Текст книги "Сталин. Цена успеха, феномен пропаганды"

Тито, он же Вальтер – уцелевший

Иосип Броз Тито был официальным лидером Югославии с 1945 по 1980 год, но еще до этого он успел обрести широкую известность среди народа и в 1943 году стать маршалом.

Что касается биографии югославского вождя, то в ней есть как множество белых пятен, так и различные версии, рассказывающие о его деятельности на разных жизненных этапах. Даже о дате его рождения нет однозначного мнения – родился будущий югославский вождь то ли 7 мая 1892 года, то ли 25 мая того же года. Пожалуй, не оспаривается лишь то, что произошло это событие в деревне Кумровец на границе Хорватии и Словении (тогда – королевство Хорватия и Славония в составе Австро-Венгрии). Иосип окончил среднюю школу-пятилетку в 1907 году и пошел работать в слесарную мастерскую. В 1913 году был призван в армию. В январе 1915 года он прибыл в Карпаты и был назначен руководителем особого разведотряда. В марте 1915 года, накануне Пасхи, во время прорыва фронта конными черкесами из «Дикой дивизии» Иосип был ранен и попал в плен. Был очевидцем и участником событий лета 1917 года. Тито в своих воспоминаниях писал, что «толпа из десятков рабочих, и в том числе я, повалила по улицам Петрограда с лозунгами “Долой Временное правительство! Вся власть Советам рабочих и солдатских депутатов!”

Демонстрации были разогнаны, многие их участники (и выступавшие против Временного правительства большевики) были арестованы, и Тито решил бежать из России в Финляндию. Но пойманный полицией, Иосип был отправлен в Петропавловскую крепость, где провел три недели, затем был переведен обратно в лагерь для пленных, в Кунгур. Тито решил бежать. В Екатеринбурге беглеца чуть было не схватили, но ему удалось сесть в поезд, который направлялся в Омск. В это время и произошла Октябрьская революция…

Первый «русский» период Тито заканчивается в январе 1920 года – он возвращается на родину, пройдя карантин в Мариборе и оказавшись затем в Загребе. В Страну Советов он возвращается спустя 15 лет, став сотрудником Коминтерна – референтом балканского лендерсекретариата. И тут таится одна из самых больших загадок его биографии, которую отмечает Никита Бондарев в книге «Загадка Тито. Московские годы Иосипа Броза (1935–1937 гг.)»: «…необходимо иметь в виду, что, согласно утверждениям многих исследователей, именно весной 1935 года состоялась вербовка Тито советскими спецслужбами… ни исследования биографов Тито, ни доступные на сегодняшний день архивные документы никак не подтверждают его факт сотрудничества с ОГПУ или Разведуправлением Красной Армии. Мы можем констатировать, что история о вербовке Тито, как и вся линия его биографии, касающаяся ОГПУ-НКВД, основана на предположениях, допущениях, но никак не фактах».

Начало Второй мировой войны застало Тито на пути в Москву. Он уже какое-то время был занят тем, что стремился привести югославскую компартию в соответствие с требованиями Коминтерна, а реально – советского руководства. Это было достаточно опасным занятием, поскольку на родине за коммунистами охотились власти, а в Советском Союзе можно было запросто попасть в разряд врагов или шпионов, что и произошло с предшественником Тито – Миланом Горкичем, который был арестован и расстрелян. Репрессированы были обе жены Тито – и первая, Пелагея, с которой он успел развестись, и вторая, Эльза, ту вообще расстреляли за шпионаж, а Иосипу пришлось писать для Сталина объяснительную о потере бдительности.

Тито в начaле 1937 года писал Горкичу из Югославии о процессе, где были осуждены Пятаков, Радек и другие: «Людям все стало понятнее. Только кое-где порой еще какой-нибудь сентиментальный интеллигент плачется, что сейчас неподходящее время для таких приговоров». В нелегальной газете КПЮ «Пролетер» Тито выступал тогда же в духе эталонных образцов сталинской пропаганды: «Гнев советского народа и пролетарская правда свернули своей силой головы этих невиданных злодеев».

