Текст книги "Бронебойщик"

13

По расчетам Ферлина, они уже давно прошли стоянку дискорамы и страшного «берга», которого он видел в работе и потому боялся больше всего. Этой машине ничего не стоило пройтись по деревьям шрапнельными снарядами, и никакой защиты от подобной обработки не было, одна лишь надежда на удачу. С другой стороны, есть ли в лесу злоумышленники, начальство в дискораме не знало, да и расход боекомплекта пришлось бы как-то объяснять, ведь в корпоративных армиях считали каждую лиру.

Встречного патруля пока слышно не было, и компаньоны шли еще с час, немного привыкнув к ситуации и успокоившись.

Джек перестал паниковать и действовал с необходимой осторожностью. Это радовало Ферлина, он опасался, что у мальчишки сдадут нервы.

Вдруг неясный посторонний звук заставил Ферлина остановиться. Джек встал следом за ним, и вместе они стали прислушиваться.

Как будто было тихо, лишь шелестела листва, стрекотали вездесущие стрекозы да жужжали неизвестные в пустошах жуки. Однако была в этом наслоении звуков какая-то чужеродная нота. Она то появлялась, то вновь исчезала.

Прикрываясь разросшимся на склоне кустарником, Ферлин и Джек прошли еще метров двадцать и присели в укрытие, чтобы разобраться в природе странных звуков.

Они просидели так несколько минут, не замечая ничего необычного, но затем послышался металлический щелчок, а за ним легкий звон – цин-цин-цин-цин. И снова – щелчок и звон – цин-цин-цин-цин.

Ферлин попытался рассмотреть что-то из зарослей и вскоре обнаружил робота-разведчика, который стоял в трех метрах над ними и, глядя куда-то в сторону голых дюн, поигрывал пушкой, спуская ударный механизм и прокручивая ротор подачи патронов.

Поскольку патронопровод был перекрыт, ничто не мешало ему так упражняться, однако Ферлин видел подобное впервые, хотя часто чинил эти машины.

Если бы встречный патруль был близко, присутствие робота стало бы лучшей возможностью обмануть солдат, ведь тогда он сыграл бы роль своеобразного прикрытия. Правда, патруль мог следовать заодно с вездеходами – по одному с каждой стороны дюны, и тогда подобная ситуация обернулась бы ловушкой.

Робот недолго испытывал терпение беглецов, получив какое-то указание, он зажужжал подачей и пошел прочь, то ли в глубину лесной зоны, то ли на другую сторону дюны. А Ферлин и Джек посидели еще минуту, прежде чем двинуться дальше – незаметность и бесшумность такого часового произвела на них впечатление.

Если бы он не играл пушкой, они могли попасться.

Какое-то время после этой встречи компаньоны шли медленно, но затем вернулись к прежнему темпу и прошагали так еще полтора часа. Ферлин уже стал подумывать о том, что главный патруль ушел с дюны, признав поиски бесперспективными, но в то же время он понимал, что поддаваться этому чувству нельзя, каким бы желанным это ни казалось. Случалось, что на передовой, измотавшись в боях и маршах, солдаты подсознательно отключали осторожность, переходя в выдуманную ими безопасную реальность. Обычно таких людей госпитализировали, если, конечно, успевали.

Ферлин постоянно себя одергивал, настораживал, предупреждал, и это ему помогло, он первым услышал приближающийся патруль, а не патруль его.

Сначала дали о себе знать вездеходы, гусеницы которых стрекотали слишком громко. Обе машины двигались вдоль наружной стороны дюны, где стояла дискорама.

По уже отработанной схеме Ферлин и Джек спрятались в не слишком густом кустарнике под самым склоном, предоставляя солдатам подозревать какие угодно кусты, только не их убежище.

В этом патруле солдат оказалось значительно больше, чем в первом, поэтому шли они частой цепью и больше уделяли внимание склонам.

Ферлин устал от этой игры и надеялся, что патруль пройдет быстро, однако наверху что-то пошло не так.

