Текст книги "Человек и то, что он сделал… Книга 2. Свершилось"

Уильям Таубман «Горбачев, его жизнь и время»

Среди консультантов Горбачева были и “просвещенные аппаратчики”: Черняев, Шахназаров и Брутенц из международных отделов ЦК; Николай Детинов и Виталий Катаев из оборонного отдела ЦК и опытные, заслуженные дипломаты Валентин Фалин и Анатолий Ковалев. Черняев вспоминал (говоря только о либерально настроенных коллегах, которым поручалось проработать идеи независимо мысливших европейских коммунистов): “…в наших двух международных отделах нас таких было много – наверное, десятки”. И совсем не еврокоммунисты привнесли в их мышление свободу, добавляет Шахназаров: “Мы созрели для нового мышления, оно складывалось у нас само, без посторонней помощи”.

Все эти люди стали, по выражению Грачева, “чем‑то вроде профессиональной армии, которая ждала своего полководца”, а к ним готовы были примкнуть ученые, мечтавшие активнее поддерживать контакты с зарубежными коллегами, хозяйственные руководители, местные партийные начальники, с досадой наблюдавшие, как их ресурсы поглощает оборонный бюджет, и даже высшие чины внутри КГБ вроде Николая Леонова, который рассуждал так: “Люди из военно‑промышленного комплекса… совсем не брали в расчет экономику. Они думали, что наши ресурсы неистощимы, – как будто их не информировали об истинном положении в стране”. “Можно было писать кучу аналитических записок, – вспоминал Шахназаров, – но все это было ни к чему, пока кресло генерального секретаря не занял [новый] руководитель…”

Таким образом, можно с уверенностью сказать, что не Горбачев начал Перестройку политической системы исключительно по своей собственной воле. Настроения Перестройки витали в воздухе, и нужен был лишь кто-то, кто бы их «обналичил». Этим человеком и оказался – Михаил Сергеевич Горбачев.

Переходим ко второму вопросу – а что он хотел то?

Поведение Горбачева кажется странным. Он до конца держался за КПСС, в том числе и в 1991 году. Он фактически отверг предложение Яковлева – разделить партию на Социалистическую и Народно-демократическую (при этом обе должны были быть левыми). Одновременно с этим – он разваливал партию или, по крайней мере, не мешал это делать другим. Чего же он хотел?

Ответ на этот вопрос я нашел в совершенно неожиданном месте – интервью Валдиса Штейнса, основателя Латвийского народного фронта.

https://imhoclub.lv/ru/material/nfl_mifi_perevoroti_predatelstva_-_3

В середине лета коммунисты-реформисты из НФЛ организовали большой народный митинг в поддержку суверенитета. Тогда я сказал, что мы должны требовать не расширения суверенитета, а независимости, но руководство было против лозунга о независимости. Я же считал, что мы должны менять тактику и начать борьбу за независимость.

Возможности для этого я увидел в Латвийской социал-демократической рабочей партии – ЛСДРП. В начале 1989 года КГБ поднял «железный занавес», и это дало нам возможность посетить группу поддержки НФЛ в Швеции.

После встречи с Бруно Калниньшем, почетным председателем Социалистического интернационала, я тайно вступил в ЛСДРП.

Иностранный комитет ЛСДРП под предводительством Бруно Калниньша был очень явной антисоветской организацией, и с этой точки зрения полностью соответствовал моим взглядам. После отказа правления НФЛ перейти на путь независимости я решил основать ЛСДРП в Латвии, и действительно, некоторое время в СССР существовали две партии – КП и ЛСДРП.

В отличие от НФЛ, ЛСДРП уже была политической организацией и сильным оружием в борьбе против коммунистов. Она категорически выступила за прекращение оккупации и аннексии Латвии, а также за деколонизацию. ЛСДРП была антикоммунистической организацией. У нас тогда была совершенно фантастическая команда: Паул Бутлерс, Нормунд Бельскис, Эгил Балдзенс и Эгил Грикис. Год спустя переворот коммунистов-реформистов, их приспешников и агентов ЧК начался и в ЛСДРП – и после этого мы все вышли из партии.

