Текст книги "Лига Чистоты"

3

В этот вечер лекционный зал «Рирдон Смит» был заполнен уже к четверти восьмого. На потолке, над поднимающимися вверх рядами, была установлена целая батарея осветительных ламп, которые уже наполняли зал мягким теплом.

Магнусу было выделено место достаточно близко от сцены, рядом с известным литературным критиком, криволицым мужчиной с длинным подбородком и кожаными заплатами на локтях. Взгляд, брошенный на публику, заполнявшую зал, подтвердил его предположения. Известие о выступлении Гарта Скаммела привело сюда толпу его немытых последователей, которые расселись по рядам, как вороны на телеграфных проводах. Сзади него сидела массивная девица в брюках и свитере, усыпанном значками, возвещавшими «Че Гевара жив!», «Слава Мао!», «Ваша местная полиция вооружена и очень опасна!». В дальнем конце зала, среди колонок и телекамер, Магнус разглядел Уинтерса, шепчущегося с техниками. Он был без пиджака.

До начала оставалось две минуты. Шумный и душный зал теперь был забит до отказа. Магнус ослабил воротник и взглянул перед собой на нижние ряды. В центре, между бледной длинноволосой девицей и великим разрушителем Чаком Ортицем, он увидел Гарта Скаммела; чуть поодаль сидела Мэри Даннок, известный автор романов.

Вдруг его словно током пронзило. Казалось, весь зал вокруг затих. Майя, должно быть, проскользнула через боковую дверь, заняв крайнее место двумя рядами ниже. На ней был перламутрово-белый плащ, перетянутый поясом и застегнутый до подбородка: он удивился, как она может сидеть в нем в такой духоте. Длинные волосы ее были спрятаны под воротник, голову она держала прямо, положив руки между коленями – спокойная и в то же время напряженная поза. Еще на ней были темные очки.

Он уже был готов бежать вниз, чтобы заговорить с ней, но остановился. Она уже один раз обманула его, и самым последним делом было бы сейчас бежать к ней. Когда дискуссия закончится, будет легко изобразить случайную встречу, и то для того лишь, чтобы она объяснила свое поведение вчера вечером.

Когда Питер Платт вышел на сцену и занял место за столом перед микрофоном, раздался гром аплодисментов. На Первом Международном Кардиффском фестивале живого искусства началась дискуссия о цензуре.

Вступительная речь Платта продолжалась чуть больше восьми минут. Она представляла собой гневную тираду против несправедливости цензуры, закончившуюся восклицанием:

– Я говорю вам, всем тем, кто любит свободу, что пока остается хотя бы намек на цензуру в Великобритании, это может означать только одно: нам есть, чего стыдиться и скрывать в нашей стране!

Когда закончились аплодисменты, он поднял обе руки и воскликнул:

– Но мы согласны и поспорить. И мне кажется, что следующий оратор найдет много аргументов против сказанного мною. Я представляю вам одну из величайших писательниц, несравненную Мэри Даннок!

Гиканье и топот ног сопровождали мисс Даннок, пока она с достоинством поднималась на сцену. Она была одета в красивое, длинное, до пят, блестевшее под светом юпитеров платье; ее волосы, уложенные серебристыми локонами, обрамляли лицо с профилем принцессы из династии Бурбонов.

Нет, она тоже была против цензуры, особенно политической, но некоторые книги, которые читаешь в наше время… Они все о сексе и ни о чем другом, с первой страницы до последней (здесь последовали продолжительные аплодисменты). Если вы пишите книгу, в которой нет секса, вы не сможете ее продать. Раздались крики: «Слышали, слышали!» Мисс Даннок покраснела и продолжила еще более строго; вера в правильность своих утверждений возрастала в ней с каждой минутой, принимая характер вызова, обращенного к аудитории. Да, она была сторонницей секса в книгах – и писала очень много о сексе в свое время!

– Секс с королем Эдвардом, – закричал кто-то и загоготал. Этот смех был подхвачен всеми в зале и напоминал лай собак.

Мэри Даннок позволила им вволю повеселиться; затем она начала ратовать за возврат к романтической любви в литературе. Этот призыв вызвал еще большее веселье в зале. Но ее не так легко было вывести из себя. Ей до смерти надоели авторы, которые думают, что единственно возможные отношения между мужчиной и женщиной – грязная животная связь.

