Текст книги "Только между нами"

15

Матвей

Устав смотреть, как шевелится рот Родинского, допрашивающего очередного участника совещания, я перевожу глаза на Стеллу. Среди ряда тёмных пиджаков её образ выглядит воздушным пятном: белая рубашка, светлая кожа, белокурые волосы. Даже если бы я захотел, нет ни одного шанса перестать на неё смотреть. Она сидит под идеальным прямым углом и делает вид, что слушает. Делает вид, потому что её взгляд в который раз за последний час становится отсутствующим.

– Ты чем удивишь, Артём? – недовольно басит Родинский. – Цифры от твоего отдела уже месяц как не радуют.

Стелла что-то быстро пишет в свой любимый блокнот и, опустив ручку, поднимает глаза. На мне тоже нет пиджака, и, может быть, поэтому её взгляд упирается именно в меня. Сегодня её обычно наглухо застёгнутая рубашка раскрыта на две пуговицы, и можно увидеть поблескивающую каплю кулона.

«Для меня?» – беззвучно выговариваю, указывая глазами на участок голой кожи.

Стелла раздражённо дёргает бровями и снова утыкается в блокнот.

Я не дебил и всё понимаю: здесь куча народу, а во главе стола сидит её муж. Но отказать себе в проявлении внимания не могу – это стало походить на потребность. Мне всегда было сложно подстраиваться под обстоятельства: в одном месте вести себя так, в следующем – по-другому. Это вроде как лицемерие. А она мне очень нравится. Торкает. Заводит. Вставляет.

Я говорил, что люблю разглядывать людей. Разглядел как следует, сделал вывод и двинулся дальше. Но с ней иначе. Чем больше смотрю, тем больше вхожу во вкус. Кажется, будто успел досконально выучить её лицо, но всякий раз, когда смотрю на него снова, подмечаю новые детали: то, как изгибаются губы, когда она говорит (сначала уголки опускаются вниз и лишь потом поднимаются вверх), или то, как поправляет волосы, когда по какой-то причине начинает нервничать.

Смотреть на неё любому половозрелому будет мало – хочется трогать, а трогать она себя не даёт. Даже любые разговоры старается свернуть побыстрее, как будто диалог для неё обуза. И это я тоже понимаю. Стелла другая. И дело не только в возрасте и в том, что она жена генерального. Думаю, она всегда была такой: выстраивающей границы. Остается лишь говорить всё, что хочется, и тем самым её смущать. Пусть лучше раздражается и краснеет, чем говорит сухим тоном, которым ей так нравится ставить меня на место, и снисходительно смотрит.

– Так, что у тебя, Стелла?

Его глаза цвета грязной осенней лужи даже на секунду не меняют своего выражения. Тот же безразличный взгляд достаётся всем остальным.

– Я работаю над планом внедрения нового проекта. Большую часть отнимают маркетинговые исследования и расчёты, поэтому мне пока не о чем рассказывать.

– Совещание – это обсуждение проделанной работы для всех без исключения. Учти это на будущее. Отчёт занесёшь мне после его окончания.

Она плотно сжимает губы и убирает волосы за ухо. Я смотрю себе на руки. Это нормально, что меня физически корёжит от того, что ей сейчас неудобно перед всеми вокруг? На хрена она вообще сюда вернулась? Слушать чужие внушения, да ещё такого мудака как Родинский, – точно не для неё.

Меня он не трогает. Хотя пытался пару раз в самом начале. Заявил, что хочет получать расписанный от и до план моего инвестиционного анализа, чтобы, прочитав его, он смог бы запросто пролезть ко мне в голову. Я пояснил, что заниматься многочасовым бумагомаранием не буду и что, если его такой подход не устраивает, готов встать и уйти. На том мы и сошлись. Но Родинскому ситуация с моим неподчинением, разумеется, как кость в горле, потому что он привык держать всех на коротком поводке. Так он чувствует себя богом в окружении мух. Даже Стелла для него вроде бабочки, которой он при желании может запросто переломить крылья.

Кто я для него? Наверное, какой-то неведомый гибрид муравья и землеройки, к которому он никак не может найти подход. Выбрасывать меня из дрессированного зоопарка пока рано, так как я привлекаю слишком большое количество посетителей. Но я не обольщаюсь: когда-нибудь его желание стукнуть тапкой возьмёт верх и мы с ним распрощаемся.

