Текст книги "Звёзды против свастики. Часть 2"

– Насчёт журналистки я мог бы и догадаться, – буркнул брюнет, проигнорировав протянутую девушкой руку, – по вашему бесцеремонному поведению.

Девушка передёрнула лёгкими плечиками и перевела взгляд на Фридриха, который охотно перехватил её руку и осторожно пожал тонкие пальчики.

– Не обращайте внимания на Вильгельма, – попросил он. – Он, в общем-то, неплохой парень, когда забывает о том, что «фон».

– «Фон»?.. – переспросила девушка, потом с интересом посмотрела на Вильгельма. – Так вы барон?

– Таков мой титул, – по-прежнему глядя в сторону, подтвердил брюнет.

– А я не люблю аристократов! – сообщила Лиз, повернувшись к Фридриху. – Они, как правило, надутые задаваки!

Лицо Вильгельма вспыхнуло, как от пощёчины. Он хотел что-то сказать, но в это время судовое радио разразилось сообщением:

– Пассажиров просят вернуться в каюты и приготовиться к паспортному контролю и проверке багажа!

– Увидимся, Фридрих! – воскликнула Лиз и упорхнула.

– А ты говорил, что весь этот маскарад ни к чему, и мы можем с тем же успехом путешествовать со своими документами и в форме.

– Я не так говорил, – возразил Вильгельм.

– А как?

– Я говорил, что ты совершенно не умеешь носить гражданский костюм, и в тебе за милю можно распознать военного. Вот что я говорил!

– Что, со мной всё так плохо? – встревожился Фридрих.

– Хуже некуда, – подтвердил Вильгельм. – Если уж вертихвостка-журналистка на раз тебя раскусила, чего ты ждёшь от офицеров флота, пусть и чужого?

– И что теперь делать?

– Ничего, – пожал плечами Вильгельм. – Будем уповать на наше с тобой постоянное везение, и надеяться, что, как всегда, пронесёт.

– Если только это везение действует и за бортом подводной лодки, – с сомнением произнёс Фридрих.

– А вот сейчас и узнаем!

В дверь постучали. Вильгельм ободряюще улыбнулся Фридриху и открыл дверь. На пороге стоял морской офицер, за ним маячил матрос с автоматом…

– Вот видишь! – воскликнул повеселевший Фридрих. – Удача и здесь оказалась с нами!

– Удача здесь ни при чём… – покачал головой Вильгельм.

– Но ты же сам говорил?..

– Говорил, – не стал спорить Вильгельм. – Но я бы поверил в удачу, если бы досмотр проходил по всем правилам, и нас при этом ни в чём не заподозрили. А так…

– Что так?

– То, что это был не досмотр!

– А что?

– Не знаю… Похоже, русским зачем-то понадобилось остановить судно и они сделали это под видом досмотра.

– А может, всё проще? – сказал Фридрих. – Может, они кого-то искали, нашли, и всё оставшееся время действовали формально?

– Может, и так, – согласился Вильгельм, – а может… Помнишь, как мы выбирались в Атлантику, когда проливы были под контролем англичан?

– Такое забудешь! – улыбнулся Фридрих. – Мы подныривали на лодках под их транспорты, и проходили, прикрываясь ими, под самым носом у английских эсминцев! Постой… – Фридрих посмотрел на Вильгельма. – Уж не хочешь ли ты сказать…

– Если бы мне надо было спрятать лодку под гражданским судном в открытом море, я бы тоже организовал нечто вроде досмотра, – пояснил Вильгельм.

– Согласен, – кивнул Фридрих. – Только зачем? Ведь любой лодке придётся всплыть раньше, чем мы дойдём до ближайшего порта.

– Непонятно… – сказал Вильгельм. – Ну и бог с ним! Давай поговорим о чём-нибудь более приятном. Например, о твоей журналистке.

– О Лиз? – уточнил Фридрих. – Но с чего ты взял, что она моя?

– Нет? – Вильгельм как-то нехорошо ухмыльнулся. – Тем лучше, не придётся расстраивать друга. Я, знаешь ли, решил наказать её за наглость, и уже сегодняшней ночью уложить в свою койку, хорошенько с ней поразвлечься, а потом вышвырнуть из каюты голенькую с ворохом одежды в руках, пусть одевается в коридоре! Только тебе придётся на это время куда-нибудь, вульгарно выражаясь, слинять. Сможешь?

