Текст книги "Письма и дневники"

Также знайте, что живописцы здесь весьма ко мне неблагосклонны. Они трижды вызывали меня в Синьорию, и я должен был заплатить их общине 4 гульдена[67]67
  То есть в кассу цеха живописцев, по-видимому, за право заниматься живописью.


[Закрыть]. Вы должны также знать, что я мог бы заработать много денег, если бы не взялся писать картину для немцев. Но это большая работа, я не смогу закончить ее к Троице. Они платят мне за нее всего 85 дукатов; Вы знаете, сколько уходит на жизнь, кроме того, я купил кое-какие вещи и послал немного денег домой, так что у меня остается совсем мало. Но узнайте мое намерение: я решил не уезжать, пока, бог даст, я не смогу заплатить Вам с благодарностью и не буду иметь сверх того еще 100 гульденов. Я мог бы их добыть с легкостью, если бы не должен был писать картину для немцев. Ибо, кроме живописцев, все желают мне добра.

Скажите моей матери, чтобы она поговорила с Вольгемутом о моем брате[68]68
  Речь идет о Гансе Дюрере, которому тогда было шестнадцать лет.


[Закрыть], не может ли он дать ему работу, пока я не вернусь, или устроить его к кому-нибудь другому, чтобы он мог себя содержать. Я охотно взял бы его с собой в Венецию, это было бы полезно и мне и ему также для изучения языка. Но она боится, что на него упадет небо. Я прошу Вас, присмотрите сами за ним, на женщин надежда плоха. Поговорите с мальчиком, как Вы это умеете, чтобы он учился и хорошо себя вел, пока я не вернусь, и не был бы в тягость матери. Хоть я и не все могу сделать, все же я стараюсь сделать то, что в моих силах. Один я бы не пропал, но содержать многих мне слишком трудно. Ибо никто не выбрасывает своих денег.

Эндрюс Дюрер. 1514

Остаюсь готовым к услугам. И скажите моей матери, чтобы она промазала в день святынь[69]69
  В Нюрнберге с 1424 года хранились имперские регалии, которые ежегодно в один из дней Пасхи выставлялись для всеобщего обозрения вместе с наиболее почитавшимися реликвиями. Этот день святынь вызывал всегда большое скопление народа. Обычно праздник этот сопровождался большой ярмаркой, на которой Дюрер нередко продавал свои гравюры.


[Закрыть]. Но я рассчитываю, что жена моя уже вернулась, я ей все это написал. Также я не буду покупать бриллиантовое украшение до Вашего письма. Теперь я вижу, что не смогу уехать отсюда до осени. Ибо все полученное за картину, которая будет готова после Троицы, уйдет на жизнь. Но все, что я заработаю после этого, я надеюсь сберечь. Если Вы согласны с моим планом, не говорите о нем никому. Я же буду оттягивать день за днем и писать все время, будто я приезжаю. Все же я в нерешительности. Я и сам не знаю, как я поступлю. Пишите мне скорее снова. Писано в четверг перед Вербным днем [2 апреля] в 1506 году.

Альбрехт Дюрер, Вам слуга

«Его [Шонгауэра] ученик Альбрехт Дюрер[70]70
  Это неверно, Дюрер не был учеником Шонгауэра; эта ошибка Вимпфелинга была замечена еще К. Шейрлем (см.: То есть «Кристоф Шейрль о годах учения и ранних путешествиях Дюрера»).


[Закрыть], тоже из верхней Германии, особенно выделяется в наше время и пишет в Нюрнберге совершеннейшие картины, которые, будучи переправлены купцами в Италию, Ценятся там самыми признанными художниками столь же высоко, как картины Паррасия и Апеллеса[71]71
  Паррасий и Апеллес – знаменитые древнегреческие живописцы, произведения которых не сохранились и известны только по литературным описаниям.


[Закрыть]».

Якоб Вимпфелинг. Из книги «Извлечения из немецкой истории»

VI

[Венеция, 25 апреля 1506 года]

Достопочтенному мудрому господину Вилибальду Пиркгеймеру, моему милостивому господину.

Прежде всего, любезный господин, готов служить Вам. Меня удивляет, что Вы не пишете мне, как Вам понравилось сапфировое кольцо, которое Ганс Имгоф[72]72
  Ганс Имгоф – младший.


[Закрыть] отправил Вам с посыльным Шоном из Аугсбурга. Я не знаю, получили Вы его или нет. Я был у Ганса Имгофа и спрашивал его; он сказал, что, по его мнению, оно должно быть уже у Вас. При этом было также письмо, которое я Вам написал. Камень же положен в запечатанную коробочку и имеет такую величину, как здесь нарисовано, ибо я зарисовал его в своей записной книжечке. И я достал его после многих просьб. Ибо он прозрачен и красив, и приятели говорят, он очень хорош за те деньги, которые я за него отдал. Вес его около 5 рейнских гульденов[73]73
  По-видимому, речь идет о стоимости золотой оправы.