– Очень интересно, кто это там прячется? – словно из пушки, прогремело над головами беглецов.

Джек и Ферлин переглянулись, затем старший компаньон стал быстро сматывать с ружья ветошь. Потом тихо, без щелчка, вставил магазин с четырьмя патронами и, взяв у Джека мешок, прошептал:

– Сейчас я выстрелю и побегу, ведь они не знают, что нас двое. А если меня поймают, то найдут объектив, и все свяжется воедино. Ты же останешься ни при чем.

– Ну что, сам выберешься или мне твою задницу свинцом нашпиговать? – настаивали сверху, и Ферлин понял, что тянуть больше нельзя, иначе убьют обоих.

Это секундное замешательство спасло его. Наверху раздался смех, и уже другой голос произнес:

– Ну что, Браницкий, не работает твой театр!

– Что значит не работает? Если бы там кто-то был, он бы уже выскочил и сдался.

– Что-то пока никто не выскакивал, хотя ты за два часа уже целый спектакль сыграл.

Снова послышались смех и обиженный голос Браницкого:

– В любом случае, сэр, это лучше, чем палить по кустам и потом объясняться с капитаном.

– Ну ты еще поучи меня, артист…

14

Потратив на обратный путь слишком много времени, компаньоны в полной темноте добрались до холмов и устроились на ночлег под невысоким деревом, выгнав из-под него целое семейство крыс.

– Вот здесь и устроимся, а уже завтра, с утреца, рванем домой.

– Ох, да… – произнес Джек и не сел на землю, а обрушился, словно подмытый водой глиняный берег.

– Хорошо, что тут песок, даже подстилки не нужно, – заметил Ферлин.

– Мне все равно. Я усну как угодно.

– А ужин, Джек?

– Какой ужин, ты что, издеваешься? Спроси меня, как я себя чувствую?

– Ну и как ты себя чувствуешь?

– Никак не чувствую… Никак, и все тут…

– Разуваться будешь? – спросил Ферлин, снимая сапоги.

– А смысл? Не сниму сапоги, ноги буду сырыми, сниму сапоги – ноги замерзнут. В тот раз хоть трава была сухая, а сейчас только песок.

– Снимай, здесь теплее, чем в низине да возле воды.

– Ох, совсем не хочется двигаться, – простонал Джек, лежа под деревом.

– Может, все же сыру? А то ведь времени поесть не было.

– Да я про еду даже не вспомнил. Пока не стемнело, так и думал, что сейчас выскочат из засады и начнут палить. Ужас просто.

Ферлин улыбнулся. Его и самого до самых холмов не отпускала эта тревога. Будь начальник в дискораме поумнее, он оставил бы до ночи засаду, и дело было бы сделано. А так только шум один.

Достав сыр, Ферлин отрезал два ломтя и отметил, что еды хватит еще и на завтрак. Один кусок он подал Джеку, и тот стал нехотя жевать.

– Нет, Ферлин, больше я на твои уговоры не поддамся. Я думал, охота на маронского гуся, думал, мяса поем, а тут настоящий фронт. Передовая!

– Ну, до передовой далеко, однако временами порохом попахивало. А мяса ты все равно наешься. Если я обещал, значит, так и будет.

Дожевывали сыр они молча. Потом допили воду из фляжки, и Джек спросил:

– Точно дашь мяса?

– Точно.

– А откуда возьмешь?

– У меня уже добыча поймана.

– А какая добыча, большая?

– Большая, мать будет довольна. Наварит тебе, нажарит, и будешь ты кушать и говорить: «Ай да Ферлин, ай, спасибо ему за мясо нежное, словно у курицы».

– У курицы? – оживился Джек и сел.

– Ну курица, и что?

– Ты ел курицу, Ферлин?

– Да, ел. Мы тогда стояли под Кюнстином, городок такой был. Там имелась собственная куриная ферма, и нам через день давали на ужин по куску курицы.