Платт вежливо прервал ее:

– Прекрасно, а что вы будете делать с авторами, описывающими эти грязные биологические подробности? Вы будете подвергать их сочинения цензуре?

– Я против любой цензуры, – сказала она, – но во всем должна быть какая-то мера.

После этих ее слов поднялся невообразимый шум. Но она продолжала:

– Должна быть найдена золотая середина между свободой и распущенностью.

Шум в зале перерос в какой-то стон, пока Платт не призвал аудиторию к порядку. Мисс Даннок совершенно не смутила такая реакция аудитории; хотя она и злилась, но твердо стояла на своем.

– В некоторых случаях люди требуют защиты!

Платт повернулся к ней и спросил, заранее торжествуя победу:

– Какие люди, мисс Даннок?

– Дети – впечатлительные юные создания. И не надо говорить мне, – закричала она с неожиданной горячностью, – что все это насилие и садизм по телевидению никак не влияет на них. Достаточно посмотреть на статистику преступлений. Вспомните об ужасных убийствах, о которых вы читали. О преступлениях, направленных против детей…

Платт позволил мисс Даннок развивать эту тему еще в течение пятнадцати минут. Когда она спустилась в зал, уже прошло более половины телевизионного времени и пока без происшествий.

Магнусу это уже начинало надоедать. Ему хотелось, чтобы все поскорее закончилось, хотелось выпить и поговорить с Майей. Он посмотрел вниз: она стояла к нему спиной, прямая как струна, выделяясь среди присутствующих. Платт тем временем объявил выступление Дика Полмана, хорошо известного своими документальными фильмами. Тот был многословен, о театре отозвался, как о вымирающем искусстве, заявил, что кино превратилось в обычное коммерческое предприятие, а художественная литература идет в макулатуру. Говорил он очень пространно и после пяти минут его выступления в аудитории начало расти недовольство.

Магнус опять взглянул вниз на Майю, которая, наконец, начала двигаться, достала что-то из кармана плаща; но это, конечно же, были сигареты. Он сел на место и посмотрел на часы. Телевизионное время компании «Уинтерс», слава Богу, подходило к концу. После того, как Полман покинул сцену, оставалось менее восьми минут. Платт пригласил на сцену Гарта Скаммела. Аплодисменты были оглушительными. Зрителям хотелось скандала и Гарт Скаммел по-видимому, собирался доставить им это удовольствие. Он вышел из-за спины Платта, снял свои темные очки, как будто готовясь к битве, собранный и осторожный, как кот.

– Жизнь есть смерть, с самого момента зачатия до трупного разложения! Они повторяют нам постоянно, что жизнь прекрасна. Они повторяют, что жизнь – это дар Божий, и рождение ребенка – самая замечательная вещь на земле. И вот молодой человек, только что закончивший военное училище, одетый с иголочки, весь прилизанный, берет автоматическую винтовку М-16, делающую двадцать выстрелов в секунду, и открывает огонь, а они продолжают говорить: «Какой чудесный малыш!»

Магнус зевнул и взглянул вниз; она была на прежнем месте. Он посмотрел по сторонам, телекамеры продолжали работать. Оставалось что-то около пяти минут. Скаммел тем временем продолжал:

– Всюду одна смерть, по радио, в кино, на телевидении! Бах! Бах! Человек убит и валяется в грязи, разорванный на куски, вопящий от боли, истекающий кровью…

Рядом с Магнусом какой-то лысый мужчина с черной бородой засмеялся, как маньяк. Скаммел повысил голос и уже почти закричал:

– Так что же, если можно смотреть «Смерть великого искупителя», то почему мы не можем смотреть на секс? Настоящий секс! Секс во всех подробностях, кричащий, вымазанный в грязи! Настоящий убойный секс! Трах-тарарах!

Он ударял кулаком по ладони руки, и вся его обтянутая черной кожей фигура извивалась вод юпитерами.

– И почему бы двоим из вас не совокупиться прямо здесь, на сцене?