– Запросто! – храбро ответил Фридрих. – Только это вряд ли понадобится.

– Что ты хочешь этим сказать? – насупился Вильгельм.

– Ничего, унижающего твоё мужское достоинство, – поспешил успокоить друга Фридрих. – Я думаю, что тебе даже не придётся доставать его из штанов.

– То есть ты намекаешь на то, что эта шведская шлюшка мне откажет? – сообразил Вильгельм.

– Именно! – кивнул Фридрих. – С первого раза точно не даст!

– Может, поспорим? На месячное жалование!

Фридрих секунду колебался, потом протянул руку:

– А давай!

Фридрих сидел у барной стойки и наблюдал за тем, как Вильгельм атакует Лиз. Когда они, обнявшись, покинули бар, прихватив с собой бутылку шампанского, Фридрих с грустью признался бармену:

– Я только что попал на кругленькую сумму…

– Бывает… – флегматично ответил тот. – Повторить?

Фридрих молча пододвинул стакан. Он твёрдо решил провести здесь остаток ночи, благо бар закрывался только утром. Ну и нарезаться тоже. Не успел ни того ни другого…

Фридрих делал только первые шаги к намеченной цели, когда на его плечо опустилась мягкая рука. За спиной стояла улыбающаяся Лиз:

– Честно говоря, такого я не ожидала даже от аристократов. Твой приятель вырубился раньше, чем я успела раздеться.

Понимая, что с закалённым ловеласом такого просто не могло случиться, Фридрих опрометью бросился в каюту. Вильгельм лежал на диване, касаясь подошвами ботинок ковра. Сначала Фридрих решил, что он мёртв. Потом убедился: пульс и дыхание у его друга хоть и слабые, но наличествуют. Срочно вызванный судовой врач после осмотра пожал плечами:

– Он спит. Не буду скрывать: незначительные отклонения от нормы есть, но жизни точно ничто не угрожает. Максимум, что ему грозит, так это проспать завтрак.

– Доктор, а ему не могли подсыпать снотворное в шампанское?

– Не исключено. Отсюда и отклонения. Хотите, чтобы я взял кровь на анализ?

– Да, хочу. К утру результат будет готов?

– Ни к утру, ни к обеду, ни к ужину. На судне нет лаборатории.

– А как же вы…

– Положу пробы в судовой холодильник, – пожал плечами врач. – В Мальмё отдам в лабораторию. За время стоянки результат анализа будет готов.

– Тогда, пожалуй, не стоит утруждаться, – сказал Фридрих. – Спасибо, доктор!

– Не стоит благодарности. Это мой долг.

Произнеся дежурную фразу, врач спрятал в карман халата полученную от Фридриха купюру и, пожелав спокойной ночи, покинул каюту.

– Не следовало тебе отказываться от забора моей крови на анализ! – сердито выговаривал Вильгельм товарищу. – Там точно обнаружились бы следы снотворного.

– Да хоть бы и так! – возразил Фридрих. – Ущерба здоровью причинено не было? – не было! В шведской полиции тебе так бы и сказали: мол, крепкий сон ещё никому не принёс вреда. И посмеялись бы, вдобавок.

– Шведской? – переспросил Вильгельм. – Почему шведской?

– Потому что Мальмё – шведский порт, – напомнил Фридрих.

– Ну, конечно! – хлопнул себя ладонью по лбу Вильгельм. – Эта сучка вовсе не собирается плыть до Кристиансанна! Об этом она говорила лишь затем, чтобы притупить мою бдительность. На самом деле она собирается сойти в Мальмё!

– Скорее всего, именно так она и сделает, – согласился с выводами друга Фридрих. – Так что, дорогой Вилли, мой тебе дружеский совет: поскорее забудь и Лиз, и связанное с ней пикантное приключение.

– Забыть? – Вильгельм гневно посмотрел на друга. – Как я смогу это забыть, если твоя ухмыляющаяся рожа постоянно будет мне об этом напоминать? Нет, дружище, чувствовать себя в вечном долгу за твоё молчание я не желаю. Да и обиды фон Швальценберги так запросто никому не спускали!

– Но что ты можешь сделать, находясь на шведском судне? – спросил Фридрих. – Любое противоправное действие против шведской журналистки будет немедленно пресечено шведской командой, тебя сдадут в шведском порту Мальмё в шведскую же полицию. Мне продолжать? Впрочем, ты ведь можешь столкнуть Лиз незаметно за борт.

