Текст книги "Магия белых ночей"

– И куда вы направитесь? – поинтересовался он.

– Знамо куда – к себе в комнату.

– Каморка под крышей? Не лучший выбор.

– Отчего же? – я снова направилась вверх.

– А что как крыша протечет или, не дай бог, штукатурка обвалится? Здесь-то стены магией защищены, а вот на третьем…

Я кивнула, признавая правоту слов Мезенцева, но спросить, что он предлагает, не успела.

– Господин капитан! – солдаты, те самые, что вели бабу в острог, появились у ступеней.

– Бурьянов, что тебе? – Мезенцев нахмурился, по лицам солдат понимая, что дело неладно.

– Дык это… проблема у нас: преставилась Марфа-то! – Бурьянов перекрестился. Остальные последовали его примеру. Я тоже, едва не заехав пальцем себе в глаз.

– Как преставилась? – капитан слетел по ступеням и схватил солдата за грудки. – Да я вас всех!

– Алексей Михайлович, погодите, – остановила я его. – Проклятие не её было…

– Что?

– Проклятие. Баба та не сама его сделала. А бросала голой рукой… Вот и всё, магия её и выжгла.

Капитан кивнул и разжал руки, отступил на пару шагов. Солдат одёрнул мундир и с благодарностью посмотрел на меня.

– Ежели проклятие чужое, то как оно к той бабе попало? – поинтересовался капитан. – Как ты говорил, её кличут?

Последнее адресовалось Бурьянову.

– Марфа, – отозвался тот.

– Знаешь её? Откуда?

– Дык это… сын у неё в Московском… был… их на Сенатскую вывели… и потом сквозь строй… и на погост.

Мезенцев мрачно кивнул, а я вздрогнула и опустила взгляд, прекрасно понимая судьбу несчастных солдат, в роковой день доверившихся своим командирам. Многие из них теперь покоились на кладбищах.

– Если проклятие не Марфы, тогда чьё? – поинтересовался Мезенцев.

– Да кто ж знает…

– Я.

После моих слов воцарилась тишина. Я спустилась и стала рядом с капитаном.

– Я поймала проклятие и могу узнать того, кто его сотворил.

– Варвара Михайловна! – начал Мезенцев, но я выставила ладонь:

– И нечего на меня кричать, Алексей Фёдорович! Вы истинного преступника поймать хотите?

– Но… – он бросил взгляд на солдат, вслушивающихся в каждое слово, и махнул рукой:

– Поступайте как знаете!

– Хорошо, тогда нам надобно начать с дома Марфы. Может, заезжал к ней кто. Знаешь, где она жила?

Последнее адресовалось Бурьянову. Он закивал:

– Тут недалече. Я покажу!

Недалече оказалась на краю города. Рядом с воротами, в которые я въезжала несколько недель назад. При виде покосившегося деревянного дома по телу пробежал холодок. Улица была пуста: завидев солдат, народ разбежался, хотя спину так и буравили взгляды. Мезенцев выскочил из кареты и помог выйти мне.

– Идём!

Чувство тревоги всё усиливалось, пока мы, войдя в парадную, поднимались на второй этаж. Бурьянов первый добрался до двери.

– Тут она жила. Угол снимала… – Он взялся за ручку. А я поняла, что меня так настораживало: сырости не было. Словно кто-то выжег её…

– Стой! – я бросилась вперёд, перила под моей рукой проломились. Я упала бы, не подхвати меня идущий позади Мезенцев. Снова. Чтобы удержаться, ему пришлось спуститься на несколько ступеней. Это нас спасло. Огонь, вырвавшись из двери, с глухим рёвом пронёсся над нашими головами, оставляя от солдат, кто добрался до площадки, лишь пепел.

– Вниз, живо! – скомандовал Мезенцев, увлекая меня за собой.

Вовремя. Сухое дерево стен мгновенно вспыхнуло, распространяя нестерпимый жар. Надсадно кашляя, капитан выволок меня на улицу и оттащил подальше.