[Закрыть], и я отдал за него 18 дукатов и 4 марцелла. И если он пропал, я сойду с ума. Ибо его оценили почти вдвое дороже, чем я за него отдал. И мне хотели дать за него больше, как только я его купил. Поэтому, любезный господин Пиркгеймер, попросите Ганса Имгофа[74]74
  Ганса Имгофа старшего.


[Закрыть], чтобы он узнал у посыльного, куда тот дел письмо и коробочку. Посыльный же был отправлен молодым Гансом Имгофом в 11 день марта.

Вверяю Вас богу, а Вам – мою мать. Скажите ей, чтобы она устроила моего брата к Вольгемуту, чтобы он работал и не разленился. Всегда Ваш слуга. Читайте по смыслу, ибо мне нужно сейчас спешно написать добрых семь писем, из которых я написал только часть. Мне жаль господина Лоренца[75]75
  Лоренц Бехайм (ум. в 1521 г.) – каноник церкви Св. Стефана в Бамберге, ученый и гуманист, близкий друг Пиркгеймера. Слова Дюрера вызваны, вероятно, сообщением Пиркгеймера о болезни Бехайма, которому он в феврале 1506 года посылал в Бамберг лекарства (см.: письмо Лоренца Бехайма Пиркгеймеру от 9 февраля 1506 г.: Pirckheimers Briefwechsel, т. I, стр. 330).


[Закрыть], кланяйтесь ему и Стефану Паумгартнеру. Писано в Венеции в 1506 году в день св. Марка [25 апреля].

Напишите мне сразу, так как я из-за этого не имею покоя. Только что я получил известие, что Эндрес Кунгофер при смерти.

Альбрехт Дюрер

VII

[Венеция, 18 августа 1506 года]

Величайшему, первому человеку в мире. Ваш слуга и раб Альбрехт Дюрер приветствует своего великолепного господина Вилибальда Пиркгеймера. Поистине, я с радостью и большим удовольствием узнал о Вашем здоровье и великой славе. И я поражен, как может один столь ученейший человек, как Вы, противостоять этим военным тиранам и насильникам. Не иначе как в этом особое благословение Божье. Когда я читал Ваше письмо обо всех этих ужасных вещах, я испытывал великий страх, и все казалось мне очень значительным[76]76
  До этого места письмо написано на ломаном итальянском языке. Приводим текст этой части письма: «Grandisimo primo homo de mundo, woster serfitor, ell schciavo Alberto Dürero disi [dice] salus suum mangnifico miser [messere] Willibaldo Pircamer. My fede el aldy [io udii] wolentire cum grando pisir [piacere] woster san-tia e grando hanor [onore]. El [Io] my maraweio como ell possibile star vno homo cvsy [cosi] wu [voi] contra tanto sapientissimo tireybuly [tiranni e buli?] milytes; non altro modo nysy vna gracia Dio. Quando my leser woster litera de questi strania fysa de cacza my habe thanto pawra el para my vno grando cosa». Итальянский текст здесь не вполне ясен, мы даем его в интерпретации Э. Рейке (см.: То есть Pirckheimers Briefwechsel, т. I, стр. 388). По мнению Рейке, речь здесь идет не о поездке Пиркгеймера в Донауворт, как полагали Ланге и Фузе, но о его дипломатической миссии в Вюрцбург по делу против разбойничавшего рыцаря Кунца Шотта, давнего врага Нюрнберга, грабившего на дорогах торговые караваны города.


[Закрыть]. Но я полагаю, что шоттовцы[77]77
  Шоттовцы – сторонники Кунца Шотта.


[Закрыть] Вас тоже боятся. Ибо Ваш вид кажется диким, особенно в праздник святынь, когда Вы выступаете подпрыгивающим шагом. Но совсем не подходит, чтобы такой воин душился циветом[78]78
  Цивет – род духов.


[Закрыть]. Вы хотите сделаться настоящим франтом[79]79
  В тексте: «seiden schwantz» – буквально «шелковый хвост».


[Закрыть] и думаете, что если только Вы будете иметь успех у девок, все будет в порядке. Если бы Вы еще были таким же привлекательным человеком, как я, это бы не так меня сердило. У Вас так много любовниц, что если Вы захотите посетить каждую только по одному разу, Вы не сможете сделать этого за месяц и даже больше. Также благодарю Вас, что Вы уладили мои дела с женой наилучшим образом. Ибо я знаю, что в Вас заключено много мудрости. Если бы Вы только были так же кротки, как я, Вы обладали бы всеми добродетелями.