М. Горбачеву социал-демократы были нужны уже тогда, ведь он всю КПСС хотел объявить социал-демократической партией. Это я обсуждал во время тайной встречи с Гансом Кошником, одним из руководителей немецкого и всего Социалистического интернационала. Горбачеву это удалось только 10 лет спустя, но в то время переворот М.Горбачева удался только в Латвии.

КПЛ (Коммунистическая партия Латвии) должна была превратиться в социал-демократическую партию, и ей это удалось. Ни я, ни мои единомышленники не хотели принимать участия в этом превращении, ведь ожидалось массовое превращение коммунистов в социал-демократов.

Например, вот так из мелкого коммуниста в социал-демократа превратился Диневич.

Какое-то время мы это давление выдерживали. Что началось, когда мы бросили коммунистов-перебежчиков – всех этих «диневичей! Что на нас полилось, даже на международном уровне! Нас вызвали для дачи объяснений в Швецию и Германию, нас не восстановили в Социалистическом интернационале, полностью блокировали, выдвигая одно-единственное категорическое требование – принять обратно в партию коммунистов-реформистов.

Во время Второго съезда ЛСДРП руководителем партии выбрали знаменитого переводчика и поэта, конформиста Улдиса Берзиньша, потом его отодвинули в сторону, и в партии социал-демократов возликовали коммунисты.

После объединения коммунистов и социал-демократов руководителем стал коммунист Юрис Боярс. Мечта Горбачева в Латвии реализовалась.

Послушаем еще человека из Украины – Юлия Иоффе «Один на один с системой»

…

Первые надежды появились с приходом к власти Андропова. Все стало строго, но мы по-своему радовались: авось, закончатся поездки этих бесконечных «гостей». И они действительно прекратились. Правда, те, кто еще вчера организовывал ночные фуршеты и «полировался» на капоте, кто судил, «на уровне» или «не на уровне» был организован прием, вдруг начали горячо рассказывать нам с трибун о новой трезвой жизни. Да, бороться с пьянством начинали еще тогда, до Горбачева. Врывались в гостиничные номера, с целью проверки: а не пьют ли там? Караулили в подъездах, ожидая подвыпивших гостей. А над донбасскими полями закружили вертолеты и с них высматривали тех, кто пьет в лесопосадках. Многие пойманные «на месте преступления» поплатились за это работой. И мы, глядя на происходящее, радовались. Не понимали, что радуемся произволу, террору против личности – пусть даже под красивыми лозунгами. Но очень уж мы мечтали о прекращении воровства, пьянства, о наведении порядка. К тому же, выросшие целыми поколениями в условиях тоталитаризма, мы не знали, что всего этого следует добиваться законными средствами.

Потом пришел Горбачев. Человек, выступавший без бумажки, сошедший с недоступных кремлевских трибун и врезающийся в народную толпу, на всех в нашей шахтерской глубинке произвел замечательное впечатление. Ну, думал я в начале борьбы за трезвый образ жизни, если он решит хотя бы эту проблему – будет великолепно. Да только не знали мы, что все это были мыльные пузыри, волюнтаристские решения, не просчитанные экономически. Не могли себе представить, что подхалимы вырубят ценнейшие виноградники, а пустопорожние разговоры, пусть и «без бумажки», скоро встанут поперек горла и поперек жизни. И все же именно тогда появились первые намеки на свободу. Старое сталкивалось с новым, и это противоборство не было простым. «Хлопковое дело» в Узбекистане. Разоблачение верхушки МВД СССР. У нас, в Донбассе – скандал, связанный с арестом журналиста Берхина. (Эта противоправная акция, когда группа захвата провела незаконные обыск и арест Берхина, получила широкую огласку через газету «Правда». После вмешательства Кремля был снят с работы, называвшийся непотопляемым, настоящий символ тех застольно-застойных времен – первый секретарь Луганского обкома партии Б. Гончаренко). Мы думали: идет бескомпромиссная борьба со злом. На самом деле «косметологи» социализма изо всех сил выталкивали из кресел верных брежневцев, или перекрасившихся сталинцев. Они, правда, и подозревать не могли, чем все обернется. А мы – и подавно.

Но даже тогда весьма удивляло, что в этот период борьбы за порядок и демократию наверх активно поперло все самое «черное». Теперь мне ясно: дорогу этой мрази мостили специально – для создания противовеса готовым все захлестнуть демократическим силам.