Он выдержал театральную паузу, ухмыляясь в телекамеры, и какая-то крупная девица позади Магнуса закричала:

– Правильно, покажи нам настоящий трах, Гарт!

Зал одобрял Гарта, поднялся невообразимый шум и топот ног. Прошло около трех минут, пока Гарт смог продолжить свое выступление. Он завопил:

– Смерть, кровь – это признают нормальным и вполне приличным, а попробуйте показать роженицу, дико орущую, корчащуюся от боли и страха, так самый распоследний дворник начнет строчить письма в газеты или своему депутату…

Девица позади Магнуса перегнулась вперед и громко зашептала:

– Покажи нам настоящую страсть!

Магнус опять посмотрел на камеры. Все должно было вот-вот закончиться. Господи, подумал он, Уинтерс, должно быть, затаил дыхание, а Скаммел продолжал:

– Для этого у нас и существует цензура, чтобы защитить маленького человека, дворника, который не хочет ничего знать. Человека, который ненавидит правду о войне, о смерти, о сексе. А почему он ненавидит правду? Да потому, что боится ее!

В этот момент Магнус посмотрел в сторону и в проеме прикрытой занавеской двери увидел лицо. Он слышал, как Скаммел закричал:

– Цензура – это фашизм!

И даже в этой жаре, в зале, полном юпитеров, Магнус почувствовал, как холодок пробежал у него по спине. Человеком в проходе был плешивый коротышка Ян Штайнер; он стоял недалеко от Майи и смотрел на часы.

– Каждый раз, когда вы смотрите по телевидению паршивую рекламу, вы помогаете фашистам! Каждый раз, когда вы не доводите свою жену до оргазма, вы помогаете фашизму!

Штайнер удалился. Магнус увидел, что телевизионщики засуетились вокруг камер. Теперь уже оставались секунды. Скаммел продолжал им внушать:

– Единственная возможность разорвать этот порочный круг страха и запретов – это показать обывателю секс во всех его ужасных подробностях.

На секунду установилось напряженное молчание, разразившееся затем шквалом криков всего зала.

…Позже Магнус удивлялся тому, как это все было сделано. Майя выскользнула из своего кресла и поднялась на сцену до того, как Платт или Скаммел смогли понять, что же происходит. Камеры показывали всех троих. В следующее мгновение она расстегнула свой плащ, и он упал к ее ногам. Она была абсолютно голой; обнаженность особенно подчеркивалась черными очками и туфлями на высоких каблуках.

Она стояла лицом к камерам около трех секунд; ее соски, как бычьи глаза, выделялись на фоне великолепной груди, треугольник рыжих волос ярко выделялся на фоне незагорелого под бикини тела. Затем она повернулась, ее длинная спина и выпуклые ягодицы белели как мрамор под светом прожекторов. Медленно, с достоинством, она нагнулась и подняла свой плащ. Аудитория задохнулась от изумления и восхищения, а она тем временем соскочила со сцены, прошла по боковому проходу и исчезла за дверью, где секунду назад за занавеской прятался Штайнер.

Поднялся невообразимый гвалт. Платт бесполезно взывал к тишине, а Скаммел просто стоял, пытаясь определить, что было бы наиболее уместно предпринять в данной ситуации. Он не привык к таким выходкам во время своих выступлений.

Магнус на несколько секунд был выбит из колеи, но затем его начала волновать мысль, которая больше никого не волновала в этой аудитории. Он начал искать Майю. Ему потребовалось около десяти секунд, чтобы, грубо наступая на чужие ноги, пробраться к выходу.

Магнус слышал, как присутствовавшие в зале аплодировали, пока, хромая, он пробирался через два пролета входной лестницы к входной двери. Распахнув ее, Магнус выбежал на пыльную улицу. Примерно в ста шагах от него, под деревьями, стояла машина: ее дверца тут же захлопнулась, и мотор взревел. Это был, похоже, спортивный автомобиль, но Магнус не успел разглядеть, кто был за рулем, и было ли в машине два человека или один. Машина рванулась с места и скрылась из виду.

Медленно, превозмогая боль, Магнус побрел в зал. Позади него, у бокового входа, собралась небольшая группа людей. Кто-то выкрикивал:

– Что случилось? Куда она подевалась?