И еще я благодарю Вас за все, что Вы сделали для меня хорошего, если только Вы оставите меня в покое с кольцами. Если они Вам не нравятся, так сломайте им головы и выбросьте их в отхожее место, как говорит Петер Вейсбебер[80]80
  Петер Вейсбебер – нюрнбергский военачальник, известный своим пристрастием к крепким выражениям.


[Закрыть]. Неужели Вы думаете, что меня привлекает такое дрянное дело? Я сделался в Венеции господином[81]81
  В тексте: «zentilam» (итал.).


[Закрыть]. Также я узнал, что Вы умеете писать хорошие стихи. Вы были бы находкой для здешних скрипачей, которые играют так трогательно, что сами плачут. Если бы наша Рехенмейстерша[82]82
  По-видимому, речь здесь идет об одной из возлюбленных Пиркгеймера, представительнице часто упоминаемой в документах того времени семьи Рехенмейстеров. Так как слово «Rechenmeisterin» может быть истолковано и как «экономка», иногда считают, что Дюрер имеет здесь в виду женщину, ведавшую хозяйством Пиркгеймера, который был вдов и жил с тремя дочерьми. Однако это маловероятно, так как в письмах VIII и X, где Дюрер снова упоминает Рехенмейстершу, он называет ее в ряду других приятельниц Пиркгеймера.


[Закрыть] услышала это, она бы тоже заплакала. Также по Вашему приказанию я оставлю мой гнев и буду держаться с достоинством, по моему обыкновению[83]83
  Вероятно, речь идет о недовольстве Дюрера надоевшими ему поручениями в связи с покупкой драгоценностей.


[Закрыть].

Я не смогу уехать через два месяца, ибо еще не имею достаточно для отъезда, как я Вам раньше писал. И поэтому прошу Вас, если моя мать обратится к Вам с просьбой одолжить ей денег, дайте ей 10 гульденов, пока бог поможет мне возвратиться, тогда я Вам все вместе честно с благодарностью заплачу.

Я посылаю Вам также с посыльным обожженное стекло[84]84
  В тексте: «fitrum vstum» (лат. «vitrum ustum») – «обожженное стекло», по-видимому, стекло с эмалевой росписью.


[Закрыть]. А два ковра, наилучших по красоте и самых дешевых по цене, поможет мне купить Антон Кольб. Как только я получу их, я отдам их молодому Имгофу, чтобы он отправил Вам. Также я поищу журавлиных перьев, я еще их не нашел, но лебединых перьев, которыми пишут, здесь много[85]85
  Журавлиные перья употреблялись тогда в качестве украшения, лебедиными пользовались для письма.


[Закрыть]. Что если Вам на время прикрепить к шляпе несколько штук? Также я справлялся у одного книгопечатника, он говорит, что не знает ни о каких греческих книгах, которые бы недавно вышли. Если же он узнает что-либо, он сообщит мне, чтобы я мог Вам написать.

Сообщите мне также, какой я должен купить для Вас бумаги, ибо я не знаю более тонкой, нежели та, которую мы покупаем дома. Что касается историй, то я не вижу ничего особенного среди того, что делают итальянцы, такого, что выглядело бы приятно в Вашем кабинете. Это всегда одно и то же, Вы сами знаете больше, чем они изображают[86]86
  В тексте: «Item der historien halben sy ich nix besunderes, dz dy Wahlen machen, dz sunders lustig in ewer studorio wer, es ist vmer dz vnd dz ein, Ir wist selber mer weder sy molen». Мы даем эту фразу в интерпретации Э. Рейке, который толкует «studorio» как итальянское «studiolo» – «кабинет» и полагает, что речь скорее всего идет о гравюрах исторического или аллегорического содержания, предназначавшихся для украшения кабинета Пиркгеймера (см.: Pirckheimers Briefwechsel, т. I, стр. 389).


[Закрыть].

Также я недавно написал Вам через посыльного Каненгисера.

Также я хотел бы знать, как Вы намерены примириться с Кунцем Имгофом[87]87
  Кунц (Конрад) Имгоф – брат Ганса Имгофа – старшего, игравший видную роль в нюрнбергском Совете. Пиркгеймер с ним постоянно враждовал.


[Закрыть].

Остаюсь готовым к услугам. Передайте от меня нашему приору[88]88
  Вероятно, настоятель монастыря августинцев Экарий Карл. Дюрер упоминает его также в конце письма VIII.


[Закрыть] изъявление готовности к услугам. Скажите ему, чтобы он молил за меня Бога, чтобы я остался невредим, особенно от французской болезни[89]89
  Французской болезнью называли тогда венерические заболевания. Во времена Дюрера они были страшным бедствием, с которым почти не умели бороться.