Последнюю фразу Фридрих произнёс шутливым тоном, но Вильгельм отреагировал на неё вполне серьёзно:

– Насчёт «за борт» – совсем неплохая идея, спасибо, дружище! Только, боюсь, эта стерва будет стараться всё время быть на людях. Нет, у меня есть идея получше. А не пригласить ли нам её в гости к «дядюшке Клаусу», в его милый домик рядом с портом? Там, я думаю, эта дрянь быстро признается в покушении на жизнь офицера Кригсмарине, со всеми вытекающими последствиями!

Вильгельм был так увлечён своей идеей, что не заметил, как вздрогнул его товарищ при упоминании прозвища начальника гестапо в южной Норвегии. Взяв себя в руки, Фридрих счёл правильным идею друга одобрить:

– Ты прав, Вилли, твоя идея действительно лучше. Вот только Лиз мою уверенность вряд ли разделит, и уж точно откажется добровольно следовать в Кристиансанн.

– Это будет зависеть от того, кто и как ей это предложит, – усмехнулся Вильгельм. – Я заметил среди пассажиров парочку таких же, как мы с тобой, «геологов», как раз из ведомства «дядюшки Клауса». Там все осведомлены о дружеских отношениях, что установились между мной и их начальником. Уверен, парни не откажутся проследить за тем, чтобы грёбаная журналистка не покинула борт судна в Мальмё…

Фридрих шёл в бар с твёрдым намерением предупредить Лиз о грозящей опасности. За невинную, в общем-то, шалость, быть отданной в лапы гестапо? Право, это слишком! Вильгельма, конечно, можно понять: в нём взыграло оскорблённое родовое самолюбие. Но сын лавочника на такие вещи должен смотреть гораздо проще. Господин барон, вы неправы! Фридрих решительно распахнул двери бара.

Лиз была, конечно, здесь. В этом Вильгельм не ошибся. Застать её в одиночестве теперь практически невозможно.

Завидев Фридриха, Лиз приветливо помахала рукой и, соскользнув с барного стула, устремилась ему навстречу. Сейчас или никогда! И тут Фридрих заметил внимательно наблюдающего за ним одного из парней гестапо. Значит, никогда! Прости, Лиз, но своя шкура дороже! Фридрих резко остановился, когда Лиз была уже в двух шагах от него, развернулся и вышел из бара.

Лиз в недоумении замерла на месте, потом обиженно пожала плечами и вернулась к стойке. Однако долго возле неё не задержалась. Отыскала глазами стюарда, подошла и обратилась с вопросом:

– Откуда я могу отправить телеграмму?

– Из радиорубки, фрекен. Каюта радиста находится…

– Простите меня, – прервала его Лиз, – но я такая неорганизованная, обязательно заблужусь. Вы меня не проводите?

– Разумеется, фрекен, прошу!..

В радиорубке Лиз заполняла бланк телеграммы. Надписав адрес, вывела чётким почерком: «Карл, любимый! Я очень по тебе скучаю. Наше судно «Полярная мечта» прибывает в Мальмё…» – Когда мы будем в Мальмё? – обратилась Лиз к радисту. Тот назвал дату и время. Лиз вписала их в телеграмму и, завершив её словами «Встречай меня непременно! Твоя Лиз», передала бланк радисту. Тот хотел убрать лишние, по его мнению, знаки, но Лиз воспротивилась:

– Нет, нет! Оставьте всё, как есть.

Радист пожал плечами и выписал квитанцию на оплату.

Через час содержимое телеграммы легло на стол главы Европейского бюро Первого главного управления КГБ, генерал-полковника Львова, который в течение многих лет проживал под именем барона Петра Остенфалька в своём особняке в пригороде Стокгольма.

«Судя по тексту, девочке грозит немалая опасность», – рассудил Львов и отдал соответствующие распоряжения.

«Полярная мечта» стояла на внешнем рейде шведского порта Мальмё. Пограничный контроль стал пустой формальностью, поскольку ограничился проверкой судовых документов – груз и транзитные пассажиры не досматривались. Вильгельм в компании Фридриха наблюдал с верхней палубы за посадкой пассажиров, следовавших до Мальмё, на пришвартованный к борту «Мечты» катер.

– Вот видишь, – злорадно сообщил барон товарищу, – высадка пассажиров вот-вот закончится, а наша курочка так и сидит в своём курятнике, под бдительным присмотром двух гестаповских петушков!

