит в такую тоску и настолько опасается того, что ты вот-вот начнешь объяснять основы своей науки, что тебе никогда не приходится продолжать тему.

– Без шансов разоблачения, так сказать?

– Не забывай, – холодно промолвил я, – что я и в самом деле являюсь океанологом и гидробиологом. И степень свою получил в Кембридже. Не слишком высокую, но все же… Тема эта весьма интересна, и когда-нибудь я вернусь к ней.

– Конечно, я знаю, чем ты занят сейчас, – заметил Хардкасл. – Кстати, поздравляю тебя. Суд над Ларкиным состоится в следующем месяце… кажется, так?

– Да.

– Удивительно, как это ему удавалось так долго разрабатывать эту жилу… Кто-то должен был заподозрить неладное.

– Никто об этом и не подумал. Если ты вобьешь себе в голову, что имеешь дело с хорошим парнем, то не сразу поймешь, что ошибаешься.

– Умный, должно быть, тип, – прокомментировал Дик.

Я отрицательно покачал головой:

– Нет, не думаю, чтобы он был очень умен. На мой взгляд, он просто исполнял инструкции. У него был доступ к очень важным документам. Он выходил с ними за территорию, там их переснимали и возвращали ему, так что к концу дня все было уже на месте. У них была хорошая организация. Ларкин завел себе привычку каждый день обедать в другом месте. Как нам кажется, он всегда вешал свое пальто рядом с абсолютно таким же – хотя пришедший в нем человек не всегда оказывался одним и тем же. Они обменивались верхней одеждой, и тот, второй, никогда не разговаривал с Ларкиным, как и Ларкин с ним. Нам хотелось бы поточнее разобраться в механике их действий. Методика была отлично спланирована и идеально согласована по времени. Ее придумал человек с головой.

– Так вот почему ты все околачиваешься вокруг базы флота в Портлбери?

– Да, мы знаем военно-морской аспект этого дела, и нам известен его лондонский аспект. Мы знаем, когда, где и как Ларкин получал свою плату. Однако имеется и прореха. И в ней пропало все, что известно об организации, о которой нам и хотелось бы узнать побольше, потому что голову нам надо искать именно там. Где-то в ваших краях прячется отменный мозговой центр, умеющий планировать и запутывать следы – не один, а семь или восемь раз.

– А из каких соображений Ларкин занялся этим делом? – с любопытством спросил Хардкасл. – Как политический идеалист? Из чистого эгоцентризма? Или просто ради денег?

– Он не идеалист, – ответил я. – Ради денег, я бы сказал.

– А не могли ли вы выйти на него раньше с этой стороны? Он ведь тратил деньги, разве не так? He солил же он их.

– Ну, нет, мотал направо и налево. По правде сказать, мы вышли на него несколько раньше, чем предполагали.

Хардкасл с пониманием качнул головой:

– Понятно. Вы накрыли его, а потом некоторое время использовали. Так?

– Примерно. Он успел передать кое-какую ценную информацию, прежде чем мы до него добрались, и потому позволили ему передать другую информацию, с вида также ценную. В той службе, к которой я принадлежу, нам приходится все время заниматься поисками дураков.

– Едва ли твоя работа понравилась бы мне, Колин, – задумчивым тоном проговорил Хардкасл.

– Наша работа не настолько интересна, как это принято считать, – проговорил я. – По правде сказать, бо́льшую часть времени она откровенно скучна. Однако в ней есть что-то еще. В наши дни возникает чувство, что на самом деле ничего секретного не существует. Мы знаем Их секреты, а Они знают наши. Наши агенты часто заодно являются и Их агентами, a Их агенты нередко являются нашими. В конечном итоге трудно понять, кто кого одурачил! Подчас мне кажется, что любые секреты известны всем и каждому и что существует некая общая договоренность, требующая изображать, что этого нет.

– Понял твою мысль, – задумчивым тоном проговорил Дик и с любопытством посмотрел на меня. – Зачем тебе нужно держаться у Портлбери, я понимаю. Однако от Кроудена до Портлбери добрые десять миль…

– На самом деле меня интересуют полумесяцы… кресенты.

– Кресенты? – явно удивился Хардкасл.