После совещания Стелла запирается у себя в кабинете и больше из него не выходит. До вечера я ищу повод зайти к ней, но тут сообразительность мне отказывает. В следующий раз вижу её на парковке, когда она садится в его многомиллионный катафалк. Смотрю, как тонкие щиколотки скрываются за увесистой чёрной дверью, и принимаю решение наведаться в бар.

Бар – это небольшое заведение через дорогу от моего дома. Это место – мой главный поставщик вечернего секса. По-моему, парни, жалующиеся на то, что нынешние девушки охренели и их подкупают только деньги – закомплексованные нытики, оправдывающие таким образом свою тупизну и неумение общаться. Я никогда не ухожу отсюда один. С девушками всё очень просто. Они обожают внимание и настойчивость. Они не любят проявлять инициативу, потому что хотят чувствовать себя достойными того, чтобы её проявляли другие. Они любят, когда за них платят. Но не потому, что они меркантильные суки, как многие считают. Для них оплаченный счёт – это уверенность в том, что они заслуживают заботы. И к тому же мне нравится с ними разговаривать. Многие из них далеко не глупы.

– У тебя очень мило, – повторяет Ангелина излюбленную фразу всех моих гостий и увлечённо оглядывает стены гостиной.

– Спасибо. Будешь чай или кофе? Вина, к сожалению, нет.

Кто-то соглашается на прелюдию чаепития, кто-то отказывается. Независимо от этого, результат всегда остаётся неизменным. Мы трахаемся.

– Не хочу, – с коварной улыбкой произносит она и эффектными движениями начинает избавляться от платья.

У неё светлая кожа. Натуральная блондинка. Тонкая талия и длинные ноги. Только грудь кажется слишком большой.

– Иди сюда, – говорю я ей, и, чтобы не терять времени, расстёгиваю ремень на брюках.

Мы начинаем целоваться. Надолго меня не хватает, потому что нервирует её запах, так не похожий на тот, что я помню. Сливочно-ванильный, с оттенками розы.

На своей территории я обычно проявляю себя джентльменом, но сейчас слишком велик риск потерять настрой. Поэтому я почти сразу же разворачиваю Ангелину лицом к дивану и дёргаю вниз её красное кружевное бельё. Потом я ей возмещу. А пока хочется так.

У неё две ямочки на пояснице, а на левой ягодице – бежевое родимое пятно. И ещё она очень визгливо кричит, – так, как Стелла никогда бы не стала, – и мне приходится заткнуть ей рот рукой. Судя по хлюпающим звукам, Ангелину это возбуждает, так что нет необходимости сдерживаться. Я трахаю её с оттяжкой, пару раз луплю по заднице и даже называю шлюхой. Она кончает спустя пару минут, вцепившись зубами мне в ладонь. Я – немногим позже, зажмурившись до разноцветных кругов перед глазами. Среди этого пестрого калейдоскопа я вижу лицо Стеллы. В последние две недели так происходит регулярно.

16

– М-м-м… – Муж оценивающе пробегается глазами по моему рабочему образу и резюмирует: – Ты, похоже, в настроении сегодня. Хорошо выглядишь.

Я защёлкиваю серьгу и поворачиваюсь к зеркалу. Хорошо выгляжу? Я всегда тщательно подхожу к выбору одежды. Разве что в последнее время позволяю себе немного вольностей в цветовой гамме и экспериментирую с макияжем. Сегодня, например, разбавила образ яркой помадой.

– Спасибо. Меня можешь не ждать – я сама сяду за руль. Хочу после работы проехаться по магазинам.

– Может, отменишь магазины? – голос мужа смягчается, становясь градусов на десять теплее. – Давай лучше поужинаем вместе. Давно не выбирались.

Я продолжаю разглядывать своё отражение. Ну вот какого чёрта? Стоит мне поймать состояние, в котором комфортно существовать, – с удовольствием собираться на работу, планировать покупку нового белья и назначать встречи подругам вне зависимости от его планов – как он снова это делает. Разговаривает вот этим добродушным тоном и даёт мне надежду. Идиотскую надежду на то, что каким-то образом посреди разговора и обменами взглядами, мы вдруг снова сможем попасть в ту самую, правильную струю. Я снова разгляжу в нём желанного мужчину, которого когда-то полюбила, а Рома разглядит во мне женщину, о чьих чувствах обещал заботиться. Знаю, что этого не произойдёт, ведь прецедентов была уйма, но чёртова надежда всё никак не желает сдохнуть.

