Текст книги "Кощеевич и война"

– Заметил я, что бравых ребят в столице полно, – кивнул он на молчаливых стражников у трона. – Вон Мрак штаны просиживает, аж лоснятся. Почему бы не отправить дюжину-другую…

– Вздор! – Ратибор не дал ему договорить. – Мрак наиважнейшим делом занят. А такие советы даёт либо дурак, либо вредитель.

– Тогда, может, Яснозора послать?..

– Да заткнись уже! – Злая фраза хлестнула Яромира, словно пощёчина, аж голова дёрнулась. – Весьмир, говоришь, попался? Туда ему и дорога. Значит, не такой уж он хороший чародей, коли проиграл. Не будет больше нам воду мутить. Пущай Кощеевич с него хоть шкуру живьём снимет – выручать не стану! И другим не советую. – Пока Яромир открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба, царь, поёрзав на троне, едко добавил: – Слыхал я, что ты свой отряд не уберёг.

Яромир опустил голову:

– Виноват.

– Значит, нет у тебя права о других воинах судить да указывать, что им делать. Отвечай теперь: как допустил несчастье?

– Нет мне оправданий… – Вина затягивалась на горле, будто петля.

– И всё-таки попробуй. Перед царём стоишь – так держи ответ с честью. – Ратибор привстал, на его лицо упала тень.

Яромир щёлкнул каблуками сапог и принялся докладывать:

– Помилуй, царь-батюшка. Думали мы Кощеевича в ловушку заманить, да прогадали. Вызнал он наши планы и ударил наперёд. Отбивались изо всех сил, но нас задавили числом да чарами.

Губы поневоле сжимались, поэтому приходилось цедить слова по капле. Он не видел лица царя, оставалось только гадать, что тот думает. Гневается, наверное? Ну и пусть! Правда часто людей злит. Она как лекарство: сперва горчит, порой даже причиняет боль, но после – непременно лечит. Поэтому её и надо говорить.

– Люди устали. Их измотала эта война. Многие уже не верят в победу, и в этом кроется причина многих наших неудач. – Яромир вздохнул. Он чувствовал, что ступил на опасный путь, но если уж идти, то до конца.

– А навьи почему не устали? – презрительно усмехнулся царь. – Из другого теста сделаны?

– Упырям и злыдням неведома усталость. Но и простые навьи воины нечасто дают слабину. Нам говорят: все они трусы и подлецы, но я видел многих, что сражались достойно.

– Чушь! У навьих нет достоинства, лишь жадность да злоба!

Теперь уже сомневаться не приходилось: царь гневался. В голосе аж звериный рык прорезался.

– Недавно мы захватили четырёх пленников. – Яромир старался произносить слова как можно спокойнее – так увещевают огнепёску, готовую напасть. – Допрашивали. Никто не заговорил.

– Что, даже под пытками?

– Да.

– Значит, плохо пытали. И где эти пленники сейчас? Повелеваю отправить их в столицу. Тут уж ими займутся.

– Они умерли. С именем своего повелителя на устах. – Как Яромир ни старался, а прозвучало упрёком. Не пленникам – царю.

Ратибор издал презрительный смешок:

– И чего же тут удивительного? Кощеевич любого чарами опутает и себе служить заставит. Или ты намекаешь, что дивьим людям не хватает преданности своему царю? Так нужно им напомнить.

– Людям не хватает царя! – выпалил Яромир. Прежде только Весьмиру позволялось говорить подобные вещи. Но Весьмир в плену у Кощеевича. Значит, кто-то другой должен взять на себя смелость указать царю, что тот не прав… – Умоляю, государь, вели седлать коней. Твоё место сейчас не в Светелграде, а рядом с нами на поле боя. Вернись – и верни нам надежду, воодушеви свой народ!

Такой пламенной речи он сам от себя не ожидал, но поди ж ты – нашлись нужные слова, когда приспичило. Только Ратибор отмахнулся, словно от мухи:

– Глупый юнец, ты не понимаешь, о чём просишь.

– Но…

– Я нужен здесь, в столице. А коли вы без царского надзору воевать не способны, то грош вам цена! Дармоеды! Плетей ему – за непочтительность и нахальство!

Ратибор кивнул охранникам, и те двинулись на Яромира. От несправедливого наказания его спас счастливый случай. Двери с треском распахнулись, и в залу вбежал Яснозор. А сразу за ним – растерянный Мрак.

