Текст книги "Нестор Махно, анархист и вождь в воспоминаниях и документах"

В. Волин. О Махно и махновщине

К источникам о махновском движении следует подходить с величайшей осмотрительностью. Читатель поймёт это, если вдумается в некоторые характерные особенности движения.

С одной стороны, махновщина – явление громадного размаха, величия и значения, развернувшееся с исключительной силой, сыгравшее в судьбах революции колоссальную и чрезвычайно сложную роль, выдержавшее титаническую борьбу со всеми видами реакции и не один раз спасавшее революцию от разгрома, – явление необычайно богатое яркими, красочными эпизодами и заставившее говорить о нём, интересоваться им не только в России, но и за её пределами. При этом махновщина возбудила к себе в самых различных лагерях – и реакционных, и революционных – самые разнообразные чувства: начиная от жгучей ненависти и вражды, переходя к недоумению и, далее, к недоверчивому и подозрительному отношению и кончая чувством глубочайшей симпатии и восхищения. Что же касается монополизировавших революцию коммунистической партии и «советской» власти, то с ними махновщина вынуждена была, после долгих перипетий, вступить – как и с реакцией – в ожесточённое единоборство, причём нанесла и партии, и власти ряд ощутимых физических и моральных ударов. Наконец, личность самого Махно – сложная, яркая и сильная, как и всё движение, – также привлекла к себе всеобщее внимание, вызывая в одних простое любопытство и недоумение, в других – тупое негодование или бессмысленный страх, в третьих – непримиримую ненависть, а в четвёртых – беззаветную любовь…

Естественно, что махновщина побуждает браться за перо многих «повествователей», толкаемых всякого рода соображениями, ничего общего не имеющими ни с подлинным знанием дела, ни с живым стремлением поделиться этим знанием, беспристрастно изложить и осветить предмет, зафиксировать и предоставить в распоряжение будущего историка точный материал. Одних заставляет хвататься за перо политический расчёт: потребность оправдать и укрепить свою позицию, втоптав в грязь и оклеветав враждебное движение и его деятелей. Другие считают своим долгом просто лишний раз лягнуть недоступное их пониманию, напугавшее или потревожившее их явление. Третьих поощряют – легенда, создавшаяся вокруг движения, сенсационность темы, острый интерес к ней со стороны «широкой публики», соблазнительная возможность заработать несколькими страницами романа. Четвёртых, наконец, разбирает просто журналистский зуд.

Так нагромождаются «материалы», способные внести в представления читателя лишь бесконечную путаницу и отнять у него всякую возможность дойти до правды[241]241
  Не говоря о множестве мелких газетных статей, разбросанных по различным органам России и заграницы и обнаруживающих либо недюжинные клеветнические способности, либо невероятную литературную беззастенчивость их авторов, существуют уже и более или менее крупные работы, претендующие на известное идейное или историческое значение, но являющиеся, в действительности, или сознательным извращением истины, или просто нелепыми баснями. Укажем, например, на книжку большевика Я. Яковлева «Русский Анархизм в Великой Русской Революции» (вышла в нескольких – русских и заграничных – изданиях), – книжку, представляющую сплошной поток извращений и прямой лжи. Или отметим большую и весьма претенциозную статью некоего Герасименко в историко-литературном сборнике «Историк и современник» (изд. Ольга Дьякова и К⁰., книга III, Берлин 1922, стр. 151, статья «Махно»), – статью, в которой рассказываются такие небылицы, что стыдно становится и за «автора», и за «сборник». Мы должны также отметить, что и в анархической прессе, в общем и целом подходящей к махновскому движению серьёзно, вдумчиво и честно, с совершенно иных сторон и с иными целями, чем все вышеупомянутые «авторы», имеется немало ошибок и неточностей, вызываемых тем обстоятельством, что авторы сами не участвовали в движении непосредственно, не подходили к нему близко и писали о нём исключительно понаслышке: по некоторым печатным материалам, по рассказам № впечатлениям других лиц. [См., напр., брошюру П.Руденко «На Украине (повстанчество и анархическое движение)», переизданную Рабочей Издат. Группой в Респ. Аргентине в марте 1922 г.; статью из журнала «Вольный Труд», органа Питерской Федерации Анархистских Групп, окт. 1919 г. В статью и брошюру вкрались грубые погрешности, объясняемые тем, что автор не принимал непосредственного участия в повстанческом движении, не переживал конкретно его сложных перипетий].


