Текст книги "(не)шуточная беременность"

Сделка с дьяволом

Белосов Макар Сергеевич.

Исчадие ада, пришедшее по мою душу. Да ещё и особо извращённым способом. Таким, что впору было искать себе защитника и молить о помощи у ангела-хранителя, который, судя по всему, ушёл в долгосрочный отпуск.

Весть об этом нехорошем человеке до меня донесла Ника.

Увидев нас с Русланом в таком виде, моя бывшая подруга несколько смутилась и даже криво улыбнулась. Своего бывшего мужа я просветила по проделкам бывшей подруги. Впору открывать слёт или делать вечеринку для бывших. Только вот если с Русланом я это бывшее хотела самым толстым маркером жирно перечеркнуть, то возвращать Нику на её былое место желанием не пылала. Зачем мне очередного Брута под боком заводить?

– Ника? Что ты тут делаешь?

– Прости, Кира, что я тебя беспокою… У вас с Русланом, видимо, очень важные дела.

На последние слова мой муж деликатно кашлянул, поправил бабочку и сделал шаг вперёд, прикрывая меня собой.

– Да, Вероника, очень важные и очень срочные. Мы скоро снова женимся. Вот, репетируем свадьбу.

Я взялась за локоть Руслана и довольно вскинула подбородок. Такие слова услаждали мою израненную душу. Похоже, встряска нам и впрямь была нужна.

– Я могу зайти? – Вероника робко спросила, всё ещё криво улыбаясь, отчего казалось, что её паралич хватил. Впору в фильмах ужасов без грима сниматься.

– Нет, не надо. Ты знаешь, есть люди, которым я мысленно запретила пересекать порог своей квартиры. У них карма плохая и аура, они негатив несут, – я сдержанно улыбнулась в ответ. – Тебе вот говорю это в лицо. Так что можешь свою новость озвучить как-то иначе. Вслух, например, стоя вот здесь.

– Кира, это же детский сад какой-то…

– Угу! Вот именно из-за такого детского сада мы и женимся во второй раз, – я скупо ответила и отрывисто кивнула головой. – Такое себе удовольствие.

– Борис Егорович просил меня зайти к тебе. Ты уже хоть и вышла в декрет, но всё так быстро случилось. В общем, остались нерешённые вопросы.

– Неужели? Это какие? Моя колонка? Ты её ещё себе не забрала? Ты же вечно твердила, что я ерундой занимаюсь. Так вперёд, дерзай. Твори! Полная свобода действий…

Говорить такие слова было очень сложно. Слёзы так и подкатывали, когда я начинала говорить про «Мешочек». Но это та цена, которую мне пришлось заплатить. Как бы ни прискорбно это не звучало. Я ничего не могла поделать с такой волей судьбы. На одной чаше весов оказался мой брак, семья и любовь, которую я и как любовь не осознавала. На другой же было странное подобие карьеры, мои амбиции, самореализация и проект, давший мне смысл жизни. Мне пришлось выбирать. И главным толчком для меня стало решение Руслана отказаться от Москвы. Он смог пожертвовать едва ли не своей мечтой ради меня. Да, такая жертва прежде мне не показалась бы равноценной. Но если мы с ним вступили в этот безумный проект под названием семья, то зачем тогда всё было это? Настало время и мне выбирать. Отказываться от чего-то. Жертвовать. Наверное, без этого иначе нельзя. Сейчас нельзя. Я верила, что спустя время мы найдём выход и сможем прийти к единогласному решению. Но сейчас только так. Никак иначе. И прежних ошибок я не хотела повторять.

– Вообще-то, занялась… Это оказалось очень сложно. И мне не по силам… Я… Я сделала чудовищную ошибку! – Вероника шмыгнула носом и пустила слезу.

Я хотела было умилиться, подумав, что она говорит про нашу дружбу. Но как же я ошибалась! Плевать она на неё хотела. Ко мне на порог её привёл чисто шкурный интерес.

– Да? И какую же?

– По настоянию Бориса Егоровича я продолжаю вести колонку… – Ника начала говорить, мягко подбирая слова. Очевидно, что она готовила горькую пилюлю, но пыталась её как-то подсластить. Неудачно. – От твоего имени.

– Что?!

