Текст книги "Дикая роза"

НОВАЯ РАБОТА ЭРЛИНДЫ

Себастьян только что позавтракал и собирался спокойно поболтать с Селией. Но в это время в кухню вошел озабоченный чем-то Рикардо и сказал, что хочет, чтобы Себастьян сопроводил его в Вилья-Руин.

– Мы поедем к Розе? – спросил Себастьян.

– Нет. Надо найти медсестру для Рохелио.

– Так для чего вам беспокоиться? Мы с Хаиме сами съездим.

– Нет, я хочу поехать с вами.

Ехать было недалеко. Но за этот короткий путь Себастьян, к которому Рикардо питал полное доверие, узнал, что Роза по-прежнему сердится на мужа и не желает с ним разговаривать. Рикардо дал садовнику деньги, которые тот должен был передать Розе. При этом он предупредил, чтобы Себастьян не говорил, что деньги, мол, от мужа, а то Роза их не возьмет.

– Скажи, что они – от Рохелио.

Когда Себастьян вошел, Роза воевала с попугаем, ни за что не желавшим отзываться на кличку «Креспин».

Себастьян сказал, что заехал на минутку, чтобы договориться насчет медсестры. Хорошо бы она завтра пришла к Линаресам.

Как и предполагал Рикардо, первым желанием Розы, когда садовник протянул ей деньги, было отказаться от них. И как предполагал все тот же Рикардо, она взяла эти деньги, узнав, что их посылает Рохелио.

– По правде говоря, худо у нас с деньгами. А тут еще «затерянный город» сносить собираются. Куда мы денемся?..

Себастьян признался ей, что в машине его дожидается молодой сеньор Рикардо. Может, она хочет с ним поговорить? Но Роза решительно отказалась.

– А вы приходите, пока нас не сломали. Вам я всегда рада… Рикардо обрадовался, когда узнал, что Роза взяла деньги.

Но Себастьян был чем-то озабочен. Когда они уже подъезжали к дому, вдруг сказал:

– Вилья-Руин сносить собираются… Куда они денутся?..

Ванесса еще не видела Рохелио после успешной операции. Она вошла к нему оживленная, улыбающаяся.

– Вот радость-то, Рохелио! – Она поцеловала его и потребовала показать, как он ходит без костылей. – Ужасно за тебя рада! А так как у меня есть и другие причины для радости, я решила навестить тебя.

И она протянула ему изящный конверт. Он смотрел на Ванессу не отрываясь, счастливый ее приходом, и машинально положил конверт на ночной столик.

– Это ты придала .мне мужества для этой операции, – вдруг сказал он. – Ты всегда нравилась мне. Но пока я был калекой, я скрывал это от тебя. Теперь я могу наконец сказать: я люблю тебя…

Рохелио говорил, не замечая растерянности, все более очевидной на лице Ванессы. Она не отвечала ему. И он сказал:

– Я понимаю, тебе нужно время…

Чтобы сгладить возникшую неловкость, он взял в руки конверт.

– А это что?

– Это приглашение на мою свадьбу, Рохелио, – ответила Ванесса.

Он не сразу понял.

– Ты… ты выходишь замуж?

– Двадцать седьмого.

Рохелио сам потом удивлялся, как ему удалось взять себя в руки и внешне остаться почти невозмутимым.

– Поздравляю тебя. Не могу сказать, что рад: ты мне все равно не поверишь… Я знаю счастливца?

– Это Эдуардо Рейносо. Я была с ним на дне рождения Розы.

Рохелио несколько минут молчал.

Ванесса уже собралась уходить, когда он спросил ее, глядя ей в глаза:

– Скажи, если бы ты знала о моих чувствах раньше, до операции, ты бы могла ответить мне на них после того, как я перестал быть калекой?

– Если бы я любила тебя, Рохелио, мне было бы безразлично, калека ты или нет.

Как ни объясняла Эрлинда, что не может взяться за работу медсестры, Роза стояла на своем.