В марте 1936 года в СССР было принято решение о чистках среди политэмигрантов, официально же кампания именовалась «проверкой партийных документов». Милана Горкича, находившегося в Париже, в июле 1937 года срочно вызвали в Москву. Многие соратники подозревали неладное и уговаривали его не ехать. Представитель КПЮ в Коминтерне Ивaн Гржетич сообщал ему из Москвы, что некоторых югослaвских коммунистов уже «поглотила неизвестность». Горкич тоже воспринял вызов без радости – незадолго до этого провалилась организованная им отправка югославских добровольцев в Испанию. Но при этом он говорил: «Если я не поеду, меня обвинят в том, что я предатель, вор, который сбежал с партийной кассой, агент полиции или Уолл-Стрита». Горкич уехал в Москву, и больше его никогда не видели. 19 августа 1937 года он был aрестовaн, а 1 ноября – расстрелян как «английский шпион». Иногда Тито обвиняли, что он был к этому причастен. Однажды он сам обмолвился: «Прежде всего, я получил задание от Коминтерна скинуть все руководство, которое тогда находилось за границей».

Но сообщение о судьбе Горкича из Москвы пришло даже не его товарищам по партии, а руководству французских коммунистов. Секретарь ЦК ФКП Морис Треaн сказал Тито и остальным: «Я вчера получил письмо от товарища Димитрова с распоряжением пригласить членов ЦК КПЮ и сообщить им решение Коминтерна». Решение было простым – Горкич шпион; верхушка КПЮ распущена, но остается в распоряжении Коминтерна; финансов из Москвы пока не ждать.

Тито, несмотря на распоряжение ждать, сам поехал в Москву. Там его встретили почти как обреченного —

в ресторане гостиницы «Люкс», где остановился «товарищ Вальтер, член ЦК КП Югославии», с ним никто даже не садился за один стол. По одной версии, Тито вскоре принял Димитров и сообщил ему о назначении генеральным секретарем ЦК КПЮ, а Тито только и отчеканил в ответ: «Мы смоем с себя позор!». По другой, которую тоже рассказывал сам Тито, ему пришлось ждать решения долго и мучительно, каждый день опасаясь ареста. Сначала он добивался приема у Димитрова, а когда был принят, то услышал: «В верхушке КПЮ все фракционеры, и вы – фракционер». Страшная характеристика по тем временам!

Но в итоге Тито дали испытательный срок для наведения порядка в партии. Димитров, по словам Тито, сказал: «Слушай, Вальтер, на этот раз мы больше не будем шутить. Я бы хотел помочь, чем только могу, но другие этого не хотят. Смотри обеспечь консолидацию в Югославии как можно скорее». Но в самом начале 1939 года отъезд Иосипа Броза отложили снова – секретарь исполкома Коминтерна Дмитрий Мануильский заявил, что в провале отправки добровольцев виновен именно Тито, что доверия он не заслуживает, посему – никаких ответственных должностей…

Осознавая, что дело совсем плохо, будущий партизанский маршал снова взмолился Димитрову: «Дорогой товарищ Димитров! Я прошу Вас, сделайте все, чтобы ускорить мой отъезд… Я не боюсь никаких трудностей и сделаю все, чтобы спасти нашу партию…»

В конце января Тито покинул Москву по разрешению Димитрова, которому всю жизнь потом был за это благодарен.

До Троцкого добрались

27 мая 1940 года произошло первое покушение на Льва Троцкого, организованное по приказу Сталина и окончившееся неудачей. Руководил этой акцией (получившей название «Операция “Утка”») советский секретный агент, разведчик-нелегал, работавший в странах Латинской Америки. В этот день группа вооруженных автоматическим оружием молодых людей под командованием известного мексиканского художника (по убеждениям – пламенного революционера, сторонника СССР, верящего в непогрешимость И. Сталина) Давида Сикейроса ворвалась на виллу, где жил Лев Троцкий, и начала неприцельную стрельбу. Но ни сам Троцкий, ни его родные (жена и внук), успевшие спрятаться за массивной кроватью, не пострадали. Вызванная после ухода налетчиков полиция нашла на стенах множество следов от выстрелов и начала расследование, которое привело к Сикейросу. Но несмотря на все заявления Троцкого, участие И. Сталина в организации этого покушения так и не было доказано. Однако неудавшаяся операция не стала последней попыткой избавиться от Троцкого, роль которого как пугала – внешнего врага Советского Союза, по мнению И. Сталина, уже была исчерпана.

20 августа 1940 года Лев Троцкий, живший на своей вилле в Мексике, был смертельно ранен, получив удар ледорубом по голове от агента НКВД Рамона Меркадера. Несмотря на все усилия врачей, через несколько часов Троцкий скончался. Его убийца, сданный в полицию, на суде заявил о своих идейных разногласиях с Троцким, умолчав о том, что исполнил тайную волю И. Сталина. Да и официальные представители СССР опровергли версию о причастности Советского Союза к убийству, обвинив в этом тех, кто поначалу поверил Троцкому, а затем разочаровался в нем и его лживых идеях.