Только широкая и мускулистая спина Руслана спасла Веронику от расправы. Да я бы её вмиг раскатала! С животом наперевес. Дури во мне много, и я похожа на настоящий каток.

– Да, от твоего. И недавно Белосов выступил с очередным заявлением… Мы… Я подумала, что было бы неплохо поддеть его.

Господи! Порази громом и молнией это несчастное существо по недоразумению, не иначе, названное журналистом!

– И как? Удачно?

– Не очень. Теперь нам грозит крупное разбирательство. Неофициальное. Но это может плохо сказаться на всей редакции.

– И чего ты от меня хочешь? Сделать меня козлом отпущения напоследок? Да?! – я вспылила и всплеснула руками.

– Так, Вероника, тебе лучше уйти. Кире нервничать нельзя. Не доводи всё до такого сумасбродства. Я не хочу спускать тебя с лестницы. Но это переходит все границы! Отстань от нас…

Руслан хотел закрыть дверь, но Вероника ловко просунула ногу.

– Если Белосов не увидит тебя на встрече, то пойдёт в суд. И ты будешь ответчиком.

– С чего бы это? Ты писала, тебе и расхлёбывать…

– Но авторство стоит твоё.

– Тогда я расскажу всю правду о тебе.

– Не выйдет, – Вероника смущённо покраснела. – Я писала с твоего рабочего компьютера и твоей почты.

– Ты писала Белосову?! – я даже воздухом поперхнулась. – Зачем?

– Мне показалось хорошей идеей вывести его на чистую воду с тем проектом комнат матери и ребёнка.

Только это спасло Нику от расправы: торжество справедливости. Руслан понял, что теперь и я на крючке.

– Ладно, заходи, – милостиво буркнула. – Расскажешь, что же ты такого написала, что теперь всё судом может обернуться.

Не послать ли нам гонца?

Выпавший в ноябре снег растаял. Весь декабрь лил дождь, да так, что впору было искать поблизости Ноев ковчег. Так удачно подброшенная проблема от Ники испортила весь праздник, хотя им даже не пахло: на улице темно, Руслан пропадает на работе, я чахну дома и пытаюсь отбиться от всех проблем, накинувшихся на меня сразу.

Даже когда заскрипел ключ в замочной скважине, а в коридоре зажёгся свет, я не оторвала голову от подушки. Упираясь носом в мягкие пух-перо, было легче думать. Мысли не сбивались в кучу. Если бы ещё не этот арбузоподобный живот. Кожа не успевала за растущей дочкой внутри и стал покрываться не очень приятными растяжками. Рассматривая себя в зеркале, всё сильнее убеждалась, что в двенадцать часов я как в сказке превращусь в тыкву. Или в арбуз.

Я легла на край, продолжая сопеть в подушку.

– Руслан, это ты?

– Кирочка!

Я аж передёрнулась от такого обращения. Когда меня так называли, хотелось сразу вопить, что я не молоток и не надо меня сравнивать со строительным инструментом. Только знакомый голос убедил не ёрничать, а только поднять голову и устало посмотреть наверх: Нина Михайловна пришла.

– Кира, ты что, сидишь дома весь день? Тебе гулять нужно…

Зашуршали пакеты, включился свет и в комнате. Женщина деловито прошла мимо меня, дурманя шлейфом вкусных духов, и тут же принялась наводить порядок, попутно пробираясь к окну. Открыла, его и я даже чихнула от потока свежего воздуха.

– Хватит спать! – женщина сложила чистые неглаженные вещи кучкой на свободном краю дивана и, подвинув меня, села рядом. – Если устала, то почему не в кровати? Тут так неудобно лежать. У тебя поясница будет болеть.

– Она и так постоянно болит… У меня внутри круглосуточные тренировки по боям без правил. Если я останусь жива, это будет чудом.

– Ну, не прибедняйся. Все через это рано или поздно проходят! А девочка твоя активничает, потому что тебе кислорода не хватает. Гулять нужно больше… – свекровь ласково погладила меня по плечу. – Не поверю, что такая мастерица слова, как ты, этого не знаешь.