– Давай решим к концу рабочего дня, – сдержанно отвечаю я, чтобы преждевременно не выдавать, что успела сдаться. – В случае чего я просто брошу машину на рабочей парковке.

– Ладно, упрямая. – Рома шагает ко мне и, обняв, быстро касается губами моей щеки. – Увидимся на работе.

Он выходит из гардеробной, а я остаюсь стоять, терзаясь вопросом, почему в один день он ведёт себя как ублюдочный деспот, готовый наступить мне на голову, лишь бы не разрушить в глазах сотрудников образ самодержца, а в другой – слишком сильно напоминает того человека, за которого я выходила замуж. Определился бы уже. С определённостью жить куда проще.

* * *

Я успеваю несколько раз пожалеть, что из упрямства не поехала с Романом, потому что за два квартала до офиса встаю в пробку. Как результат, к лифту подхожу, лишь когда часы показывают начало десятого. Терпеть не могу опаздывать хотя бы потому, что потом всё идёт наперекосяк и вместо чашки кофе и традиционного созерцания утренней Москвы нужно будет сразу уткнуться в ноутбук. К тому же теперь у мужа появится очередной повод думать, что я пренебрегаю трудовой дисциплиной и позволяю себе больше, чем другие сотрудники.

– Похоже, я тут не один злостный нарушитель, – слышится слева знакомый голос, от звука которого я едва заметно дёргаюсь.

В этот момент двери лифта гостеприимно раскрываются, и вместо того, чтобы посмотреть на Сопляка, я выбираю сразу шагнуть в них. Я, он и лифт. Снова. Просто прекрасно.

Матвей заходит вслед за мной и нажимает кнопку нужного этажа. В мои планы не входит делать вид, что мы не знакомы, поэтому поворачиваюсь к нему лицом и здороваюсь.

Он постригся, потому что его волосы выглядят немного темнее и короче. И всё-таки, кто так искусно гладит ему рубашки? Всегда идеально чистые, без заломов. Вполне возможно, есть девушка, с которой он сожительствует. Двадцатилетние парни вне родительского надзора едва ли бывают такими ухоженными.

– Каждое твоё появление на работе можно заносить в журнал мод, – произносит он, глядя мне в глаза. – И расстёгнутые рубашки мне нравятся гораздо больше.

Хочется фыркнуть. Истинный комплимент двадцатилетнего. «Заносить в журнал мод». И какого чёрта я расстегнула пуговицы? Подумает ещё, что я стала это делать, чтобы впечатлить его.

– Насколько я знаю, на тебя свалилась целая куча работы. Сосредоточься лучше на ней, а не на разглядывании моих рубашек.

Он сочувственно кривит губы.

– Не могу. Разглядывать твои рубашки и заставлять тебя смущаться – это особый вид удовольствия. К тому же мне нравится думать, что ты стала так одеваться для меня.

– Если бы за самомнение хорошо платили, ты бы давно прилетал на работу на собственном вертолёте.

– Может быть, когда-нибудь так и будет, – улыбается Сопляк и тут же становится предельно серьёзным. – Родинский зарабатывает себе баллы хорошего руководителя в глазах других сотрудников за твой счёт. Не позволяй ему так с собой обращаться. Ты ведь как никто знаешь себе цену.

Мне словно дали под дых. Я беззвучно глотаю воздух и не могу выдавить ни звука. Сопляк даёт мне советы, как вести себя с мужем. Жалеет меня, глядя в глаза. И возможно, жалеет не только он.

– Кажется, небольшие рабочие успехи наделили тебя комплексом бога, – шиплю я, до боли поджимая пальцы в туфлях. – Оставь своё сочувствие для кого-нибудь другого и занимайся своими делами. Мы с тобой не друзья, не родственники и не любовники. Ты не имеешь морального права лезть в мою жизнь. Продолжишь в том же духе – я расскажу мужу, что ты себе позволяешь, и на следующий же день ты с треском вылетишь отсюда на улицу.