Молча пробивая себе дорогу среди толпившихся людей, он услышал, как кто-то закричал:

– Что это за парень?

Он поднялся по ступенькам обратно в зал.

Казалось, весь зал кричал. Юпитеры были выключены, но микрофоны по-прежнему работали. Платт призывал:

– Все в порядке! Это очень забавная выходка, и я уверен, что всем она понравилась, но теперь, пожалуйста, давайте дадим возможность людям выступить!..

Магнус взобрался наверх, где были установлены камеры. Техники разбирали оборудование. Он спросил:

– Где Уинтерс?

Один из них показал на главный выход.

Он нашел Уинтерса у главного входа. Стоя с главным оператором и двумя журналистами, Уинтерс закуривал.

– Привет, Магнус! – он устало улыбнулся. – Видишь, какие дела! Вот мы и устроили, наконец, стриптиз по телевидению. Я предполагал, что это должно было случиться. В конце концов, и живописи потребовалось какое-то время, чтобы это было принято. Кто был первым?

– Модильяни, – сказал Магнус, собираясь с духом. – Очень многим не нравилось тогда то, что он делал. Сколько ты заплатил ей?

Журналисты достали свои блокноты. Уинтерс криво усмехнулся.

– Чертовски много, старик. Но здесь нет ничьей вины. Мы все были очень заняты, ожидая сигнала к окончанию, – он улыбнулся грустно, – ты можешь доверять мне, она рассчитала все до секунды.

Он выбросил сигарету и посмотрел на Магнуса.

– Кто она такая, ты не знаешь?

Магнус уловил какую-то иронию в вопросе.

– Не имею ни малейшего представления, – ответил он. – А что, будет много проблем?

– Для меня или для старой, доброй «Би-Би-Си»? – Уинтерс уже разминал следующую сигарету.

– Нас наверное обругают, думаю, это не страшно, а вот блюстители нравственности на телевидении устроят переполох. – Магнус дал ему прикурить, и Уинтерс продолжал: – Мне кажется, все это было специально подстроено. Это не было экспромтом, девушка хорошо знала, что она собирается сделать, и какая девушка!

У выхода собиралось все больше людей. Шоу, похоже, закончилось само собой, потому что аудитория просто выдохлась. И даже Гарт Скаммел был не в состоянии превзойти устроенный спектакль.

Уинтерс сказал:

– Я думаю, будет лучше, если мы подождем официального заявления, – он беспомощно посмотрел на репортеров. – В данный момент я ничего не могу добавить.

Люди разбрелись. Уинтерс и Магнус направились к автостоянке.

– У тебя есть какие-нибудь соображения по поводу происшедшего? – спросил Уинтерс.

– У меня?

– Я просто размышляю. Но выглядит так, будто все подстроено. Может быть, это экстравагантная шутка. Или кто-то просто очень не любит «Би-Би-Си». Возможно, девушка – какая-нибудь непризнанная актриса или танцовщица. Такая может использовать любую возможность, чтобы попасть на телеэкран. И видит Бог, ей это удалось!

Они шли какое-то время молча. Если бы Магнус не видел плешивую голову Штайнера в дверном проеме буквально за несколько секунд до инцидента, он не придал бы случившемуся особого значения. Но появление мистера Яна Штайнера придавало всей истории какой-то зловещий смысл.

Он сказал Уинтерсу:

– Ты говорил о том, что это могло быть подстроено кем-нибудь, кто не любит «Би-Би-Си». Что заставило тебя предположить это?

Уинтерс пожал плечами:

– Это самый удобный предлог, чтобы отбросить телевидение на пять лет назад… В любом случае мне необходимо вернуться в офис и посмотреть, какова будет реакция. Только Господь Бог знает, как это используют жители Уэльса! Может быть, тебя подвезти?

– Спасибо. Я еще переговорю с Платтом и другими членами комитета фестиваля.

Магнус попрощался, испытывая необъяснимое чувство вины. Но даже если бы он рассказал Уинтерсу про Штайнера и девушку, это не принесло бы пользы. У него не было никаких доказательств, он даже не знал фамилии этой девушки. Единственно, в чем он был уверен, так это в том, что она не была девицей из дешевого стриптиз-бара. Она проделала все совершенно сознательно и очень усердно – хотелось бы знать, почему.