– Ну вот, Варвара Михайловна, – просипел он. – Думаю, вам во дворец лучше…

– Ничего не лучше, – сердито отозвалась я, с тревогой наблюдая, как из горящего дома выбираются оставшиеся в живых солдаты. – Если вы не заметили, я – единственная, кто не закашлялся, а огонь и меня, а следовательно, и вас, обходил стороной.

Я внимательно посмотрела на него, пытаясь донести свою мысль. Капитан кивнул:

– Верно. Стало быть, пожар…

– Устроил тот, кто Марфе заклятие дал. Меня потому пламя и не тронуло – признало магию создателя. Думаю, и на Марфе метка была.

– Ну проверить это уже сложно…

Продолжить разговор не удалось: слишком уж шумно стало на улице. Отовсюду бежали люди с вёдрами, полными воды. Тушить пожар они не стали, только проливали соседние дома, чтобы те не полыхнули.

– Вряд ли нам сейчас удастся что-то узнать, – тяжело вздохнул Мезенцев.

– Может, подождать? – я огляделась и вдруг заметила мальчонку, того самого, кого спасла от зверства казаков. Я поманила его пальцем. Мальчишка подошёл, опасливо озираясь.

– Чего вам, барышня?

– Ты же здесь постоянно крутишься?

– Я ничего плохого не делаю!

– Тише, – оборвала я его. – К дому этому никто не подъезжал?

– Дык позавчера ж всё ездили… – поняв, что бить не будут, он недоуменно захлопал белёсыми ресницами. – Масленица же.

Мы с Мезенцевым переглянулись.

– А у дома кто-то останавливался?

– Агась, – мальчишка шмыгнул и вытер нос рукавом. – Барыня какая-то.

– Барыня?

– Ну, как вы… – он снова хлопнул ресницами. – Красивая и одета богато. Токмо у вас волос-то тёмный, а у нее – светлый и глаза – что майское небо.

– А кони какой масти? – вмешался Мезенцев.

– Чаво?

– Кони какие?

– А, дык енто, белые, жирные такие и мохнатые…

– Сколько их?

– Кого?

– Коней.

– Четверо. И карета вся разукрашена…

– Спасибо, – капитан сунул мальчишке медяк и повернулся ко мне. – А вы, Варвара Михайловна, не промах.

– Блондинка с голубыми глазами, – вздохнула я. – Да тут пол-Питерсбурга под описание подойдёт.

– Не забывайте, Варвара Михайловна, что эта блондинка – магичка и разъезжает на расписной карете с четвёркой белых коней.

– Значит, она…

– Смолянка, как и вы. Не желаете ли прокатиться до альма-матер?

Выбора не было, и мы, оставив солдат в помощь тушившим пожар, направились в Смольный.

Мы приехали как раз в тот момент, когда учениц вывели на прогулку. Весело смеясь, они носились по дорожкам, а у меня защипало в носу от нахлынувших воспоминаний.

– Тогда вы были более снисходительны ко мне, – вдруг прошептал Мезенцев, коснувшись моей руки.

– Тогда я полагала, что значу для вас что-то, – так же тихо ответила я. Он бросил на меня странный взгляд и хотел продолжить, но мы уже приехали. Одна из младших наставниц проводила нас к начальнице института. Меня наставница не признала, слишком уж кокетливо она поглядывала на моего спутника.

– Прошу, месье, – прощебетала она на французском, открывая дверь и отступая. Я невольно сглотнула и придвинулась ближе к капитану. К мадам-начальнице нас вызывали только в экстренных случаях, и страх перед ней был всё ещё силен. Алексей ободряюще улыбнулся и вопреки этикету вошёл первым. Я моментально последовала за ним.

Юлия Фёдоровна, грузная дама почтенных лет, сидела за своим столом. Она смотрела на нас поверх очков, отчего мне вдруг захотелось опустить голову и покаяться. Даже присутствие капитана вдруг стало очень… неприличным. Алексея взгляд ничуть не смутил.

– Прошу прощения за беспокойство, мадам, – начал он. – Но дело срочное.

– Присаживайтесь, – кивнула мадам-начальница. – Троицкая, рада вновь вас видеть.