– Я бы и сама помогла Рохелио, – говорила она, – да не умею. И в дом этот не вернусь.

Эрлинда обещала подумать.

Но Роза требовала немедленного ответа. Она даже предложила подруге пойти с ней на ее нынешнюю работу, чтобы тут же все и решить.

– Я пойду с тобой туда, где ты работаешь, – упрямо твердила она.

– Туда, где я работаю? – задумчиво переспросила Линда. Ей давно пора было уже появиться там, где она работала,

и она хорошо представляла себе, что там сейчас происходит.

…Все столики в таверне «Твой реванш» уже заняты. Гремит музыка. Официантки снуют туда-сюда, выполняя заказы посетителей. Кое-кто, уже изрядно выпив, пытается хватать их, когда они с подносами пробираются между столиками.

Леона растерянно сообщает спускающейся по лестнице Сорайде:

– Ее все еще нет… И Сорайда отвечает:

– Знаю. Получит она у меня!

Леона, конечно, начнет заступаться, говорить, что Линда не такая, как остальные девушки этого заведения. Сорайда тут же рявкнет:

– Если она монашка – пусть идет в монастырь!

У Леоны, правда, есть козырь: Линда хороша собой, воспитанна, и клиенты на нее как мухи на мед летят.

Но и у Сорайды есть что возразить: клиенты-то летят, но хлопот с ней масса, а принцессы тут не нужны.

Потом она отправит Леону работать, потому что сегодня посетителей – невпроворот…

Примерно такой разговор и впрямь состоялся у хозяйки «Твоего реванша» с одной из девушек перед самым появлением Эрлинды. И Леона, заведенная Сорайдой, прямо так и сказала запыхавшейся от спешки Линде:

– Вот что, дорогая, или бросай свои дневные медицинские дежурства, или эти, ночные. Сорайда бесится. Беги переодевайся!

Но Сорайда уже была тут как тут.

– Ты опаздываешь каждый вечер на час!

Она схватила Линду за руку и, вывернув ее, показала девушке ее же часы.

– Прости, Сорайда, этого больше не повторится. Я нуждаюсь в работе.

– Не похоже! Иди переодевайся. А переоденешься – не стой, ходи, двигайся!

И Эрлинда побежала переодеваться.

Каникулы у ребят «затерянного города» закончились, а с ними закончилась и вся их «коммерция»: продажа жвачки и газет. Розе надо было искать какую-то другую работу. Но прежде она считала необходимым решить проблему с медсестрой для Рохелио. Ему не нужна была равнодушная профессионалка. Около него должна быть нежная и заботливая девушка, а такой могла быть только Эрлинда.

И, не дав ей как следует выспаться после ночной работы, Роза явилась в дом Фелипы и, пригрозив, что поссорится с подругой, добилась наконец от Эрлинды согласия пойти в дом Линаресов.

Довольная, что хоть одна проблема как будто разрешилась, Роза отправилась домой и, завернув за угол, наткнулась на знакомый автомобиль, около которого стоял поджидавший ее Рикардо.

– Себастьян сказал, что ты нуждаешься…

– Да, я лишилась работы.

– Говорят, что Вилья-Руин сносят. Где ты будешь жить? Я хотел бы помочь тебе.

– Где я буду жить? А где будут жить остальные, мои соседи? – спросила Роза, невесело усмехнувшись.

– Всем не поможешь. Но тебя надо увезти отсюда.

– К твоим сестрам?

– Я хотел бы нанять дом для тебя и Томасы.

– Я не смогу жить в этом доме, зная, что мои бедные соседи мыкаются без крыши над головой.

– Ты просишь, чтобы я нашел жилье для всех твоих соседей?

– Я ничего у тебя не прошу. Это ты пришел предлагать… Розе явно не хотелось разговаривать.

Рикардо открыл дверцу машины, но не спешил садиться за руль.

– Хорошо, – сказал он, – я подумаю, что можно сделать для всех вас. Попробую поговорить с владельцем этой земли…

– Только не думай, что этим заставишь меня забыть твою жестокость.