[Закрыть].

С другой стороны, движение, при всём своём местном размахе, рядом обстоятельств вынуждено было развиваться в атмосфере известной замкнутости и отчужденности.

Будучи чисто низовым движением широких народных масс, чуждых всякому стремлению к параду, блеску; господству и славе; возникнув на окраине России, вдали от крупных центров; развёртываясь в известном ограниченном районе, в условиях отрезанности не только от всего мира, но даже от других областей России, – движение, в его существенных, глубинных чертах, осталось мало известным за его пределами. Протекая почти всё время в невероятно тяжёлой и напряжённой боевой обстановке; окружённое со всех сторон врагами, почти не имея друзей из других – нетрудовых – сфер; беспощадно подавляемое правящей партией и заглушаемое кровавым треском её государственной деятельности; потеряв добрых 90 % своих лучших и активнейших участников; не имея ни времени, ни возможности, ни даже особой потребности фиксировать, накоплять и передавать потомству свои дела, слова и думы, – движение оставило по себе мало живых, непосредственных следов и памятников. Его фактическая сторона проходила незапечатлённой. Его документы не распространялись широко и не сохранялись. Поэтому оно до сих пор в огромной степени скрыто от глаз постороннего, от взора исследователя. До его сущности нелегко добраться. Подобно тому, как остаются навсегда безвестными тысячи скромных отдельных героев революционных эпох, и махновскому движению грозило остаться в значительной мере безвестной героической эпопеей украинских тружеников. До сего дня вся богатейшая фактическая и документальная стороны этой эпопеи пребывают под спудом. И если бы судьбе не угодно было сохранить в живых нескольких участников движения, основательно знающих его и способных рассказать о нём правду, оно, действительно, осталось бы нерассказанным…

Такое положение вещей ставит серьёзного читателя и историка в чрезвычайно трудное положение: в необходимость самому, без всякой помощи, – не только без прямых руководящих данных, но и без малейшего указания на то, где такие данные можно достать, – критически разбираться в исключительно пёстрых и противоречивых источниках, работах и материалах.

Вот почему необходимо помочь читателю сразу же отделить пшеницу от плевел, зерно от шелухи. Вот почему важно сразу же установить, может ли он пользоваться данной работой как здоровым и чистым источником. Вот почему вопрос об авторе и о характере его труда приобретает, в данном случае, столь существенное значение.

Я взял на себя смелость написать предисловие к книге и осветить в предисловии эти вопросы, так как волею судьбы принадлежу к тем немногим уцелевшим участникам махновского движения, которые, в достаточной для того степени, знакомы и с самим движением, и с автором книги, и, наконец, с теми условиями, в которых эта книга создавалась.

* * *

Предварительно позволю себе небольшую оговорку.

Меня могут спросить (и действительно часто спрашивают), почему я сам не пишу о махновском движении? По многим соображениям. Остановлюсь на некоторых из них.

К изложению событий, к задаче освещения махновского движения надо подходить во всеоружии сведений, сосредоточенно и строго. Тема эта требует длительной, напряжённой и всесторонней работы. А такая работа была для меня до сих пор, по многим причинам, невозможна. Вот почему, прежде всего, я считал необходимым воздержаться пока от этой темы.