Я злюсь на себя и на него за то, что реагирую настолько эмоционально. Щеки горят, а грудь истекает огненной кислотой. Просто Сопляк ударил по живому. Что может быть хуже, чем вызывать жалость у окружающих и знать, что, сидя в своих кабинетах, они с сочувствием перемывают мне кости?

– Мне совсем не страшно оказаться на улице, – тихо произносит Сопляк, скользя взглядом по моему лицу. – И ты ничего ему не скажешь. Ты лучше умрёшь, чем попросишь о помощи.

Двери лифта с коротким звяканьем разъезжаются, и я снова выхожу из них первой. В какой-то момент я стала той, кто предпочитает убегать.

Ближе к концу рабочего дня набираю мужу, чтобы уточнить время ужина, на что Роман без сожаления информирует меня о возникновении у него срочных дел. Я кладу трубку и мысленно показываю средний палец своей идиотке-надежде. Хотя нельзя сказать, что я ничему не учусь. Моя машина стоит на парковке, а значит, я всё ещё могу поехать на поиски красивого нижнего белья.

Но настрой у меня совсем не для покупок. Скорее на то, чтобы выпить, причём чего-нибудь покрепче вина. Поэтому я иду прямиком в кабинет к Вере, с которой мы так и не закрыли гештальт на вечерний променад. Нельзя так просто взять и встретиться с женщиной, едва вышедшей из декретного отпуска.

Но сегодня мне на удивление везёт.

– Ох, Стелл, ты даже представить не можешь, как же мне хочется от души надраться, – со свойственной ей непосредственностью выпаливает Вера на моё «Может, сходим куда-нибудь?». Приставив ладонь к горлу, она выпучивает глаза: – Заебало всё, честно! На работе: этому то найди, тому это подскажи. И дома то же самое. Витя мой, блядь, как кутёнок слепой – кетчуп в холодильнике найти не может, и соплежуи малолетние от него не отстают. То мороженое дай, то сиську. Ну всех на хрен. Сегодня напьюсь.

Сейчас я вспоминаю, за что так люблю свою Веру. Она никогда не жалуется, и после очередной её тирады всегда хочется улыбаться.

– Ну и куда пойдём? – с энтузиазмом уточняю. – Выбирай любое место: я угощаю.

– Думаешь, откажусь? Не-а. Но в пафосные места ты меня в другой раз сводишь, а сегодня давай по-простецки где-нибудь посидим. Здесь неподалёку бар один неплохой есть. Давай туда.

Я без колебаний соглашаюсь. С рестораном у меня уже не сложилось, так что пусть будет бар.

17

– Ох уж этот грёбаный Тёма. Терпеть его не могу, – брезгливо морщится Вера и, повернувшись, окликает проходящего официанта. – Мальчик, ещё по одному нам принеси. Вот таких же, да.

После первого коктейля наш разговор плавно перетёк к офисным сплетням. Я вкратце поведала, как съездила на конференцию в Минск, и тогда под обстрел острого Вериного языка угодил Артём Кудосов.

– Я вот, Стелл, таких задротов, как он, на дух не выношу. Жмот себе на уме. Ты бы видела, с какой рожей он пятихатку на день рождения коллегам скидывает! Как будто ты с него последние дырявые труселя сдираешь, ей-богу. Ты же его оклад примерно представляешь? Ну что такое для него раз в месяц сдать пятьсот рублей? И главное, знает ведь, что они в день рождения всё равно ему вернутся.

– Марьина сказала, что он злаковый батончик, который она в самолёте есть не стала, не побрезговал в карман запихать, – веселюсь я, вытягивая со дна стакана сладковатое алкогольное содержимое.

Уже ничуть не жалею, что вечер с мужем сорвался. Этот недорогой бар с на удивление вкусными коктейлями и компания Веры – ровно то, что мне было необходимо. Наверное, потребность хотя бы изредка посплетничать есть в крови каждой женщины.

– Расскажи хоть, как у тебя самой-то дела, Звезда моя? Как семейная жизнь?

Я пожимаю плечами.

– Да нормально. Думала, за полгода поймаю дзен ничегонеделанья, но не срослось. Без работы скучно.

– А со здоровьем как у тебя сейчас? Что врачи говорят?

Убрав волосы за ухо, я откидываюсь на спинку кресла.