Город тем вечером был полон всевозможных самых нелепых слухов. Предполагали, что это была студенческая шутка или «выпад» конкурирующих каналов, или просто выходка Скаммела и его друзей. Позднее полиция сообщила, что было проведено некоторое расследование, но старший офицер не сказал ничего определенного. Зал «Рирдон Смит» был общественным местом, и этот случай мог стать толчком к нарушению спокойствия. Гражданские власти Кардиффа были более разговорчивыми. Высказывалось много предложений об отставках в фестивальном комитете, последовали угрозы о полной отставке руководства уэльсского отделения «Би-Би-Си», на которое обрушился настоящий шквал звонков с выражением протеста. Два местных депутата парламента заявили, что они собираются поднять этот вопрос в Палате общин; одна дама послала телеграмму лично премьер-министру; Питер Платт снял с себя всякую ответственность за происшедшее, находя при этом всю историю даже забавной.

Тем временем виновница переполоха, у которой всем хотелось взять интервью, бесследно исчезла. У Магнуса были собственные соображения насчет нее, но он держал их при себе. В тот вечер он пообедал один в отеле «Ройял», выпив бутылочку вина и три рюмки бренди. Когда он покинул ресторан, время приближалось к полуночи. Он хотел было спросить, не найдется ли в отеле комнаты на ночь, но потом передумал. У него возникло подозрение, почти уверенность, что ключ к разгадке событий двух последних безумных дней, кроется в этой дешевой маленькой гостинице по другую сторону железнодорожных путей.

Входная дверь в гостиницу опять была не заперта, над регистрационным столом горела та же тусклая лампа. На этот раз Том Мередит сидел на своем месте и читал книгу. Он посмотрел на постояльца потянулся назад, достал ключ и вручил его Магнусу. Пока он проделывал все это, их глаза встретились, секунд пять они глядели друг на друга. Магнус отметил, что у него были серо-голубые глаза, странно светящиеся, как у Склироса, глаза, только не такие живые и умные. Мередит принадлежал к другому типу – этакий головорез, которого можно было нанять на время и снова вызвать при срочной надобности.

Магнус крутил ключи в руке.

– Том Мередит, если я не ошибаюсь? Я видел вас, когда вы выступали в боксерском поединке за спортивный клуб «Риджент Парк».

– Да? – его глаза оставались бесстрастными.

– Вы тогда победили, – сказал Магнус.

И вдруг Мередит улыбнулся. У него были необыкновенно красивые белые зубы, она освещали его длинное лицо, и оно напоминало маску, которую надевают в день «всех святых».

– Да, мистер Оуэн.

Магнус кивнул и уже собирался повернуться, чтобы уйти, когда Мередит сказал:

– Я слышал сегодня кое-что произошло? Какая-то девушка устроила стриптиз прямо перед телекамерами? – улыбка оставалась у него на лице. – Железные нервы!

Магнус посмотрел на него, пожал плечами и сказал:

– Спокойной ночи, Мередит.

Мередит кивнул в ответ и опять уткнулся в свою книгу. Магнус успел прочитать ее название: «Британия на краю пропасти» Джона Остина Кейна. Он поднялся по лестнице, оглянулся и спросил:

– А как зажечь свет на лестнице?

– До конца коридора, налево. Вы не ошибетесь, – ответил Мередит. Он не поднял глаза от книги.

Магнус добрался до своей комнаты, закрыл дверь на ключ и забаррикадировался, просунув ножку стула под ручку. Некоторое время он лежал на кровати, у него кружилась голова от выпитого, мысли путались. Он начал дремать, и темнота рассеивалась: ему пригрезилась Майя, большегрудая, широкобедрая. Видение исчезло, он лежал и прислушивался к шуму воды в трубах и поездом в ночи, вспоминая девушку в темных очках, нагибающуюся во всей своей бесстыжей наготе, пока Питер Платт призывает публику к тишине. Наконец он погрузился в сон.

Магнус проснулся неожиданно. Какой-то злой голос кричал:

– Займись этим сама с собой!

Раздался взрыв смеха. Что-то с грохотом упало, и женский голос воскликнул, задыхаясь:

– О, мой дорогой, ради Бога!