– Ух ты, счастливчик! – восхищенно произнес Джек и подвинулся к Ферлину. – Ну и как она?

– Очень вкусно. Мне нравилось, я всегда добавки просил.

– И давали?

– Конечно.

– Ух ты!

Сонливость и усталость Джека как рукой сняло. Информации о курице в их краях было мало, хотя он слышал, что в Ловенбрее несколько кур живут в вольере в зоопарке.

Говорили даже, что их специально охраняют, потому что много раз на них покушались похитители. А еще в деревне говорили, будто один богач выкупил у зоопарка одну курицу за десять тысяч лир и сожрал ее в одиночку.

– Однажды я видел кино, где ели курицу, – признался Джек. – Но ее показывали совсем недолго, что-то там на тарелке. Я этот момент четыре раза пересматривал, но так ничего и не разглядел. А мужчина и женщина, которые там за столом обедали, так ничего про эту курицу и не сказали, только про любовь да про любовь. Кому это интересно?

– Только не говори мне, что ты хочешь попасть в армию именно для того, чтобы поесть курицы, – с усмешкой произнес Ферлин.

– Ну нет, конечно, не только из-за курицы, а ради заработка. Но о курице я тоже думал. А вот скажи мне, – Джек снова заерзал, пододвигаясь к Ферлину, – вот скажи, курица, она какая?

– Да я ее никогда не видел, только на фотографии.

– У тебя есть фотография?

– Какой-то старый журнал в углу валяется, там вроде есть изображение курицы.

– Дашь посмотреть?! – возбудился Джек.

– Да я его тебе подарю, если не потерялся. Мне он ни к чему.

– Здорово! – воскликнул Джек и хлопнул Ферлина по спине. – Но вот ты ел мясо, оно какое?

– Ну, у курицы бывает белое мясо и темное. Белое – это грудка, а темное – ножки.

– Грудка, – завороженно произнес Джек. – И что, два вида мяса на одной курице или есть курицы с белым мясом и отдельно курицы с черным?

– А вот этого я не знаю, – признался Ферлин. – Знаю только, что она птица, как и утка…

– Утка? Что такое утка?

– Ну, утка – это такая тоже вроде курица, только плавает по воде. Курица – сухопутная, а утка – водяная.

– И ты ел утку?

– Нет, не довелось, но я знал одного парня из нашей роты, который этими утками объедался. У его отца на ферме их были десятки.

Джек вздохнул и ненадолго замолчал.

– Подумать только, Ферлин, какие бывают развитые страны и всякие прочие земли. Люди там питаются курицами и утками. А чем питаемся мы?

– Козьим сыром. Отличный сыр, между прочим, передай матери мои благодарности.

– Да сыр-то хороший и молоко неядовитое, хотя козу кормим ельневыми водорослями, а это чистый анификсин. Так, кажется, он называется?

– Да, раньше его в химических боеприпасах использовали. Они наносили страшные повреждения.

– Вот-вот, поэтому весь козий помет я сметаю в специальное ведро и уношу на глиняный склон, чтобы закопать.

– Захоронение токсичных отходов…

– Что?

– Я говорю, по-научному это называется захоронение токсичных отходов.

– Да. А у птиц небось дерьмо закапывать не нужно. Мне Петер-толстяк рассказывал, что в южном полушарии водятся птицы-альбатросы. Огромные такие птицы, они летают над болотами и ловят игуан. Куры, кстати, ловят игуан?

– Не знаю, приятель. Вот найду журнал и отдам тебе, может, там вместе с фотографией что-то и написано. А теперь давай спать.

– Давай, – согласился Джек и снова привалился к дереву, однако сразу уснуть не мог, продолжая раздумывать над феноменом птицы курицы.

15

Ферлин оказался прав, утром, несмотря на отсутствие сапог и сухой травы для утепления, ноги у Джека почти не замерзли. Размотав портянки, он лишь слегка растер их и полностью восстановил кровообращение.