– Говорят, что такое бывает. Рекомендуют взять полгода на восстановление – и вперёд. Можно пробовать заново.

– А ты что думаешь? – Тон Веры становится осторожным, а взгляд – внимательным. – Будешь пробовать?

– Мне тридцать четыре. Глупо делать вид, что в запасе есть ещё куча времени.

– А муж что говорит?

– А что ему сказать? Ждёт моей отмашки, чтобы впрыснуть в меня волшебное семя. У него-то проблем нет. Это его жена оказалась с дефектом.

Я подтягиваю к себе принесённый официантом коктейль и с жадностью высасываю через трубочку почти треть. Эти слова даются мне легко: без влажных глаз и колючего кома в горле. Инстинкт самосохранения работает исправно, не позволяя горевать слишком долго.

– Нет у тебя никакого дефекта, Звезда моя. Я же тебе рассказывала про свой первый выкидыш. Ну и чего? С тех пор мы с Васьком уже двоих настрогали. Врачи правы: такое бывает.

– Давай я ещё сыра и брускетт закажу. – Подняв руку, начинаю оглядывать зал в поисках нашего официанта. – Слушай, а этот бар ничего такой. Кухня вполне приличная.

Вера понимает всё без слов и сама переводит тему. Следующим объектом её язвительности становится Елисеева. Вера всегда знает, чем меня порадовать.

– О, Стеллусь, глянь-ка, кто сюда пришёл, – неожиданно произносит она посреди рассуждений о вульгарности имплантов. – Наш золотой мальчик собственной персоной.

Сердце подпрыгивает ещё до того, как успеваю обернуться. Золотой мальчик – это, разумеется, Матвей. Вера редко промахивается с прозвищами.

Едва ли он здесь впервые, судя по тому, что пожимает руку бармену. Я почти готова досадливо поморщиться. Ну надо же. Из всех баров в округе нас угораздило прийти именно сюда.

– Вот это совпадение, – язвлю я, вновь подхватывая коктейль. – Действительно, популярный бар.

– Интересный он паренёк, – весело произносит Вера. – Эх, где мои двадцать лет? Вот вроде и не сказать, что красавец, но от него прямо пахнет сексом.

– И ты туда же, мать двоих детей? – усмехаюсь я. – Чем он всех вас берёт? Марьина всю командировку с ним заигрывать пыталась.

– Ну ты сравнила! Марьиной годков сколько и мне – тёте сорокалетней. Я, как старый ленивый Каа, только смотреть и языком трепать горазда. А Алёнка-то чуть припозднилась. Наш гений секретаршу твоего мужа вроде как чпекает. Ну, по крайней мере, она при каждом удобном случае на это намекает.

Мне стоит труда снова не обернуться. Значит, Сопляк трахает Ирину? Теперь её ревнивые взгляды объяснимы. Необъяснимо лишь то, какого чёрта он продолжает лезть ко мне. Малолетний кобель.

– О, кажется, малыш нас заметил. – Вера смотрит поверх моей головы, и её лицо озаряет приветливая улыбка. – Идёт сюда.

Лучше бы она этого не говорила, потому что внезапно я ощущаю растерянность. Повернуться, чтобы его разглядывать, выше моего достоинства, а сидеть истуканом, делая вид, что я не в курсе его приближения, – верх идиотизма.

В итоге оборачиваюсь только для того, чтобы успеть чиркнуть взглядом по стрелкам на его брюках, и затем вновь берусь за коктейль. Похоже, стоит заказать ещё один, потому что в этом остался лишь лёд.

– Не ожидал. – Матвей по очереди переводит взгляд с меня на Веру и широко улыбается. – Вы зашли в мой бар.

– Твой бар? – переспрашиваю я, не удержавшись. – Ты здесь вроде соучредителя?

– Нет. Мой бар, потому что я часто здесь бываю. – Сфокусировавшись на Вере, он спрашивает с подчёркнутой почтительностью: – Вы разговариваете, или я могу ненадолго присесть?

Надо же. И куда подевался парень, обожающий нарушать чужие границы? Очевидно, вся его непосредственная наглость достаётся лишь мне. Ну или же он отлично чувствует людей и знает, с кем он может позволить вести себя определённым образом, а с кем нет. И это, пожалуй, должно меня насторожить.