Фридрих толкнул друга в бок и молча указал на приближающуюся к трапу процессию. Вильгельм глянул и впился в поручни с такой силой, что побелели костяшки пальцев обеих рук. Впереди, под ручку с высоким молодым блондином, шла Лиз и, если судить по виду, беззаботно о чём-то с ним болтала. Следом за ними шли ещё четверо мужчин, все в штатском, у двоих в руках был багаж Лиз. Оказавшись на катере, Лиз повернулась в сторону друзей и помахала им рукой.

– Scheiße! – выругался Вильгельм и метнулся к трапу, Фридрих устремился за ним.

В оставшейся без пассажирки каюте их встретили смущённые взгляды двух подручных «дядюшки Клауса».

– Извините, господин корветтен-капитан, – сказал один из громил, – но мы ничего не смогли поделать…

Вильгельм тяжело вздохнул, опустился на койку и прикрыл глаза.

– Докладывайте! – распорядился он.

– Когда в дверь каюты постучали, – начал тот, кто был за старшего, – я велел девке узнать: кто это.

– Давайте без лишних подробностей! – распорядился Вильгельм, продолжая сидеть с закрытыми глазами.

– Слушаюсь… Короче, он назвался стюардом. Сказал, что пришёл напомнить фрекен – это он так её назвал: «фрекен», – что пора освободить каюту. Я легонько ткнул её дулом пистолета и велел сказать, что она передумала и проследует до Кристиансанна. На что стюард ответил, что это её право, но тогда нужно оформить новые проездные документы и сделать доплату. Я опять ткнул девку пистолетом, и она сказала, что сделает это в море, но стюард продолжил настаивать. Тогда она сказала, что плохо себя чувствует и спросила, нельзя ли сделать так, что она отдаст деньги сейчас, а документы оформит позже. Стюард сказал, что можно, и он готов принять деньги. Мы подошли к двери: я с пистолетом наготове и девка впереди меня с деньгами в руке. Когда дверь открылась, за ней действительно стоял парень, одетый как стюард. Он улыбнулся и протянул руку, я думал за деньгами, а он ухватил девку за руку и выдернул из каюты. Тут же ввалились четверо парней с пистолетами. Получилось по два ствола на один наш. Господин корветтен-капитан, что мы могли поделать?

– Понятия не имею! – Вильгельм открыл глаза и встал с кровати. – Пусть с этим разбирается ваше начальство. Я же в услугах таких болванов, как вы, больше не нуждаюсь!

Когда шли проливом Эресунн, на траверзе Хельсингборга слегка штормило. Солёные брызги нет-нет да и долетали до верхней палубы. Для моряка, тем более военного, дело привычное, но Фридрих предпочёл бы сидеть с рюмкой чего-нибудь горячительного в баре, чем отплёвываться солёной водой на пустынной палубе. Однако Вильгельм, казалось, прирос к поручням, а оставлять друга один на один с его дурным настроением было как-то не по-товарищески, вот Фридрих и терпел.

А что это там такое? Фридрих вгляделся в волглую пелену за кормой. Оттуда к ним приближался отряд кораблей. Фридрих подтолкнул Вильгельма и показал рукой, на что тому следует обратить внимание. Приглядевшись, корветтен-капитан воскликнул:

– Да это же «Дойчланд»! Карманный линкор в сопровождении эсминцев возвращается на базу после ремонта. – Лицо Вильгельма оживилось, в глаза вернулся утраченный блеск. – Как думаешь, какая у него скорость?

Фридрих прищурил глаз, прикидывая что-то в уме, потом уверенно сказал:

– Восемнадцать узлов!

– Ну да, где-то так, – согласился Вильгельм. – Против наших четырнадцати.

– Думаешь, будет обгонять? – спросил Фридрих, хотя ответ был очевиден.

– Нет, будет плестись в кильватерной струе этого корыта! – усмехнулся Вильгельм. – Конечно, будет обгонять, и я бы на месте нашего капитана уступил дорогу.

Однако капитан «Полярной мечты» сильно отклоняться от фарватера не пожелал, и лишь чуть-чуть принял вправо.

– Вот урод, – процедил сквозь зубы Вильгельм, имея в виду, разумеется, капитана их судна.