Ферлин молча подал ему флягу для утреннего глотка воды, а потом кусок сыра.

– А в этот раз я выспался намного лучше, – сказал Джек, потягиваясь и пережевывая сыр.

– В этот раз мы и спали побольше. Видишь – солнце уже взошло, но из-за холмов еще не показалось.

– Ну и куда мы теперь двинем? По домам? – спросил Джек, натягивая отсыревшие сапоги.

– Что значит по домам? Мать спросит, где твои трофеи, а ты что скажешь?

– Ну ты же потом что-то принесешь мне?

– Джек, если мясо принесу я, это будет не то. Поэтому мы сейчас поднимемся и, не спускаясь на пустошь, прямо по холмам двинем до Черного затона.

– На Черном затоне ничего не ловится, там слишком глубоко.

В ответ Ферлин лишь улыбнулся.

– Следуй за мной, боец, и сам все увидишь.

Через четверть часа они подошли к череде Невельских холмов и начали подъем по тому же маршруту, по которому накануне спускались.

Теперь у Джека была возможность лучше оценить красоты заросших лесом дюн и контрастировавшей с ними здешней пустоши, а когда они вышли на самый верх, то с вершин стала видна пустошь, на которой они жили. Ее вид наводил тоску.

Ни лесов, ни белого песка дюн, даже склоны холмов, обращенные к Хуторской пустоши, выглядели пустыми и безжизненными, в то время как с другой стороны на пологом склоне колыхались травы и шелестели листьями небольшие деревья и густой кустарник.

Примерно час компаньонам понадобился на то, чтобы дойти до нужного места на холмах и спуститься к Черной заводи, которой гнушались все ловцы сапиг, ведь для успешного лова требовалась прозрачная вода и небольшая глубина. Тогда ловец медленно двигался по дну, высматривая добычу, а когда замечал притаившуюся на дне сапигу, опускал в воду приготовленный деревянный прутик с деревянным же крючком, на который крепко насаживали подгнивший плод коричневой водоросли, называемой «речная пальма».

Запах привлекал сапигу, она начинала медленно приближаться к наживке, и ловцу требовалась большая выдержка, поскольку в этот момент он должен был оставаться неподвижным.

Если наживка вызывала у сапиги доверие, она начинала ее заглатывать, проталкивая в пищевод вместе с деревянным крючком и прутиком. Как только ловец считал, что его снасть заглочена сапигой достаточно глубоко, он подсекал добычу и перехватывал ее рукой.

Поскольку на Черной заводи глубина была большая, а вода мутная, ловить здесь сапиг никто не пытался, а если кто и пытался, быстро разочаровался в этом.

Но это не касалось Ферлина, который решительно вышагивал вдоль кромки воды, не боясь распугать сапиг, которые, по мнению Джека, могли находиться возле берега.

– Послушай, Ферлин, если ты будешь так топать, все сапиги разбегутся, тебе не кажется?

– Наша сапига уже никуда не убежит.

– Почему?

– Потому что она уже поймана.

Сказав это, Ферлин шагнул с берега, сунул руку в воду и вытащил закрытую плетеную корзину, в которой, без сомнения, находилась какая-то добыча.

Подержав корзину, пока не стечет вода, Ферлин поставил ее на берег и, сделав приглашающий жест, сказал:

– Смотри, приятель, эту добычу ты отнесешь матери.

Джек снял с плеча мешок и, присев рядом с корзиной, открыл крышку, которая была заперта на самодельную защелку. Потом заглянул внутрь и ахнул! Там извивалась здоровенная сапига, весом, наверное, килограммов в семь.

– Но как, Ферлин? – воскликнул Джек, вскакивая. – Как ты заставил ее идти в самоловку? Сапиги не идут в корзины, это все знают!

Ферлин самодовольно улыбнулся.

– Да, хотя она всего лишь большой плоский червь, у нее хватает ума не лезть в самоловку, но существуют другие способы заманить ее.

– Какие?