– Да знаю я… Но меня так ославили на весь город! – я хотела рывком сесть, но получилось изобразить только Шалтая-Болтая, едва не свалившись носом вперед на пол. Я схватилась за руку Нины Михайловны и с трудом приняла вертикальное положение. – Ника такого понаписала… Ей даже не хватило мозгов не называть имя этого трижды несчастного Белосова! А отвечать теперь всем. Не только мне, но и редакции и Борису Егоровичу. Вы читали? Читали, что она в «Мешочек» пропихнула? Это же уму непостижимо! Как только наглости хватило!

Нина Михайловна теперь гладила меня по голове и терпеливо выслушивала.

– Я свежие щи сварила. Пойдём, пообедаешь. Руслан сказал, что тебе тут совсем грустно. Расскажешь всё, пусть я и ничего в этом не понимаю. Старая я.

– Ничего вы не старая!

Не выдержала и обняла женщину. Так крепко, как позволял мой надутый живот. Даже дочка перестала внутри брассом барахтаться. Затихла и успокоилась. Боялась, наверное, своей бабушки. Ничего, я тоже боялась, зря только.

Свекровь помогла мне встать с дивана и повела на кухню. Я с трудом уселась на стул, едва не завалившись на спину, когда ножки жалобно скрипнули по полу.

– Ника написала просто разгромную статью от лица всех беременных женщин и матерей города. Что Белосов, такой-сякой, в очередной раз народ обманывает. Мало ему комнат матери и ребёнка, теперь он взялся за детский спортивный городок.

– Так это же хорошо… Разве нет? – Нина Михайловна уже вовсю хозяйничала на кухне и разогревала мне порцию просто обалденных щей. У меня даже слюнки потекли. – Занимается нужным делом.

– Угу, только вот на месте спортивного городка начали строить, почему-то, бизнес-центр.

– Чего только в наше время не бывает…

– Да даже не в этом дело! Ника, когда писала эту обличительную ересь, даже документы не удосужилась проверить. А я залезла в архив записей и отыскала старые материалы: никакую площадку там и не собирались строить. Вероника с потолка это взяла! А теперь за клевету мне отвечать…

– Принесите извинения, как это обычно делают. Публично. Посвятите такому нужному человеку, – в голосе Нины Михайловны было море сарказма. Похоже, что этот ушлый депутат многим успел насолить. Даже нашей свекрови, которая живёт в городе без году неделю, – целый разворот. От души его похвалите.

– Не выйдет, – качнула головой и вздохнула. – У меня были с ним стычки, а Борис Егорович не уволил меня, оставил. Теперь этот Белосов вопьётся в меня как клещ и не отпустит!

– Ты беременная… Пусть впивается в кого-нибудь другого. И вообще, Кира, в наших семьях женщины всегда были, – Нина Михайловна сжала кулак и показала мне его, – кремень! Раз уж ты с Русланом сладила, так чего какого-то депутата бояться? Справишься и с ним! А теперь обедай и ни о чём не думай. После пойдём прогуляемся, подышим свежим воздухом. Поговорим. Я присмотрела красивые детские вещи, хотела тебе показать…

Уплетая щи, я смотрела на женщину и поражалась. По идее, беременность меня должна была изменить, повлиять на Руслана. Но самые кардинальные перемены были именно у Нины Михайловны. Всю свою любовь и заботу, накопленную в тайных резервуарах, она теперь выплёскивала на меня. Даже Руслан начал обижаться, что его мама с ним себя так не вела.

Хлопнула входная дверь и потянуло холодом. Шум был такой, будто стадо носорогов на водопой прибежало. Хрупкий порядок, который успела навести Нина Михайловна, рушился на глазах.

На кухню вбежал взмыленный Руслан, красный от бега. Волосы дыбом, глаза страшно выпучены. Утирая мокрое от пота лицо, муж бросился к графину с водой, но не стал наливать себе в стакан, пил прямо с горла. Сделав четыре шумных глотка, отдышался и посмотрел на нас. Я, набрав полный рот щей, медленно жевала. Нина Михайловна недовольно смотрела на сына, вытирая руки полотенцем. На нашей маленькой кухне становилось тесно. Ещё мой живот выпирал из-под футболки полосатым боком.

– Кира, это хорошо, что ты сидишь.