[Закрыть]. Ибо я ничего не боюсь больше этого, так как почти каждый ее имеет. Многих людей она совсем съедает, так что они умирают. Также кланяйтесь от меня Стефану Паумгартнеру, господину Лоренцу и всем нашим соперникам, и тем, кто еще по доброте обо мне спрашивает. Писано в Венеции в 1506 году, 18 августа.

Также Эндрес здесь и просит передать Вам изъявление своей добровольной готовности к услугам. Он еще слаб и нуждается в деньгах, ибо его продолжительная болезнь и долги все съели. Я сам одолжил ему 8 дукатов. Но не говорите об этом никому, чтобы это не дошло до него, он может подумать, что я сказал об этом из недоверия. Вы должны также знать, что он ведет такой честный и разумный образ жизни, что все желают ему добра.

Также я намереваюсь, если король[90]90
  В 1506 году император Максимилиан I намеревался предпринять поход в Рим, чтобы короноваться там императорской короной. Поход этот не состоялся.


[Закрыть] приедет в Италию, поехать с ним в Рим.

Альбрехт Дюрер, норикский гражданин[91]91
  В тексте: «Noricorius cibis» (лат. «Noricus civis») – нюрнбергский гражданин.


[Закрыть]

VIII

[Венеция, 8 сентября 1506 года]

Высокоученому, истинно мудрому знатоку многих языков, сразу раскрывающему всякую ложь и быстро отличающему истинную правду, достопочтенному, высокочтимому господину Вилибальду Пиркгеймеру! Ваш нижайший слуга Альбрехт Дюрер желает Вам здоровья и великих и славных почестей. К дьяволу всю эту болтовню, что Вы об этом думаете? Я заставлю сжаться Ваше сердце[92]92
  Начало этой фразы и предыдущая написаны на ломаном итальянском языке: «Сu diawulo tanto pella czanza chi tene pare. Io vole denegiara cor woster…» Смысл текста не вполне ясен и допускает различные толкования (см.: Pirckheimers Briefwechsel, т. I, стр. 417).


[Закрыть] и Вы подумаете, что я тоже оратор ста параграфов[93]93
  В тексте: «partire» (итал. «partite»). В то время, когда Дюрер находился в Венеции, Пиркгеймер ездил с дипломатическим поручением в Донауворт, где отстаивал интересы своего города перед маркграфом Фридрихом Бранденбургским. Вероятно, Пиркгеймер, о котором современники писали, что он мог во время диспута удержать в голове шестьдесят и более возражений противника и тотчас же ответить на них, блеснул в Донауворте своей необыкновенной памятью, позволившей ему изложить перед маркграфом «сто параграфов» наизусть. Об этом он написал Дюреру, который в ответ подшучивает над своим другом.


[Закрыть]. Комната должна иметь больше четырех углов, чтобы в ней можно было разместить идолов памяти. Я не намерен свихнуть себе этим голову. Я рекомендую это Вам, ибо я полагаю, что в голове не так много чуланчиков, чтобы Вы могли поместить в каждом понемножку[94]94
  В тексте: «Es mus ein schtuben mer den 4 winkell haben, dorein man dy gedechtnus götzen setzt. Ich voli mein caw nit domit inpazare, ich will ewchs rekomandare, wan ich glawb, dz nit so multo kamerle im Kopff sind, dz Ir in iettlichs ein pitzelle behalt». Это место неясно. По мнению Э. Рейке, речь здесь идет об одном из распространенных в то время мнемонических способов запоминать слова и мысли, размещая их в воображении по углам и стенам какой-либо комнаты. В таком случае «идолы памяти» могут быть истолкованы как зрительные образы, которыми пользовались в подобных случаях для запоминания абстрактных понятий. Подшучивая над Пиркгеймером, Дюрер выражает сомнение в том, что в голове его друга найдется достаточное количество отделений, чтобы разместить в них все бесчисленные «параграфы», поэтому он рекомендует ему завести у себя в доме для этой цели особую комнату со многими углами (см.: Pirckheimers Briefwechsel, т. I, стр. 418). В приведенной фразе Дюрер вставил несколько итальянских слов: caw (capo) – голова, inpazare (impazzare) – свести с ума, свихнуть или забить, гесоmandare – рекомендовать; multo – много (лат.).


[Закрыть]. Маркграф[95]95
  Маркграф Фридрих Бранденбургский.


[Закрыть] не даст такой длинной аудиенции. 100 параграфов и в каждом по 100 слов требуют уже 9 дней 7 часов и 52 минуты, и это без вздохов[96]96
  В тексте: «suspriry» (итал. «sospiri»).


[Закрыть], которых я еще не сосчитал. Поэтому Вы не сможете сказать все это в один прием, это будет скучно, как речь старого болтуна.