Рикардо сел в машину.

– Когда-нибудь ты поверишь мне, – сказал он. Дверца захлопнулась, и мотор взревел.

Донья Росаура была разгневана не на шутку. Вон сколько на часах, а уборка в доме еще и не начиналась!

Ей не было дела до трудностей, возникших у прислуги в связи с уходом Розы. Главное, чтобы в доме царила чистота, а как этого добьются служанки, ее не интересовало.

Напрасно Хустина жаловалась:

– Я не могу управиться одна со всеми делами! Позовите Розу – пусть она поможет мне. А иначе я уйду…

– Уходи! И чем скорее, тем лучше!

Рассерженная Росаура покинула кухню. Кармен стала успокаивать плачущую Хустину.

– Не обращай на нее внимания. Она уже несколько дней места себе не находит. Вот и срывает зло. По-моему, она не в себе. – Кармен ласково похлопала Хустину по спине. – Продолжай уборку, а я пойду потолкую с ней. Надеюсь, она успокоилась.

Кармен поднялась в комнату хозяйки и постучала в дверь. Ответа не было. Она постучала еще раз. Прежний результат. Тогда она открыла дверь.

Росаура лежала на ковре без признаков жизни. Кармен бросилась к ней и опустилась на колени.

– Донья Росаура! Что с вами! Росаура не отвечала.

Кармен кликнула Хустину. Та, узнав в чем дело, помчалась за врачом.

О работе у Рохелио Эрлинда договаривалась с Дульсиной. Оглядывая роскошный кабинет, куда ее привела Леопольдина, девушка уточнила время, когда должна будет находиться около больного.

– Я раньше десяти не смогу…

– Хорошо, – согласилась Дульсина, – с десяти до шести. Вообще говоря, сиделка – это каприз моего брата. Он вполне мог бы обойтись и помощью Леопольдины. Но стоит ли считать чужие деньги!.. Хочу предупредить вас, что у брата скверный характер. Не знаю, сколько времени вы сможете выносить его.

Эрлинда мягко улыбнулась. – Я привыкла ко всякому обращению.

«Если бы вы только знали, что мне приходится выносить», – подумала она при этом…

Характер у больного, видимо, и впрямь был не сахар. Он совсем не был похож на того Рохелио, каким она помнила его по дню рождения Розы. Теперь он глядел мрачно, и было непонятно, что его мучает – послеоперационные боли или какая-то душевная драма.

Попытки Эрлинды узнать, что с ним, вызвали с его стороны не грубую, но не оставлявшую сомнений в его непреклонности реакцию:

– Я буду очень признателен вам, если вы оставите меня в покое.

– Конечно. Простите меня, – покорно отвечала Эрлинда.

Перед тем как отправиться на поиски работы, Роза горячо молилась возле уличного алтаря Девы Гвадалупе. Алтарь этот, находившийся прямо возле их дома, всегда был трогательно украшен цветами и разными ленточками. За этим внимательно следили жители «затерянного города», и прежде всего Томаса со своей воспитанницей.

– Ты видишь, я веду себя хорошо. Я не такая уж плохая. Помоги мне найти хоть какую-нибудь работу! – обращалась Роза к святой.

Дева Гвадалупе редко подводила ее, и на рынок Роза отправилась, преисполненная надежды.

Рынок жил своей обычной жизнью. Шумная толпа перетекала от одного прилавка к другому. Продавцы зазывали покупателей, нахваливали свой товар. Толстяк Иларио из-за ворохов зелени углядел Розу и окликнул ее:

– Здравствуй, куколка! Не меня ищешь?

Но Роза решительно направилась к прилавку Филомены. Выслушав ее, Филомена на миг задумалась.

– Здесь-то никакого дела для тебя нет… А что, ежели послать тебя с моей кумой Гонсалой – образками торговать, а?

– Я на все согласна.