…

В Луганской области первой «залегла» шахта Менжинского, расположенная в Первомайске рядом с нашей «Горской». Я говорю «залегла», потому что механизм проведения забастовки был дан газетой «Правда». В небольшой заметке рассказывалось, как горняки одной из кузбасских шахт не стали опускаться под землю, а пришли на площадь перед горкомом партии прямо в «шахтерках», сапогах, касках, где они, в перерывах между митингами, ложились прямо на асфальт в ожидании приезда очередного начальства. Затем по этой схеме действовали шахтеры во всех без исключения горняцких городах СССР. Так вот, когда забастовала «Менжинка» я дал согласие баллотироваться на пост генерального директора соседнего производственного объединения «Стахановуголь». Затея с выборами руководителей, вплоть до мастеров, всегда казалась мне вредной. Так уж устроен человек – никогда не выберет себе в начальники строгого и требовательного. В то же время это отнюдь не была просто игра в демократию. Тотально заменяя кадры в подвергавшейся косметическим изменениям советской системе, Горбачев стремился разрушить и сложившуюся систему отношений, при которой партийные руководители зависели от хозяйственных и наоборот. Эти отношения складывались и цементировались десятилетиями, а на их ломку у Горбачева просто не было много времени – пока люди не успели понять, что же происходит на самом деле. Так, думаю, и появился лозунг выборности руководителей на производстве.

Если бы перед Горбачевым не стояла задача смены кадров (читай: захвата власти или переворота в партии), он не стал бы никого выбирать. Ведь старые кадры были настолько беспринципны, что им было абсолютно все равно, куда вести: в мифический коммунизм или в рыночную экономику. Останься они у власти, и по решению пленумов начали бы «переходить в рынок», отчитывались бы о том, сколько образовано фермерских хозяйств, как в годы коллективизации – колхозов. Докладывали бы на партсобраниях, сколько коммунистов стало собственниками, а лучшим – вручали бы вымпелы «Отличник приватизации» и значок «Ударник капиталистического труда».

Тут дело не в беспринципности или принципиальности старых кадров. Кстати, что касается Украины – после того, как была запрещена КПУ, оставшиеся бесхозными коммунисты стремительно создали Социалистическую партию Украины, лидером которой стал Александр Мороз, бывший первый секретарь Таращанского обкома партии, лидер коммунистического большинства в Раде, имевший в девяностые годы реальные шансы возглавить страну. А еще группа товарищей, среди которых были и бывший первый секретарь ЦК КПУ Кравчук и давний агент КГБ Медведчук – создали СДПУ(о). Что же это так украинских бывших и действующих партийцев к социал-демократии то тянет? Неужели это были уже имевшиеся еще со времен Горбачева заготовки? СДПУ была зарегистрирована еще в 1990 году.

Горбачев, решая задачу обновления политической системы страны – по-видимому, решал задачу со многими неизвестными. Ему хотелось.

– Сохранить партию, по крайней мере, большую ее часть. Согласитесь – чего от добра добра искать, тем более на партии столько имущества записано, санатории опять-таки, помещений куча в каждом городе, готовые первички…

– Придать партии новую легитимность на международном уровне. То есть КПСС должна была стать уважаемой парламентской партией, а не сборищем детей и внуков Сталина. Для этого надо было встроиться в солидные европейские левые объединения, и чтобы обновленную КПСС там приняли. Впервые Москва должна была не создавать свое объединение, а встроиться в уже существующее.

– Ну и своих людишек по местам расставить.

Кстати. Ближайшим другом Горбачева был как раз Энрике Берлингуэр, глава КПИ. И Горбачев к нему в семидесятые то и дело ездил. И Берлингуэр в конце восьмидесятых был в Москве не раз и не два. Ну и Зденек Млынарж, сосед Горбачева по комнате в общежитии, один из ключевых игроков Пражской весны.

Проблема была вот в чем – Горбачев даже став генсеком, понимал, что его идеи в Политбюро не найдут поддержки. Потому он начал лавировать. Играть. Даже – играться. Народные фронты, Интерфронты – он не понимал, что времени – нет. В итоге – его проект обновления партии фатально запоздал, а его однопартийцы – высказали отношение к изменениям 19 августа 1991 года.