Яснозор, забежав вперёд Яромира, затараторил:

– Царь-батюшка, вели слово молвить. Дело не терпит отлагательств!

– Я пытался его остановить!.. – заныл Мрак, но Ратибор жестом велел ему замолчать.

– Докладывай, что стряслось.

– Соглядатай вражеский в столице нашёлся. Мы его допросили и такое узнали!

Запыхавшийся Яснозор на мгновение замолчал, чтобы перевести дух, и царь прикрикнул:

– Ну?!

– Царевич наш, Радосвет, в сговоре с самим Лютогором, сыном Кощеевым. Выторговал себе бессмертие, токмо не получил пока. И чародей Весьмир заодно с заговорщиками. Оказалось, этот негодяй самолично в плен сдался, чтобы дельце обстряпать. Дескать, заплатят за него выкуп, вернут в столицу, тут-то он царевичу фиал с бессмертием и передаст.

– Я так и знал! – Ратибор бросил торжествующий взгляд на Яромира. – Кругом предатели! Никакого выкупа не будет, ясно вам?!

– Как день ясно, государь. Только делу это не поможет. Ежели выкупа не дождутся, бессмертие всё равно доставят под каким-нибудь благовидным предлогом. Например, Весьмир якобы сбежит из плена и пару ларцов с сокровищами прихватит. А в одном из них будет бессмертие. Может, лучше сделать вид, что мы готовы заплатить? А при обмене всякое может случиться.

Ратибор вдохнул и выдохнул, пытаясь успокоиться.

– Так, пока суд да дело, этого, – он трясущимся пальцем указал на Яромира, – к царевичу под стражу. Мрак, ты лично отвечаешь за обоих пленников. А теперь все вон! Царь думать будет.

Глава десятая
Поцелуй Смерти

– Я, конечно, дал вам добро на любые действия, но вам не кажется, что это уже чересчур? Ратибор прибьёт волчонка, и всё. Не будет никакого преемника. – Лис протянул чашу, чтобы Май налил ему выпить.

– Мы же при тебе всё это обсуждали, княже.

– Это когда я спал?

– Так нечего было спать на военном совете! – фыркнул советник. – Ты хоть помнишь, что посылал весточку Энхэ?

– Проклятье! – Лис понял, что солнце уже давно зашло, значит, встречу со своим соглядатаем в Диви он пропустил. – Май, но ты-то не забыл, надеюсь? Вы поговорили?

– Мы прямо сейчас разговариваем. Уже второй раз за день. – Советник кивнул на стол, на котором стояло волшебное навье зеркало – из тех, что могут показать и близкое, и далёкое.

Княжич глянул на диковинку, зыркнул на Весьмира, а после перевёл тяжёлый взгляд на Мая и прошипел:

– Хочешь сказать, этот дивий гад теперь знает нашего лазутчика в лицо?

– Не хочу тебя расстраивать, но я и без того знал. Давненько уже вычислил, что Яснозор не тот, за кого себя выдаёт. Понял и с кем общается, когда якобы на охоту ходит. Как, говоришь, его по-вашему величать? Энки?

– А чего ж тогда Ратибору не сдал, коли пронюхал? – Не дожидаясь ответа, Лис резко развернул к себе зеркало. – А ты почему молчал, что тебя раскрыли, негодяй ты этакий?!

– Дык Весьмир обещал, что никому не скажет. – Энхэ сперва ляпнул, не подумав, а потом, опомнившись, поклонился княжичу. – Не вели казнить!

– Не «дыкай» мне тут. Что за пакостные дивьи словечки?

– Виноват, привычка…

Лис навис над зеркалом, и Энхэ тотчас же отпрянул. «Боится» – эта мысль оказалась неожиданно приятной. Ладно враги, они и должны бояться. Но соратники? Неужели он становится похожим на Кощея? Княжич помотал головой, прогоняя пугающую мысль, и рявкнул:

– Докладывай! Что там у вас?

– Дык я и говорю… – Энхэ, опомнившись, закашлялся и тут же поправился. – Новости у нас, княжич, – закачаешься. Царица Голуба померла.

– Как это померла? – побледнел Весьмир.