Впрочем, линкору места для прохода параллельным курсом хватало, а вот одному из эсминцев сопровождения пришлось взять ближе к берегу, чтобы обойти транспорт со стороны своего левого борта. Теперь между «Полярной мечтой» и линкором других судов не было. Нос «Дойчланда» уже поравнялся с кормой «Мечты», когда на одном из эсминцев сопровождения взвыла сирены. Услыхав знакомый набор звуков, Фридрих удивлённо воскликнул:

– Обнаружена подводная лодка, здесь?!

Вильгельм не ответил, напряжённо всматриваясь в штормовое море.

Тем временем два эсминца: тот, который подал сигнал, и тот, который собирался обойти «Мечту» по правому борту, стали отставать от эскорта.

– Ложатся на противолодочный курс атаки глубинными бомбами, – прокомментировал Фридрих.

– Контакт с лодкой, видимо, потерян, поэтому будут накрывать целый квадрат, – добавил Вильгельм.

Тем временем палуба стала наполняться пассажирами. Всем хотелось разглядеть проходящий в непосредственной близи красавец-линкор, и никто не обращал внимания на то, что творилось где-то за кормой. Потому, когда послышались глухие разрывы глубинных бомб, многие всполошились: «Что происходит?» – «Нам угрожает опасность?» Пришлось Фридриху снизойти до лёгкого обмана.

– Успокойтесь, господа! – громко произнёс он. – Вам нечего опасаться, это всего лишь учения.

«Слышала, всё в порядке!» – «Спасибо за разъяснения, молодой человек!» – «Не плачь, Лизхен, это всего лишь учения…»

«Дойчланд» оставил их за кормой, и люди потянулись с палубы в тепло салонов и кают. Вскоре Фридрих и Вильгельм вновь остались одни.

– Смотри, эсминцы возвращаются, – сказал Фридрих. – Интересно, потопили они лодку или нет?

– Ручаюсь головой, что нет, – уверенно ответил Вильгельм. – В противном случае оповещали бы сиренами весь мир о своей победе, а так бегут, поджав хвосты. Да и не было, верно, никакой подводной лодки, просто акустику что-то почудилось… Ну что, в бар?

Обладай барон фон Швальценберг способностью видеть сквозь толщу воды, не стал бы он столь беззаботно хлестать в баре контрабандное виски…

Ну а если бы обладал этот немецкий ас-подводник заявленным фантастическим даром? Да не дай бог! Давайте лучше присвоим этот дар себе, хотя бы на время. Что мы увидим там, под водой? Днища следующих проливом Эресунн судов, и под самым большим из них – подводную лодку. Ба! Да это же «Волкодав», пропавший со страниц романа несколько ранее. Пора ему на них (страницы) вернуться…

Идея пройти Датские проливы, находящиеся под контролем германского военно-морского флота, спрятавшись внутри так называемой мёртвой зоны под днищем какого-нибудь судна, принадлежала командиру «Волкодава» капитану 3 ранга Скороходову. «Добро» от командования, хоть и со скрипом, было получено, оставалось дождаться подходящего по габаритам судна. Таковым, как вы, наверное, догадались, оказалась «Полярная мечта». Скороходов вообще предлагал дождаться судна в открытом море и нырнуть под днище прямо на ходу, но подобного не разрешили. И не то, чтобы посчитали манёвр слишком рискованным, скорее решили не усложнять там, где есть более простое решение. Судно остановили для досмотра, и пока тот шёл, «Волкодав» без помех занырнул под днище «Мечты». Так что мысль господина барона посетила тогда дельная, и додумай он её до конца, кто знает, чем бы всё закончилось? Но недодумал, за что, хоть он и фашист, отдельный ему респект.

Пока над водой кипели известные нам страсти, под водой шла хоть и наряженная, но довольно однообразная работа. Всё переменилось когда, покинув Мальмё, пошли проливом Эресунн…

– Акустики – ЦП (Центральный пост): По пеленгу сто. Цель надводная, групповая. Предположительно тяжёлый крейсер типа «Дойчланд» и пять эсминцев сопровождения.

– ЦП – акустикам: Принято. Продолжайте вести цель!

– О чём задумался, командир?

Скороходов посмотрел на Берсенева:

– Да вот прикидываю, старпом: а не сменить ли нам «наседку»?

– Предлагаешь перебраться под крейсер? – догадался Берсенев. – Рискованно. Эсминцы успеют нас засечь. Да и скорость у крейсера выше, чем у транспорта.