Махновская эпопея слишком серьёзна, величественна и трагична, слишком обильно полита кровью её участников, слишком глубока, сложна и своеобразна, чтобы можно было позволить себе судить и писать о ней «легко», – например, на основании одних только рассказов и противоречивых показаний разных лиц. Излагать её по документам – тоже не совсем наше дело, так как сами по себе документы – вещь мёртвая, далеко не всегда и не полно отражающая живую жизнь. Писать по документам – дело будущих историков, перед которыми, кроме документов, не окажется уже больше никакого иного Материала. Современники должны относиться строже и к делу, и к себе, ибо именно с них история много спросит. Они должны воздерживаться от суждения и повествования о подобных событиях, поскольку не были их непосредственными участниками. И должны не так набрасываться на рассказы и документы с целью «писать историю», как стремиться запечатлеть личный опыт, поскольку они его имели. В противном случае они рискуют оставить в тени или, – что ещё хуже, – исказить самую сущность, живую душу событий и ввести читателя и историка в большое заблуждение. Конечно, и их непосредственный опыт может страдать погрешностями и неточностями. Но в данном случае это обстоятельство не имеет значения. Они дадут подлинную, живую картину и сущность событий, вот что – главное. Сопоставив их рассказ с Документами и иными данными, легко отбросить второстепенные ошибки. Вот почему повествование участника и очевидца событий особенно важно. Чем полнее и глубже был личный опыт, тем более важна и спешна такая работа. Если к тому же этот участник сам обладает и документами, и рассказами других участников, то его повествование приобретает перворазрядное значение.

Мне предстоит говорить о махновщине в своё время, а своём месте и в своём освещении. Но я не могу писать полную историю махновского движения именно потому, что не могу претендовать на полное, подробное и всестороннее знание предмета». Я провёл в самом движении около полугода, – от августа 1919 по январь 1920 г., – то есть, наблюдал, его далеко не на всём его протяжении. С Махно я встретился впервые тогда же, в августе 1919 г. Я совершенно потерял из вида и движение, и Махно, будучи арестован в январе 1920 г., и соприкоснулся ещё раз с тем и другим лишь на две недели в ноябре того же года во время договора Махно с советской властью. С тех пор я снова потерял движение из виду. Таким образом, хотя я многое перевидал, пережил и передумал в этом движении, но моё непосредственное знакомство с ним было неполным.

И вот, на вопрос о том, почему я не пишу о махновщине, я не раз отвечал, что имеется более сильный, чем я, в этом отношении.

Под этим более сильным я и разумел автора предлагаемой работы.

Я знал о его постоянной деятельности в движении. В 1919 г. мы работали там вместе. Я знал также, что им тщательно собираются материалы по движению. Знал, что он усиленно пишет его полную историю. Знал, наконец, что книга эта уже написана и что автор готовится издать её за границей. И я считал, что прежде всего другого должна появиться в свет именно эта работа – полная история махновщины, написанная человеком, соединяющим в себе и постоянного участника движения, и обладателя богатой сокровищницей материалов.

Многие до сих пор искренне убеждены, что Махно – «обыкновенный бандит» и погромщик, увлёкший за собой тёмную и падкую до грабежа, разложенную войной солдатско-крестьянскую массу. Многие по сей день считают Махно «авантюристом», веря злостным и нелепым сказкам о том, что он «открывал фронт» Деникину, «братался» с Петлюрой, «объединялся» с Врангелем… С лёгкой руки большевиков, многие всё ещё повторяют клевету, будто Махно «возглавлял контрреволюционное кулацкое движение» и будто «анархизм Махно – лишь наивная выдумка некоторых анархистов, искусно использованная им в своих целях… Но Деникин, Петлюра, Врангель – это лишь яркие военные эпизоды: за них хватаются и нагромождают горы лжи. Борьба с контрреволюционными генералами далеко не исчерпывает махновщину. Сущность же махновского движения, его внутреннее содержание, его органические черты остаются, вообще говоря, совершенно неизвестными.