На мой взгляд, одной из трагических ошибок Горбачева было то, что он своевременно не инициировал дискуссию в партии о путях ее обновления, о новой идеологии, причем дискуссию открытую. Да, это почти наверняка привело бы к развалу партии – но Горбачев остался бы лидером своей части, части социал-демократов и смог бы предложить обществу внятную социал-демократическую программу, как альтернативу и твердокаменным коммунистам Лигачева, так и демократам Ельцина. В итоге – «твердокаменные» подняли мятеж и разгромно проиграли, а альтернативы дикому капитализму Ельцина – не нашлось.

12–14 февраля – массовые беспорядки в Душанбе, Таджикская ССР. Погибло 22 человека, ранено 565.

24 февраля – Распад СССР: на выборах в Верховный Совет Литовской ССР националисты наносят поражение коммунистам.

26 февраля

Съезд народных депутатов СССР принял закон о частных крестьянских хозяйствах и закон о различных формах собственности.

СССР согласился вывести все войска из Чехословакии к июлю 1991 года.

Март 1990 года – Польша как пример. Начало радикальных экономических реформ в Польше. Шоковая терапия

«Я не планировал политической карьеры, не гнался за экстремальной популярностью. Меня попросили выполнить исключительные задания, и я просто хотел это сделать… Я мог только сказать с искренним убеждением: если мы продержимся на определённом пути, у нас будет шанс выйти на ровную дорогу, а если прервем терапию – всё сорвётся».

Лешек Бальцерович

Шоковая терапия по-польски – еще один пример того, как можно было бы проводить реформы. На день написания этой книги – Польша конечно менее успешна, чем Китай, но, тем не менее, в ней полностью проведены реформы, уверенный экономический рост продолжается почти непрерывно, делая Польшу наиболее вероятным кандидатом на роль будущего лидера всего восточноевропейского пространства. Примечательно, что в отличие от России у Польши нет богатых природных ресурсов, и она вынуждена в отличие от Китая, действовать в жестких условиях европейских директив, не позволяющих, например, экономить на экологии. Польша поражена демографическим кризисом, немало поляков создают своим трудом ВВП не Польши, а Германии и Великобритании. Тем не менее – Польшу видимо можно назвать самой успешной страной Восточной Европы. Остается понять, как это удалось.

Итак, 1989 год. Польша в состоянии глубокого кризиса. Инфляция по итогам года – более 600 %. Страну вот уже более десяти лет лихорадит – Солидарность борется за власть. Польские товары неконкурентоспособны. Как и вся польская промышленность. Коммунисты готовы уступить власть – но Солидарность тоже не знает что делать.

В это время молодой аспирант Центральной школы планирования и статистики в Варшаве Лешек Бальцерович готовится к поездке для чтения лекций в Великобритании. Он слышит по радио, что Тадеуш Мазовецкий, один из лидеров «Солидарности», назначен премьер-министром. Это сообщение не вызывает у него никаких эмоций…

Ле́шек Генрик Бальцеро́вич (польск. Leszek Henryk Balcerowicz; род. 19 января 1947 года, г. Липно) – польский экономист и политик.

В 1970 году с отличием окончил факультет внешней торговли Главной школы планирования и статистики в Варшаве (ныне Варшавская школа экономики). Работал там же научным сотрудником и преподавателем. В 1969 году вступил в правящую Польскую объединенную рабочую партию (ПОРП). В 1972–1974 годах обучался в Университете Св. Иоанна в Нью-Йорке (США). В 1975 году защитил докторскую диссертацию в Главной школе планирования и статистики в Варшаве. В 1978-80 гг. работал в Институте марксизма-ленинизма в Варшаве.

В 1978–1981 годах возглавлял группу ученых, разрабатывавшую альтернативный проект экономических реформ в Польше. Стал членом польских социологического и экономического обществ. Постоянно участвовал в научных конференциях в ФРГ, Великобритании, Швеции, Индии, Венгрии и других странах. В 1980–1981 годах – консультант профсоюзного объединения «Солидарность». В 1981 году вышел из состава Польской объединённой рабочей партии (ПОРП). В феврале – апреле 1989 года участвовал в конференции «круглого стола» между ПОРП и оппозицией. Был координатором деятельности Европейской экономической ассоциации в Польше.