– А вот. Говорят, оступилась, упала с лестницы и сломала шею лебяжью. Царь плачет-убивается, ставни велел позакрывать, чтобы света белого не видеть. Слухи разные ходят. Поговаривают даже, что навьи убийцы во дворец пробрались. Хотели царя убить, да царица подвернулась.

– Это же не ты сделал, надеюсь?

– Без приказа я бы не посмел.

– Хм… – Весьмир вскочил, прошёлся по шатру взад-вперёд, взъерошил свои мышиного цвета волосы. – Ратибор Голубу никогда не любил. Изменял ей направо и налево. Бывало, и поколачивал. Я много лет во дворце провёл – уж мне ли не знать. Яснозор, ты уверен, что ей не помогли упасть свои же?

– Того не ведаю. Сложно стало во дворец пробраться. Столица – моя вотчина, а в палатах нынче Мрак всем заправляет. Знаю только, что в последнее время царь с царицей часто ругались и спорили.

– О чём? – Лис покосился на Весьмира и бросил через плечо: – Сядь, неугомонный. Ишь, топает за спиной, с мысли сбивает…

Чародей, на удивление, послушался, даже зубоскалить не стал.

А Энхэ придвинулся ближе к зеркалу:

– Ходят слухи, что в своих ссорах они упоминали Индрик-зверя и какой-то подгорный лаз. Но я думал, что Индрик – это сказки.

– Не сказки… – вздохнул Весьмир. – Просто его в нашем мире давно не видывали. Ты уж будь добр, разузнай, что за дела у Ратибора с Индриком. Это может быть важно.

– А ты мне не указывай, дивья рожа! – оскалился Энхэ. – Вот княжич велит, тогда разузнаю. – И смущённо добавил: – Простите, давно хотел это сказать, а тут случай подходящий выдался. Обрыдло мне за столько лет дивьим людям в ножки кланяться…

– Всё правильно говоришь, – кивнул Лис. – Но про Индрика всё же разузнай. Не нравится мне это.

– Теперь без Голубы Ратибор ещё пуще лютовать начнёт. – Весьмир сокрушённо цокнул языком.

– Ой, можно подумать, она его сдерживала! – дёрнул плечом княжич. Он хорошо помнил царицу. Видел её, когда летал в Светелград в вороньем обличье. Тихая, с тонкими прозрачными руками, бледной кожей и с синевой под глазами – она производила впечатление несчастной, замученной женщины. Вряд ли Ратибор прислушивался хоть к единому её слову.

– Влияния она, конечно, не имела. Но порой, знаешь ли, достаточно и присутствия. Ратибор – сволочь, это всем понятно. Но даже самый отпетый злодей не сразу таковым становится. Не веришь? Когда-то даже папенька твой был дитём неразумным и пелёнки пачкал. Или, думаешь, он сразу негодяем уродился? Как бы не так. Злодей – он как бутон ядовитого цветка. Раскрывается постепенно, лепесток за лепестком. Смерть царицы может подтолкнуть Ратибора к самому краю. Нужно немедленно действовать, пока он не натворил ещё больших бед.

– Да ты никак поэтом решил заделаться? – усмехнулся Лис. – Ну и сравнения у тебя… скажешь тоже! В остальном – согласен. Моё чутьё подсказывает, что волчонку с таким папашей долго не протянуть. Кстати, а где он сейчас? Всё ещё на передовой? По нашему навету за ним должны бы стражу отправить. Получается, у нас есть запас времени, пока те доедут, пока схватят, пока сопроводят в Светелград…

– Ах, если бы… – вздохнул Энхэ. – Как я уже говорил господину советнику, царевич Радосвет сидит в темнице. Но его отправили туда раньше, чем я сообщил о мнимом предательстве. Царь его сам вызвал. Посчитал, что царевич собирается его убить.

– Как интересно! Может статься, волчонок не такой беззубый, каким его представляет Весьмир? – хохотнул Лис. – И на чём же он погорел?

– Да ни на чём. Просто царь сбрендил. Я серьёзно. Теперь это ясно как день.

– А я говорил! – Дивий чародей, конечно же, не мог промолчать.

Лис поморщился:

– Подумаешь, разок правду сказал – для разнообразия. Чего теперь раскудахтался, не понимаю?

– Выходит, всё хорошо совпало, и Ратибор заглотил нашу наживку с бессмертием в баночке? – Май выглядел довольным.