– Ходи по улицам где захочешь, продавай водителям грузовиков изображения святых.

– А они как идут? – деловито осведомилась Роза.

– Хорошо идут! – засмеялась Филомена. – Особенно Дева Гвадалупе. Шоферам заступница, как никому другому, нужна!

– Спасибо, донья Фило! – обрадовалась Роза, убеждаясь в который раз, что кто-кто, а Дева Гвадалупе – надежная соседка!

Донья Росаура была еще жива, когда приехал врач и в карете «скорой помощи» отвез ее в больницу. Кармен разрешили находиться около нее, и она очень нервничала оттого, что хозяйка не приходит в себя.

– Ну как она? – спрашивала Кармен в очередной раз, глядя, как доктор озабоченно перелистывает историю болезни Росауры Монтеро.

– Плохо, Кармен. Не думаю, что она выйдет отсюда живой..

…И в самом деле больной становилось все хуже. Она задыхалась. Видимо, ее мучили какие-то видения, потому что она то тихонько стонала, то зскрикивала. В бреду она то и дело повторяла имя «Паулетта».

Кармен наклонилась к ней:

– Сеньора… Донья Росаура… У вас болит что-нибудь? И вот сквозь бред, тяжелое дыхание и даже, как показалось Кармен, всхлипывания она расслышала вполне осмысленную фразу:

– Хочу… повидать… мою дочь Паулетту…

Кармен попробовала возразить:

– Вы много лет не видели ее. Это может повредить вам. Однако Росаура с трудом, но настойчиво произнесла:

– Я умираю… Хочу видеть ее… Сделать признание…

СМЕРТЬ РОСАУРЫ МОНТЕРО

Леонела томилась, не ощущая должного внимания со стороны Рикардо. Получалось, что ее пребывание в доме Линаресов не дает того результата, на который она рассчитывала. Это раздражало ее, несмотря на все ее терпение, бывшее, по ее словам, одной из родовых добродетелей Вильярреалей.

Видя, что Рикардо собирается куда-то уезжать, Леонела попросилась с ним.

– Мне так скучно здесь, – игриво и жалобно надула она губки.

Но Рикардо сказал, что ехать с ним незачем: он должен поговорить с хозяином земельного участка, где расположено жилище Розы Гарсиа, которое вскоре должны снести… Это сугубо деловой визит, и вряд ли он развеселит Леонелу.

– С ума сойти! – демонстративно поразилась Леонела. – Ты попросту бегаешь за дикаркой, которая третирует тебя… А знаешь, зачем она это делает? Чтобы только подразнить и больше привадить. Это старый прием у нас, у женщин.

– Ты хорошо им владеешь?

Леонела оставила без внимания этот выпад.

– Она тебя запутала. И тебе теперь уже не выпутаться. Ты в конце концов добьешься ее. Но это будет надменная и властная дикая надсмотрщица. Она превратит твою жизнь в ад!

Молча выслушав суровое предсказание, Рикардо в дурном настроении отправился по делам, о которых он говорил Леонеле.

Когда через пару часов он подъезжал к дому Розы, настроение его несколько улучшилось. Его не испортило даже то, что Роза, увидев мужа, довольно громко спросила попугая:

– Явился! Ну не глупый?

– Дур-р-рак! – немедленно подтвердил попугай. Рикардо принужденно улыбнулся и сказал:

– Я говорил с владельцем этого земельного участка. Дома, расположенные на нем, нельзя сохранить – здесь будет построено новое огромное здание.

– Будто мы без тебя не знаем… – мрачно сказала Роза.

– Да помолчи минутку, Розита, дай человеку сказать, – прервала ее Томаса.

– Но дело в том, что мы с ним договорились: вам всем будет предоставлена денежная компенсация.

Томаса обрадовалась:

– Вот видишь, дочка! Спасибо вам!

– Не надо благодарить меня. Просто хозяин добрый человек. Чек уже выписан.

– Значит, надо подыскивать жилье, – невесело сказала Роза.