– Ну да. Иначе говоря, луны. Новые, растущие и так далее. Я начал свои поиски в самом Портлбери. Там есть паб, носящий название «Лунный полумесяц». Я потратил на него уйму времени. Казалось бы – идеал. Кроме того, там есть «Луна и звезды». «Восходящая луна», «Веселый серп», «Крест и полумесяц» – этот обнаружился в крохотном местечке под названием Симид. Никаких результатов. После этого я оставил лунную тему и занялся «полумесяцами». В Портлбери их несколько. Лансбери-кресент, Олдридж-кресент, Ливермид-кресент, Виктория-кресент…

Посмотрев на ошарашенную физиономию Дика, я расхохотался:

– Не думай, что у меня поехала крыша, Дик. Мне нужна была какая-то начальная точка.

Достав бумажник, я извлек оттуда листок бумаги и передал ему. На листочке, вырванном из гостиничного блокнота, была набросана грубая схема.

– Этот листок был обнаружен в бумажнике некоего Хэнбери. Этот человек много поработал в деле Ларкина. Хорошо поработал… очень хорошо. Погиб в Лондоне под колесами автомобиля. Водитель вместе с машиной скрылся с места происшествия. Никто не заметил его номера. Не знаю, что означает эта схема, однако Хэнбери ее зарисовал или скопировал, потому что счел важной. У него была какая-то идея… или, быть может, он что-то заметил или подслушал. Что-то имеющее отношение к луне или полумесяцу, номеру «61» и инициалу «M». После его смерти дело перешло ко мне. Пока я еще не знаю, чего ищу, но абсолютно уверен в том, что искать есть чего. Я не знаю, что означает число «61». Я не знаю, что означает литера «M». Я постоянно расширяю область моих поисков от Портлбери. Уже три недели беспрестанного и безрезультатного труда. Кроуден – очередной пункт на моем маршруте. И только. Откровенно говоря, Дик, я не жду от Кроудена многого. Здесь есть только один «полумесяц» – то есть Уилбрэм-кресент. И я намеревался пройти по этой улице и составить собственное мнение о доме номер шестьдесят один, прежде чем просить у тебя помощи или хотя бы намека. Именно этим я и был занят сегодня днем – но так и не сумел найти этот дом.

– Я же говорил тебе – в шестьдесят первом живет местный строитель.

– Мне нужен кто-то другой… У него есть домработница-иностранка?

– Вполне возможно. Они теперь есть у многих. В таком случае жена его должна быть соответствующим образом зарегистрирована. Завтра я выясню для тебя этот вопрос.

– Спасибо, Дик.

– Завтра мне придется провести рутинный опрос в двух соседних домах по обе стороны от номера девятнадцать – на тот случай, если там вдруг видели кого-то входящего в дом и так далее. Наверное, придется побывать и в домах, расположенных позади девятнадцатого номера, с которым они соседствуют садами. Как мне кажется, дом номер шестьдесят один находится почти позади девятнадцатого. Если хочешь, могу прихватить тебя с собой.

Я с пылом ухватился за предложение:

– Буду вести стенографическую запись в качестве твоего сержанта Лэмба[7]7
  Подразумевается персонаж двух книг Р. Грейвза, герой которых, сержант Роджер Лэмб, служит в полку Королевских валлийских фузилеров и записывает в блокнот все происходящие вокруг него события.


[Закрыть].

Мы сошлись на том, что в половине десятого следующего дня мне надлежит быть в полицейском участке.

II

На следующее утро я явился в точно назначенное время и обнаружил, что мой друг в буквальном смысле слова дымится от ярости. Когда он отпустил провинившегося подчиненного, я деликатно осведомился о том, что произошло.

На какое-то мгновение Хардкасл как будто бы утратил дар речи. А потом выдохнул:

– Эти проклятые часы!

– Снова часы? И что случилось с ними теперь?

– Одни из них пропали.

– Пропали? Которые?

– Дорожные, в кожаном переплете. Те, на которых была надпись «Розмари» поперек угла.

Я присвистнул:

– Вот это номер… И как такое могло произойти?

– Проклятые дураки – в данном случае к ним отношусь и я сам… – Дик всегда был очень честным человеком. – Вечно приходится лично ставить точку над каждым «i»… Ну вот, вчера часы были на своем месте в гостиной. Я попросил мисс Пебмарш ощупать их на тот счет, не покажутся ли они ей знакомыми. Она помочь не смогла. Потом явились ребята за телом.