– Слопал как миленький! – заулыбался в ответ Энхэ. – И на выкуп согласился. Не сразу, конечно. Сперва наорал, ногами затопал, выгнал всех, а потом, охолонув, вызвал меня и поинтересовался, сколько там хотят за того Весьмира, пропади он пропадом.

– Отлично! – Май потёр руки. – Теперь можно засылать птичку-весточку. Сундук серебра и сундук молодильных яблок, думаю, будет в самый раз – не слишком много и не слишком мало. А, и ещё воз зерна. Раздадим тем, кто кормильцев потерял.

– А с чего вы взяли, что царь на этот обмен самолично явится? – Лис присел, сложив руки под подбородком. Между бровями залегла складка – знак глубокой задумчивости. – Или это будет условием обмена?

– Нет, что ты! Если сказать прямо, он почует подвох и не придёт. Помни, мы имеем дело с безумцем. Наоборот, нужно поставить условие, что говорить будем только с царевичем. Тогда Ратибор не сможет его казнить до обмена. Но беседу ни за что не пропустит. Под личиной, конечно, но явится. – Май всё больше воодушевлялся. Глаза горели, ноздри раздувались от предвкушения. Похоже, советнику всё это время не хватало острых ощущений. Не зря же он всякий раз на войну просился. Ну и хорошо – нашлось и для него опасное дельце, чтобы мхом не зарос.

– Энхэ, тогда твоя задача – узнать, под какой личиной явится царь.

– Ох, княжич… Дык непросто это будет.

– Мои приказы – не обсуждать, а выполнять! – Лис снова почувствовал, как в душе разгорается гнев. – Разбаловала тебя Дивь, научила господину перечить.

– Простите великодушно… – Энхэ опустил взгляд. – Есть выполнять.

По взмаху руки княжича изображение в зеркале погасло, и только тогда Май вступился:

– Ну что ты пристал к парню? Зашпынял совсем.

– Слишком уж он на дивьего похож, – буркнул Лис. – А дивьи – все сволочи. Весьмир, не криви рожу. Ты-то уж точно подлец первостатейный.

– Говори что хочешь, – пожал тот плечами. – Слова не беда, как с гуся вода. Отряхнусь – и дальше пойду. Когда Ратибора одолеем, можешь меня снова в колдовской круг вызвать. И тогда уж я поддаваться не стану.

– Непременно вызову. – Лис потянулся так, что аж плечо хрустнуло. – Ой, засиделся я с вами, с ног валюсь. Пойду посплю. А вы пока отправляйте Ратибору птичку.

Не сказав больше ни слова, даже не ответив на пожелания доброй ночи, он встал и вышел из шатра.

Ночной морозец охладил горячую голову, но мысли всё равно играли в чехарду. Княжич хватался то за одну, то за другую, но только больше запутывался. Тревога, злость, предвкушение скорой мести, желание куда-то бежать и немедленно действовать – всё смешалось в единый ком, жгучий и холодный. Лиса аж замутило от охвативших его чувств.

– Да что за ерунда творится?! – зло выплюнул он, хватаясь за сердце. Перед глазами колыхалось кровавое марево, всё плыло и кружилось. Схватившись рукой за коновязь, Лис огляделся в поисках злых чар и врагов, которые их наводят, но заметил только Марену.

– Плохо? – Она сочувственно погладила его по плечу. – Дыши, голубчик, дыши. Это всё чувства. Их становится слишком много для твоего бессмертного сердца.

– Оно превратится в лёд? Как у Кощея? – Лис со свистом втянул сквозь зубы морозный воздух. Челюсть тут же заломило, как от колодезной воды.

– Непременно. Однажды. Но не сейчас. Ты меня позвать собирался?

– А ты опять мысли читаешь? Обещала же, что не будешь!

– Я случайно. Так зачем звал? – Марена обняла его со спины, и дышать вдруг стало легче.

– Про царицу Голубу хотел узнать. Правда ли, что она померла?

– Правда. Чистая, как этот снег, – промурлыкала Марена ему на ухо.

– А с ней нельзя того… ну, увидеться? Мне бы расспросить её кое о чём.

Несмотря на ночной холод, на висках у Лиса выступил пот. Дурнота никак не хотела выпускать его из своих липких пальцев.

Смерть перебирала его волосы.

– А не много ли хочешь, суженый? Голуба – моя!

