Текст книги "Освоение ума. Общая основа науки и духовности"

В эпоху Возрождения Западной цивилизации неявное знание можно было черпать из разных источников. Астрологи утверждали, что способны узнавать будущее по звездам. Древние обычаи указывали наилучшее время для посева злаков. Но Библия была основным текстом, к которому обращались в поиске скрытого знания – ответов на великие метафизические вопросы. В этом собрании историй, записанных или переданных со слов иудейских пророков, Иисуса и апостолов, которые утверждали, что вдохновлены Богом, предложено объяснение природы и происхождения Вселенной, а также места людей в ней. Для обычного христианина слово Бога обладало наивысшим авторитетом. Это убеждение было настолько сильным и широко распространенным, что те, кто сомневался в нем, могли предстать перед инквизицией, где их ожидали отлучение от церкви, тюрьма, пытки или казнь.

Однако с XV до середины XVII века свежие идеи, пришедшие с арабского Востока, и вновь открытые греческие воззрения шаг за шагом преобразовали все стороны европейской культуры, не исключая и религию. Философия и искусство устремились к новым, более светским горизонтам. Поскольку на смену монастырям как центрам обучения пришли университеты, образование также постепенно отделилось от церкви. Коммерция вытеснила феодализм, были открыты новые континенты, города-государства и нации обрели власть, в то время как средневековые теократии и монархии свое влияние утрачивали. Даже идеи, бросающие вызов Библии, стали понемногу проникать в умы. Но самым важным детищем европейского Возрождения оказалась наука.

Обычно мы представляем науку как упорядоченный процесс исследования, при котором теорию необходимо подтверждать экспериментом. Вдохновение важно, но, как сказал Томас Эдисон, гений – это 99 % пота. Наука – тяжкий труд по созданию новых приборов, проведению экспериментов и их математической обработке. Современное понятие науки воплощается в научном методе, который определяют как «принципы и приемы систематического поиска знаний, включая выявление и формулировку задач, сбор данных посредством наблюдения и эксперимента, а также выдвижение и проверку гипотез»[11]11
  Webster’s Ninth New Collegiate Dictionary, 3-е изд., статья «Scientific method» («Научный метод»).


[Закрыть].

В идеале после того, как теория предложена и собраны убедительные доказательства, сам инициатор или научная группа публикует свои выводы в научном журнале. Это запускает процесс взаимного рецензирования, когда другие ученые тщательно изучают и обсуждают исходную работу, пытаются воспроизвести ее результаты. После того, как все возможные проверки успешно пройдены, новая теория принимается, но лишь условно, ведь все время появляются еще более новые теории, бросающие вызов старым. Физик Ричард Фейнман описал идеальный процесс научного исследования: «Экспериментаторы усерднее всего ведут поиск там, где вероятнее всего найти опровержение наших теорий. Другими словами, мы стараемся как можно скорее опровергать самих себя, ибо это единственный путь прогресса»[12]12
  Richard Feynman, The Character of Physical Law (Cambridge, Mass.: MIT Press, 1983), 158. [Цит. по: Ричард Фейнман, «Характер физических законов», изд. 2, испр. Пер. В. Голышева, Э. Наппельбаума. М., Наука, 1987. – Прим. перев.]


[Закрыть].

Но наука эпохи Возрождения не вышла из лона в своей зрелой форме и с руководством по научному методу в руке. Сегодня наука воспринимается как антитеза религии – факты, доказанные экспериментально, противопоставляются верованиям, слепо принятым со ссылкой на авторитет. Однако представить себе науку эпохи Возрождения, развивающуюся в полном отрыве от религии, невозможно. На самом деле наука – продукт глубоко религиозного общества. Пионеры науки – такие как Коперник, Декарт, Галилей и Ньютон – были верующими христианами. Многие из основополагающих идей науки можно обнаружить в трудах святого Фомы Аквинского (1225–1274), объединившего древнегреческую философию Аристотеля с христианской мыслью. Таким образом, в начале своего пути наука неизбежно развивалась в христианском ключе. Затем, по мере того как она набиралась сил и ее теории и эксперименты стали приносить надежные практические плоды, между учеными и церковными властями завязался диалог, зачастую политический по своей природе – осторожный танец взаимных уступок. Многое было поставлено на карту.