Затем послышалось хихиканье, и первый голос закричал снова:

– Сэлли, детка, я тебя оттрахаю так, как никто никогда тебя не трахал!

Магнус сощурился и сел. Девушка игриво отвечала:

– Ты слишком пьян для того, чтобы трахаться, Чак!

Голоса раздавались уже рядом с его дверью. Послышались топот чьих-то ног и громкий голос Гарта Скаммела:

– Я пьяный! Я пьяный! Я перепил!

– Ты напился, малыш. Но ты по-прежнему прекрасен!

То был голос Берни Берлинера. Дверь в соседнюю комнату с треском распахнулась.

– Я пьян до беспамятства! – пропел Скаммел. – Кстати, как насчет музыки?

Дверь с таким же треском закрылась, но голоса и шум по-прежнему были слышны через стену, у которой стояла кровать Магнуса. Он посмотрел на часы: было почти половина третьего. Он думал о том, как бы поближе познакомиться с господами Берлинером, Скаммелом и компанией. Вдруг он услышал чьи-то шаги по коридору и громкий стук в соседнюю дверь. Затем знакомый голос спросил:

– Люди, вы знаете, который час?

В соседней комнате воцарилась тишина. Голос с сильным валлийским акцентом произнес:

– Вас слышно даже внизу!

В ответ послышалось какое-то бормотанье, и Мередит воскликнул:

– Что ты сказал? Повтори!

Магнус включил свет и вскочил с постели. Голоса в соседней комнате стали громче. Девушка выкрикнула:

– Эй, да все в порядке, оставьте нас в покое!

Магнус натянул брюки, засунул босые ноги в туфли, вытащил стул из-за дверной ручки и выскочил в коридор.

Высокая фигура Мередита закрывала освещенный вход в соседнюю комнату. Берни Берлинер, Гарт Скаммел и девушка с прической «конский хвост» стояли позади Чака Ортица, «великого разрушителя». Тот, в майке, стоял лицом к лицу с Мередитом, расправив широкие плечи, его глаза были красными.

Мередит обернулся и, увидев Магнуса, кивнул ему так, будто ожидал его прихода:

– Вы слышали здесь ужасный шум?

Магнус посмотрел на него:

– В этой гостинице очень тонкие стены. Я не мог не слышать.

– Конечно, вы слышали. – Мередит повернулся к Чаку Ортицу. – Похоже, вы хотите повторить то, что только что сказали?

– О, нет, забудьте об этом! – воскликнула девушка.

– Я не думаю, что могу что-либо забыть, – сказал Мередит, сжимая кулаки. Магнус знал, что Мередит уловил едкий, сладковатый запах, идущий из комнаты. Он не двигался с места.

– Вы только что обозвали меня ублюдком, – сказал он Чаку Ортицу.

– Забудьте об этом! – закричал Берлинер, его бледное нервное лицо показалось из-за плеча Ортица. Но Ортиц только отмахнулся от него и двинулся на Мередита.

– Не толкайся, забулдыга! Ну, мы немного пошумели. Ну, побеспокоили джентльмена из соседнего номера. Мы извиняемся! Так что давай сматывайся отсюда! У нас здесь леди, и ей не нравится, когда коридорные суют свой грязный нос в наши дела.

Мередит не двинулся с места.

– Кроме этой дамочки у вас есть еще кое-что. В комнате подозрительный запашок, не так ли?

– Что?

Мередит громко втянул носом запах и затем рассмеялся:

– Похоже, мальчики, вы травку покуриваете здесь втихаря?

– Что?

Они все придвинулись к нему. Чак Ортиц расправил свои могучие плечи, затем выдохнул и нанес сильный удар Мередиту в лицо. Удар сопровождался криком:

– Ах ты, паршивый ублюдок!

Мередит выдержал этот удар, голова его дернулась в сторону, он удержал равновесие, сделал шаг вперед, как бы оценивая силы Чака Ортица, и ударил его дважды, очень быстро, сначала правой рукой, а затем левой снизу. «Великий разрушитель» издал звук, похожий на мычание, и с грохотом рухнул. Девушка начала визжать, а Мередит сделал еще один шаг вперед, кулаки его были наготове.