– Да я же не отбираю.

– Нет, вы только посмотрите на этого негодяя! – Она уже явно веселилась. – К нему невеста пришла, нет бы порадоваться. А ему, вишь, царицу подавай!

– Рена, я серьёзно. Это возможно или нет? Как упырицу сделать, я и сам знаю, но для этого тело нужно. И призрака просто так не призовёшь: нужно место смерти или дом родной – кто к чему привязан. Без твоей помощи не обойтись.

– Поцелуй меня, тогда помогу! – У Марены сегодня было игривое настроение.

– А разве это… – Лис хотел сказать «не опасно?», но осёкся, подумав, что на такие слова Смерть может обидеться.

Та поняла заминку по-своему и рассмеялась:

– Ну и ну! Неужто я тебя смутила? Как других девок целовать, так он первый, а как невесту – так вдруг о приличиях вспомнил?

Лис фыркнул:

– Ещё чего!

И, развернувшись, приник к её губам.

Сердце как будто остановилось – наверное, всего на миг, но он показался Лису вечностью, – а потом зачастило с новой силой. И дурнота прошла, как не бывало. Круговерть чувств улеглась, в голове прояснилось. «Как у пьяницы на морозе», – подумал Лис. Ничего похожего на любовный жар – поцелуй со Смертью больше напоминал колдовской ритуал. Когда они отстранились друг от друга, разомкнув объятия, Лис почувствовал облегчение.

– А я говорила, что могу быть целительной, – усмехнулась Марена. – Как яд, который принимают в малых дозах.

Лиса вдруг осенило:

– Значит, так ты забираешь людские жизни?

– И так тоже. Но тебе нечего опасаться, ты-то бессмертный.

Почему-то ему казалось, что Смерть лукавит. Но Лис был благодарен: ему и впрямь стало легче. А если от этого поцелуя умерла какая-то частичка его души – не жалко. Скорее всего, это была какая-то бестолковая её часть. Намного легче жить, когда тебя не терзают чувства, которые уже не способно вместить каменеющее бессмертное сердце. Пожалуй, стоит ещё раз поцеловать Рену. Не сейчас, а когда целительный яд снова понадобится.

– Теперь я могу встретиться с царицей Голубой? – деловито уточнил он.

– Да, теперь ты достаточно не-жив для того, чтобы отправиться со мной туда, куда живым путь заказан.

Смерть протянула руку.

– В пещеру? – Видя её недоумение, Лис пояснил: – Ну, помнишь? Где мы были, когда меня пытались отравить и когда Весьмир отрезал мне голову?

– О, нет. Это было твоё место. А теперь мы отправимся к самому порогу. Не бойся, идём.

И Лис вложил свою руку в протянутую ладонь. Немного поморщился, когда Смерть слишком больно сжала его пальцы. Моргнул – и оказался в лесу, какого не могло быть ни в Нави, ни в Диви и уж тем более в Дивнозёрье. На Дорогу Снов тоже было не похоже, хотя вокруг колыхался туман. Здесь не пели птицы, не порскали звери. На одном дереве Лис заметил пустую клетку с разорванными прутьями и подумал: не хотел бы он встретиться с тем, что оттуда выбралось. От клетки пахло кровью и гнилой плотью.

В тот же миг чёрные искривлённые деревья проснулись, угрожающе заскрипев, протянули к нему свои сучья, коснулись одежды – и в ужасе отпрянули. Лис был под защитой. Не выпуская онемевшей руки, Смерть вела его за собой по одной ей заметной тропке. Лис сперва не понял, чем Рена освещает им путь в непроглядной мгле. Её вторая рука сжимала серп, а не фонарь. Потом он догадался: свет исходил прямо из глаз Смерти. И, кажется, сейчас лучше было не пытаться заглянуть ей в лицо – если не хочешь, чтобы в волосах до срока появилась седина…

Лес впереди как будто густел, и Лис уже хотел спросить, как пройти через бурелом. Но, подойдя ближе, понял, что зрение его обмануло. То, что он принял за ветки, оказалось густым сплетением шерстяных нитей.

– Это что за паучье логово? – хохотнул он, пытаясь смехом заглушить страх.

– Догадайся. Ты же умный мальчик. Колдун как-никак.