Небольшими разрозненными статьями, отрывочными заметками, частичными работами — такого положения вещей не изменить. В отношении такого крупного и сложного явления, как махновщина, подобные статьи и работы дают слишком мало, не освещают картину в целом и тонут в море печатного слова почти без следа. Для того, чтобы нанести хороший удар всем сказкам и положить начало серьёзному интересу и ознакомлению с предметом, необходимо в первую очередь дать о нём более или менее цельную, исчерпывающую работу, после чего можно с пользой перейти к отдельным вопросам, к частностям и деталям.

Именно такой цельной работой является настоящая книга И её автор – более, чем кто-либо, – был призван выполнит) её. Можно лишь пожалеть о том, что, в силу ряда неблагоприятных обстоятельств, этот труд выходит в свет со значительным опозданием.[242]242
  До его появления, автор – в целях скорейшего ознакомления иностранных товарищей и рабочих с некоторыми фактами махновщины – напечатал в заграничных газетах 2 статьи: «Нестор Махно» и «Махновщина и антисемитизм».


[Закрыть]

* * *

Знаменательно, что быть первым историком махновского движения выпало на долю рабочему. Этот факт – не проста» случайность. На протяжении всего своего существования движение и идейно, и организационно обслуживалось тем1 силами, которые смогла выдвинуть сама рабоче-крестьянская масса. Интеллигентного, теоретически образованного элемента в нём, вообще говоря, не было. Всё время оно было предоставлено самому себе. И первого историка, теоретически обосновывающего и освещающего движение, оно выдвигает из своей же среды.

Автор, Пётр Андреевич Аршинов, сын фабричного рабочего г. Екатеринослава и сам рабочей, слесарь по профессии, упорным личным трудом добился известного образования. В 1904 году, 17-ти лет, он примыкает к революционному движению. В 1905-м, работая в качестве слесаря в железнодорожных мастерских г. Кизил-Арвата (Средняя Азия), он вступает в местную организацию партии большевиков. В ней он быстро начинает играть активную роль, став одним из руководителей и редакторов местного нелегального революционного органа рабочих «Молот». (Этот орган обслуживал всю Средне-Азиатскую железную дорогу и имел большое значение в революционном движении рабочих этой магистрали). В 1906 г., преследуемый местной полицией, Аршинов покидает Среднюю Азию и переезжает на Украину, в г. Екатеринослав. Здесь он становится анархистом и уже как таковой продолжает вести революционную работу среди екатеринославских рабочих (гл. обр. на заводе Шодуара). Причиной перехода его к анархизму послужил минимализм большевиков, который, по убеждению Аршинова, не отвечал подлинным устремлениям рабочих и послужил, совместно с минимализмом остальных политических партий, причиной поражения революции 1905 – 06 гг. В анархизме Аршинов нашёл, по его собственным словам, собирание, запечатление свободно-равенственных стремлений и чаяний трудящихся.

В 1906 – 07 гг., когда царское правительство охватило всю Россию сетью военно-полевых судов, широкая массовая работа стала совершенно невозможной. Аршинов отдает дань исключительной обстановке и своему боевому темпераменту: раз за разом он совершает несколько террористических актов.

23 декабря 1906 г. в рабочем посёлке Амур близ Екатеринослава он с несколькими товарищами взрывает полицейский участок. (При взрыве погибло три казачьих офицера, пристава и стражники из карательного отряда). Благодаря тщательной организации этого акта ни Аршинов, ни его товарищи не были раскрыты полицией.

7 марта 1907 г. Аршинов стреляет в начальника главных железнодорожных мастерских г. Александровска, Василенко. Вина последнего перед рабочим классом состояла в том, что он отдал под военный суд за Александровское вооружённое восстание в декабре 1905 г. свыше 100 человек рабочих, из которых многие на основании показаний Василенко были осуждены на казнь или на долгосрочную каторгу. Кроме того, и До этого случая и после него Василенко проявлял себя как активный и безжалостный угнетатель рабочих. Аршинов по собственной инициативе, но в соответствии с общим настроением рабочих масс, сурово расправился с этим врагом трудящихся, застрелив его близ мастерских на глазах многочисленных рабочих. На этом акте Аршинов был схвачен полицией, жестоко избит и через два дня, в порядке военно-полевого суда, приговорён к казни через повешение. Однако в центре приведение приговора в исполнение приостановили, найдя, что дело Аршинова по закону должно разбираться не военно-полевым, а военно-окружным судом. Эта отсрочка казни дала Аршинову возможность бежать. Побег был совершён из Александровской тюрьмы в ночь на 22 апреля 1907 г., во время пасхальной заутрени, когда заключённых вывели в тюремную церковь. Смелым набегом нескольких товарищей с воли тюремная стража, охранявшая заключённых в церкви, была застигнута врасплох и перебита. Всем заключённым предоставлена была возможность бежать. Вместе с Аршиновым тогда бежало свыше 15 человек.

