Текст книги "Нескучная жизнь подполковника Чапаева"

Оргпериод

В кабинете у Воронина с чашкой кофе в руке сидел полковник Лядов. А вокруг стола нарезал круги начальник полиции общественной безопасности полковник Глушко. Лица у полковников были такие, как будто только что прослушали речь Левитана об объявлении войны. Лядов показал мне на кресло возле себя и мрачно сказал:

– Слушай. Вопросы потом.

Убрав со стола три маленькие пустые хрустальные рюмки и взяв в руки несколько листов с печатным текстом, полковник Воронин начал излагать суть дела:

– Позавчера, в субботу, под крышей нашего ледового дворца проходил концерт немецкой рок-группы. Для обеспечения правопорядка на это мероприятие были выделены силы и средства из числа подразделений полиции общественной безопасности. В частности, были усилены экипажи машин ППС. Экипаж патрульной машины УАЗ под номером 221, где старший патруля – лейтенант Стариков и водитель-патрульный сержант Иванченко, был усилен младшим сержантом Тищуком. Задачей экипажа патрульной машины 221 было патрулирование по утверждённому маршруту в районе ледового дворца во время концерта, а также после его окончания. На смену заступили в восемнадцать ноль-ноль. За время смены предотвращены три правонарушения, составлено два протокола о правонарушениях, задержано четыре правонарушителя, – закончил читать полковник.

И, отложив бумаги в сторону, продолжил изложение материала уже в собственной интерпретации:

– Экипаж заступил на дежурство в восемнадцать ноль-ноль по московскому. Сменились в два ночи. Ничего необычного. Сдали оружие, спецсредства, расписались в протоколах и по домам. На следующий день, то есть в воскресенье, лейтенанта Старикова находят изувеченным на стройплощадке, недалеко от тренажёрного зала, где он до этого занимался. Ночью того же дня на озере, недалеко от посёлка Чёрные Воды, были обнаружены сержанты того же экипажа – Тищук и Иванченко. Сержант Иванченко от полученных ран, несовместимых с жизнью, скончался по дороге в больницу. А младший сержант Тищук в настоящее время находится в коме. Вот такие у нас с вами серые будни, мать его…

– Скорее выходные, – негромко поправил начальника я.

– Не понял? – переспросил Воронов. И я заметил, как все полковники непонимающе посмотрели в мою сторону.

– ЧП случилось в воскресенье, – попробовал объяснить я, невольно вставая со своего места и вытягиваясь по стойке «смирно».

– А ты молодец, Чапаев. Следишь за ходом мысли. Так вот, это касается лично тебя и твоего экспериментального отдела, мать его. Нет у вас больше ни воскресений, ни других выходных. Мне сказали, что тебя разместили где-то в подсобках возле спортзала? Вот там, на спортивных матах, и спать будете. Объявляю вам казарменное положение. Сроку вам – дв… три дня! Ну, а не справишься… Будем считать, что эксперимент не удался. А, Иван Макарович? – сверкнул глазами в сторону полковника Лядова полковник Воронин.

– Согласен с вами, Николай Петрович. Всё, что нужно вашему отделу для оперативного расследования этого дела, будет предоставлено незамедлительно. Надеюсь, мотивы понятны. Дело резонансное. Наше Управление сейчас не то что через лупу… через телескоп разглядывают. И дело тут не только в чести мундира, – багровея лицом, ответил полковник Лядов.

– Никто не имеет право покушаться на жизнь сотрудников полиции. Даже тогда, когда они не при исполнении. Хорошие ребята были, – понизив голос, произнёс полковник Глушко.

– Да ладно тебе, Витя, остальных хоронить. Двое-то живы. Дело передано старшему следователю по особо важным делам подполковнику юстиции Корниенко Виолетте Юрьевне. Вот тебе её телефоны. Что тебе для начала нужно, Чапаев? – спросил, поднимаясь со своего места, Воронов.

– Четыре стула, – негромко ответил я.

– Опять тебя не понял. Что-то не могу я пока привыкнуть к твоим выкрутасам, Чапаев, – возмущённо бросив на стол очки, психанул полковник.

– Пока прошу об элементарном, товарищ полковник. В кабинетах отдела нет ни одного стула, две электролампочки на три кабинета, ни одного листа бумаги, нет даже карты района. В кабинете на три компьютера, одна розетка в дальнем углу. На казарменное положение согласен, но тогда хоть старый электрочайник дайте, – перечислил я первое, что в голову пришло.

По лицам полковников я понял, что попал в десяточку. Глушко и Лядов достали телефоны и, отвернувшись, начали куда-то названивать. И только Воронин, нажав кнопку на селекторе, тихо, но зло сказал:

– Начальника АХО срочно ко мне. И передай, чтобы мыло и ёршик с собой прихватил, чёрт старый. Оборзел, француз!

Потом, повернувшись ко мне, уже с другим выражением лица спокойно сказал:

– Первый доклад от тебя в девять ноль-ноль, второй – в четырнадцать, третий – в девятнадцать. Если возникнут проблемы, звонишь круглосуточно. Чего стоим, удила жуём? По коням, Чапай!

Коротко сказав: «Есть!» – я побежал вниз, к своим.