Также я приложил все усилия в отношении ковров, но не могу получить широкого. Все они узкие и длинные. Но я все-таки ищу каждый день, так же, как и Антон Кольб. Я передал Бернарду Гиршфогелю[97]97
  Бернард Гиршфогель – нюрнбергский посол в Венеции.


[Закрыть] Ваш привет. Он в большом горе, так как умер его сын, лучший мальчик, какого я когда-либо видел в своей жизни.

Также я не могу получить дурацких перьев.

О, если бы Вы были здесь, каких бы Вы увидели красивых итальянских ландскнехтов! Как часто я Вас вспоминаю! Если бы бог дал, чтобы Вы и Кунц Камерер[98]98
  Кунц Камерер – нюрнбергский военачальник.


[Закрыть] могли их видеть! У них большие рунки[99]99
  В тексте: «runckan» (итал. «runca») – рунка, старинное оружие с лезвием, укрепленным на длинном древке.


[Закрыть] с двумястами семьюдесятью восьмью лезвиями; тот, кого они ими заденут, умрет, ибо все они отравлены. Гей, это я могу хорошо делать, хочу быть итальянским ландскнехтом! Венецианцы собирают большое войско, также папа и французский король[100]100
  Итальянцы собирали силы, чтобы воспрепятствовать предполагавшемуся итальянскому походу Максимилиана.


[Закрыть]. Что из этого получится, я не знаю, ибо над нашим королем здесь сильно насмехаются.

Пожелайте от меня много счастья Стефану Паумгартнеру, меня не удивляет, что он женился. Кланяйтесь от меня Пёршту[101]101
  Никлас Пёршт – муж сестры Лоренца Бехайма и приятельницы Пиркгеймера Анны Пёршт.


[Закрыть], господину Лоренцу[102]102
  Лоренц Бехайм.


[Закрыть] и нашим прекрасным приятельницам[103]103
  В тексте: «vnser hüpsch gesind».


[Закрыть], а также Вашей Рехенмейстерше и поблагодарите Вашу комнату[104]104
  В тексте: «stuben». Значение этого слова неясно и породило различные толкования. Согласно Ланге и Фузе, под «комнатою» следует понимать род корпоративных клубов, какие существовали во всех немецких городах позднего Средневековья (см.: Lange – Fuhse, стр. 35). Известно, что Пиркгеймер посещал так называемые «Herrnstuben». Видимо, он написал Дюреру о шутках, отпускавшихся там по поводу его длительного отсутствия, и Дюрер отшучивается в ответ. Э. Рейке предлагает другое толкование этого слова. По его мнению, под «комнатою» следует понимать какое-то помещение в доме Пиркгеймера; что же касается шуток Дюрера по поводу грязи и вони, то они могли быть вызваны ответом Пиркгеймера на содержавшееся в предыдущем письме его друга шутливое предложение выбросить все кольца в отхожее место (см.: Pirckheimers Briefwechsel, т. I, стр. 420). Толкование слова «Stuben» как рабочего кабинета или комнаты в доме Пиркгеймера см.: также в работах: Н. Grimm, Über Künstler und Kunstwerke, Berlin, 1865; E. Heidriсh, A. Dürers schriftlicher Nachlass, Berlin, 1910, стр. 347–348.


[Закрыть], что мне кланялась. Скажите ей, что она полна грязи. Я отправил ей из Венеции в Аугсбург целых 10 центнеров[105]105
  Центнером в то время называли меру веса, равную 100 фунтам.


[Закрыть] масличного дерева, там я его оставил. И скажите ей, что воняет так оттого[106]106
  В тексте: «pertzo el sputzo» (итал. «percio il puzzo») – от этого вонь.


[Закрыть], что она не захотела его дождаться.

Также знайте, моя алтарная картина говорит, что она дала бы дукат за то, чтобы Вы могли ее увидеть. Она хороша и красива по краскам. Она принесла мне много похвал, но мало пользы. Я мог бы заработать за это время 200 дукатов и отказался от большой работы, которая дала бы мне возможность возвратиться домой. Но я заставил умолкнуть всех живописцев, говоривших, что в гравюре я хорош, но в живописи не умею обращаться с красками. Теперь все говорят, что они не видели более красивых красок. Также кланяются Вам мой французский плащ и итальянский кафтан. Также мне кажется, Вы провоняли девками так, что я это чувствую здесь. И мне здесь рассказывают, что когда Вы ухаживаете за кем-нибудь, Вы говорите, что Вам не более двадцати пяти лет⁴³. О да, помножьте-ка, тогда я этому поверю. Милый, здесь великое множество итальянцев, совершенно похожих на Вас, я не знаю, отчего так случилось[107]107
  ¹ Пиркгеймеру было в то время тридцать шесть лет.


[Закрыть].

Также герцог[108]108
  ² Венецианский дож Леонардо Лоредано.