– Я тоже, Юлия Фёдоровна, – пробормотала я, присаживаясь на край стула и чувствуя, словно совершаю святотатство.

– Слышала, ты вернулась на службу?

– Да.

– Правильно. Служение государю – высшее счастье. Итак, чем обязана?

– Мы ищем кое-кого, – пояснил Мезенцев. – Возможно, эта особа обучалась в Смольном.

– Магичка? – насторожилась Юлия Фёдоровна.

– Да.

– А приметы?

– Светлые волосы, голубые глаза, – я виновато посмотрела на мадам-начальницу, понимая, что этого мало. Она кивнула:

– А какой год выпуска?

Мезенцев развел руками:

– Сие неведомо.

Юлия Фёдоровна сняла очки и покрутила их в руках, а потом снова надела.

– В таком случае, капитан, вряд ли смогу быть полезной. Девиц, подходящих под описание, множество…

– А если по обучающему табелю посмотреть? – вдруг предложила я и смутилась под очередным строгим взглядом, но сразу же выпрямилась и расправила плечи, в конце концов, я – фрейлина императрицы! – В табелях ведь магические слепки аур вложены.

– А у вас есть образец?

– Д-да… я… – я снова опустила голову.

– Проклятием задело? Отомстить хочешь? – протянула мадам-начальница. – ещё и жениха своего впутала…

– Алексей Фёдорович мне не жених, – от возмущения страх прошёл. – Он – лицо при исполнении. А проклятие императрице предназначалось. Я его отвела, и вот…

– Всё-таки задело?

– Пальцы опалило, – призналась я. – Я потому из дворца и уехала на сегодня, чтоб ненароком.

– Правильно, – одобрила Юлия Фёдоровна. Она встала и подошла к огромному шкафу, стоявшему у стены. – Вот. Три полки – выпускницы. И четвёртая – отчисленные. Среди них ваша искомая тоже может быть. Расположитесь в соседней комнате. Я распоряжусь, чтобы вам не мешали.

– Благодарю, – улыбнулся Мезенцев.

– Вы, Алексей Фёдорович, не меня благодарите, а спутницу вашу… – фыркнула мадам-начальница. – Не жених, тоже мне…

Последнее замечание заставило меня покраснеть.

– Ну-с, с чего начнём? – осведомился мой спутник, как только мы оказались в соседней комнате.

– Дама наша не слишком стара, но магии её я не знаю, – начала я, перебирая принесённые им папки, там были указаны фамилия и две даты: поступления и выпуска. – Стало быть, разница у нас от трёх лет… начнём с этой.

Я раскрыла одно из дел, отлистала на нужную страницу и провела рукой.

– Нет…

– А вы хотели, чтоб сразу в дамки? – улыбнулся капитан, заметив разочарование, мелькнувшее в моём голосе. – Так не бывает.

– А с моим сегодняшним везением так точно, – вздохнула я, против воли залюбовавшись его улыбкой и такой родной ямочкой на левой щеке.

– Бросьте, не так уж вам и не везёт сегодня! – взмахом руки Мезенцев сбросил все папки на пол. – Вот ведь…

– Угу, – кивнула я. – И что теперь? Заново?

– Простите, – он склонился, чтобы поднять одну из папок. К несчастью, я собиралась сделать то же самое, и мы стукнулись лбами.

– Ой! – от удара искры засверкали перед глазами. Я подняла руку, чтобы потереть лоб, и задела Мезенцева по носу. Очень резко.

– Ох ты ж… – он прикусил язык, сдерживая ругательства.

– Простите, – я потупилась, взгляд упал на папку, из которой торчали листы, в том числе тот, при виде которого мою ладонь обдало холодом. – Что за…

Я присела и провела рукой над папкой, а потом потрясённо посмотрела на капитана.

– Это она!

– Уверены? – он поднял папку и раскрыл её. – Аглая Юрьевна Симаходская. Но ведь она… брюнетка!

– Что? – я тоже выпрямилась и через плечо заглянула в личное дело.