В ходе этих взаимодействий церкви постепенно пришлось смягчить свое противодействие науке – до такой степени, что к ХХ веку абсолютным авторитетом в вопросах устройства действительности для многих людей стала наука, а не религия. Но вместе с тем от идей, заимствованных из христианского богословия, научное мышление полностью не избавилось. Они оказались слишком глубоко укоренены. Как следствие, общепризнанный взгляд на науку на Западе основан на открытиях, сделанных научным методом, но пропитанных неявными христианскими воззрениями на природу. Эта точка зрения возникла из набора метафизических предположений, лежащих в основе науки, и в них сегодня верят многие ученые, – собирательно они называются научным материализмом.

Философия научного материализма в своей полноте сложилась только в XIX веке и представляет собой одно из возможных толкований науки. Она основана на пяти принципах. Говоря коротко, первый и самый главный – это объективизм, он утверждает, что единственная действительность, имеющая значение, существует «снаружи», за пределами нашего разума, это все объекты, которые мы воспринимаем как материальную Вселенную. Далее метафизический реализм – вера в то, что объективную Вселенную можно познать субъективным человеческим разумом. Объективизм и метафизический реализм дополнительно уточнил принцип замкнутости. Согласно ему только материальные воздействия способны повлиять на любой аспект природного мира, иное исключено. В-четвертых, принцип универсализма утверждает, что эти правила действуют повсюду – они одинаковы во всех уголках Вселенной, будь то ядро клетки или центр звезды. И, наконец, физический редукционизм сводит всю природу к материальным сущностям и взаимодействиям. Материалистический взгляд на действительность объединил эти пять принципов и появился на свет как случайное дитя христианства и науки.

Если помнить о христианских корнях науки, неудивительно, сколь сильно на нее повлияла Библия. Книга Бытия начинается словами: «В начале сотворил Бог небо и землю». В последующие дни Бог породил физический мир, затем населил его животными, и только на шестой, последний день работы над своим Творением Он создал род человеческий. И сотворил Бог людей «по образу и подобию Своему». Позже, когда Адам вкусил от древа познания, этот образ оказался запятнан – произошло отпадение людей от Божьей благодати. Это каноническая отправная точка для иудаизма и христианства, но науку тоже можно проследить до этого первоисточника.

Учитывая эти основополагающие представления о природе и происхождении Вселенной, пионеры науки, что совершенно естественно, ставили своей главной задачей применять человеческий разум (сотворенный по образу божественного), чтобы постичь реальный, объективный мир, созданный Богом небесным «извне». В частности, поскольку Бог еще и «управлял» Вселенной, ученые стремились понять «законы» природы, Им установленные. Это заложило основу для объективизма, утверждающего, что существует независимая, объективная действительность вне нашего ума, за пределами наших мыслей, и именно ее наука стремится понять. Цель в том, чтобы постичь мир материального, называемый Вселенной. Идет ли речь о химии клеток, силах субатомных частиц или далеких галактиках, все эти явления существуют «где-то там» за пределами наших внутренних, субъективных мыслей и чувств – точно так же, как астрономы эпохи Возрождения мыслили себе небеса. Объективизм – главный принцип научного материализма.

Это кажется таким естественным, правда? Будь то физика, химия или биология, чтобы понять, как устроена Вселенная, исследования проводятся на материальных объектах – атомах, химических соединениях или клетках. Представляя ученых в белых халатах, колдующих над своими приборами и погруженных в расчеты, мы предполагаем, что они без устали пытаются разгадать загадки физического бытия. Однако такое мировоззрение, такой образ мышления – мы называем его объективизмом – в действительности не более «естественен», чем предсказание будущего по чайным листьям. Он уходит корнями в Библию и кажется очевидным только потому, что взгляд этот глубоко укоренился в сознании. Если бы вместо этого считалось, что Вселенная представляет собой единое целое, как это было в древнем Китае, то чтение чайных листьев (или, скорее, истолкование узоров из палочек или монет, как это делалось в системе гадания И-Цзин) казалось бы совершенно естественным занятием. Просто окинув взглядом разнообразные культуры и системы верований, мы поймем, что естественность во многом зависит от убеждений и подкрепления традицией – то есть это сила привычки.

Но что если чайные листья скажут: «Не верь чайному листу»? К чему приведет поиск объективной истины о «царстве Божьем», если полученные экспериментальные результаты отличаются от верований, каких придерживаются «представители Бога» – религиозные авторитеты? Сложилось так, что в поисках понимания, близкого к божественному, ученые-первопроходцы пришли к выводам, которые противоречили бережно лелеемым и официально признанным воззрениям пап и кардиналов. Эти верования правили бал, и служители церкви были готовы на всё, чтобы защитить их. Выводы из научных экспериментов, спланированных, чтобы постичь ум Бога, могли быть истолкованы как ересь.