– Угум, – кивнула и продолжила есть щи. Что-то мне подсказывало, что эту вкуснотень я не доем.

– Но было бы лучше, бери ты трубку. Я с новостями.

– С какими? – прожевав, исподлобья уставилась на мужа. – Хорошие и плохие?

– Не знаю. Просто новости. С какой начинать?

– С такой, от которой я не рожу.

Ай! Болит!

– Кира! Кира, стой!

Руслан едва поспевал за мной. Белый халат, накинутый на его плечи, развевался как парус фрегата. Я же, несмотря на свои необъятные размеры, умудрялась грозным дирижаблем нестись вперёд. Ещё и локтями всех расталкивала, кто попадался на дороге.

Сердито посмотрев на нерасторопную медсестру, я протиснулась мимо неё, заметно задев её животом. Открыла с ноги дверь, потому что руки были заняты пакетами. И вообще, хотелось рвать и метать! Рвать на мелкие кусочки и метать молнии, подобно Зевсу.

– Кира, успокойся!

– Успокоиться? – я даже заикаться стала. У меня задёргался глаз, а желание убивать только усилилось. – Это как, успокоиться? Да я спокойна!

– Я и вижу, – Руслан поцеловал меня в лоб. – Вон глазами сигналы Морзе посылаешь: не подходи, убью.

– Что, так заметно? – я сипло переспросила, устало выдохнув. – Да?

– Очень. Тебе бегущей строки на лбу не хватает для полноты картины. Не знаю как с другими, но меня ты не обманешь. Успокойся, всё с твоей мамой хорошо, она же сама мне позвонила.

От одного только воспоминания вспыхнула и, вспомнив наставления лечащего врача мамы, зашла в палату. Папа подсуетился, и ей выделили отдельную платную палату.

Я обвела взглядом просторную комнату, пусть и небольшого размера. Первым делом, что я увидела, так это достаточно внушительную кровать и растяжку с загипсованной ногой. Только потом разглядела маму под простынёй и натянуто улыбнулась, когда увидела какого-то енота в шлеме из бинтов.

– Кира! Детка! Ты что тут делаешь? Тебе нельзя в больницу! – мама попыталась привстать на локте и тут же возмущённо стала выговаривать моему мужу: – Руслан, ну-таки ты молодец! Я же просила Киру не беспокоить.

– Это как? Чтобы кто-то чужой ей рассказал, что вы в больнице? – Руслан деловито поставил пакет с продуктами на невысокий стол и огляделся в поиске посадочной площадки.

Я не прислушивалась к этой перебранке. Только нашла стул и подтащила его к кровати, с трудом села и выдохнула: вид у мамы был аховый.

Голова перемотана и крашеные чёрные волосы торчали колючими прядками из всевозможных мест. Лицо напоминало лицо боксёра после боя. Руки тоже были перебинтованы, и всё в каких-то жёлтых пятнах. Обе ноги в гипсе. Страшно было спрашивать, что же произошло.

Что-то невообразимо жуткое!

– Так, рассказывай, что случилось.

Слушая маму, я попутно представляла себе всё, что она с собой вытворяла и не знала, что мне делать, то ли плакать, то ли стреляться.

Лиза оставила своих мелких у мамы и поехала к мужу, я так поняла, что там что-то срочное с документами. И вот мои родители остались в няньках. Пока папа разбирался с машиной и попутно катал внуков на горке, маме привезли домашнее молоко. Для малышариков она всегда брала творог, сметану и литров шесть – семь настоящего деревенского домашнего молока.

Вот его она вскипятила, разлила по кастрюлькам. Часть оставила на кухне, а часть решила вынести на балкон, где было более или менее прохладно.

Всё было хорошо до самой двери, мама почти вышла на балкон, как на её пути появилось подлое препятствие: кто-то из мелких забыл машинку, а родители, когда наводили порядок, её пропустили. Мама наступила на неё и будто переобулась в роликовые коньки. Поехала вперёд, с вытянутыми руками, в которых держала кастрюлю. Порожек на балкон встретил мою маму твёрдым и непреодолимым препятствием. Ударившись со всего размаху ногой, мама перелетела на балкон, где уже встретилась с другой сложностью: сохнущим бельём. Банное полотенце подложило очередную свинью. Кастрюля с молоком взмыла вверх, мама ухватилась за полотенце и обрушила себе на голову сушилку, которую когда-то папа прикрутил к потолку на совесть. Горячее молоко вылилось на руки, ну а кастрюля, совершив кульбит, упала на единственную часть тела, не пострадавшую в этом акте бытового терроризма: здоровую ногу.