– Вот описание: росту среднего, тёмные волосы, серые глаза, на шее – родинка… – Алексей продемонстрировал мне описание, которое всегда составляли на воспитанницу.

– Допустим, в цвете глаз можно и ошибиться, – задумчиво произнесла я. – Но и цвет волос изменить нетрудно.

– Иллюзия? – насторожился Мезенцев. Я снисходительно взглянула на него:

– Экий вы, Алексей Фёдорович! Про парики никогда не слышали? Ладно, надо бы адрес Аглаи узнать.

– Дак это мы мигом! – обрадовался он.

Мигом узнать не получилось. В Смольном адрес был только родителей, кои проживали в Орловской губернии.

– В Особую канцелярию надо ехать, – вздохнул Мезенцев, как только мы вышли из Смольного. Он с какой-то грустью посмотрел на всё ещё гуляющих девушек, а потом перевёл взгляд на ограду, аккурат туда, где обычно стоял. Я сердито отвернулась, хотя сердце и защемило от воспоминаний.

– Варя, я…

– Нам ехать надо, – оборвала я капитана и первой заскочила в карету, не дожидаясь помощи. Это было ошибкой. Мезенцев поднялся следом и сел, но не рядом, на напротив, так чтоб видеть моё лицо.

– Варвара Михайловна, нам поговорить надобно.

– Нам не о чем разговаривать, Алексей Фёдорович, – отозвалась я со всей строгостью, на которую была способна. – И более давайте прошлое не тревожить.

В этот момент, как назло, карета наехала колесом на камень, меня подбросило куда-то сперва вверх, а потом – вперёд, прямо на капитана.

– Ох…

Кажется, я заехала ему головой в челюсть.

– Простите, – я подняла голову и хотела отсесть на свое место, но меня удержали.

– Алексей Фёдорович!.. – я возмущённо уперлась ладонями ему в грудь и подняла голову. Его лицо было близко, очень близко. И смотрел он… Лучше бы и вовсе не смотрел, чем так! Я невольно облизала разом пересохшие губы. Это оказалось последней каплей. Мезенцев стиснул меня в объятиях так, что б я не могла пошевелиться, а потом… Поцеловал! Я хотела было возмутиться, но… в его объятиях было так тепло, а поцелуй кружил голову.

– Приехали, барин!

Голос кучера заставил нас опомниться.

– Да как вы… да… – от возмущения я не могла найти слов. И не только от возмущения: голова всё ещё кружилась, а по телу разливалась томная нега. – Я вам не Каменская, чтобы со мной так!

Я выскочила из кареты. Как назло, подол платья зацепился за ступеньку, я дёрнула, раздался треск.

– Ну вот, ещё и это!

В носу противно защипало, а глаза стали подозрительно мокрыми.

– Как так? – раздалось над моим плечом. Судя по голосу, капитан злился. – Варвара Михайловна!

Он резко развернул меня и опешил.

– Ты… ты плачешь? Варя, Варенька, родная моя…

Я снова была прижата к широкой груди. Шерсть плаща колола щёку, а дышать стало тяжело.

– Прости меня, вот я дурак, – шептал Мезенцев, осторожно поглаживая меня по лопаткам. – Не сдержался, не утерпел…

– Прекрати, – я напоследок шмыгнула носом и отстранилась. – На нас люди смотрят!

– Да пусть смотрят! – Он махнул рукой в сторону случайных прохожих, с осуждением глядящих на нас.

– Это тебе «пусть», а что как императрице донесут?

– И кто же этим заниматься будет? – хмыкнул капитан. Он снова подвёл меня к карете, кучер которой старательно отворачивался от нас, делая вид, что ничего не происходит.

– Посиди тут, я мигом! – Алексей помог мне подняться.

– Ладно, – идти в казённое учреждение заплаканной действительно было не лучшей идеей. Мезенцев действительно не заставил себя ждать. Он залез в карету, насвистывая под нос какой-то марш.

– Госпожа Симаходская проживает в качестве компаньонки княгини Голицыной на Гороховой, – довольный донельзя, сообщил он. – Княгиня, кстати, имеет выезд: четвёрка серых, читай: белых коней и расписную карету. Трогай!