– Бери и неси корзину домой, может, и сумеешь разгадать загадку. Только тросик мне потом верни.

– Какой тросик?

– Когда будет разделывать сапигу, поймешь, какой. Пойдем, пора нам уже и к дому прибиваться.

Джек подобрал мешок, поднял тяжелую корзину, и они двинулись в направлении своих хуторов, до которых им было по дороге.

Довольный Джек тащил увесистую добычу, с его лица не сходила улыбка. Молодец Ферлин, не обманул, а уж как мать обрадуется…

– Слушай, выходит, ты придумал способ, как загонять их в корзину? – спросил Джек, которому тайна поимки такой крупной сапиги не давала покоя.

– Придумал, Джек.

– И что, больше этого способа никто не знает?

– Никто, Джек.

– А если за тобой проследят? Ты думал об этом?

– Уже следили, – сказал Ферлин и засмеялся. – Старик Друмпель.

– Старик Друмпель? Он следил за тобой? Но как он узнал?

– Мы встретились с ним однажды недалеко отсюда, а я как раз нес корзину с сапигой. Поздоровались и пошли дальше, но я заметил, какими глазами он на мою корзину глядел.

– Завидущими?

– Точно. Должно быть, понял, что там и откуда я это несу. Через два дня я в деревне был, в лавку ходил, обратно иду, так он за мной увязался. Следит, стало быть. Ну, я сразу на заводь пошел, чтобы ему урок подать. Пришел на место, сделал снасть из прутика и сел у берега, как будто я так всегда ловлю. А он за всем этим наблюдал из-за кустов. Но потом я посмотрел на часы и как будто о каком-то деле вспомнил. Забрал прутик и ушел, так этот бедняга весь день до вечера с таким же прутиком просидел, а потом я его там и на другой день видел.

Джек засмеялся, довольный тем, как провели старика Друмпеля. Разговора на эту тему им хватило до места расставания, где Джеку следовало сворачивать к своему хутору.

Он отдал мешок Ферлину, перекинул корзину в другую руку и, сказав: «Пока, Ферлин», – пошел домой, однако компаньон окликнул его:

– Постой, Джек!

Тот остановился, и Ферлин подошел ближе.

– Я чего сказать-то хотел, ты матери ничего не рассказывай. Ходили на болото за крупной сапигой, только и всего.

– Ну конечно, Ферлин, я ж не маленький, понимаю.

– И еще один вопрос: ты в другой раз хочешь составить мне компанию или с тебя достаточно?

– Ну, вообще-то я не против, – немного подумав, ответил Джек, щедрый трофей сгладил впечатление от приключений на дюнах. – А что в этот раз?

– Мы добыли объектив, теперь нужно превратить его в деньги.

– Как это?

– Продать.

– А кому?

– Есть люди.

– А зачем тебе я, Ферлин? Я никогда не продавал такие штуки.

– Для солидности.

– Но хоть там-то в нас стрелять не будут?

– Да не должны, – без особой уверенности ответил Ферлин. На том они и расстались.

16

Поднимаясь на невысокое, в три ступеньки, крыльцо, Джек старался топать как можно громче, чтобы придать значимости своему триумфальному возвращению.

– Ма! – позвал он, входя в небольшую прихожую.

– Ма-а-а! – повторил он, поставил корзину и начал стягивать отяжелевшие от сырости сапоги.

– Ма! – позвал он в третий раз, заходя в комнату.

– Ну чего ты раскричался? Здесь я, на кухне…

Джек нагнул голову, чтобы протиснуться под низкой балкой пристройки, и оказался в небольшом помещении со скругленными углами. Прежде их кухня была какой-то емкостью, а потом ее притащили сюда, вырезали окна, и она стала кухней.

– Чего делаешь? – спросил Джек, стараясь сдерживаться, чтобы не начать хвастаться сразу.

– Картошку варю, – сказала мать и, вытерев руки о фартук, увидела стоявшую на полу корзину.

– Это чего у тебя там?