Девушка опять завизжала:

– Ради Бога, остановитесь!

В этот момент Ортиц поднялся и попытался нанести Мередиту удар ногой в пах. Но в последнюю секунду Мередит отпрыгнул в сторону, схватил его ногу и резко крутанул ее. Ортиц завизжал, как женщина, грохнулся на живот и начал стонать.

Девушка двинулась на Мередита, протянув руки, чтобы остановить его. Он схватил ее за запястья и оттолкнул назад. Она кричала:

– Кто-нибудь, вызовите полицию, ради Бога. Он же просто сумасшедший!

– Я и вызову полицию, – сказал Мередит и подтолкнул ее к Берлинеру, который стоял, бледный, посреди комнаты.

Мередит повернулся к Магнусу:

– Вы чувствуете запах? Они здесь курили наркотики! В гостинице. В это невозможно поверить! Я иду за полицией прямо сейчас.

– Подождите!

Девушка выбежала снова, но Мередит уже быстро шел по коридору. Она повернулась к Магнусу, ее лицо было залито слезами и потеряло всякую привлекательность.

– Господи, он же сумасшедший. Мы не курили наркотики. Он просто безумный. Вы видели, что он только что сделал с Чаком?

Но Гарт Скаммел оттолкнул ее в сторону. Он пристально посмотрел на Магнуса из-под своих темных круглых очков:

– Какого черта вы делаете здесь, Оуэн? Вы тоже участвуете в этой игре?

Магнус посмотрел на него, не реагируя на его слова.

– Вы разбудили меня, мистер Скаммел. Вы очень шумели.

– Вы же видели, что случилось, – его голос звучал как-то жалобно, – заступитесь за нас.

Магнус кивнул:

– Да, я видел, что случилось. Я видел, как ваш друг ударил портье, и что портье ударил его в ответ. Правильно?

Он посмотрел вниз на Чака Ортица, который по-прежнему лежал, свернувшись калачиком на полу, прижимая покалеченную ногу.

Затем Берни Берлинер закричал:

– Эй, вы только посмотрите на это!

Он держал в руках пепельницу, полную окурков от сигарет.

– Перед нашим уходом этого здесь на было. А нас не было в номере со вчерашнего дня.

Он нагнулся к пепельнице и понюхал окурки.

– Боже, посмотрите, что эти мерзавцы нам подкинули!

Он подошел к остальным, держа пепельницу в вытянутой руке, как будто она могла взорваться.

– Это не наше. Мы не курили здесь наркотики.

Он посмотрел своими маленькими карими глазами на Магнуса и повторил с мольбой:

– Я говорю вам, мы не курили наркотики! Нас никого здесь не было со вчерашнего дня.

Магнус посмотрел в пепельницу и сказал:

– Так это наркотики?

– Господи, но это не наше!

– Тогда как это попало в вашу комнату?

Чак Ортиц пытался подняться на ноги, изо рта у него текла кровь. Девушка помогла ему добраться до ванной и открыла кран.

Скаммел, стоявший позади Берлинера, сказал Магнусу:

– Я не понимаю, что происходит на самом деле, но вы должны помочь нам. Пойдите и посмотрите, пошел ли он за полицией.

– Он действительно пошел за полицией, – тихо произнес Магнус. Берлинер посмотрел на него и кивнул, по-прежнему держа пепельницу в руках.

– Тогда нам надо побыстрей избавиться от этого, – сказал он, – это не наше, мы не оставляли эти окурки.

Он направился к окну.

– Нам это подкинули, – сказал Скаммел, – этот громила подкинул нам все это! Кто он, вы говорите?

– Ночной портье, – ответил Магнус.

Берлинер подошел к окну, остановился и, повернувшись к Магнусу, произнес:

– Я собираюсь выбросить все это.

– На вашем месте я не стал бы этого делать, – посоветовал Магнус.

Берлинер, вспотевший от волнения, уставился на него:

– Почему, черт возьми, я не могу этого сделать? Это ведь не наше, говорю я вам.

– Ночной портье видел окурки и я тоже.

– Проклятая пресса! – завопил Скаммел. – Вы всегда были сволочами, для вас чем больше грязи, тем лучше. Вам нравится, когда люди оказываются в дерьме.