Последнее относилось к кучеру. Он хлопнул вожжами:

– Но, залётные.

Карета двинулась с места. Заметив, что мой спутник пристально рассматривает меня, я отвернулась к окну, но это не помогло.

– Так всё же при чём тут Каменская? – вкрадчиво спросил он.

– Да ни при чём, так, к слову пришлась, – буркнула я.

– Варвара Михайловна, ну мне-то не врите! Тем более у вас это всегда плохо получалось!

– Зато у вас целоваться хорошо, – выпалила я. – И со мной, и с Каменской!

– Когда это я… – Мезенцев нахмурился, а потом изумлённо взглянул на меня. – Так вот оно что! Вы тогда видели?!

– Да. И не имею никакого желания дальше продолжать этот разговор!

Но меня не послушали.

– Вот я дурак, всё голову ломал!

– Жаль не сломали.

В ответ Мезенцев лишь счастливо рассмеялся, заставив меня заскрежетать зубами.

– Мы после поговорим, во дворце, – пообещал он.

Дом княгини – жёлтый с белым рустом и огромными арочными окнами второго этажа – знали все. Мы вошли в просторный вестибюль и остановились у лестницы, ступени которой вели к камину с огромным полуциркульным зеркалом. Дальше лестница, как и положено, раздваивалась. Лакей, которому мы сказали доложить, появился по правую сторону.

– Княгиня вас примет! – торжественно произнёс он.

– Ещё бы не приняла, – еле слышно прошептал Мезенцев. – Я ж рекомендательно письмо Александра Христофоровича показал, а люди его сейчас за домом следят.

Я только хмыкнула, прекрасно понимая, что имя графа Бенкендорфа открывает любые двери.

Княгиня принимала нас в гостиной, голубые стены которой были украшены белой лепниной. Сама хозяйка сидела в кресле у камина. Немолодая, надменная женщина с чепцом на седых кудрях и растительностью на лице, Голицына давно получила прозвище «усатая княгиня». Она щурилась, пытаясь всмотреться в наши лица, – поговаривали, что зрение начало её подводить. Я присела в реверансе, а Мезенцев почтительно поклонился.

– Итак, капитан, – начала княгиня скрипучим голосом. – Вы тоже хотите узнать секрет трёх карт, кой достался мне от графа Сен-Жермена?

– Благодарю, Наталья Петровна, но я по делам казённым, да и в карты не игрок…

– Тогда вам должно везти в любви, – хмыкнула Голицына, устремляя на меня взгляд. Я поёжилась: блеклые глаза, казалось, прожигали насквозь. – Да, определённо повезёт… И проклятие хорошее, правильное проклятие… Так с чем пожаловали?

Присесть нам не предложили, а мы сами не осмелились.

– Аглая Юрьевна Симаходская вам знакома? – поинтересовался Мезенцев.

– Глаша? Да, она была моей компаньонкой.

– Была?

– Была. Тоже всё хотела секрет карт выведать, да талисман на удачу получить, – княгиня усмехнулась, усы на её лице вздрогнули. – Только опоздали вы. Она давеча сбежала.

– Как сбежала?

– Да как обычно сбегают: узнала я, что она выезд мой брала, побранила да в свою комнату отправила. По утру Глаша к завтраку не вышла. Хватились, а комната пуста.

– А искать не стали? – спросила я.

Голицына фыркнула:

– К чему мне это? Уж на её место всяк быстро найду!

– Да, конечно… Не смеем более задерживать, – Мезенцев поклонился и подхватил меня под руку.

– Скажите императрице, пусть лично благословит вас, тогда и брак счастливый будет! – прокаркала нам вслед княгиня. – И да, Глашу на Сенной поищите! У нее там тётка комнату снимала. Лукерья Тихонова. Родная кровь…

Мы с Алексеем переглянулись и поспешили покинуть дом усатой княгини.

– На Сенной, значит… – протянул капитан, подзывая одного из жандармов, круживших у дома. – Плохо.

– Отчего же? – поинтересовалась я.