– Мясо, мам! – широко улыбаясь, сообщил Джек.

Он снял крышку.

– Ну-ка, загляни…

Мать несмело приблизилась и, заглянув в корзинку, всплеснула руками:

– Ой, какая огромная!

– Давай безмен, я ее взвесить хочу!

– Ой, да где ж ты ее взял, такую громадную? – стала расспрашивать мать, доставая из шкафчика весы.

– Это мы с Ферлином поймали.

– Так ты ж говорил, что за холмы пойдете, охотиться…

– Ну, не получилось, планы изменились, – ответил Джек и, вывалив извивающуюся сапигу в пластиковый мешок, заметил, что из нее через ротовую полость вытянулся тонкий тросик, который оказался привязан изнутри ко дну корзинки. Недолго поудивлявшись, Джек подцепил мешок на крюк безмена и поднял, глядя на показания стрелки.

– Ух ты, мам, семь с половиной кило!

– Обалдеть какая здоровая! – произнесла потрясенная мать. – Нам этого на полтора-два месяца хватит.

– Да ладно, мам, полтора-два месяца, не надо экономить, будем есть от пуза, а как доедим, я еще поймаю.

– Ой, да куда ж мы ее… – засуетилась мать, освобождая стол для большой добычи. Затем достала новую широкую клеенку и, расстелив на столе, положила сверху разделочную доску, которой пользовалась очень редко.

– Ну, вроде все, – сказала она. – Клади.

Джек вывалил сапигу на стол и, придерживая ротовую часть, в которой были мелкие, но очень острые зубы, вытянул сапигу во всю длину.

– Все, мам, хватай за голову, а я пойду. Устал очень, посидеть хочется…

– Иди-иди, сынок, дальше я сама, – сказала мать и, перехватив сапигу за голову, свободной рукой достала из шкафа разделочный нож.

Джек сполоснул руки под рукомойником и вышел в комнату, которая одновременно считалась гостиной и спальней матери. А еще одна пристройка, половинка военного мини-трейлера, служила персональной комнатой Джеку.

Там у него имелись столярные инструменты, небольшой верстак, несколько настенных полок, на которых была навалена всякая всячина и стояли четыре книги. А еще был шкафчик, который Джек сам собрал из зеленой лозы и плоских металлических планок. Планки эти, петли и защелки он набрал на старой военной свалке, где этого добра было навалом, если не лениться копать. А вот досок в пустоши было не достать, леса здесь не росли, а тащить древесину из-за Невельских холмов дураков не находилось. Однако Джек заметил, что зеленая лоза, которую он срезал и приносил домой сырой, при высыхании принимала любую форму. Тогда он стал намеренно отбирать подходящие прутья и класть на них камни. Когда материал был готов, оставалось только обрезать его по размеру и прикрепить на металлические планки стальными шурупами, которых Джек натаскал целое ведро.

Теперь в этом шкафу на связанных из лозы плечиках висело несколько курток – на разные времена года – и полдюжины подштанников. А в ящиках под ними были сложены стопки нательного белья и чистых портянок. И только теперь, скинув грязную сырую одежду и открыв шкаф, Джек впервые задумался о происхождении всего своего гардероба.

Его мать получала от почтового ведомства пятнадцать лир в месяц за то, что отработала там двадцать пять лет. Этих денег хватало лишь на соль, спички, перезарядку химических картриджей для электричества и еще кое на какие мелочи. Обычную одежду за такие деньги было не купить, но на развалах старьевщиков в пригороде Нура постоянно появлялись приличные вещи казенного происхождения.

Чтобы попасть на удачную распродажу, мать выходила из дому в три часа ночи, встречалась в деревне с несколькими женщинами, и они шли пешком в Нур, чтобы попасть на торжище к восьми часам утра. Позже весь дешевый товар разбирали, но те, кто приходил к открытию, получали самое лучшее.