Главнейшей наукой стала астрономия, находившаяся под сильным влиянием библейской космологии, поскольку изначальная цель науки заключалась в том, чтобы понять Вселенную «снаружи». Первые астрономы изучали небеса. Они принялись исследовать движение звезд и планет, надеясь тем самым понять Творение Бога. Астрономы вознамерились взглянуть на Вселенную с точки зрения Бога и для этого использовали «бес– пристрастное» техническое средство – нечто независимое от грешного человеческого тела: телескоп.

До эпохи Возрождения в астрономии царила геоцентрическая модель Птолемея, полностью соответствующая Библии. Суть ее сводится к тому, что все планеты движутся по круговым орбитам вокруг Земли. Хитроумные и изощренные объяснения с использованием эпициклов (кругов в кругах) в большей или меньшей степени соответствовали наблюдаемым орбитам планет. (Если смотреть с Земли, которая, как известно, просто еще одна планета, вращающаяся вокруг Солнца, а не центр Солнечной системы, наблюдаемое движение других планет будет сложным и криволинейным, а не простым круговым.) Однако со временем попытки рассчитать движения планет по модели Птолемея делались все безнадежнее. Когда новые наблюдения отклонялись от теории, приходилось изобретать всё новые и новые усложненные эпициклы. Модель просто перестала работать.

В начале XVII века Коперник в поисках более точного метода предложил идею гелиоцентрической системы: теперь не Земля, а Солнце оставалось в покое, а Вселенная двигалась вокруг него. Эта модель объясняла проще движение планет, их расположение в Солнечной системе и расстояние от светила. По сути, она вводила в науку взгляд на Вселенную «глазами Бога», хотя в этом случае это был скорее взгляд на Вселенную «глазами Солнца». Коперник рассудил, что, окажись вы на Солнце, воспринимали бы движение планет относительно друг друга вот так: Солнце, подобно Богу, находится в полной неподвижности, а мы на Земле вращаемся вокруг него. В конце концов, сам Бог смотрит на Вселенную с более объективной точки зрения – не с Земли, а с небес. Неожиданно, «богоподобная» объективность заместила самодовольное человеческое представление о своей важности – субъективную значимость. Вот так взгляды Коперника усилили идеал объективизма. Мало того, что ученый должен изучать исключительно объекты во Вселенной, но требовалось еще и устранить сами субъективные искажения, вытекающие из несовершенства и ограниченности человеческой природы.

И все же осталась неувязка. Земля, юдоль греха, войны и мора, оказалась на небесах – так можно истолковать гелиоцентрическую теорию. Такая версия противоречила буквальной трактовке Библии. Вплоть до своей смерти в 1543 году Коперник не обнародовал свою работу и избежал трений с церковью из-за того, что его теория могла быть трактована как еретическая. Как служитель церкви (с докторской степенью по церковному праву) Коперник определенно осознавал противоречия между его теорией и теологией. По этой причине он отложил публикацию на тридцать шесть лет. Галилей же, создавший первый телескоп для астрономических наблюдений, напротив, выступал страстным защитником гелиоцентрической модели и угодил в серьезные неприятности с властями.

В 1616 году Церковь объявила теорию Коперника ересью. Вслед за этим Галилей как наиболее ярый и красноречивый ее сторонник предстал перед инквизицией в Риме и был принужден отречься от веры в модель Коперника. Он публично признал объяснение церковного служителя – кардинала Беллармина о том, что гелиоцентрическая модель лишь упрощает астрономические вычисления, но не отражает действительность. Модель Коперника была официально низведена до полезного приема для расчета геометрии орбит, не более того. Это был тяжелый удар для Галилея. Понадобилось несколько лет, прежде чем он набрался смелости вновь вступить в публичные дебаты по астрономическим вопросам. История Галилея показывает способность католической церкви тех времен подстраивать под себя научные выводы – по крайней мере, в общественном поле. Самые важные сочинения Галилея по астрономии оставались в Индексе запрещенных книг до 1835 года (вместе с сочинениями Коперника и Кеплера, усовершенствовавшего гелиоцентрическую модель). С полным принятием объективизма пришлось повременить.