[Закрыть] и патриарх[109]109
  ³ Венецианский патриарх Антонио Суриано.


[Закрыть] видели мою картину. Остаюсь Вашим преданным слугой. Мне пора спать, так как сейчас бьет семь часов ночи. И я сейчас уже написал приору августинцев, моему шурину, Дитрихше и моей жене и исписал несколько листов. Поэтому я спешил. Читайте по смыслу, от этого Вы станете еще более искусны в разговорах с князьями[110]110
  ⁴ Это место не вполне ясно. В тексте: «Ir wert ewch sein woll pesseren mit fürschten zw reden». Мы придерживаемся в данном случае интерпретации Ланге и Фузе (см.: Lange – Fuhse, стр. 36) и Э. Рейке (см.: Pirckheimers Briefwechsel, т. I, стр 422).


[Закрыть]. Желаю много добрых дней и ночей. Писано в Венеции в день нашей Богоматери в сентябре [8 сентября].

Также Вы не должны одалживать ничего моей матери и жене, у них теперь достаточно денег.

Альбрехт Дюрер

IX

[Венеция, 23 сентября 1506 года]

Достопочтенному мудрому господину Вилибальду Пиркгеймеру в Нюрнберге, моему милостивому господину.

О радостных событиях [у Вашей достопочтенной мудрости][111]111
  Начало этой строчки испорчено, так как здесь прошли насквозь чернила с обратной стороны. Мы даем эту фразу в интерпретации Э. Рейке (см.: Pirckheimers Briefwechsel, т. I, стр. 425). Слова, заключенные в квадратные скобки, – предполагаемые начальные слова письма. Первое читаемое слово «legereza» (итал. «allegrezza») – радость.


[Закрыть] сообщило мне Ваше письмо, из которого я узнал о безмерных похвалах, расточаемых Вам князьями и господами. Вы, должно быть, совершенно переменились, что стали таким кротким. Это тотчас же бросится мне в глаза, как только я к Вам приеду.

Узнайте также, что моя алтарная картина готова, и еще другая картина[112]112
  В тексте: «quar» (итал. «quadro»).


[Закрыть], подобной которой я никогда не делал[113]113
  Неизвестно, о какой картине идет речь; некоторые отождествляют ее с картиной «Иисус среди книжников» (Лучано, коллекция Тиссен).


[Закрыть]. И подобно тому, как Вы нравитесь сами себе, также и я хочу убедить себя, что лучшего изображения Марии нет в стране. Ибо все художники расхваливают ее, как Вас господа. Они говорят, что никогда не видели более возвышенной и красивой картины.

Также масло, о котором Вы писали, я посылаю с посыльным Каненгисером. И я надеюсь, Вы получили обожженное стекло[114]114
  В тексте: «vitrum vstum».


[Закрыть], которое я послал Вам с посыльным Фербером. Что же касается ковра, то я его все еще не купил, ибо я не могу достать квадратного, все они узкие и длинные. Если же Вы хотите иметь такой, я охотно его куплю, поэтому известите меня.

Знайте также, что я буду готов самое большее через четыре недели. Ибо я должен сделать портреты нескольких человек, которым я обещал. После того как я закончил мою картину, я отказался, ввиду скорого отъезда, от работы более чем на 2000 дукатов; это знают все, кто живет со мною рядом.

Остаюсь готовым к услугам. Я бы написал Вам еще много, но посыльный готов в дорогу. И я надеюсь, что если Богу будет угодно, я скоро сам буду у Вас и смогу почерпнуть у Вас новую мудрость. Бернард Хольцбок отзывался о Вас с большим почтением, но я думаю, он делает это потому, что Вы теперь стали его шурином. Но больше всего сердит меня, когда они говорят, будто Вы красивы; тогда я должен считаться безобразным. Это может свести меня с ума. Я сам нашел у себя седой волос, он вырос у меня от бедности и оттого, что я столько страдаю[115]115
  В тексте: «stenter» (итал. «stentare»).


[Закрыть]. Мне кажется, я рожден для того, чтобы иметь неприятности. Мой французский плащ, гуссек[116]116
  Гуссек – по-видимому, род плаща.


[Закрыть] и коричневый кафтан Вам кланяются. Но я хотел бы посмотреть, на что способна Ваша комната[117]117
  Что подразумевает здесь Дюрер под «комнатой» – неясно.


[Закрыть], что она так важничает.

Писано в 1506 году в среду после дня св. Матвея [23 сентября].

