Книга: Франкенштейн в Багдаде - Ахмед Саадави

Что-то в этом приятно-тягучее, конечно, есть, но, определённо, не для меня. Недомистика-недодетектив-недонаучность.

В прекрасном и коварном городе Багдаде жила старушка Илишу. Жила она в большом и опустевшем старом доме на Седьмой улице, где уже двадцать лет кряду каждый день ждала, когда вернется с войны ее сын, трогательный мальчик, предпочитающий оружию гитару. Давно уже получила она повестку со скорбной вестью, но сердце матери все отказывалась верить. По вечерам беседовала она с иконой Святого Георгия, и Святой Георгий иногда ей отвечал. Соседи лишь смеялись над помешанной старушкой, но разве было ей до этого дело?

На дом Илишу засматривался делец Фарадж ад-Далляль. Смотрел да выжидал возможности, как бы прибрать к рукам недвижимость старушки. А в соседнем доме жил-проживал перекупщик Хади, что спал и видел во сне, как перепродает имущество Илишу да барыши подсчитывает.

Смотрели они оба свысока на долю, выпавшую Абу Анмару, владельцу гостиницы «аль-Уруба». Давным-давно беженцем приехал он впервые в Багдад, работал не покладая рук, чтобы достичь благосостояния. Всю душу вложил в гостиницу, но сегодня его детище приносило одни лишь убытки. В успешной когда-то гостинице теперь проживали лишь четыре постояльца.

Одним из них был молодой амбициозный корреспондент Махмуд. В Багдаде скрывался он от мести влиятельного человека, мечтал о славе, но сомневался, готов ли он ради славы к тяжкому труду. И ждал удачи.

А вокруг шла война. Но не суровая всепоглощающая война, как вы могли бы подумать, о мои чудеснейшие из драгоценнейших, а такая вот затянутая, медленная и вялотекущая война. Не сметала города за раз, не убивала народ тысячами, а потихоньку по ниточке вытягивала жизни, но зато регулярно; довольствовалась малыми терактами, но конца-края ей не предвиделось.

Так они и жили. Что-то взрывалось, дома разрушались, кого-то убивало насмерть, кого-то всего лишь калечило. Вечером возносили славу Аллаху за еще один день, и на следующее утро все повторялось.

И стоит ли удивляться, мои милые читатели, что когда появился ОН, Безымян, сшитый из фрагментов тел погибших в терактах людей, не так уж и испугались славные багдадцы? Не мог он, этот багдадский Франкенштейн, быть пугалом для народа, видящего войну каждый день, он был даже логичным продолжением всего происходящего.

Наш с вами старый знакомец журналист Махмуд говаривал, что есть на свете три типа общественной справедливости: правосудие закона, правосудие свыше и правосудие улицы. Одно из них, молвил он, должно неизбежно настигнуть преступника. И вот в развалинах Багдада, родилось на свет олицетворение правосудия улиц, собранного из тел жертв, с душою невинно убиенного. Горел в нем свет возмездия, и признавал его право и мал и велик, и шли за ним люди, и отдавали они ему свои тела и души.

Шло время, мои сердечные друзья, и стал он задумываться о том, что отделяет его от преступников, и что роднит его с жертвами. Душа его тянулась к мести, но кому мстить, когда все вокруг виноваты? Где грань между добром и злом, где грань между грешником и праведником? И где во всем этом водовороте я?

Но тут застигает нас утро, и я прекращаю дозволенные речи.

И восклицаете вы: «О сестрица, как твой рассказ прекрасен, хорош, и приятен, и сладок!»

Но истинно говорю вам: «Куда этому до того, о чем поведает вам сама книга!»

И вы тогда про себя думаете: «Клянусь Аллахом, я должен знать, чем все закончилось! Теперь-то я должен ее прочитать!»

В такой обстановке и начинает происходить невероятное. Старьевщик Хади собирает из кусков трупов – как вы понимаете, когда что ни день, то взрыв, добыть их несложно, – Безымяна, который волею обстоятельств оживает и начинает мстить убийцам тех, из чьей плоти состоит. Что тут начинается! Особый отдел с командой астрологов активно ищет таинственного преступника, журналиста, узнавшего о Безымяне, втягивают в темные дела, кто-то объявляет местного Франкенштейна спасителем и служит ему добрую службу, а кто-то и недобрую, в то время как он сам теряет нить происходящего и перестает понимать, что стоит делать, а что нет, кто прав, кто виноват.

Настоящая фантасмагория, но, парадокс, в нее очень легко поверить, ведь недоступный восток всегда манит, удивляет, кажется, что он таит различные чудеса. Политической борьбе и страшному кровопролитию не удается разрушить эту магическую атмосферу, наоборот – чудеса-то у автора жутковатые, и даже святой, разговаривающий со старой Илишу, заставляет невольно поежиться, так что они прекрасно вписываются в угнетающий ландшафт обветшавшего и окровавленного Багдада.

Наверное, я чуточку предвзята, потому что обожаю Ближний Восток, но, по-моему, роман очень даже. Динамичный, в меру приземленный и в меру окрашенный фантастическими красками – читать его интересно и нескучно.