Княжич присмотрелся к натянутым нитям. Не все, но большинство были чёрными и словно порченными молью. Такую тронешь – в руке останется лишь труха. Некоторые, впрочем, сохранили остатки былого цвета. Когда-то они были синими, красными, жёлтыми, пока не подкралась неизбежная чернота. Теперь Лис разглядел и обрывки, повсюду свисающие с сучьев, и наконец догадался:

– Это же Нитяной лес! А нити – человеческие жизни, да?

– Изнанка Нитяного леса, – со вздохом поправила Марена. – Туда, где плетутся судьбы, мне ходу нет. Но здесь – я хозяйка. И сколько бы ни старалась рукодельница-сестрица, каждую её нить однажды найдёт мой серп.

Сказано это было не то со злорадством, не то с обидой. Лис решил не уточнять. Если Рена разгневается на глупые вопросы, не видать ему Голубы, как своих ушей без зеркала.

– А где царица?

– Какой ты торопливый. Подожди. В царстве Смерти спешка уже ни к чему.

Марена тихонько запела – на языке, которого Лис не знал. Но так горько и безнадёжно стало от этой песни, что на глаза навернулись слёзы.

Спустя некоторое время вдалеке между деревьев показался силуэт. Голуба пришла на зов. На ней был белый саван. Из глубокой раны на голове сочилась кровь, заливая правый глаз, щёку, шею и посмертную одёжу, но царица этого будто не замечала – даже не пыталась утереться.

– Я здесь… – Её слабый голос напоминал шелест осенней листвы под ногами.

Смерть подтолкнула Лиса в спину:

– Спрашивай, что хотел. Но помни – времени мало. Поэтому отбрось церемонии, здесь их всё равно никто не оценит. Передо мной все равны.

Но Лис не смог себя пересилить, всё-таки поклонился царице, чем, похоже, немало её удивил.

– Скажи, Голуба, твоя кончина была случайностью или всё произошло по злому умыслу?

– Случайностью… – эхом повторил призрак, и лес, ожив, подхватил: «Чайностью… чайностью…»

– Ты действительно оступилась и упала с лестницы? – Княжич не мог избавиться от подозрений, и не зря.

– Меня столкнул муж мой, Ратибор.

«Ратибор… Ратибор…» – ввинчивался в уши зловещий шёпот.

– Вы повздорили?

Царица подняла взгляд – в её глазах не было зрачков, только бельма.

– Муж мой подумал, что я его предала. («Предала… предала…») Но это неправда! («Неправда… правда… неправда…»)

Тут мнения лесных пересмешников, кем бы они ни были, разделились, и Лис решил уточнить:

– Из-за чего разозлился царь? И как это связано с Индрик-зверем? Связано ведь?

Царица кивнула:

– По воле Ратибора я призвала Индрик-зверя и попросила его помочь Диви победить – прокопать в горе лаз, сквозь который наше войско сможет пройти в Навь и ударить с тыла.

– И он прокопал? – Княжич содрогнулся. Никто из навьих разведчиков не докладывал о горных работах. Вели бы их люди – были бы шум, взрывы. А Индрик, по легенде, умеет договариваться с камнями, чтобы те сами расступались. Не зря же его величают хозяином земных недр.

– Ратибор решил, что Индрик копает слишком медленно, и захотел самолично поторопить его. Я напомнила, что зверь ненавидит мужчин. Но Ратибор не поверил. Стал кричать, что я что-то скрываю, лгу. А потом толкнул. – Голуба вдруг улыбнулась, вокруг её глаз появились смешливые морщинки – единственная живая черта на бледном лице. – Почему ты так печален, незнакомец? Тебе жаль меня?

– Немного, – буркнул Лис.

По правде говоря, из-за горного лаза он переживал больше. А с царицей – да, вышло несправедливо. Но такова жизнь. Которая та ещё сволочь, если подумать!

– Не печалься. Я наконец-то избавлена от постылого мужа – и свободна.

«Свободна… свободна…» – зашелестел лес.

Голуба возвысила голос, перекрикивая зловещее эхо:

– Ничего не бойся – однажды и ты станешь свободен от всех данных клятв и родственных уз!

С материнской заботой она погладила Лиса по щеке (касание было похоже на лёгкое дуновение ветерка) и исчезла.

– О, это вряд ли… – криво усмехнувшись, Лис покосился на Марену.

Его узы были слишком крепки.