– Вам не о чем беспокоиться. Я ведь сказал, что займусь этим сам.

– Не очень-то напрягайся. За помощь, конечно, большое тебе спасибо. Только не жди, что это изменит наши с тобой отношения.

В прихожей возвратившуюся из офиса Паулетту встретила чем-то очень встревоженная Эдувигес.

– Тебе звонили… Это очень срочно. От твоей мамы. Паулетта удивленно вскинула на кормилицу глаза.

– Ты не ошибаешься?

– Нет. Звонила Кармен, домоправительница доньи Ро-сауры. Твоя мама в больнице, в тяжелом состоянии.

– При смерти? – испуганно предположила Паулетта. – Боже мой!..

– Ты знаешь… похоже, ее мучает совесть. Она… она хочет сделать тебе какое-то признание. Но Кармен не знает, какое.

Услышав в прихожей встревоженные голоса, сверху спустился Роке.

– Я должна навестить мать. Она в больнице. Видимо, сердце, – сказала ему Паулетта.

Он предложил поехать в больницу вместе. Но она отказалась, обещав позвонить, если понадобится.

Когда она уехала, Роке сказал не то Эдувигес, не то себе:

– Благодарю Господа за то, что у меня такая жена. Столько натерпеться от доньи Росауры и совсем не помнить зла!

Уличная торговля образками и впрямь шла довольно бойко.

В поисках новых покупателей Роза оказалась около таверны, на которой разными огнями светилось название «Твой реванш».

Из таверны доносилась веселая музыка. Шоферов, почитателей Девы Гвадалупе, вокруг не было видно, и Роза уже собиралась идти дальше, как вдруг заметила входящую в таверну Эрлинду.

Было как раз время ее ночного медицинского дежурства. Эрлинда прошла, не заметив Розу.

«Это что же, она медсестрой в таверне работает? – удивилась Роза. – Тут-что, больные есть?» Недолго думая, она вошла в таверну и обратилась к немолодой, пестро одетой женщине в блестящих украшениях.

– А где Эрлинда?

Женщина посмотрела на нее внимательным, оценивающим взглядом. Ответить она не успела, потому что появившаяся в зале Линда, заметив Розу, сама подбежала к ним.

– Ты здесь работаешь? – спросила ее Роза.

– Конечно, работает. А что еще здесь делать? – ответила за Эрлинду женщина в пестром.

– Сорайда, позволь, я немного провожу Розу и скоро вернусь.

– Живо только, – разрешила Сорайда. Эрлинда смотрела на Розу умоляюще.

– Ступай домой, завтра поговорим.

– Значит, ты не медсестра? Как же ты будешь ухаживать за Рохелио?

– Не говори никому из наших, что видела меня здесь. А то я со стыда сгорю!.. Я пошла, Роза, мне работать надо…

И она заскользила между пьяными клиентами заведения, стараясь увильнуть от их наглых рук. У маленькой эстрады, где играли музыканты, ее перехватила Сорайда.

– А ничего эта твоя подружка, – сказала она, нагибаясь к уху Линды, чтобы та могла ее расслышать сквозь завывания саксофона. – Я бы даже сказала: хороша! Могу предложить ей место официантки. Будет работать, как и ты…

– Роза чистая девушка и никогда не станет работать в этой… этой… – Линда не смогла подобрать подходящего слова. Сорайда насмешливо смотрела на нее.

За обедом Рикардо был так молчалив, что Дульсина не выдержала:

– Тебе скучно с нами, Рикардо? Ты угрюм, как какой-нибудь старик.

– Может, стоило бы всем вместе сходить в кино, – предложила Леонела.

Обсудить это предложение, однако, не успели, потому что Кандиде вдруг стало плохо за столом. Она предположила, что майонез к лангустам недостаточно свеж. Поэтому ее тошнит и болит голова. Она поднялась из-за стола, чтобы идти к себе.

– Господь с тобой, милая, – сказала ей сестра, – не будь я полностью уверена в твоей непорочности, я бы предположила, что ты беременна.