После этого Аршинов проводит около 2-х лет за границей, главным образом во Франции, но в 1909 г. возвращается в Россию, где в течение 1,5 лет в нелегальных условиях ведёт пропагандистскую и организационную работу по анархизму среди рабочих.

В 1910 г. он, переправляя из Австрии в Россию транспорт оружия и анархической литературы, был арестован на границе австрийскими властями и заключён в тюрьму в гор. Тарнополе. Просидев здесь около года, он, по требованию русского правительства, за совершённые террористические акты передаётся русским властям в Москву и приговаривается Московской судебной палатой к 20-ти годам каторжных работ.

Каторгу Аршинов отбывал в Москве, в Бутырках.

Здесь он впервые (в 1911 г.) встретился с юным Нестором Махно, который был, за террористические же акты, осуждён (в 1910 г.) на бессрочную каторгу и который заочно знал Аршинова ещё раньше по работе на юге. Оставаясь во время пребывания в тюрьме в товарищеских отношениях, они оба вышли из заключения в дни революции, в первых числах марта 1917 г.

Махно по освобождении уехал для революционной работы на Украину, в родное Гуляй-Поле. Аршинов остался в Москве, приняв энергичное участие в работе Московской Федерации Анархистских Групп.

Когда после оккупации Украины австро-германцами Махно летом 1918 г. приехал на время в Москву посоветоваться с товарищами о положении дел, он жил вместе с Аршиновым. Здесь они познакомились ближе и горячо обсуждали вопросы революции и анархизма. Уезжая через 3–4 недели обратно на Украину, Махно договорился с Аршиновым поддерживать постоянную связь. Он обещал не забывать Москву, при случае помогать движению денежно. Говорили о необходимости поставить журнал… Слово своё Махно сдержал: он выслал в Москву денег (по независящим обстоятельствам, последние до Аршинова не дошли) и не раз писал Аршинову. В письмах он звал последнего работать на Украину, ждал и сердился, что тот не едет.

Через некоторое время Махно неожиданно загремел на столбцах газет как вождь довольно сильного партизанского отряда.

В апреле 1919 г., в самом начале развития махновского движения, Аршинов приезжает в Гуляй-Поле и с этого момента пребывает почти безвыездно в районе махновщины, вплоть до разгрома 1921 г. Здесь он ведёт главным образом культурно-просветительную и организационную работу: одно время руководит культ. – просв. отделом, редактирует газету повстанцев «Путь к Свободе» и т. д. Отлучается он из района лишь летом 1920 г. в связи с разгромом движения. В это время у него пропадает готовившаяся к печати рукопись по истории движения. После отлучки ему лишь с большим трудом удаётся вернуться в осаждённый со всех сторон (белыми и красными) район, где он затем и остаётся до начала 1921 г.

В начале 1921 г., после того, как движение подвергается со стороны советской власти третьему жестокому разгрому[243]243
  Во время этого разгрома, в момент нападения кавалерийской дивизии «червонного казачества», Аршинов – не в первый раз – едва спасся от смерти. На его глазах были зарублены близкие товарищи, не успевшие уклониться от удара казацкой шашки.


[Закрыть], Аршинов уезжает из района с определённым поручением: довести до конца работу по истории махновского движения. Работу эту он ведёт и на этот раз благополучно заканчивает в чрезвычайно тяжёлых условиях жизни – частью ещё на Украине, частью в Москве.