Галилей был величайшим научным гением своей эпохи. Как и Платон с Августином до него, он полагал, что Бог управляет миром посредством чисел. Математика была божественным языком. Вот как сам он изложил эту мысль:

Философия написана в величественной Книге (я имею в виду Вселенную), которая постоянно открыта нашему взору, но понять ее может лишь тот, кто сначала научится постигать ее язык и толковать знаки, которыми она начертана. Написана же она на языке математики, и знаки ее – треугольники, круги и другие геометрические фигуры, без которых человек не смог бы понять в ней ни единого слова…[13]13
  Galileo, Il saggiatore (The Assayer), 1623, цит. в: Discoveries and Opinions of Galileo, пер., Stillman Drake (New York: Knopf, 1957), 237–238. [Цит. по: Галилео Галилей, Пробирных дел мастер, пер. Ю. А. Данилова. М. Наука, 1987, с. 41. – Прим. перев.]


[Закрыть]

И вновь, поскольку человек был сотворен по образу Божьему, ученые, расшифровывая мир на языке самого Бога – на языке математики, – предположительно могли бы раскрыть божественное мышление, творящее мир. Такая вера в математические основания Вселенной стала краеугольным камнем науки. Это ключевой элемент метафизического реализма – еще одного принципа научного материализма, утверждающего, что Вселенной правят идеи (подобные математике), лежащие за пределами органов чувств (или же превосходящие чувственное восприятие). Согласно этой системе взглядов, идеи внутренне присущи самой природе реальности; это то, к чему на самом деле сводится Вселенная. Хорошо известно, что различные биологические виды воспринимают одинаковые предметы по-разному. Также есть различия в том, как разные люди воспринимают одни и те же явления – например, цвета или звуки. Но каковы эти объекты в действительности – объективно и независимо от точки зрения любого из Божьих созданий?

Как и в случае с гравитацией, реальность явлений, выходящую за пределы непосредственного опыта, приходится либо выводить путем рассуждений, либо принять на веру, положившись на авторитет источника. Научная теория – трансцендентальная идея, стремящаяся объяснить действительность как она есть независимо от человеческого опыта и понятий. Опять-таки, истоки такого подхода можно отыскать в писаниях – в «великой книге», формировавшей умы европейцев до и во время эпохи Возрождения. Как сам Господь превосходит Вселенную, так и его божественный язык (а научные теории в значительной степени опирались на математику) позволяет умам ученых превосходить чувства и подлинно постигать действительность. Во многих случаях, опираясь на эту точку зрения, можно свести действительность к математической формуле.

Метафизический реализм выглядит таким же естественным, как и объективизм. Каждый имеет представление о геометрии и ее законах. С карандашом и бумагой или умножая в уме, любой сможет вычислить площадь плитки, чтобы замостить пол в ванной. Нет нужды полагаться на собственные органы чувств и измерять плитку за плиткой. Мы также способны подсчитать, сколько миль на галлон топлива удалось выжать из автомобиля за последнюю поездку или темпы роста своего бизнеса. В этих ситуациях знание о вещах полностью абстрактно. Никто никогда не видел и не держал в руках «милю на галлон» или «однопроцентное годовое увеличение прибыли». Тем не менее, и то, и другое совершенно естественная часть нашей повседневной действительности.

Разумеется, в эпоху Возрождения науку двигало не только любопытство светлых умов. Развивались торговые интересы, а это требовало усовершенствованных средств навигации, правительства же нуждались в улучшенной военной технике, чтобы защищать торговлю и расширять свои сферы влияния. По мере того как наука предоставляла такие возможности, доверие к ней росло и всё больше сдерживало церковь от осуждения науки, когда новая теория или открытие противоречили религиозному учению. На смену прежнему господству религии над научными идеями пришло хрупкое равновесие. Когда престиж науки вырос, к ней стали обращаться и сами богословы. Например, науку можно использовать, чтобы определить, было или не было некоторое событие чудом. Если какое-то явление не может быть объяснено научным законом, его можно объявить чудом. По мере того как научные знания расширялись, а роль Бога уменьшалась, о Творце вспоминали, лишь когда требовалось заполнить пробелы в научных знаниях, а с прогрессом науки их становилось все меньше и меньше.