Прежде Джек не задумывался, отчего все население пустошей выглядит как военизированная организация, однако, пообщавшись пару суток с Ферлином и узнав у него о причинах возникновения пустошей, Джек стал по-иному смотреть даже на свои повседневные штаны.

Взяв чистую пару, он посмотрел на аляпистое химическое пятно овальной формы. Это был штамп, на нем просматривались какие-то буквы, но очень нечетко.

Джек подошел к окну и растянул материю, чтобы остался один слой, отчего потерянные части букв стали проявляться четче.

«Карсдоумский орденоносный полк им. герцога Маренцы. Отдел тылового снабжения».

Прочитав эту проступившую вдруг надпись, Джек отбросил штаны и, бросившись к шкафу, стал рыться, пока не нашел пару подштанников с круглой печатью. Разобрать ее надписи было сложнее, но и здесь была своя история:

«Отдельный гарнизон города Стортинга. Четвертая рота. Да здравствует Цинельская армия».

Увлеченный этими открытиями, он в своем собственном гардеробе отыскал еще дюжину различных печатей с инвентарными номерами, которыми тыловики прошлого помечали казенные вещи. А теперь, спустя столько лет, Джек носил эти же мундиры и солдатские штаны, и это роднило его с солдатами давно ушедших эпох. Да что его? Это роднило с прошлым всех жителей пустошей, ведь даже их дома выглядели как модули военной базы, поскольку в них преобладали цвет хаки и маскировочная раскраска, а состояли они из остовов кабин связи, срезанных автокунгов, перевозочных трейлеров и емкостей самых разных назначений. Попадались хозяева-счастливчики, оккупировавшие двухъярусные доты, а склочный старик Друмпель проживал в корпусе самоходной трехсотмиллиметровой осадной мортиры, само орудие которой было откручено и с помощью восьми лошадок-пони из соседней деревни вытянуто наружу.

Оно так и валялось рядом с «домом» Друмпеля, и никто не знал, куда его можно пристроить.

Какое-то время Джек сидел под впечатлением от сделанных открытий, пока не появилась мать.

– Ты не уснул тут? А вещи зачем разбросал?

– А? – очнулся Джек. – Это я сейчас уберу…

– И давай, подтягивайся к кухне, добытчик. Сапига жарится быстро!

– Да-да, мам, я уже и запах чувствую, – сказал Джек, быстро складывая разбросанные подштанники.

Когда он пришел на кухню, мать уже выкладывала на тарелку поджарившиеся на сковороде ломтики мяса.

– Ух ты, сколько жира! – заметил он.

– Да, такую сапигу даже варить можно, – сказала мать, поглядывая на сложенные в тазу куски розоватого мяса.

Не дожидаясь, пока остынет, Джек принялся за еду. Мясо действительно оказалось нежным, хотя среди ловцов бытовало мнение, что крупные сапиги несъедобны и будто они навсегда остаются ядовитыми, как в брачный период, когда их не ловят.

– Вкусно, мам… Наверное, не хуже, чем курица…

– Курица? – переспросил мать и вздохнула. – Я тоже однажды ела курицу.

– Ты ела курицу?! – воскликнул Джек и даже перестал жевать.

– Да, я ела курицу, – с достоинством произнесла мать и приосанилась.

– Но почему ты никогда мне об этом не рассказывала?

– Я не придаю этому такого значения, как ты.

– А Ферлин обещал подарить мне фотографию курицы! У него в журнале имеется! А где ты ее ела?

– Я ела ее, когда была совсем молодой и работала в почтовом отделении Ловенбрея, – стала рассказывать мать. – За мной тогда ухаживал один капрал из военной полиции, так он однажды повел меня в ресторан и заказал блюдо из курицы.

– Из белого мяса или из темного? – с видом знатока поинтересовался Джек.

– Да я и понятия не имею. Там было что-то на тарелке, политое соусом. Ну я пожевала, проглотила. Было вкусно, только и всего…

– Эх ты, вот если бы я попробовал курицу, мне было бы о чем рассказать…