Таким образом, автор настоящей книги является лицом более, чем кто-либо, компетентным в данной области. Он знал Нестора Махно задолго до описываемых событий и близко наблюдал его на всём их протяжении, в самые различные моменты. Он знал также всех выдающихся участников движения. Он сам был активным участником событий, сам переживал их полное величия и трагизма развитие. Ему более, чем кому-либо, была ясна сокровенная сущность махновщины – её идейные и организационные искания, устремления и чаяния. Он видел титаническую борьбу её с наседавшими на неё со всех сторон враждебными силами. Как рабочий, он глубоко проникся подлинным духом движения – могучим, освещаемым анархической идеей, стремлением трудовых масс взять свою судьбу и строительство новой жизни на деле в свои руки. Как рабочий интеллигентный, он сумел глубоко продумать существо движения и отчётливо противопоставить это существо идеологии других сил, движений и направлений. Наконец, он тщательно знакомился со всей документальной стороной движения. Он как никто мог критически отнестись ко всей рассказам и материалам, мог отделить в движении существенное от неважного, характерное от ничтожного, основное от второстепенного.

Всё это дало ему возможность, несмотря на целый ряд неблагоприятных условий, на неоднократную пропажу рукописи, материалов и документов, – осмыслить и ярко осветить один из своеобразнейших и значительнейших эпизодов русской революции.

* * *

Что сказать об отдельных сторонах этой работы? Нам кажется, что данная книга сама достаточно говорит о себе.

Подчеркнём прежде всего, что она писалась с исключительной придирчивостью к точности изложения. Ни один сколько-нибудь сомнительный факт не вошёл в неё. Наоборот, множество интересных и характерных эпизодов и деталей, имевших место, были опущены автором в целях сжатости.

Опущены были также некоторые моменты, черты или целые события, ввиду невозможности подкрепления их точными данными.

Пропажа целого ряда характернейших документов вообще сильно отозвалась на работе. Последняя, по счёту четвёртая, потеря вместе с рукописью ценнейших материалов до такой степени угнетала автора, что, по его признанию, он некоторое время колебался начинать работу сызнова. И лишь сознание необходимости дать, хотя и неполный, но цельный очерк махновщины заставило его снова взяться за перо.

Разумеется, дальнейшая работа по истории махновского движения должна быть расширена и пополнена новыми данными. Движение это настолько обширно, глубоко и своеобразно, что ещё не так скоро получит свою полную оценку. Настоящая книга является лишь первым серьёзным вкладом в дело изучения одного из крупнейших и поучительнейших революционных движений в истории.

* * *

Против некоторых принципиальных положений автора можно спорить. Но они не являются основным элементом книги и потому не развиты до конца. Отметим, что своеобразная оценка автором большевизма как идущей на смену буржуазии новой господской касты, сознательно стремящейся к экономическому и политическому господству над трудящимися массами, представляет немалый интерес.

* * *

Сущность махновщины выявлена в работе как нельзя более выпукло. При этом самый термин «махновщина» приобретает под пером автора чрезвычайно широкий, почти нарицательный смысл. В этот термин автор вкладывает понятие об особом, совершенно своеобразном и самостоятельном революционном и классовом движении трудящихся, постепенно осознающем себя и выходящем на широкую арену исторического действия. Автор считает махновщину одним из первых и замечательнейших проявлений этого нового движения и противопоставляет её как таковую другим силам и движениям в революции. Тем самым подчёркивается случайность термина «махновщина». Движение существовало бы и без Махно, так как существовали бы те живые силы, живые массы, которые это движение создали и развернули и которые выдвинули Махно лишь как своего талантливого боевого руководителя. Сущность движения осталась бы та же, хотя название его было бы другим, а его идейная окраска выявилась бы с иной (меньшей или большей) отчетливостью.

Личность и роль самого Махно оттенены в работе весьма ярко.