Он сделал шаг вперед:

– Я смогу сделать так, чтобы ты заткнулся, Оуэн.

– Попробуй.

В этот момент вернулся Мередит. Его лицо сохраняло серьезное выражение, но чувствовалось, что он был доволен хорошо поделанной работой. Затем он увидел, что Берлинер держит в руках пепельницу.

– Вы не должны ее трогать. Это собственность гостиницы, а теперь и достояние полиции. Поставьте пепельницу на место!

– Вы вызвали полицию? – прокричал Берлинер.

– Именно это я и сделал.

Мередит посмотрел на Чака Ортица, который вытирал лицо полотенцем.

– Тебе еще повезло. Я очень не люблю, когда меня пытаются бить ногами по яйцам. Твое счастье, что я на работе, иначе я мог бы изувечить тебя.

Ортиц пробормотал что-то сквозь распухшие губы, а девушка мягко сказала:

– Чак, тебе лучше сесть.

Она помогла ему добраться до постели и села рядом с ним. Мередит все еще держал в руках пепельницу, когда прибыла полиция.

Это были сержант в форме, констебль и еще один штатский в твидовом пиджаке, который важно, тяжело ступая, прошел в комнату, остановился и затем заорал:

– Что здесь происходит?

– Наркотики, – сказал Мередит, показывая на пепельницу. – Мне кажется, это гашиш.

Все посмотрели на него.

– Я какое-то время работал в доках, там было много цветных, и они курили гашиш, поэтому я знаю его запах.

Магнус восхитился, как ловко Мередит выкрутился.

Важный штатский вошел в комнату, взял пепельницу и передал ее сержанту.

– Нам все это понадобится. – Он быстро осмотрел людей в комнате, и его взгляд остановился на Магнусе.

– Он из соседнего номера. Его разбудил шум, – сказал Мередит.

Девушка выступила вперед и прокричала:

– Он расскажет вам, как все было!

– Вы все мне расскажете, что произошло, – сказал штатский, воодушевляясь. – Для начала назовите ваши имена.

Сержант уже достал блокнот.

– Кто живет в комнате?

Берлинер показал на себя и Чака Ортица и назвал имена.

Детектив посмотрел на них недоверчиво:

– Бернард Берлинер? А я слышал о вас, вы принимали участие в выставке. – Он не выглядел поклонником Берлинера.

– Так, а кто из соседней комнаты? Вы двое?

Он посмотрел на Скаммела и затем на девушку.

– Вы обвиняете нас в чем-то? – спросил Скаммел.

Детектив улыбнулся.

– Я предъявлю вам всем обвинение, если вы не назовете свои имена, да побыстрее.

Девушка назвала свое имя. Затем Скаммела. Детектив снова кивнул головой и сказал:

– А, и о вас я слышал! Вы случайно не притащили сюда свою стриптизерку?

Он внимательно посмотрел на девушку, затем повернулся к Чаку Ортицу.

– Что с вашим лицом?

– Этот проклятый портье ударил меня, – пробормотал Ортиц.

– Да? Это правда?

Детектив повернулся к Мередиту.

– Только в целях самозащиты, сэр. Он ударил меня первым и мне пришлось обороняться. А когда он поднимался с пола, то пытался ударить меня ногой. Постоялец подтвердит мои слова.

Детектив внимательно оглядел всех и обратился к сержанту.

– Мне кажется, что лучше доставить их всех в участок и снять показания там. А я останусь здесь и еще раз осмотрю комнату.

Сержант сделал шаг вперед, и девушка закричала:

– Мы арестованы?

– Мы просто хотим, чтобы вы все прошли в участок, мисс.

– Мы все? Мы же ничего не сделали! Эти окурки не наши. Их подкинули сюда! Их не было здесь раньше, я клянусь Богом, их не было здесь!

– Хорошо, мы все это выясним в участке.

– Но мы же ничего не сделали! – она начала плакать. – Этот человек просто ворвался сюда и затеял драку с Чаком, он ударил его по лицу и вывихнул ему ногу, когда Чак упал.

– Да, хорошо, – сказал детектив спокойно, – а теперь пошли, вы все это расскажете в участке.