– Оттого, Варенька, что тебя я туда точно брать не буду! Ещё не хватало тебя по притонам да кабакам водить!

– Ну, во-первых, Алексей Фёдорович, я вам тыкать не разрешала, – заметила я. – А во-вторых, я, как и вы, при исполнении приказа государевого. Так что хватит миндальничать!

Я топнула ногой. Послышался хруст. Каблук, попавший между двумя булыжниками, обломился.

– Ну вот, опять невезение!

Я не успела сообразить, что делать, как меня подхватили на руки.

– Отпустите немедленно! – возмущённо потребовала я у Мезенцева, но он только крепче прижал меня к себе, неся в сторону кареты.

– Вот видишь, Варенька, даже обувь против тебя, – заметил он, бережно усаживая меня на сиденье.

– Это не обувь, а проклятие! – возразила я, пытаясь приладить каблук магией. – Вот. Часа два продержится. Так что – едем на Сенную!

– Варя…

– Не то императрице пожалуюсь! – пригрозила я.

– Что я тебя в бордель не пускал?

– И это тоже. А вообще, давайте в Зимний, я провожатых попрошу и сама на Сенную поеду!

– Да в кого ж ты такая упрямая! – вздохнул Мезенцев. – Ладно, поехали вместе. Только слушаться беспрекословно, иначе оба сгинем!

Я только закивала и на всякий случай навесила на пальцы пару заклинаний. Алексей заметил это, но ничего не сказал. Он вообще как-то весь подобрался, а взгляд стал жёстким.

– От меня ни на шаг! – предупредил он, когда мы вышли из кареты. Предупреждение было лишним. Глядя по сторонам, я и сама жалась ближе к капитану.

Даже церковь, вокруг которой были раскинуты торговые ряды – дощатые мостки, на которых всё лежало кучей, – казалась зловещей. Едкие запахи табака, немытых тел и тухлых овощей заставляли морщиться. Из одного из зданий, окружавших площадь, то и дело доносились женские визги. По всей видимости, это был бордель.

Нас провожали хмурыми взглядами, но никто не решился заговорить. Лукерьи Тихоновой по адресу, выведанному одним из жандармов, на месте не оказалось. Более того, её дня три никто не видел. Комната стояла закрытая, и из неё доносился странный запах.

– Ломайте двери, – приказал Мезенцев. Старые рассохшиеся створки поддались с первого раза. Жандармы влетели в комнату и сразу же выскочили оттуда.

– Ваш благородие, там это… – сдавленно произнёс один, в то время как его товарищ, расталкивая зевак, бросился в парадную, где, судя по звукам, опорожнил желудок.

– Жди здесь, – Мезенцев заглянул в комнату, поморщился и вышел. – Померла Лукерья.

– Как? – я подалась вперёд.

– Да так, – он перекрестился. – Вены вскрыты…

Народ вокруг заохал.

– Сама? – только и спросила я.

– А Бог знает!

– Ясно, – я отступила.

Алексей отдал распоряжение никого в комнату не пускать, о смерти сообщить в Особую канцелярию и, схватив меня за руку, вышел прочь.

– У меня кольцо полыхнуло, – сообщил он.

– Магия?

– Угу, – капитан вздохнул. – Но следов нет. Что теперь делать, ума не приложу…

– А что, если… – я на минуту задумалась. – Есть одно заклинание-поисковик… Мы обычно с его помощью вещи свои находили. – Аглая-то не вещь.

– Не вещь, но мы с ней магией связаны… вдруг получится? Пробуй, – разрешил Мезенцев.

Я прикрыла глаза. Представила свою ауру – голубое свечение, окутывающее фигуру. Пальцы правой руки казались словно измазаны чернилами – след проклятия. Я осторожно подцепила его, стараясь не морщиться от боли – чужая магия прикипела, что короста к ране. Сковырнув несколько тёмных струпьев, я вплела их в заклинание и подбросила.

– Готово! – я указала на еле заметный светлячок, медленно плывущий над людскими головами. Алексей кивнул и достал платок, бережно обмотав мои окровавленные пальцы. Я с удивлением заметила по краю знакомую вышивку – моя работа. Неужели сохранил подарок? И носил с собой? Сердце против воли наполнилось радостью.