Состоялся суд, приговоривший Меркадера к двадцати годам заключения. Он отбыл их полностью, после освобождения уехал на Кубу, откуда его тайно переправили в СССР. Здесь руководители страны и разведки выполнили обещание о награде, данное более двадцати лет назад. 8 июня 1960 года убийце врага советского народа Льва Троцкого – Рамону Меркаде-ру руководителем КГБ СССР А. Н. Шелепиным был вручен орден Ленина и медаль «Золотая Звезда» (за номером 11089). Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении Лопеса Рамона Ивановича (на эту фамилию Меркадеру были оформлены документы в Советском Союзе) был подписан немногим более чем за неделю до этого, 31 мая 1960 года. Помимо звания, Меркадеру дали четырехкомнатную квартиру и государственную дачу.

Убить Сталина

Организация покушений на Сталина регулярно вменялась среди прочего в вину «врагам народа». А потом, после падения Берии, появилось множество обвинений уже и в адрес последнего – не в организации покушений, но в их имитации. Дескать, Лаврентий Павлович все время внушал вождю, что тот со всех сторон окружен врагами, выжидающими удобного случая для нанесения удара, а чтобы эти утверждения не были голословными, время от времени устраивал тому наглядные демонстрации.

Одна из первых попыток покушения, впрочем, произошла задолго до появления Берии в качестве шефа Лубянки – 16 ноября 1931 года в Москве. В вождя попытался выстрелить из револьвера офицер Белой армии Огарев, приехавший в Москву как представитель западной нефтеторговой фирмы. Огарев был активным деятелем Русского общевоинского союза, об этом стало известно НКВД, которое отследило его приезд и обеспечило его квартирой, причем хозяин квартиры являлся сотрудником спецслужб. Были подозрения, что приезжий работает на английскую разведку. 16 ноября Огарев и хозяин квартиры после обеда отправились на прогулку и на Ильинке столкнулись со Сталиным, который шел, как это тогда было принято, в сопровождении единственного охранника – Власика. Огарев на мгновение застыл, глядя на советского вождя, а потом потянулся за револьвером, но чекист успел сбить террориста-импровизатора с ног. После случившегося появилось специальное решение Политбюро, запрещавшее Сталину ходить пешком по Москве.

Известны два странных случая, изрядно обросших слухами и домыслами. Оба произошли в 1933 году, когда Сталин отдыхал на озере Рица. Утверждают, что в самом начале этого отпуска, во время поездки к озеру, сопровождавший вождя Берия вдруг приказал остановить кортеж и настоял, чтобы Иосиф Виссарионович пересел в другую машину. Вскоре под машиной, первоначально предназначенной для вождя (она шла второй в кортеже), провалился мост через реку Лашупсе. Несколько дней спустя во время прогулки на катере суденышко с вождем было обстреляно. Берия вроде как даже заслонил Сталина собой в тот момент. Чуть позже выяснилось – стрелял пограничник с заставы «Пицунда», стрелял в воздух, чтобы заставить катер пристать к берегу, ибо на заставу не поступило информации о путешествии вождя. В общем, то ли повальное разгильдяйство, то ли хитрый план Берии, эту информацию придержавшего…

25 января 1939 года на советско-турецкой границе была уничтожена группа диверсантов, намеревавшаяся организовать покушение на Сталина в Мацесте, где советский вождь периодически поправлял здоровье в санатории, принимая лечебные ванны. Идея такого покушения принадлежала беглому сотруднику НКВД – начальнику Дальневосточного управления Генриху Люшкову, который за некоторое время до того перешел в Маньчжурии границу и попал к японцам. В свое время Люшков был начальником Азово-Черноморского управления НКВД и знал особенности устройства ванного корпуса санатория. Ночью по водостоку, где в это время снижался уровень воды, можно было добраться до подсобных помещений корпуса. Осуществить покушение должны были бывшие белогвардейцы. Но агент НКВД выяснил их планы задолго до подхода к границе, и группу уже ждала засада.