По итогу мама заработала сотрясение мозга, хорошие ожоги рук и груди, сломанные пальцы на левой ноге – спасибо порожку, и перелом правой – спасибо кастрюле.

Кто бы рассказал подобное – не поверила. Но я наблюдала весь печальный итог в виде болезной маман, лежащей на больничной кровати.

Сначала я хотела спросить: как? Или зачем? Почему? Но в итоге махнула рукой, поцеловала маму в щеку и стала выкладывать её вещи, лекарства.

– Папа придёт завтра, он на работе.

– А кто же с ребятками будет?

Это была вторая новость, от которой ни я, ни Руслан не были в восторге. Мама загремела в больницу не меньше, чем на три недели. Вплоть до самого Нового года: оставалось надеяться, что потом её выпишут. А дальше им и самим нужно было уезжать уже к своим родителям и помогать тем с ремонтом. Получается, что вместо полутора недель я буду возиться с племянниками до победного! Больше месяца!

– Руслан их уже забрал…

Я тяжело вздохнула и вновь посмотрела на маму: такое учудить могла только она. Уже дважды ломала мизинцы о табуретку. Придётся вооружаться знаниями и изображать Мэри Поппинс. Ну и закупить партию валерьянки с пустырником для Руслана.

Его ждёт очень весёлый декабрь.

Только не спит барсук…

– Опровержение… Опровержение! Я должна написать… Ай!

Бездумно пялясь в монитор, я качала сонную Машу, грызущую прорезыватель, и пыталась собрать мысли в кучу. Получалось плохо. Маша, очнувшись от дремы, больно заехала мне рукой по животу. Перепугаться я не успела. Пришлось полувстать на одно колено и усадить мелкую егозу на него. Зубы! Чтоб их… Я уже готова была Лизе поставить памятник: если с каждым такое было и трижды! С ума сойти можно.

Руслан спал. Кристина и Женя тоже спокойно себе отдыхали и видели десятый сон. Только я, маясь бессонницей и ноющей поясницей, качалась на гимнастическом мяче и укачивала маленькую капризулю.

– Что мне написать такого про этого… депутата! Хорошего… Чтоб тебя, – я проглотила про себя кучу нелицеприятных слов. Потому что ничего, ну вот совсем ничего путного про Макара Сергеевича я сказать не могла. – Написать, что ты красавец? Умный, добрый и отзывчивый? Пф! Я же не юмористические заметки пишу. И не сатиру…

Маша вновь захныкала. Пришлось со стоном встать с мяча, перехватить довольно упитанную малышку на руки и начать вновь нарезать круги по комнате. Живот мой особо не помогал. Я, конечно, могла бы разбудить Руслана, но тому на работу. Жалко! Пусть оно и у пчёлки, но всё равно жалко.

– Маш, давай мы поспим чуть-чуть? А? Я уже мазала тебе дёсны. Не могу же я тебе его так на свет божий вытащить? – племяшка ныла и устало мотала рукой с прорезывателем. – Сама же спать хочешь… Давай полежим, иначе тётя Кира точно улетит в космос.

К пинкам сверху добавился вежливый стук изнутри: мол, маман, вы спать собираетесь? Нет? Если нет, то я сейчас такую джигу устрою, тебе самой прорезыватель понадобиться, чтобы не перепугать всю квартиру воплями и криками.

У-у-у!

Как Лизка справлялась? Между Женькой и Кристинкой год разницы. Год! Мамочки мои родные! Если я рожу и выживу, то о втором ребёнке буду думать с опаской. Вот сейчас между Машкой и нашей Амелией как раз год разницы, может, чуть меньше.

Да, мы решили назвать дочку Амелией. Имя пришло спонтанно, почти из космоса или эфира. Сначала оно показалось нам странным, дивным и иностранным. Оно, по сути, таким и было. Но очень уж красиво звучало: Амелия Руслановна. На том и порешили, что пока будет Амелией, а там… Может, рожу, посмотрю на эту красную сморщенную рожицу и решу, что быть ей Машкой или Дашкой.