На этом этапе развития, для того чтобы разрабатывать новые технологии и лучше разбираться в устройстве небес, требовалось точное знание законов движения. Капитану артиллерии нужно было рассчитать подходящий угол для своей пушки, чтобы уничтожить позиции противника. Допуская, что движение пушечных ядер и планет подчиняется одним и тем же законам, ведущие ученые, такие как Декарт, Лейбниц и Ньютон, сосредоточили свои усилия на поиске таких закономерностей. Чтобы двинуться вперед, нужно было выяснить, играют ли нефизические факторы какую-либо роль в движении объектов? Рене Декарт (1596–1650) был первым, кто сформулировал принцип замкнутости. Он утверждал, что в природе нет ничего, что нельзя было бы объяснить «чисто телесными причинами». Эта идея – еще один принцип научного материализма – отгораживала природу от любых нефизических влияний. Охваченные паникой солдаты не могли заставить ядра изменить свою траекторию, страстно этого желая или молясь. Да и демоны не способны ничего поджечь или сделать так, чтобы предметы летали по воздуху. Материю способна двигать только материя. Однако Декарт из осторожности допустил два исключения: библейские чудеса и человеческую душу, которая, по его мнению, способна воздействовать на тело. Но к тому времени влияние церкви уже заметно ослабло. Лейбниц, родившийся всего через четыре года после смерти Галилея (1642), уже смело рассуждал о том, что ум и душа никак не влияют на природу.

Исаак Ньютон считал, что физическая Вселенная состоит исключительно из инертной материи, которая создана и приведена в движение Богом, предписавшим ей свои законы. Будучи глубоко религиозным человеком, он утверждал, что взгляды Лейбница, описавшего Вселенную как полностью замкнутую на себя и закрытую для влияний духа, приведут к материализму и атеизму. Но вышло так, что сам Ньютон заложил основу для полностью механистической модели мироздания: возможно, Бог и привел Вселенную в движение, но чтобы продолжить существовать, она в нем больше не нуждается. Ученые, пришедшие на смену Ньютону, добавили к этой механистической модели веру в принципы универсализма – убеждение, что законы природы одинаковы в любом месте и в любое время, – и физического редукционизма, понятие о том, что природу можно свести к физическим объектам и их функциям, где каждый объект полностью изолирован от других и не имеет никаких связей, кроме тех, что предписаны законами природы (которые предписал сам Бог). Теперь стало возможно свести всё к материи, ее законам и свойствам.

В своих «Началах» (1687), трактате, который считается фундаментом классической физики, Ньютон сформулировал три известных закона движения. Они посвящены перемещению тел, выраженному через инерцию (тенденция предметов оставаться в покое или в движении до тех пор, пока на них не воздействует внешняя сила), изменение скорости и результат контакта двух тел (равенство действия и противодействия). Законы движения вылились в теорию всемирного тяготения Ньютона, которая более чем на два столетия придала невиданный импульс развитию науки. Система научных законов, опирающихся на открытия Ньютона, получила название классической физики. С ее помощью можно сконструировать полезные устройства, такие как самолеты и управляемые ракеты, или улучшить свои навыки игры в гольф.

В наши дни законы классической физики кажутся интуитивно понятными независимо от того, изучали ли вы их или нет. Самая известная упрощенная иллюстрация – аналогия с бильярдными шарами. Шар А бьет по шару В под углом Х со скоростью Y, это приводит к тому, что шар В движется в направлении D со скоростью Z. Все предельно механистично. Несмотря на то, что современная физика ушла далеко вперед от этой упрощенной модели, такой стиль причинно-следственного мышления по-прежнему определяет наш взгляд на мир и кажется частью здравого смысла. Даже атомы обычно рисуют в виде разнообразных конфигураций из крошечных шариков, напоминающих планетарные системы. Но идет ли речь об атомах, структуре и функциях механизмов, динамике погоды или компьютерных логических элементах, в представлении широкой публики «действительность» по своей природе механистична. Чтобы понять действительность, нужно разбить ее на составные части и изучить, как эти части взаимодействуют между собой с точки зрения причин и следствий: бильярдный шар А ударяет по шару В… – и так открывается истина.

Как и следовало ожидать, многие законы классической физики, построенные на фундаменте, заложенном Ньютоном и его современниками, прекрасно согласуются с пятью принципами научного материализма. Хотя Ньютон и его ранние последователи никогда не слышали о «научном материализме», они следовали некоторым его догматам. Они искали объективный взгляд на объективную Вселенную. Они открыли и математически сформулировали законы, которые вроде бы описывали сущность материальной Вселенной (метафизический реализм). Хотя Ньютон до некоторой степени верил в чудеса христианства, позднее ученые шаг за шагом отказались от этих убеждений и приняли принцип замкнутости, теоретически обоснованный Декартом. Законы классической науки стали считаться универсальными, и Вселенную свели к физическим объектам и их взаимодействиям (универсализм и физический редукционизм).