– Я не против, – пожимает плечами Вера и даже отодвигается назад в своём кресле, чтобы ему проще было выдвинуть стул. – Стелл, ты как?

Да ради бога, пусть садится. Надоело ощущать себя мымрой из «Служебного романа», шпыняющей всех вокруг. К тому же я выпила и у меня отличное настроение, а Сопляк вряд ли позволит себе вольности в присутствии Веры.

Матвей занимает соседний стул и в следующее мгновение ловит за руку официанта, прося повторить для нас коктейли.

– Твой почти закончился, – поясняет он в ответ на мою скептически поднятую бровь и тянет ко мне свой стакан. В нём плещется что-то тёмное – кажется, ром или виски. – За встречу вне рабочих стен.

Стеклянный ободок на мгновение сливается с моим бокалом, взгляд карих глаз обжигает сетчатку.

– Сойдёт за мини-корпоратив, – усмехается Вера, после того как они чокаются. – Правда, на этот раз без икры и шампанского.

– А вас ведь не было на праздновании? Кстати, если не против, я бы перешёл на «ты». Мне так привычнее.

– Конечно, давай на «ты». Ты ведь мне коктейль заказал. Нет, меня не было. Матери годовалого ребёнка не так-то просто выбраться на праздник.

Сопляк смеётся вместе с ней, берёт сыр с тарелки и жестами показывает официанту, обслуживающему соседний стол, принести ещё одну. Мне остаётся только поражаться, насколько органично и естественно он себя ведёт. Будто подсел за стол к парочке своих давних подруг. И почему, чёрт подери, у Веры он спросил разрешения перейти на «ты», а мне сразу досталось фамильярное «Стелла»? Разница между ней и мной – каких-то пять лет.

– Если не любите живую музыку, то лучше уйти отсюда до десяти вечера. После здесь начнутся танцы.

– А кто тебе сказал, что мы не любим танцы? Ну ладно, ладно. Танцы в кабаке точно не про нашу Звезду, но я люблю иногда жирок растрясти.

Матвей мечет в меня быстрый взгляд и снова смотрит на Веру.

– Звезда? Потому что Стелла?

Вера недоуменно моргает.

– В каком смысле?

– Стелла – «звезда» на латыни, – поясняет он.

– Серьёзно? Вот так да! А я этого и не помнила. Хотя латынь в университете у нас была. Я с первых дней знакомства так её называю. – Вера тепло смотрит на меня и широко улыбается. – Скажи, Стеллусь? Просто ассоциация такая. Звезда и есть.

– А со мной какая ассоциация? – живо спрашивает Сопляк.

– Тебя я зову «Золотой мальчик».

Я поправляю волосы и перекидываю ногу на ногу. Одёргиваю рубашку, ощупываю серьги в ушах и тянусь к коктейлю, пока Матвей и Вера продолжают свой непринуждённый диалог. Потрясающе. За каких-то пару минут он успел завоевать расположение моей подруги.

– Матвей, привет.

Девушке, остановившейся рядом с нашим столом, на вид двадцать три – двадцать пять. Сочная – почему-то такое слово приходит мне на ум при взгляде на неё. Идеально-ровный цвет лица, густая тёмная шевелюра, по-модному широкие брови и крупная грудь. Красивая. Смотрит выжидающе, улыбается.

– Привет. – Сопляк тоже улыбается и делает это вполне искренне. – Всё хорошо?

Она кивает и спрашивает: «А у тебя?»

В том, что у них был секс, у меня нет ни малейших сомнений. Это чувствуется. И она, кажется, не против повторить.

– У меня всё отлично. Хорошего тебе вечера.

Я отпиваю коктейль. Ай да Сопляк. «Хорошего вечера». Ему бы мастер-классы по вежливому отшиванию вести. Теперь девчонке, разумеется, ничего не остаётся, кроме как уйти.

– Матвей. – Я дожидаюсь, пока он посмотрит на меня, и только потом спрашиваю: – Угостишь сигаретой?

Взгляд мне в глаза, следующий – на кулон, висящий у меня на шее.

– Конечно. – Он встаёт и лезет в карман за пачкой. – Пойдём вместе. Я тоже перекурю.

Я пожимаю плечами и встаю следом.

– Как хочешь.