Отношение движения к различным враждебным силам – к контрреволюции, к большевизму – обрисованы исчерпывающе. Страницы, посвящённые различным моментам героической борьбы махновщины с этими силами, захватывают и потрясают.

* * *

Чрезвычайно интересный вопрос о взаимоотношениях между махновщиной и анархизмом недостаточно разработан автором. Высказано общее и основное положение, что анархисты в целом, точнее, анархические «верхи», остались в стороне от движения: по выражению автора – «проспали» его. Автор объясняет это явление главным образом тем обстоятельством, что известный слой анархистов в большой' степени заражён «партийностью» – пагубным стремлением руководить массами, их организациями и движениями. Отсюда – непонимание этими анархистами действительно самостоятельных массовых движений, возникающих помимо их и требующих от них лишь искренней и самоотверженной идейной помощи. Отсюда же

– их предубеждённое и пренебрежительное, по существу, отношение к таким движениям. Но такого утверждения и объяснения недостаточно. Следовало бы расширить и углубить эту тему. Среди анархистов имелось к махновщине троякого рода отношение: во-первых – определённо скептическое, во-вторых – среднее, и в-третьих – определённо положительное. Автор принадлежит, несомненно, к этому последнему течению. Но его позиция может быть оспариваема, и ему следовало бы поэтому развить вопрос более основательно. Правда, данная тема не относится к существу его книги. И, с другой стороны, изложенные им на протяжении этой книги факты в значительной степени сами по себе подкрепляют его положение… Надо надеяться, что поднятый им вопрос получит на страницах анархической печати дальнейшую разработку и что всестороннее обсуждение его приведёт к ценным для анархического движения выводам.

* * *

Нечего и говорить о том, что все сказки о бандитизме, об антисемитизме и других якобы присущих махновскому движению тёмных явлениях должны с появлением этой книги сойти на нет.

Если махновщина – как и всякое дело рук человеческих

– имела свои тени, свои ошибки, свои уклоны, свои отрицательные стороны, то они, по свидетельству автора, были, сравнительно с великой положительной сущностью движения, настолько мелки, ничтожны, что о них странно было бы особо говорить. При малейшей возможности свободного творческого развития движения они были бы без всякого затруднения изжиты.

* * *

В работе достаточно ярко оттенено, с какой простотой и легкостью, с какой естественностью движение перешагнуло через ряд предрассудков – национальных, религиозных и иных. Этот факт чрезвычайно характерен: он лишний раз показывает, на какие достижения – и как легко – способны одушевлённые решительным революционным сдвигом трудовые массы, если они, действительно, сами творят свою революцию, если им предоставлена подлинная и полная свобода исканий, свобода действий. Пути их неограниченны – если только сознательно не загораживать эти пути.

* * *

Но самым крупным и важным в настоящей работе мы признаем следующее:

1) В противовес многим, считавшим и до сих пор ещё считающим махновщину лишь своеобразным военным эпизодом – удалой партизанщиной, несущей в себе все минусы, всё созидательное бесплодие военщины (а многие строили именно на этом обстоятельстве своё отрицательное отношение к махновскому движению), – автор неопровержимыми данными показывает всю ошибочность такого мнения. Точно, с фактами в руках, развёртывает он перед нами картину свободного, глубоко идейного, – хотя и очень краткого, – творческого и организационного движения широких трудовых масс, формирующих свою, тесно спаянную с ними, военную силу лишь в целях необходимой обороны своей революции и своей свободы. Этим разбит очень распространённый предрассудок в отношении махновщины.

Характерно, что в серьёзный упрёк махновщине автор ставит как раз некоторое пренебрежение военно-стратегической стороной дела. В главе об ошибках махновцев он выражает уверенность в том, что, если бы последние вовремя организовали серьёзную охрану возможно более широких границ района, – вся революция на Украине, а затем и вообще, могла бы развернуться совершенно иначе. Если автор прав, то в этом отношении судьбу махновщины можно сблизить с судьбой других революционных движений прошлого, в которых военные промахи также сыграли роковую роль. Во всяком случае, мы обращаем сугубое внимание читателя на этот пункт, дающий повод к очень полезным размышлениям.