– Восемнадцать узлов. Сдюжим! А насчёт «успеют засечь»… имитатор подводной лодки нам на что? Надо же его когда-нибудь испытать! Впрочем, ты прав. Излишний риск тоже ни к чему. Предлагаю поступить следующим образом. Делаем всё на «товсь» и ждём благоприятного момента. Если таковой насупит, то совершаем манёвр. Как тебе?

– Согласен!

– Добро! – улыбнулся Скороходов. – Тогда иди, готовь экипаж, и зарядите правый кормовой аппарат имитатором. Только поменьше шума. Действуй!

– Есть!

Берсенев покинул ЦП. Когда вернулся, доложил:

– Все на «товсь»!

– Добро! Акустики, что цель?

– По пеленгу сто двадцать. Эсминец справа от крейсера меняет курс, чтобы обойти «наседку» левым бортом.

– Принято! – Скороходов повернулся к Берсеневу. – А ты говоришь, «рискованно». Удача сама поворачивается к нам лицом. Всем готовность «раз»!

– Акустики – ЦП: Цель по пеленгу сто сорок!

– Пора!

Лодка выскользнула из-под днища «Полярной мечты» и, набирая скорость, пошла на сближение с крейсером.

– Скорость восемнадцать узлов!

– Добро!

До «мёртвой зоны» под днищем крейсера оставалось четверть кабельтова, когда пришло сообщение от акустиков:

– Нас засекли!

– Из правого кормового имитатором пли!

Когда «Волкодав» благополучно обосновался в «мёртвой зоне», в то время как эсминцы из эскорта пахали глубинными бомбами район, куда ушёл имитатор, командир лодки смахнул со лба капельки пота.

– Ну что, старпом! – весело воскликнул Скороходов. – Наша взяла!

– Так точно! – улыбаясь, подтвердил Берсенев.

– Всей команде благодарность командира. Передать по отсекам!

Опасения что крейсер, пройдя пролив, прибавит ход, к счастью, не оправдались.

– Похоже, наша «наседка» приближается к конечной точке маршрута, – сказал Скороходов. – Штурман, карту! Как думаешь, где эта точка?

– Судя по курсу – здесь, – карандаш в руке штурмана упёрся в побережье Норвегии. – Тут у немцев военно-морская база.

– Тогда это точно «Дойчланд»! – воскликнул Скороходов. – До того, как уйти на ремонт, он базировался именно здесь! Товарищи офицеры, предлагаю этот карманный линкор атаковать и потопить! Другие мнения есть? – Не дождавшись ответа, командир удовлетворённо кивнул. – Добро! Поднимайте людей. Через двадцать минут начинаем манёвр отрыва от эскорта.

Благополучно отстав от крейсера и его сопровождения, лодка на полном ходу шла следом.

– Далеко отпустили, можем не догнать, – вслух выразил сомнение Берсенев.

– Ваши опасения напрасны, товарищ старший лейтенант, – возразил штурман. – Перед входом в бухту линкору придётся делать поворот, и он обязательно сбавит ход. А на самом входе и подавно: тут проход очень узкий.

– Так что наша мишень и ход сбавит, и борт подставит, – подтвердил выкладки штурмана Скороходов.

– То есть будем топить крейсер прямо на входе? – уточнил Берсенев. – Но ведь там не так глубоко, они его скоро поднимут!

– Они его на здешних глубинах везде поднимут, – сказал Скороходов, – если мы, конечно, под пороховой погреб торпеду не всадим, и его не разнесёт на куски. Затопив крейсер в этом месте, мы надолго перекроем вход на базу.

Пока крейсер медленно входил в гавань, эсминцы сопровождения сгрудились у него за кормой, ожидая своей очереди. Такая беспечность сыграла на руку подводникам. Первые четыре торпеды «Волкодав» выпустил в эсминцы, потопив сразу три корабля из пяти. Четвёртый эсминец остался на плаву, но ход потерял. Единственный оставшийся в строю эсминец пытался выбраться из кучи малы, но у него плохо получалось. Лишённый способности маневрировать, «Дойчланд» оказался лёгкой мишенью, поскольку прикрыть его было некому. Две торпеды, методично всаженные в правый борт, стали надёжной гарантией того, что он скоро ляжет на грунт именно в том месте, которое выбрали для него подводники. Оставалось разобраться с последним из кораблей эскорта, который, наконец, обошёл тонущих собратьев и, завывая сиреной, отчаянно рвался в бой. Лодка к тому времени сменила курс, держа в открытое море, и все четыре кормовых торпедных аппарата были к услугам дуэлянта. Эсминцу с лихвой хватило и двух. От одной торпеды он сумел увернуться, зато другая без вопросов пустила его на дно. Поскольку вход на рейд оказался закупоренным медленно, но верно тонущим крейсером, то в погоню за «Волкодавом» никто и не бросился. Правда, чуть позже прилетали «Юнкерсы», но бомбили наугад, и совсем не в том квадрате, где шла лодка…

Сообщение о несчастье с карманным линкором «Дойчланд» застало Вильгельма и Фридриха в судовом баре, где они проводили оставшиеся до прихода в Кристиансанн часы.