Кандида как-то нервно закашляла и удалилась. Федерико Роблес беспокойно заерзал на стуле.

Рикардо после некоторого размышления согласился с Леонелой, что немного развлечься и впрямь не помешает.

– А ты знаешь, Дульсина, Рикардо озабочен делами Розы и, кажется, намерен помочь ей, – сказала Леонела, тоже вставая из-за стола.

– Все уже решено: жителям Вилья-Руин будут возмещены убытки, – сообщил Рикардо, и разговор на этом закончился.

Кандида с трудом добрела до своей комнаты и прилегла. Тошнота постепенно улеглась, но голова продолжала болеть. Через какое-то время в комнате появился взволнованный Федерико.

– Не бойся, меня никто не видел, – успокоил он Кандиду. – Тебя все еще тошнит? Ты думаешь, что это?..

– Нет, конечно.

Роблес несколько успокоился. Кандида смотрела на него ласково, но, когда он снова заговорил с ней о необходимости «взять вожжи в свои руки», она, как обычно, отказалась продолжать разговор на эту тему.

– Нет, Федерико, нет! Я не хочу этого.

Но на этот раз лиценциат Роблес не был покладист, как всегда. Он, правда, не стал долго спорить со своей возлюбленной, но посмотрел на нее как-то странно, как будто все вдруг про нее понял. А затем, пожелав хорошего самочувствия, покинул ее, сославшись на неотложные дела.

Он и впрямь поднялся в кабинет, где обнаружил Дульсину, разбиравшую за письменным столом какие-то счета.

Спросив, не помешает ли, Роблес опустился в кресло. Дульсина некоторое время продолжала заниматься счетами. Потом подняла голову.

– Что вы так смотрите на меня, лиценциат Роблес?

– Вы сегодня несказанно хороши.

Дульсина удивилась и поблагодарила за комплимент.

– Вы, впрочем, всегда были привлекательны. И я всегда отмечал это… Про себя… Я не позволял себе переходить границы дозволенного. Простите, если сегодня я не сдержался… Сегодня вы слишком хороши.

– Не преувеличивайте, Роблес, – довольно спокойно ответила Дульсина. – Если бы я была так хороша, как вы говорите, то не была бы до сих пор незамужней.

– Потому что вы всецело отдались заботам о семье, – горячо возразил ей Роблес – Но ведь еще не поздно.

– Вы так думаете? – скептически взглянула на него Дульсина.

– Вне всякого сомнения! Да любой мужчина за честь почел бы находиться рядом с вами!.. Я бы, например, мог только мечтать о такой жене…

Лиценциат сокрушенно махнул рукой, как бы сознавая всю дерзость и несбыточность такого рода мечтаний. Дульсина на этот раз не скрыла своего удовольствия.

Кармен выглядела такой усталой, что Паулетта отправила ее домой. А сама осталась у постели матери. Она долго сидела, вглядываясь в лицо женщины, давшей ей жизнь и сделавшей все, чтобы эта жизнь оказалась безнадежно испорченной.

Когда Росаура пришла в себя и открыла глаза, она увидела склоненное над ней лицо дочери и заплакала.

– Прости меня, прости, – говорила она, задыхаясь, и Паулетта не в силах была успокоить ее.

Убедившись, что они одни, Росаура прошептала:

– Я умираю… Я хочу сказать тебе о твоей дочери… О Розе…

– Что ты знаешь о ней?!

– Она была у меня… Я выгнала ее… – Росаура вновь начала задыхаться.

Приехавший и незаметно вошедший в палату Роке услышал, как она с последним усилием произнесла сквозь хрип:

– Я знаю… где найти ее…

– Где, мама, где? – крикнула Паулетта, приподнявшись над постелью умирающей и как бы помогая ей прошептать такие нужные слова.

Но из груди Росауры вырвались только хрипы, становившиеся все громче. Это было последнее, что услышала Паулетта от своей матери.