– Лёша, а… – начала я, но он покачал головой:

– Давай потом.

Светлячок привёл к кабаку. Суровый вышибала оглядел нас, но препятствовать не стал. Внутри смрад усилился. Стараясь не вдыхать глубоко, я послушно следовала за Мезенцевым. Светлячок долетел до одного из столов, где играли в карты, и пропал, аккурат над темноволосой женщиной, перед которой лежала дама пик. Внимательно следя за банкомётом, раскладывающим свою колоду на две стороны, она нервно постукивала пальцами по карте.

Вокруг них уже собралась целая толпа зрителей, с интересом наблюдавших за игрой.

– Два раза уже выиграла, – прошептал кто-то. – Вот опять всё поставила. Везёт ей сегодня.

– А часто играет? – вполголоса поинтересовался Мезенцев.

– Да кто ж её знает? Раньше её никто не видал!

– Ясно, – Алексей шагнул вперёд. В этот момент сидящая за столом женщина подняла голову. Заметив военного, она побледнела и вскочила, опрокидывая стол. Карты веером рассыпались по полу.

– Ты это чего? – банкомёт, невысокий мужик с глазками, как у хорька, тоже вскочил. – Как выигрывать, так первая, а вот проигрывать… А ну держи её.

Аглая усмехнулась, её пальцы полыхнули магией. Я побледнела:

– Она же сейчас всех положит! Лёша…

– Именем императора! – перекрывая возбуждённый гул рявкнул Мезенцев.

Это было ошибкой.

– Братцы, облава!

– Бежим!

Толпа хлынула во все стороны. Снаружи послышался свист жандармов. Это подстегнуло ещё больше. Позабыв об Аглае, люди ломились в двери, выпрыгивали в окна, кто-то попытался спрятаться под трактирной стойкой. Всё это я наблюдала из-за плеча Мезенцева – он успел оттеснить меня к стене и закрыть собой.

– Лёша, Аглаю не потеряй! – наказала я, но он только отмахнулся:

– Да пусть уходит!

Я с отчаянием следила за толпой. Словно почувствовав на себе мой взгляд, Аглая обернулась, и наши глаза встретились. Она зло усмехнулась, магический щит вокруг неё полыхнул.

– Ах ты!.. – ни на что не надеясь, я ударила чистой силой. Магия сорвалась с пальцев вместе с каплями крови. Щит Аглаи заискрил, наливаясь светом так, что больно стало смотреть, а потом лопнул, разорвавшись от схожей магии.

– Держите её!

Воспользовавшись тем, что народ схлынул, Мезенцев кинулся женщине и крепко схватил за руки, не давая сплести очередное заклинание. Впрочем, это и не требовалось. Оглушенная взрывом, она стояла без движения. Только грудь вздымалась, выдавая волнение.

– Ваш благородие! Вы как? – жандармы наконец прорвались внутрь.

– Живы. В кандалы её и в острог! – приказал Мезенцев.

– Подождите, – остановила я, направляясь к арестованной.

– Варя… – Алексей попытался преградить мне путь, но я отстранила его и подошла вплотную. Почуяв моё присутствие, Аглая вскинула голову и посмотрела прямо в лицо.

– Троицкая? Ты?

– Я.

Она горько усмехнулась:

– Я думала, ты уехала.

– Вот, вернулась.

Аглая кивнула и вдруг тоненько засмеялась:

– Я так Каменской и сказала: вернётся Варя и простит, а та заладила: моим будет!

– Ты это про что? – опешила я.

– Это Аглая Юрьевна про тот поцелуй с Каменской. Они в фанты играли, вот и выпало поцеловать офицера охраны, а тут мимо я шёл, караулы проверять, – охотно пояснил Мезенцев. Я охнула:

– А объяснить сразу не мог!

– Так ты ведь ничего не сказала, – весело отозвался он. – Ну ежели всё решили, так, может, во дворец поедем?