Руслан представлял нашу дочку себе каким-то белокурым ангелом, в крайнем случае блондинистые кудри могли быть заменены такими же, но чёрными. С пухлыми щеками, большими глазами, гладкой кожей с ровным румянцем. О том, как по-настоящему выглядят младенцы, он и слышать не хотел. То же мне! Фильмов насмотрелся и представлял себе месячного ребёнка на месте новорожденного. Его в роддоме ждёт бо-о-ольшой сюрприз! Если, конечно, он не передумает и не откажется от партнёрских родов. От этой идеи ни я, ни Нина Михайловна в восторге не были. Я переживала за психическое состояние Руслана, а его мама – за физическое. И мне казалось, что мы недалеки от правды: истина где-то рядом.

В ушах зазвучала знакомая мелодия из сериала. Маша, вроде бы, уснула и повисла на моих руках пудовой тряпочкой. Склонившись вперёд и кряхтя от натуги, я всё ещё ходила и думала, класть бедного ребёнка в кровать или нет? Надежда умерла первой или последней? Смогу я поспать или нет?

Я подошла к кровати, зависла над ней и замерла. Наверное операция по укладыванию Маши напоминала мне сцену из какого-нибудь боевика, где герой пытался перерезать провод и обезвредить бомбу. Согнувшись в неестественной позе, я опускала спящую племянницу, затаив дыхание. Скорость приземления была примерно сантиметр в минуту. Я же знала, что у детей есть встроенный детектор: стоит Машке лечь на матрас, как начнутся вопли. Мне нужно было ложиться рядом с ней. Как-нибудь. Аккуратно.

Зал был отдан в распоряжение детей. В спальне обитала я с Машкой, а Руслан ютился на кухне на надувном матрасе. Пришлось выслушать недовольные бурчания по поводу несправедливой выселки с кровати. Но выбора не было.

Я встала на колени и почти уложила Машу на подушку, как тут племяшка сонно открыла глаза и вытаращилась на меня. Секунды на обезвреживание смертельно опасной бомбы.

– Тихо в лесу-у-у… – я заунывно затянула первую песню, пришедшую на ум, – только не спит барсу-у-ук, уши свои он повесил на сук и тихо танцует вокру-у-уг…

Маша от такого репертуара даже рот не открыла. Молча слушала меня и лениво моргала. Зевнула и перевернулась набок.

Я выдохнула, почувствовав, как у меня по спине стекает холодный пот. Так и нависая на племяшкой, я чувствовала, что мой живот превращается в Везувий: сейчас бахнет!

– Ты чего не спишь?

Только инстинкт самосохранения не дал мне завопить. Я прикусила губу и испуганно пискнула, повернув голову на звук. Передо мной был сонный и лохматый Руслан. Взгляд у него был такой, что любой Кашпировский отдыхал: мой муж готов успокоить всех и сразу.

– У Машки зуб лезет, – проговорила одними губами.

– Меня чего не позвала? – Руслан сердито пробурчал, подошёл ближе и со вздохом обречённого на смерть осторожно подложил свои руки под Машу, освобождая меня от такой ноши. – Чего маешься в одиночку?

– Так тебе на работу…

– Ничего, – Руслан кивком показал мне на свободную половину кровати. – Обо мне она заботится! А ты?

Маша вновь захныкала. Наша перебранка, пусть и шёпотом, её разбудила. Руслан немного опасливо взял на руки мою племянницу, подумал, как удобнее будет и решил, что просто уложит её к себе на грудь. На удивление Машка тут же затихла.

– И что мне делать? – Руслан тихо спросил у меня, будто я знала ответ.

– Садись на рабочий стул. Там спинка немного откидывается.

– Ладно… А ты спи. Будешь решать свои проблемы с этим депутатом, я маму на подмогу позвал.

– Маму? – я чуть воздухом не подавилась.

– Маму, маму! Спи давай!

Какой тут сон? Я даже в самом жутком кошмаре не представляла себе этой картины. Мои племянники и Нина Михайловна…

Чувствую, что заметку я буду писать в туалете.