О покушениях на самого Берию известно меньше. Одну историю рассказывает в мемуарах Серго Лаврентьевич, описывая, как уже после убийства Кирова семья Берии вместе с семьей Нестора Лакобы отдыхала все на том же озере Рица. «Разбили палатки и решили заночевать на берегу. Мы, мальчишки, набегавшись за день, уснули, конечно, раньше. Я находился в палатке, когда меня разбудили. Почему-то Лакоба предложил моим родителям, чтобы мы перешли в его палатку. Естественно, это вызвало известное недоумение. Помню, мама не соглашалась. Но Лакоба, ничего не объясняя, настоял на своем. Мы перешли. Я опять уснул, а мои родители и жена Лакобы остались сидеть у костра. Было уже совсем темно, когда палатку, где должна была ночевать наша семья, прошили пулеметные очереди. Я не нахожу других объяснений случившемуся, кроме того, что Нестор Лакоба знал о готовящемся покушении на отца и предотвратил его…»

Конечно, такая история выглядит с современной точки зрения несколько странно – и предотвращение покушения без всяких попыток задержать террориста до или хотя бы после того, и то, что таинственный пулеметчик расстреливает пустую палатку, в то время как главный объект покушения сидит у костра и, освещенный отблесками пламени среди окружающей темноты, являет собой превосходную мишень.

Или же имитация покушений в окрестностях озера Рица была тогда обычным делом, можно сказать, местной традицией…

Рассказывают, что Берия пережил покушение во время поездки в Сухуми летом 1937 года. Когда он распорядился остановить машину на краю города – то ли чтобы просто пройтись пешком, то ли с более утилитарными целями, от которых не свободен ни маршал, ни нарком, ни сам генсек, – из лесопосадки выскочили трое с пистолетами. Берию спас личный телохранитель Борис Соколов, который успел прикрыть его собой и начал отстреливаться из табельного «вальтера». Соколов был ранен. Берия и подбежавшие на подмогу спутники – шофер и руководитель абхазской парторганизации – не пострадали.

Фигурировало имя Берии и в списке тех, кого должен был ликвидировать немецкий агент Таврин, задержанный вскоре после заброски в 1944 году:

«…Проникнув на торжественное заседание, я должен был, в зависимости от обстановки, приблизиться к И. В. СТАЛИНУ и стрелять в него отравленными и разрывными пулями.

Работниками германской разведки, в частности ГРЕЙФЕ и КРАУС, мне было также указано, что, если представится возможность, я должен совершить террористический акт и против других членов советского правительства.

Вопрос: Против кого именно?

Ответ: Против В. М. МОЛОТОВА, Л. П. БЕРИЯ и Л. М. КАГАНОВИЧА. Причем для осуществления террора против них я должен был руководствоваться теми же указаниями, какие мне были даны ГРЕЙФЕ и КРАУС в отношении осуществления террористического акта против И. В. СТАЛИНА…»

Сталин и Оруэлл

Джордж Оруэлл был известен «компетентным товарищам» (цензорам и сотрудникам органов) в СССР со второй половины 1930-х годов, после выхода в 1937 году его книги «Дорога на Уиган-Пирс» и участия в гражданской войне в Испании вместе с троцкистами. В библиотеке Оруэлла хранилась книга Кати Ландау (вдовы австрийского коммуниста-антисталинца Курта Ландау) «Сталинизм в Испании», где описывались действия и методы советской разведки и то, что происходило при их участии в республиканских тюрьмах, где расправлялись с воевавшими против Франко анархистами и троцкистами, обвиняемыми в том числе и в сотрудничестве с общим врагом. В память о жертвах этого террора (а некоторых он знал лично) и жертвой которого едва не стал сам, Оруэлл написал книгу «В честь Каталонии». В отличие от многих других западных интеллектуалов, он не испытывал иллюзий по поводу сталинизма…

Пришедший к власти в СССР новый правящий класс (вместо обещанного массам большевиками счастливого бесклассового общества) Оруэлл называл «полу-рупорами, полу-гангстерами». Позже, уже после нападения Германии на СССР (в ноябре 1941 года), Оруэлл писал: «Никогда не думал, что доживу до тех дней, когда мне доведется говорить “Слава Товарищу Сталину!”, так ведь дожил!»