Альбрехт Дюрер

X

[Венеция, около 13 октября 1506 года]

Поскольку я знаю, что Вам известно о моей готовности служить Вам, об этом нет надобности писать. Гораздо важнее рассказать Вам о большой радости, которую я испытал, узнав о великих почестях и славе, достигнутых Вами благодаря Вашей мужественной мудрости и ученому искусству. Это тем более достойно удивления, что в молодом теле лишь очень редко можно встретить нечто подобное или даже совсем нельзя найти. Это происходит от особого благословения Божьего, так же как и со мною. Как хорошо нам обоим, что мы можем быть довольны собой, я – благодаря моим картинам, Вы – благодаря Вашей[118]118
  В тексте: «cum voster» (лат.).


[Закрыть] мудрости. Когда нас прославляют[119]119
  В тексте: «glorifiszirt» (итал. «glorificare»).


[Закрыть], мы задираем головы и верим этому. Но, быть может, позади стоит злой соблазнитель и насмехается над нами. Поэтому не верьте, когда Вас расхваливают. Ибо Вы сами не можете представить себе, насколько Вы дурны. Мне кажется, я почти вижу Вас, как Вы стоите перед маркграфом и как Вы любезно говорите. Вы ведете себя при этом так, словно Вы ухаживаете за Розентальшей, так Вы склоняетесь.

Я также хорошо заметил, что когда Вы писали последнее письмо, Вы были совершенно полны любовных помыслов. Вы должны стыдиться теперь, ибо Вы стары, а думаете, что Вы красивы, и флирт подходит Вам, как большому косматому псу игра с молоденькой кошечкой. Если бы Вы были так же мягки и кротки, как я, то я бы поверил. Но если я стану бургомистром, я буду стыдить Вас и грозить Вам заточеньем в Лугинсланде[120]120
  Luginsland – буквально «смотри вдаль». Так называли в Германии в XV–XVI веках крепостные сторожевые башни, с которых открывался далекий вид. «Lug ins land» называли обычно и высокую сторожевую башню Нюрнберга, которая одновременно служила тюрьмой.


[Закрыть], как Вы грозили благочестивому Цамессеру[121]121
  Ганс Цамессер – один из представителей «золотой молодежи» Нюрнберга, лишенный права посещать «клуб господ» за непристойное поведение.


[Закрыть] и мне. Я Вас когда-нибудь заточу вместе с девицами Рех [енмейстершей], Роз [ентальшей], Гарт [нершей], Шутц и Пёр [шт] и еще многими, которых я не хочу называть ради краткости. Пусть они Вас изрежут. Но обо мне спрашивают больше, чем о Вас. Ибо Вы сами пишете, что обо мне спрашивают и девки, и благочестивые женщины. Это признак моей добродетельности. Если только бог поможет мне возвратиться, не знаю, как я должен жить с Вами из-за Вашей великой мудрости. Но я рад Вашей добродетельности и кротости. И Вашей собаке будет теперь хорошо, так как Вы не будете больше избивать ее до хромоты. Но теперь, когда Вас прославили дома столь великим, Вы никогда не отважитесь разговаривать на улице с бездельником-живописцем[122]122
  В тексте: «cum pultron de pentor» (итал. «con poltrone di pintor»).


[Закрыть], – показаться с живописцем было бы для Вас большим позором.

О дорогой господин Пиркгеймер, сейчас, в тот момент, когда я Вам так весело писал, начался пожар и сгорело шесть домов у Петера Пендера[123]123
  Петер Пендер – хозяин харчевни, расположенной близ церкви Св. Варфоломея. Во время пребывания в Венеции Дюрер жил у него.


[Закрыть], и сгорело мое шерстяное сукно, за которое я только вчера заплатил 8 дукатов. Так что я тоже пострадал. Здесь очень много шума из-за этого пожара.

Также Вы пишете, что я должен скорее возвратиться домой. Я приеду сразу же, как только смогу. Ибо я должен заработать на жизнь. Около 100 дукатов я уплатил за краски и прочее. Я заказал также два ковра, завтра я за них заплачу, но я не смог купить их дешево. Я запакую их с моими вещами…

Также знайте, что я решил было научиться танцевать и был два раза в школе. Но после того как пришлось заплатить учителю дукат, никто не заставит меня снова туда пойти. Я истратил бы на ученье все, что я заработал, да еще в результате ничему бы не научился.

Также обожженное стекло[124]124
  В тексте: «vitrum vstum».


[Закрыть] доставит Вам посыльный Фербер.

Также я нигде не мог узнать, напечатано ли что-нибудь новое по-гречески. И я запакую Вам стопу Вашей бумаги. Я думал, у Кеплера[125]125
  Вероятно, Себальд Кеплер (или Кеппнер) – нюрнбергский переплетчик, может быть, предок знаменитого астронома.


[Закрыть] ее больше. Но таких перьев, как Вам хотелось, я нигде не мог достать. Все же я купил белых перьев. Если же мне попадутся зеленые, я их тоже куплю и привезу с собой.