– Ну, и?..

– Я дошел до калитки, чтобы проконтролировать их, а потом вернулся в дом, подошел к мисс Пебмарш, находившейся на кухне, и сказал, что заберу часы с собой и выпишу ей соответствующую расписку.

– Помню. Я слышал эти слова.

– Потом я сказал девушке, что ее отвезут домой в одном из наших автомобилей, и попросил тебя проследить за отъездом.

– Да.

– Я передал мисс Пебмарш расписку, хотя она и сказала, что этого не нужно, так как часы все равно не принадлежат ей, после чего присоединился к тебе. А Эдвардсу сказал, что часы из гостиной надо аккуратно упаковать и привезти сюда, в участок. За исключением часов с кукушкой и, конечно же, дедовских, напольных. И в этом я, конечно, ошибся. Мне следовало самым определенным образом сказать – четверо часов. Эдвардс утверждает, что он немедленно отправился в комнату и выполнил мое приказание. И утверждает, что, помимо двух неподвижных, в комнате находились всего трое часов.

– Времени прошло немного, – проговорил я. – И это означает…

– Что тетка Пебмарш могла их взять – после того как я вышел из комнаты – и направиться на кухню уже вместе с ними.

– Именно так. Но зачем?

– А это нам надо выяснить. Кто-нибудь еще мог это сделать? Девушка, например?

– Едва ли. – Я задумался и попытался припомнить подробности. – Впрочем…

– Значит, это сделала она, – проговорил Хардкасл. – Продолжай. Когда же?

– Мы уже шли к полицейской машине, – ощущая недовольство собой, проговорил я. – Она вдруг вспомнила, что забыла перчатки. Я предложил принести их, а она ответила, что только примерно представляет, где могла бросить их. Сказала еще, что, мол, теперь не боится входить в эту комнату, раз унесли тело, и побежала назад в дом. Однако отсутствовала она всего лишь минуту…

– А когда вернулась, перчатки были надеты или она держала их в руке?

Я помедлил.

– Да… да, кажется, она их надела.

– Очевидно, ты ошибаешься, – возразил Хардкасл, – иначе не колебался бы.

– Возможно, она убрала их в свою сумочку.

– Плохо то, – с обвинением в голосе проговорил Хардкасл, – что ты втюрился в эту девицу.

– Не говори глупостей. – Мне пришлось перейти к обороне. – Я и увидел-то ее в первый раз вчера днем, причем далеко в не так называемых романтических обстоятельствах.

– Я бы так не сказал, – возразил Хардкасл. – Далеко не каждый день девицы бросаются в объятья молодым людям с криками о помощи в проверенной временем викторианской манере. В такой ситуации мужчина автоматически ощущает себя героем и галантным рыцарем. Так что тебе нужно прекратить защищать ее, только и всего. Тебе прекрасно известно, что девушка эта может оказаться по уши замешанной в дело об убийстве.

– Ты хочешь сказать, что эта пигалица могла хладнокровно прирезать мужчину, после чего спрятать нож так, что никто из твоих сыщиков так и не сумел отыскать его, а потом расчетливо, но с визгом выбежала из дома прямо в мои объятья?

– Если бы ты только знал, чего только не пришлось мне повидать за свою жизнь, – мрачным тоном проговорил Хардкасл.

– Ты, видно, не понимаешь, – вознегодовал я, – что жизнь моя была полна знакомствами с прекрасными шпионками всех национальностей? Причем с такими личными данными, от которых частный американский детектив забыл бы проглотить свою дежурную порцию бурбона… Женские чары на меня не действуют.

– Всех нас в конечном итоге ждет собственное Ватерлоо, – прокомментировал мои слова Хардкасл. – Главное в этом деле – тип. Шейла Уэбб, похоже, принадлежит к твоему типу.

– В любом случае не понимаю, зачем тебе так надо повесить эти часы на нее.

Хардкасл вздохнул:

– Я ничего на нее не вешаю, однако мне надо с чего-то начать. Тело нашли в доме Пебмарш. А значит, она замешана. Тело нашла девица Уэбб – думаю, мне не надо объяснять тебе, как часто тот, кто первым обнаружил труп, был и последним, кто видел убитого живым. Так что до тех пор, пока не обнаружатся новые факты, я не могу выпускать обеих дам из поля зрения.