– Погоди, – я снова повернулась к Аглае. – Тётку ты порешила?

– Как ты узнала?

– На проклятие кровь нужна. Родственная лучше всего.

– Ты сама знаешь, так что спрашиваешь? – усмехнулась та. Некогда красивое лицо исказилось от усталости. – Лукерья меня никогда не любила да дурой обзывала. Вот я всё и придумала, Марфу нашла…

– Но почему императрица? – только и спросила я.

В тёмных глазах мелькнула ярость.

– Потому что она не достойна его! – произнесла Аглая срывающимся голосом. – Немка, ещё и незаконнорождённая!

– Тише! – прошипел Алексей, подходя к нам. – И так на каторгу лет на тридцать натворила!

В ответ Аглая только рассмеялась:

– Да хоть на пятьдесят! Без НЕГО мне и жизнь не мила!

– Кого? – не понял Мезенцев

– Императора нашего, Николая Павловича, – пояснила я. – Она в него влюбилась, ещё в Смольном.

– Да, он мне улыбался, а потом… Потом немка эта его околдовала! – упоминание возлюбленного придало Аглае сил. Она выпрямилась и гордо посмотрела на окружавших её жандармов. – Только со мной он может быть счастлив!

– В кандалы и в острог, – приказал Мезенцев. – Объявить сумасшедшей, речи не слушать!

Аглая окинула его безумным взглядом и вдруг, с силой оттолкнув ближайшего конвоира, кинулась к двери.

– Стой! – жандармы устремились за ней.

– Уйдёт ведь! – Я оглянулась и махнула рукой, поднимая в воздух карты. Кружа, они обступили Аглаю, мельтеша перед лицом, точно мотыльки.

– А-а-а-а! – она закричала и попятилась, снова оказываясь в руках стражей порядка. Щёлкнули кандалы.

– Варя, хватит, – приказал Мезенцев. Карты, покружив ещё немного, одна за другой попадали на пол.

– Лёш, я не хотела… оно само, – беспомощно пролепетала я.

– «Само», – передразнил он. – Вот что мне с тобой делать, несчастье ты моё?

– Ну… наверное, во дворец отвези, – потупилась я.

– Отвезу, мне ж ещё благословение у императрицы просить надобно, – усмехнулся он, подхватывая меня под руку и уводя прочь.

– А как же Каменская? – не выдержала я.

– А что Каменская, ты же слышала, в фанты они играли… – он распахнул дверцу кареты.

– Ты хоть бы сопротивлялся, что ли, – пробурчала я.

– Ага, ещё бы и на помощь позвал, на потеху всему полку! – Алексей усмехнулся и взял меня за руку. – Простишь меня?

– Уже простила, – вздохнула я. – Лёша, ты…

Мой изумлённый возглас потонул в поцелуе.

Ко дворцу мы подъехали только через полчаса – опасаясь, что объяснения будут долгими, Мезенцев наказал кучеру кружить по городу.

Когда я выходила из кареты, причёска моя была растрёпана, а губы опухли от поцелуев. В таком виде мне и пришлось предстать перед императорской четой, ожидавшей разъяснений.

– А, Мезенцев, вы как-то не торопились, – заметил император.

– Виноват, ваше величество!

– Виноват он, – фыркнул император. – Мне уж Александр Христофорович всё рассказал! Ступайте уже!

– Погодите, – улыбнулась Александра Фёдоровна. Она встала и повернулась к мужу. – Николай Павлович, не могли бы вы икону взять да рядом со мной встать?

– Зачем это? – не понял император.

– Мне Голицына весточку прислала. Молодых благословить надобно… Да вы и сами видите.

– Но я… – я растерянно огляделась, а потом, видя, что Николай Павлович действительно снял икону со стены, вместе с Алексеем преклонила колени, получая благословение царственных особ. Случайно или нет, но в этот момент тучи расползлись и солнце снова засияло, своими лучами развеивая остатки полученного мною проклятия. Я взглянула на жениха, он смотрел на меня, и в его взгляде было столько обожания, что сомнений у меня не осталось – я нашла своё счастье.