Через два дня Мазовецкий предлагает Бальцеровичу пост министра финансов. Бальцерович отказывается – он не хочет заниматься политикой, а запланированные лекции в Англии должны быть оплачены твердой валютой, что в рушащейся стране немаловажно. Мазовецкий настаивает. После ночи раздумий Лешек Бальцерович соглашается, но с условием что это всего на несколько месяцев, а потом он вернется в науку. При этом он ставит условием выполнение своего плана радикальных реформ.

Бальцерович покинет последний правительственный пост только в 2007 году, совсем в другой Польше…

01 августа началась либерализация цен.

06 октября состоялась презентация программы на государственном телевидении и в декабре Сейм принял пакет из 11 актов, подписанных президентом 31 декабря 1989 г. К ним в частности относились:

1. Закон о финансовой экономии в государственных компаниях, что позволило государственным предприятиям объявлять банкротство. Таким образом был положен конец фикции, благодаря которой могло существовать предприятие, даже при отсутствии эффективности и подотчётности.

2. Закон о банковской деятельности, который запретил национальному центральному банку финансировать дефицит государственного бюджета и запретил выпуск новой валюты.

3. Закон о кредитах, который отменил льготное кредитование государственных компаний и привязал проценты к инфляции.

4. Закон о налогообложении чрезмерного повышения заработной платы, вводил так называемый попивек, налоговые ограничения на рост заработной платы в государственных компаниях, для ограничения гиперинфляции.

5. Закон о новых правилах налогообложения, введение одинаковых правил налогообложения для всех компаний и отмены специальных налогов, которые ранее были применены к частным компаниям с помощью принятия административных решений.

6. Закон о хозяйственной деятельности иностранных инвесторов, что позволило иностранным компаниям и частным лицам инвестировать в польскую экономику и экспортировать свою прибыль за границу.

7. Закон об иностранных валютах, который вводил внутреннюю конвертируемость злотого и отменил государственную монополию на международную торговлю.

8. Закон по таможенному праву, внедрил единые ставки пошлины для всех компаний.

9. Закон о занятости, которым регулировались обязанности учреждений по выплате пособия по безработице.

10. Закон об особых обстоятельствах, при которых работник может быть уволен, внедрил защиту работников государственных компаний от массовых увольнений и гарантировал выплаты пособия по безработице.

«План Бальцеровича» предполагал строгое ограничение инфляции, приведение к равновесию в течение года государственного бюджета, товарного и денежного рынков, перевод всех сфер экономики на рыночные начала. Для этого повышались розничные цены, сокращались бюджетные дотации, ограничивались денежные доходы, а для предприятий вводилась частичная внутренняя обратимость злотого и устанавливался его единый курс.

В конце декабря план был одобрен Международным валютным фондом. Поддержка МВФ была особенно важной, поскольку государственный долг различным иностранным банкам и правительствам достиг суммы в $ 42.3 млрд. (64.8 % от ВВП). В 1989 году МВФ предоставил Польше стабилизационный кредит $ 1 млрд и резервный кредит $ 720 миллионов. После этого Всемирный банк предоставил Польше дополнительные кредиты для модернизации экспортно-ориентированных предприятий.

Второй этап реформ начался в январе 1990 года и предусматривал

– Резкое повышение учетной ставки Банка Польши, а следовательно и процента по кредиту в экономике

– Резкое сокращение государственных инвестиций и субсидий

– Резкое повышение стоимости основных фондов (до 10 раз), введение платы предприятий с бюджет за фонды (национального дивиденда) в размере 32 % от их стоимости;

– Ужесточение налоговой политики, ликвидация налоговых и кредитных льгот. Жесткие меры по борьбе с неуплатой налогов

– Административное ограничение роста заработной платы, установление штрафов 500 % за превышение норм роста заработной платы.

– девальвация национальной валюты в 1,6 раза относительно доллара и основных западноевропейских валют, но с фиксацией.

Самого Бальцеровича – постигла участь Егора Гайдара – из-за волны народного гнева он вынужден был уйти в отставку уже в декабре 1991 года. Тем не менее, курс реформ продолжился.