Насколько правдиво Оруэлл изобразил ту самую сталинскую пропаганду, ее суть? Язык – один из действенных инструментов в борьбе за власть, способ манипулировать массами. В «1984» Оруэлл, описывая новояз, подчеркивал, что он должен был обеспечивать не только правильное мировоззрение у населения, но и делать так, чтобы у людей стали невозможными любые иные (то есть неправильные) течения мысли. Для этого нужно было исключить из лексикона нежелательные слова, а оставшиеся очистить от неортодоксальных значений. При этом происходило сокращение словаря – ведь чем меньше выбор используемых слов, тем меньше у использующего их населения возможности задуматься над соответствием слагаемых из этих слов лозунгов окружающей реальности.

Мне скульпторы поручили, – сказал на съезде архитекторов скульптор Меркуров, – сказать, что мы вчера добили последних формалистов (смех, аплодисменты). Лично мною было ухлопано 8 человек (аплодисменты).

Владимир Паперный. Культура Два

Пропагандистские лозунги сталинского времени изначально были наполнены скрытыми оценками, с которыми не принято были спорить и которые априори считались верными. Хотя часть из них – как описано в «1984» – затем менялась на противоположные (илиа). Пример – не только отношения с Германией, но и «зачистка» в официальных изданиях былых вождей, попавших в опалу и ставших «врагами народа», фотографий и биографий.

Новояза как такового, как программу, в сталинском СССР никто не планировал специально создавать. Но новоязом можно считать как сталинские лозунги (и названия первых пятилеток), так и общеупотребительные канцеляриты и порождения идеологической лексики, с использованием обновляемых аббревиатур.

В «1984» новояз должен подчинить и поставить под контроль мышление неэлиты (низших слоев населения – пролов и Внешней партии), контролируя лексику и уничтожив ненужные смыслы. К примеру, слово «свободный» можно было употреблять только в отношении использования вещей или мест, а не в отношении «свободы личности» и «интеллектуальной свободы». В СССР же пропагандировался и разделялся многими тезис, что трудящиеся на Западе (и тем более – на отсталом, еще колониальном Востоке) не только живут в нищете, но и несвободны – в отличие от тружеников в Советском Союзе. Уже в брежневские времена возможность критики западными рабочими своих правительств стала одной из тем популярных анекдотов.

Вспоминаются также гневные строки из подписанного Сталиным и Молотовым постановления СНК и ЦК ВКП(б) о недопустимости «кастрации племенных баранов», поскольку эта кастрация нарушает «интересы государства».

Владимир Паперный. Культура Два

В своей оценке языка сталинского СССР доктор филологических наук Гасан Гусейнов подчеркивает, что «произошло, если говорить упрощенно, даже на уровне основных речевых жанров, сращивание косности и изолированности с глобально-утопическим футуризмом. По словарю Сталина это заметно. С одной стороны, крайняя простота и даже убожество мысли, а с другой – подпольный говорок семинариста, манипулирующего гигантским аппаратом и через него – массами людей.

С одной стороны – чудовищное насилие над людьми, сознательное воспитание целого социального слоя профессиональных садистов и насильников, а с другой – желание иметь науку, “как в Америке”, но с конечной целью – тоже подмять под себя остальной мир. Это все запечатлевается на уровне обоюдоострых формул: с одной стороны – человеконенавистничество (“логика фактов сильнее логики человеческих намерений”), а с другой – тут же опровергающее ее лживое хохмаче-ство (“кадры решают все”)».

Согласно Оруэллу, элита, называемая Внутренней партией, пользовалась своим языком, который был полноценным, в отличие от языка неэлиты, то есть контролируемых масс, для которых даже в используемом ими языке не должно было быть возможности сомнения и тем более – неповиновения. Таким образом, получается соответствие языка его классу обладателей.

В бытовой лексике культуры 2 очень часто употребляется зоотехнический термин «покрыть», употребляемый в значении «сильно критиковать». Это слово, в частности, употребляет С. Лисагор на заседании 13 февраля 1936 г.: «Александр Яковлевич (Александров) покрыл меня на секции… и что ему стоит угробить меня…» (Стенограмма, л. 206). Можно было бы даже сказать, что культура 2 воспринимает людей предыдущей культуры как кастратов.

Владимир Паперный. Культура Два

А сам Сталин в своей работе «Марксизм и вопросы языкознания» («Правда», 20 июня 1950 г.) формулировал следующее: «Марксизм считает, что переход языка от старого качества к новому происходит не путем взрыва, не путем уничтожения существующего языка и создания нового, а путем постепенного накопления элементов нового качества, следовательно, путем постепенного отмирания элементов старого качества». Прошли годы, и термины, обретшие жизнь в сталинское время, оказались востребованы и после распада Советского Союза.