Спустя два дня Махмуд положил редактору на стол эссе «Легенды иракской улицы», которое тот сразу одобрил. При верстке к тексту приставили кадр из фильма о Франкенштейне с Робертом Де Ниро, но поменяли название статьи, что очень расстроило Махмуда. – Франкенштейн в Багдаде! – воскликнул ас-Саиди и осклабился. Махмуду пришлось сдержать себя, ведь шеф старался привлечь внимание к журналу и поднять его рейтинг.

- И какой отсюда вывод? - Вот так и издатель заменил названия «Легенды иракской улицы» на «Франкенштейн в Багдаде». - Что ж, может быть. Возможно даже изначально и не было этого Безымяна-Франкенштейна. Был просто современный роман о текущей ситуации в Багдадае и Ираке в целом. - Вот-вот, вполне может быть. Но для продажи нужно что-то ещё, этим что-то и стал Безымян. - Что ж, положению иранцев не позавидуешь. Почему людям надо всё время выбирать между военной или финансовой диктатурой и анархией, беззаконностью. - И на это автор уже ответил, вот:

он исполняет приказы американского посла. Подчищает ряды противоборствующих сторон так, чтобы между вооруженными суннитскими и шиитскими группировками держалось относительное равновесие, по крайней мере чтобы оно сохранялось за столом переговоров. Американская армия то ли не способна, то ли вообще не заинтересована в том, чтобы пресечь кровопролитие в Ираке. Они поэтому пока ставят задачей уравновесить насилие. Без этого они не могли бы проводить свою политику.

- Хм, третья сила. Поддерживает анархию, пока она выгодна. А когда эта сила уйдёт, уставшие от бардака люди согласятся на вторую крайность - диктатуру очередного Хусейна. Мрачно как-то всё в книге. - Почему, есть и смешные моменты. Вспомни:

Но Абу Анмара это будто не волнует, у него все равно нет денег, чтобы приобрести генератор и заплатить за потребляемую им электроэнергию.

- И что здесь смешного? - Как что? Ведь генератор производит электроэнергию, а не потребляет её! Но топливо для дизель-генератора тоже стоит денег, это правда. - Вряд ли это была шутка, скорее косяк кого-то из троих: автора, редактора, переводчика. - Но всё равно смешно же! - Такие восторги! Что, даже посоветуешь это произведение кому-нибудь почитать? - О нет, такие книги люди должны выбирать сами. Откровенное название произведения говорит само за себя и не даст обмануться. - Но оно же навязано редактором, насколько я помню твои слова. - Не только название, с ним пришёл и Безымян, астрологи и прочие герои трэша. - И всё же что-то в этом тексте есть. Такой крик отчаяния за маской абсурда. - Согласен. И эта частичка книги как раз интересна.

Да, Франкенштейн – это крючок, на который можно поймать читателя. И такое объяснение - бежал Франкенштейн на север, а попал в Багдад, земля-то круглая.

Можно опять же развести разговор о том, что он воплощение ненависти, порождение вечного конфликта, носитель жажды мести и правосудия, которые превращают войну в дурную бесконечность. Но это абстрактно-гуманистическое обобщение (война-дурная бесконечность человечества, обретающая свое особое сущестование) не нуждается в персонификации, даже если персону их воплощающую зовут Безымян.

Все же ведь просто, зачем придумывать, озорничать – перед нами роман об Ираке после Саддама. Обычная житейская повесть (быт есть даже тогда, когда все рушится от взрывов и стреляют без перерыва) о нескольких жителях Багдада. Вот Ишилу, ждущая погибшего сына с войны. Трепач Хади, приторговывавший мебелью и травящий байки, столь похожие на безумную правду. Махмуд – журналист-карьерист-идеалист, меджнун чистой воды. Жадный Фарадж, за страстью к наживе которого (скупает, собака, все у бедствующих людей по дешевке), стоит настоящий оптимизм – придет конец разрухе и он разбогатеет.

Ну да, черт знает что творится, последние времена и ходят разные слухи. Знакомая картина.

Кажется, автор предчувствовал, что в чистом виде такое не пойдет (хотя американцы пишут – и ничего), народ заскучает. И пустил Франкенштейна в Багдад.

Может, в этом есть некая правда. Да только с точки зрения маркетинга, а не литературы. Можно было катануть глубокую психологическую прозу, но автор пошел по прямой дорожке общепонятных лозунгов вроде «миру мир – войны не нужно». Но это, вроде, известно, как и «сон разума рождает чудовищ».

Читать новую сказку 1002-й ночи, вдохновленную инородной традицией, это как бы на любителя. Кто-то проникнется, кто-то нет. Я вот не понял, в каком месте смеяться, раз сатира. Все, вроде, настолько реалистично, что необходимой для сатиры дистанции не возникает, воспринимаешь всерьез, и магов, и астрологов. Да и смеяться нечему. Жизнь людей попавших в переплет сперва по вине диктатора, а потом по вине демократизаторов, не вникающих в подробности иракской жизни, а еще из-за того, что все живут крайностями – либо бытом, либо идеей воздаяния, невесела.

Роман неплохой, но не выдающийся. В Ираке пишут книги, а не только воюют. Пишут лучше, чем в России. Пишут о современности, а не о том, чему сто лет и быльем поросло. Пишут, в том числе, на экспорт, чтоб в мире читали, а не только в редакции журнала «Знамя».

Это, пожалуй, единственное, что можно усвоить из появления романа на русском языке. Хорошая весть это или плохая – это уже кому как.