– Чёрт возьми, Вилли! – воскликнул Фридрих, возбуждённо сверкая глазами. – Вот это новость! «Дойчланд» словил две торпеды от русской подлодки и лёг на грунт прямо на входе в базу. Из пяти эсминцев охранения четыре потоплено, а пятый получил серьёзные повреждения. И всё это произошло в особо охраняемом районе. Спрашивается, откуда там взялась русская подлодка?

– Уймись, – тихонько попросил Вильгельм.

Но Фридрих то ли не расслышал, то ли пропустил слова друга мимо ушей. К возбуждению на его круглом лице добавилось озарение:

– Слушай, а не та ли это лодка…

– Да заткнись же ты, наконец!.. – сквозь зубы прошипел Вильгельм.

Опешивший Фридрих проглотил конец фразы, потом хотел возмутиться, но, заглянув в глаза друга, решил с этим повременить, только надулся. Вильгельм встал, забрал со стола недопитую бутылку рома, и, бросив «Пошли…», направился к выходу из бара. Фридриху ничего не оставалось делать, как плестись за приятелем.

Оказавшись в каюте, Фридрих решил, что пришла пора выяснить отношения.

– Послушай, Вилли… – начал он.

– Нет, это ты послушай! – перебил его Вильгельм. – В кои веки, видите ли, включил свои куриные мозги на полную катушку, и тут же решил, что умнее всех, да?! Да я сразу, как прошло сообщение, сообразил, что это та самая лодка, которая прилепилась к нам в открытом море во время этого опереточного досмотра, а потом её же гоняли эсминцы из эскорта «Дойчланда» да, видимо, она их перехитрила, а после шла следом, выбирая удобный момент для атаки. И её командир дождался-таки своего часа, положив крейсер на дно в самом удобном для этого, с точки зрения подводника, месте. Ты об этом хотел поговорить в баре?

– Ну, в общем, да… – кивнул Фридрих.

– Вот только выбрал ты для демонстрации своей сообразительности не самое подходящее место!

– А что такого? – взвился Фридрих. – То, что мы догадались про эту подлодку задолго до того, как она атаковала «Дойчланд», разве не свидетельствует в пользу нашей хорошей профессиональной подготовки?

– Как агентов вражеской разведки? – уточнил Вилли.

– То есть… – поперхнулся словами Фридрих. – Почему?

– А вот на этот, и другие подобные вопросы, ты, вкупе со мной, разумеется, если бы я не укоротил твой длинный язык, ответил бы в контрразведке флота, или, того хуже, в подвале «дядюшки Клауса», и первым вопросом, на который нам трудно было бы дать убедительный ответ, стал вопрос: почему мы, раз уж такие прозорливые, не сообщили о своих догадках куда следует? Ведь тогда трагедии с крейсером можно было избежать. Теперь дошло, наконец?

Фридрих потерянно кивнул. Вильгельм наполнил стаканы ромом, пододвинул один Фридриху.

– Пей… И в будущем про лодку держи язык за зубами, если, конечно, не хочешь, чтобы мои слова насчёт контрразведки и застенков «дядюшки Клауса» оказались пророческими…

Клаус Артцман внешне вовсе не походил на палача. Он, конечно, не обладал холеной аристократической внешностью Вильгельма фон Швальценберга, но за школьного учителя или врача сойти мог вполне. Когда, разумеется, не был облачён в чёрный эсэсовский мундир, как, например, сегодня…

– А моих парней ты обидел зря, – сказал Клаус сидящему напротив Вильгельму, после того как изрядно отхлебнул из пивной кружки. – Парни они злопамятные, а ночи в Норвегии тёмные…

– Ты это серьёзно? – удивился фон Щвальценберг.

– Тебе ведь известно, что на тему твоего здоровья, а уж тем более жизни, я бы шутить не стал.