Также Стефан Паумгартнер писал мне, чтобы я купил ему пятьдесят карнеоловых зерен[126]126
  Карнеол, или сердолик, – минерал, разновидность халцедона, красного, бурого или желтого цвета.


[Закрыть] для четок. Я их уже заказал, но дорогие. Я не мог достать более крупных; и я пошлю их ему со следующим посыльным.

Также по Вашей просьбе довожу до Вашего сведения о том, когда я собираюсь возвратиться, чтобы мои господа знали, как им поступать. Я закончу здесь все через десять дней. Затем я поеду в Болонью ради секретов искусства перспективы, которым хочет научить меня один человек[127]127
  О приеме, оказанном в Болонье Дюреру, рассказывает Кристоф Шейрль, в то время заканчивавший там курс обучения в университете. С кем намеревался встретиться Дюрер – неизвестно. Некоторые полагают, что речь идет об известном математике Луке Пачоли, по мнению других, это мог быть знаменитый архитектор Донато Браманте.


[Закрыть]. Там я пробуду около восьми или десяти дней, а затем снова приеду в Венецию. После этого я выеду с первым же посыльным. О, как мне будет холодно без солнца; здесь я господин, дома – дармоед.

Сообщите мне также, как просватать старую Кормершу[128]128
  Урсула Крамер – вдова, знакомая Дюрера и Пиркгеймера.


[Закрыть], чтобы не вызвать Вашего неудовольствия. Я написал бы Вам еще много, но скоро я сам у Вас буду[129]129
  Дюрер уехал из Венеции в 1507 году. Последнее известие о пребывании его в Венеции сохранила надпись на некогда принадлежавшем ему экземпляре латинского издания «Элементов» Евклида, хранящемся в библиотеке в Вольфенбюттеле: «Эту книгу я купил в Венеции за один дукат в 1507 году. Альбрехт Дюрер».


[Закрыть].

Писано в Венеции, не знаю, в какой день месяца, но приблизительно через четырнадцать дней после дня св. Михаила [около 13 октября] в 1506 году.

Альбрехт Дюрер

«…В лице Альбрехта Дюрера я потерял лучшего друга, какого я когда-либо имел на земле; и ничто не огорчает меня больше, чем сознание, что он должен был умереть такой жестокой смертью, в которой я, по воле Божьей, могу винить только его жену, ибо она так грызла его сердце и в такой степени мучила его, что он раньше от этого скончался. ибо он высох, как связка соломы, и никогда не смел мечтать о развлечениях или пойти в компанию, так как злая женщина всегда была недовольна, хотя у нее не было для этого никаких оснований… но предоставим это Богу, да будет он милосерден и милостив к благочестивому Альбрехту, ибо он жил как набожный и честный человек и так же по-христиански и мирно скончался. Боже, окажи нам свою милость, чтобы и мы в свое время мирно последовали за ним»[130]130
  Столь резкий отзыв о жене Дюрера, по-видимому, в большей мере был вызван мрачным настроением Пиркгеймера в последние годы жизни, чем истинным положением вещей.


[Закрыть].

Вилибальд Пиркгеймер. Письмо Иоганну Черте

Этюд трех рук. 1494

Когда же Вы сообщите мне, не умер ли у Вас кто-нибудь из детей[131]131
  В то время в Нюрнберге снова появилась чума.


[Закрыть]? Вы написали мне также однажды, что Иозеф Руммель[132]132
  Иозеф Руммель – родственник Агнесы Дюрер.


[Закрыть] женился на дочери, и не пишете – чьей. Как я могу знать, кого Вы имеете в виду. Если бы только я мог вернуть мое сукно! Боюсь, что мой плащ тоже сгорел, тогда я сойду с ума. Мне не везет. Не больше трех недель назад сбежал один мой должник с 8 дукатами.

«По-видимому, во время поездки в Италию в 1506–1507 годах Дюрер имел возможность познакомиться с новой системой пропорций, разработанной итальянцами. Во всяком случае, в рисунках, выполненных после поездки в Италию, он почти не возвращается больше к геометрическим способам построения тела и переходит, по примеру итальянцев, к точному обмеру фигуры с помощью специальных мер, выявляющих отношение длины каждой части тела к его общей длине. Вероятно, в это время Дюрер пришел к убеждению, что ”человеческое тело не может быть вычерчено с помощью линейки и циркуля, но должно быть нарисовано от точки к точке”, – как он писал впоследствии в трактате 1528 года. Как явствует из рисунков этого времени, Дюрер уже не стремится более к созданию одного идеального типа. Напротив, теперь появляется много вариантов фигур, в основе пропорций которых лежат разные отношения размера головы ко всей длине тела. Если в ранних рисунках Дюрер надеялся найти некий канон, то теперь он отказывается от такого намерения ради передачи разнообразия реальных форм».

Цецилия Нессельштраус