– Когда я вошел в эту комнату в самом начале четвертого, человек этот был уже мертв по меньшей мере полчаса, если не больше. Что скажешь на это?

– Шейла Уэбб обедает с половины второго до половины третьего.

Я с раздражением посмотрел на него.

– А что тебе удалось выяснить относительно Карри?

– Ровным счетом ничего! – ответил Хардкасл с неожиданной горечью.

– Как это – ничего?

– Ну, то, что такого человека не существует – нет, и всё тут.

– А что сказали в его страховой компании?

– Абсолютно ничего, потому что ее не существует. Нет никакой «Столичной и провинциальной страховой компании». И по поводу мистера Карри, проживающего по Денверс-стрит, можно сказать только то, что никакой мистер Карри на Денверс-стрит не проживает – ни в доме номер семь, ни в любом другом доме.

– Интересно, – проговорил я. – То есть ты хочешь сказать, что этот человек имел при себе фальшивые визитные карточки, выписанные на несуществующее имя, адрес и страховую компанию?

– Предположительно.

– И зачем все это, как по-твоему?

Хардкасл пожал плечами:

– Пока остается только догадываться. Быть может, он вымогал фальшивые страховые взносы. Быть может, под этим предлогом проникал в дом и, положившись на доверие, совершал кражи. Мог быть любого рода жуликом и аферистом… мелким вором и даже частным детективом. Мы этого не знаем.

– Но ты же определишь это.

– Ну да, узна́ю в конечном итоге. Мы отослали отпечатки его пальцев, чтобы проверить, не значится ли он в картотеке. Если он там обнаружится, считай, что нам повезло. Если же нет, задача станет еще более трудной.

– Частный детектив, – проговорил я задумчиво. – Эта мысль мне нравится. Она открывает кое-какие возможности.

– Пока что мы располагаем одними только возможностями.

– Когда состоится дознание по факту насильственной смерти?

– Послезавтра. Чистая формальность… все равно будет отложено.

– Каковы результаты медицинского обследования?

– А?.. Заколот острым предметом. Предположительно большим кухонным ножом.

– Но это, наверное, выводит мисс Пебмарш из числа подозреваемых, так? – подумав, вопросил я. – Слепая женщина едва ли способна заколоть мужчину ударом ножа. Если только она и в самом деле слепая…

– Ну да, слепая. Мы проверяли. Кроме того, она сказала о себе всё, как есть. Преподавала математику в школе Норт-каунти, потеряла зрение примерно шестнадцать лет назад, овладела азбукой Брайля и так далее – и, наконец, устроилась на работу в Ааронбергском институте.

– А не может ли она оказаться ненормальной?

– С маниакальной привязанностью к часам и страховым агентам?

– Ну, звучит, конечно, слишком надуманно, – проговорил я, впрочем, с некоторым энтузиазмом.

– Подобно Ариадне Оливер в ее худшие дни или покойному Гарри Грегсону в пору расцвета его дарования…

– Давай… резвись себе на здоровье. Ведь ты не несчастный следователь-инспектор, на которого повесили это дело. Не тебе придется докладывать суперинтенданту или начальнику полиции и всем прочим.

– Ну ладно! Быть может, мы выжмем нечто полезное из соседей.

– Едва ли, – усомнился Хардкасл. – Если этого человека закололи в саду перед домом и двое мужчин в масках внесли его внутрь – можно гарантировать, что никто не выглядывал из окна и ничего не видел. Плохо то, что здесь не деревня. Уилбрэм-кресент – место благородное, здесь живут более или менее состоятельные люди. К часу дня дневные домработницы, которые могли что-то видеть, уже разошлись по домам. Здесь даже детскую коляску некому прокатить…

– А как насчет пожилого инвалида, просиживающего день за днем возле окна?

– Именно он нам и нужен – но, увы…

– А что ты можешь сказать о домах номер восемнадцать и двадцать?

– В доме номер восемнадцать обитает мистер Уотерхауз, секретарь-управляющий в адвокатской фирме «Гейнсфорд и Свиттенхэм», вместе с сестрою, которая в свободное время управляет его домом. О двадцатом номере мне известно лишь то, что хозяйка его содержит едва ли не два десятка кошек. А я их не люблю…

Я заверил Дика в том, что жизнь полисмена полна трудностей, и мы отправились в путь.