Вильгельм пожал плечами, достал бумажник, вытащил две довольно крупные купюры и протянул Клаусу:

– Этого достаточно, или требуется моё личное извинение?

– Перебьются, – принимая купюры, буркнул Клаус. – Хватит с них и того, что твои извинения передам я. А та девчонка, кстати, оказалась занятной штучкой…

– Лиз? – вскинул бровь Вильгельм. – Её удалось задержать?

– Экий ты прыткий… – кисло усмехнулся Клаус. – Стокгольм, мой дорогой, не Норвегия, и даже не вся остальная Швеция, где мы ещё что-то можем. В Стокгольме верховодит русская разведка, там нам дозволено лишь наблюдать…

– И что вам удалось узнать, подсматривая за Лиз? – съехидничал Вильгельм.

Клаус на колкость никак не отреагировал. Ответил просто:

– Уж не знаю, какая она там журналистка, и насколько Лизабет Нильсон, но не шведка – точно. В последний раз её видели входящей в американское посольство, куда её доставили прямо из Мальмё.

– Американка? – удивился Вильгельм. – Теперь понятно, откуда в ней столько наглости. Больше ничего выяснить не удалось?

– Больше ничего, – покачал головой Клаус.

– Но ведь ты говорил, что в Стокгольме верховодит русская разведка, при чём тут американское посольство?

– Нас это тоже удивило, – признался Клаус. – Видимо, американцы попросили русских, чтобы они провернули для них эту операцию.

– Но ведь это говорит о том, что Лиз важная пташка, или я ошибаюсь?

– Нет, Вилли, думаю, ты попал в точку. Жаль, что мы её упустили…

Дальнейший их разговор, дорогой читатель, интереса для нас не представляет. Осталось лишь разобраться, что за отношения связывают сорокалетнего оберштурмбанфюрера СС и тридцатидвухлетнего корветтен-капитана подводных сил Кригсмарине. Дело в том, что Клаус Артцман учился в одном университете со старшим братом Вильгельма фон Швальценберга. Однокашники дружили, хотя и грызли гранит науки на разных факультетах. Швальценберг учился на юриста, а Артцман, в полном соответствии с фамилией, обретался на медицинском факультете. После того, как Генрих фон Швальценберг попал в автомобильную аварию с фатальным для себя исходом, Артцман, в память о погибшем друге, счёл своим долгом стать для Вильгельма если не старшим братом, то как минимум наставником. И, надо сказать, отнёсся к исполнению принятых обязательств с большой ответственностью. Так, именно Клаус помог Вильгельму стать мужчиной – подобрал младшему товарищу «учительницу» для первого секса. По какой же причине он сам переквалифицировался со временем из хирурга в заплечных дел мастера, то так ли важно нам это знать?

JESZCZE POLSKA NIE ZGINELA!

 
Волшебный луч на белом полотне
Из света ткёт и ткёт метаморфозы.
А аппарат стрекочет за стеной
Нас погружая в ветреные грёзы…
 

В этот раз из аппаратной в зал ничего ветреного не проникало. Крутили хронику. Надпись «Союзно-польская граница, ноябрь 1939 года» сменил общий план пограничной реки с перекинутым через неё мостом. Камера наезжает на польский берег. Крупным планом два флага: лежащий на земле польский прапор и воткнутое рядом знамя с паучьим крестом. Камера перемещается на мост, по которому к противоположному берегу идут двое военных: польский генерал и союзный маршал. Ветер швыряет им под ноги сорванную с деревьев листву. Возле перечёркивающей полотно моста белой черты, которая обозначает линию границы, маршал передаёт генералу бумагу. Крупный план бумаги. Зритель видит разрешение, дающее генералу Холлеру право на ношение личного оружия на территории СССР. Эту часть хроники сопровождает красивая, но почти траурная музыка. Новая надпись на экране: «То же место, июль 1941 года». Печальную музыку сменяет торжественная. Тот же мост, те же генерал и маршал, но идут они уже к польскому берегу. Возле белой черты генерал возвращает маршалу бумагу. Военные обмениваются рукопожатием и воинским приветствием, после чего маршал остаётся у границы, а генерал идёт дальше. Подойдя к флагам, генерал вырывает из земли древко с германским флагом, ломает об колено и швыряет останки в воду. После этого поднимает с земли польский прапор и крепко втыкает древко в землю. По мосту под звуки марша проходят польские части.