2) Ярко оттенена полная самостоятельность движения:

сознательно и энергично отстаиваемая независимость его от каких бы то ни было навязывающих себя извне сил.

3) Определённо и точно установлено отношение большевизма и советской власти к такому явлению как махновщина. Нанесён сокрушительный удар всем выдумкам и оправданиям большевиков. Вскрыты до полной наготы все их преступные махинации, вся их ложь, вся их контрреволюционная сущность. Хотелось бы поставить эпиграфом к соответствующей части книги слова, сорвавшиеся когда-то у начальника секретно-оперативного отдела ВЧК Самсонова (в тюрьме, при вызове меня «следователем» к допросу). На моё замечание о том, что поступок большевиков по отношению к Махно в момент договора с ним является поступком предательским, Самсонов живо возразил: «Вы считаете это предательством? А по-нашему, это показывает лишь, что мы – умелые государственные политики: когда Махно был нам нужен, мы сумели его использовать;, а когда он стал не нужен, мы сумели его ликвидировать «.

4) Многие искренние революционеры считают анархизм идеалистической фантазией и оправдывают большевизм как единственно возможную, неизбежную и необходимую в развитии мировой социальной революции реальность, закрепляющую известный этап этой революции. Отрицательные стороны большевизма представляются таким образом несущественными и находят себе историческое оправдание.

Настоящая книга наносит этому взгляду смертельный удар. Она наглядно устанавливает два кардинальных пункта:

1) анархические устремления выявились в русской революции, поскольку последняя стала подлинной самостоятельной революцией трудовых масс не как «вредная утопия фантазёров», но как реальнейшее, конкретное революционное движение этих масс; 2) как таковое, оно было сознательно, жестоко и подло подавлено большевизмом.

Изложенные в этой книге факты ясно показывают, что «реальность» большевизма по существу та же, что реальность царизма. «Эти факты конкретно и ярко подтверждают и противопоставляют этой «реальности» глубокую верность и реальность анархизма как единственной подлинно революционной идеологии труда, и снимают с большевизма всякую тень исторического оправдания.

5) Книга даёт богатый материал для переоценки анархистами многих своих ценностей. Она наталкивает на некоторые новые вопросы; она развёртывает ряд фактов, способствующих более отчётливому решению кое-каких не новых вопросов; она, наконец, подтверждает некоторые, основательно забытые истины, которые очень полезно ещё и ещё раз пересмотреть и передумать.

* * *

Ещё одно замечание.

Хотя данная книга написана анархистом, но интерес и значение её, несомненно, выходят далеко за пределы того или иного определённого круга читателей.

Для многих она явится полным и неожиданным откровением. Многим она откроет глаза на совершающиеся кругом события. Многим осветит эти события новым светом.

Не только всякий грамотный рабочий или крестьянин, не только всякий революционер, но и каждый мыслящий и интересующийся окружающим человек должен внимательно прочесть эту книгу, должен продумать вытекающие из неё выводы и отдать себе ясный отчёт в том, чему она учит.

Теперь, когда жизнь чревата событиями, и мир насыщен борьбой; теперь, когда революция стучится в каждые двери, готовая так или иначе увлечь в свой вихрь каждого смертного;

теперь, когда во всю ширь развёртывается великая тяжба – не только между трудом и капиталом, между миром отжившим и миром нарождающимся, но и между приверженцами различных путей борьбы и строительства; теперь, когда большевизм громыхает по земле, требуя крови за своё предательство революции, насилием, обманом и подкупом вербуя себе сторонников; когда Махно, тоскуя в Варшавской тюрьме, может быть утешен только тем, что идеи, за которые он боролся, не умирают, но ширятся и растут, – теперь каждая книга, освещающая пути революционной борьбы, должна быть настольной книгой в каждом доме.