Первичные итоги реформ были таковы:

Евгений Ясин

… Бюджет расширенного правительства был в 1990 г. сведен с профицитом в 2,8 % ВВП против дефицита 7,4 % в 1989 г.; государственный бюджет в 1990 г. – с профицитом 0,4 % против дефицита 3,0 % в 1989 г. Индекс инфляции в 1989 г. (потребительские цены) составил 639,6 %, в 1990 г. – 249,3, а в 1991 г. – уже 60,4 %. Зарплата выросла в 1989 г. на 291,8 %, т. е. реально заметно понизилась, в 1990 г. ее рост составил 622,4 %, т. е. потери отчасти были компенсированы, но в целом в 1990 г. частное потребление в неизменных ценах сократилось на 15,3 %. ВВП в 1990 г. упал на 11,6 %, в 1991 г. – еще на 7 %, а с 1992 г. уже начался рост

Как мы видим, опыт намного успешнее опыта Гайдара и уж тем более чем опыт Рыжкова-Павлова, действия которых привели к разрушению страны. Мы и близко не видим такого провала ВВП, который случился в СССР и постсоветских странах.

В чем была разница между СССР и Польшей? В чем разница в подходе к реформам?

1. СССР рухнул ввиду того что просто перестал наполняться государственный бюджет, и Горбачев, потеряв контроль над деньгами, просто оказался никому не нужен. Упрощенно – но верно. Причина этого не только в действиях Ельцина и республик – но и в том, что все проекты реформ на первое место ставили защиту интересов людей, а не государства и бюджета. В Польше и до 1989 года была налоговая система, и были налоги, а у нас ее не было до Горбачева и не появилось при нем. Польские реформаторы никогда не упускали вопрос наполняемости бюджета, ставили его даже на первое место, отдавая ему предпочтение перед благосостоянием поляков и выживанием предприятий. Потому то и Польша уцелела, а СССР нет.

2. В любой советской программе реформ – мы видим, что огромное внимание уделяется компенсации гражданам издержек реформы. Но тогда оставался вопрос – а кто понесет издержки реформы? В СССР получалось что государство – и оно не выдержало. Польские реформаторы понимали, что основной удар реформы придется по людям, и шли на это. Они понимали, что должны заставить людей много работать за мизерные деньги, что в результате реформ люди будут долгие годы жить в нищете – и шли на это ради будущего. Если в программе реформ 500 дней предусматривалась компенсация роста цен – то в Польше установили жесткий запрет на поднятие заработных плат (хотя по факту, получилось так, что запрет не потребовался, у предприятий не было денег на рост зарплат).

3. Важнейшее отличие польского опыта от советского – в Польше и не подумали отдавать предприятия их трудовым коллективам – наоборот, подняли в 10 раз стоимость фондов и заставили платить в бюджет 32 % от их стоимости – драконовские условия по сравнению с СССР. Но тем самым – они спасли страну, не дали приросту цен обратиться в рост заработных плат. Кроме того, это исключило приватизацию за бесценок.

4. Несмотря на рост курса злотого – его все же не делали полностью конвертируемым сразу, оставив фиксированный, пусть и повышенный курс. Но правительство смогло его поддерживать как раз за счет повышенных изъятий из экономики, что позволило финансировать расходы правительства и выполнить требование Бальцеровича о прекращении финансирования дефицита бюджета за счет напечатания злотого. А это позволило быстро перейти к росту за счет резкой остановки инфляции: при длительной инфляции она сама по себе угнетает рост.

Итог. Принципиальная разница польских и советских реформ – польские реформаторы прежде всего старались спасти государство и спасли его. В отличие от советских реформаторов – польские не разбазаривали госсобственность, а наоборот, попытались извлечь из нее максимум. Нанеся сильнейший удар по благосостоянию людей, они, тем не менее, добились мгновенного прекращения забастовок, много лет терзавших Польшу. А сократив расходы, польским реформаторам удалось избежать запуска маховика гиперинфляции, который был запущен в СССР и побежден только во второй половине нулевых. И в конечном итоге, в СССР простым людям пришлось перенести намного больше страданий на пути реформ.