* * *

Возле дверей наших кабинетов, откуда ни возьмись, уже суетился народ. Народ был из разных отделов и, как говорится, «от себя отрывали»: чайники, переноски, кофе в открытых пачках, светильники с треснувшими колбами, стаканы и кружки с отбитыми ручками. Даже тостер перегоревший зачем-то приволокли. Заодно знакомились, подкалывали друг друга, ставили на счётчик за долги по сахару. Как говорил мой друг Вася Крепченко, «У ментов на пенсии одна дорога – в цирк!» А из третьей комнаты выносили маты, гимнастических «козлов» и «коней», блины и грифы штанг, гантели и гири разного веса. Дрозд пытался вырвать из рук пожилого прапорщика огромный боксёрский мешок, а лейтенант Лядова волоком перетаскивала в свой кабинет фрагмент шведской стенки. Из наших помещений выносили старые «советские» столы и тумбочки с наотмашь нарисованными инвентарными номерами и заносили новые, современные. Принесли пять кресел на колёсиках и один почти кожаный, почти трон (для кого такая роскошь, было понятно). И всем этим руководил Женя Шароев, показывая, куда нести и как ставить. А на выходе чуть ли карманы не проверял, унижая недоверием прапорщиков и сержантов взвода обеспечения, старший лейтенант Дроздов. Наконец, под занавес пришёл начальник АХО подполковник Тарасенко и, умело руководя двумя прапорщиками, закончил дизайнерское оформление моего кабинета почти новым кожаным диванчиком. Ну и лично передал два «согласованных» портрета в скромных рамках. Через десять минут служивый народ разбежался по своим делам, а Ваня Дроздов, протерев рукавом своего кителя портрет президента, задумчиво спросил:

– Васильич, а куда Вовчиков будем приколачивать?

– Ваня! – стиснув зубы и закрыв глаза руками, простонала Лядова.

– Старший лейтенант Дроздов! – округлил глаза Шароев.

– Ах, оставьте, капитан…

– Дрозд! – покрутив пальцем у виска, замахнулся на коллегу я.

– Портрет Владимира Александровича Колокольцева приладим вот к этой стене, – громко крикнул капитан Шароев, – а Владимира Владимировича Путина – к этой. Здесь свет очень удачно падает.

Смеяться мы пошли в другую комнату. Там я своей команде и рассказал о первом нашем деле.

* * *

Для начала я принял решение прозвонить старшему следователю по особо важным делам подполковнику юстиции Корниенко В.Ю… Нужно было понять, какие основные версии решило отрабатывать следствие, ну и познакомиться с непосредственным руководителем следственной группы.

– Здравствуйте, Виолетта Юрьевна. Разрешите представиться, начальник отдела оперативного розыска УВД майор Чапаев. Хотел бы получить информацию по покушению на убийство сотрудников ППС. Мне поручено под вашим руководством заниматься этим резонансным делом, – мужественным баритоном представился я, жестами приказывая своим коллегам заткнуться.

– Очень приятно, Андрей… Андрей Васильевич. Ну, что же, подъезжайте, оговорим наши совместные действия по этому, как вы правильно выразились, резонансному делу. Я ещё не успела папку с первичными показаниями открыть, а мне уже… сами понимаете. Так что жду вас, – приятно удивив мягкостью тембра, ответила Виолетта Юрьевна.

– Виолетта Юрьевна, у меня к вам встречное предложение. Времени на поиски преступников мне дано по минимуму, а перемещаться по Москве в это время – просто непростительная трата сил, времени и ресурсов. Вы сказали, что у вас есть уже папка с предварительными показаниями и первичными осмотрами мест преступлений, а у меня не то что показаний, у меня даже папки нет. Верите? У нас сегодня первый рабочий день. Вышлите, пожалуйста, на мой электронный адрес всё, что у вас есть, и я начну работать. А я, со своей стороны, обязуюсь держать вас в курсе всех дел, касающихся розыска.

– Обещаете, Андрей Васильевич? – строго спросила «важнячка».

– Как до сих пор неженатому человеку, мне трудно что-то обещать красивой женщине, но, поверьте, таких, как вы, я не обманываю. А если серьёзно, как вы считаете, товарищ подполковник, какая версия должна быть в приоритете? – задал последний вопрос я, вытянув губы в трубочку.

– Думаю, нужно обратить внимание на людей, которых задерживал патруль в ту ночь. Обратить внимание на правомерность задержания, допросить содержащихся под стражей и уже отпущенных после разбирательства, – уверенно ответила старший следователь. – Спасибо, Виолетта Юрьевна, мне очень важно ваше мнение. Адрес электронной почты я уже сбросил, – вильнул хвостиком я.

– И вам… Андрей Васильевич… а вы, правда, не женаты?

– Врать не буду, Виолетта Юрьевна, о моём разводе два с половиной года назад весь Главк частушки сочинял.

Может быть, слышали? «Не ходите, девки, за Чапая! Он всегда на службе, а кровать пустая!» Всего хорошего. Мой статус – убеждённый холостяк.

Во время всего диалога мой личный состав молча пил кофе, хрустел сухариками и гордился сообразительностью своего шефа. Через десять минут все материалы предварительного следствия по делу об убийстве и покушении на убийство сотрудников ППС были на мониторах наших компьютеров. Я решил тут же выдать каждому «сеньке по шапке».

– Ну что, «чапаевцы»? Покажем господам белогвардейцам, как работает отряд имени героя революции? Начинаем прямо сейчас. Сбор в восемнадцать тридцать – здесь, потому как в девятнадцать у меня первый доклад. Слушать внимательно. Дроздов, ты занимаешься нападением на двух сержантов на озере у посёлка Чёрные Воды. Место преступления. Свидетели. Когда, где и кто обнаружил «пепсов»? Результаты вскрытия, если уже есть. Время и причина смерти Тищука. Состояние сержанта Иванченко? Прогнозы врачей? Характер телесных повреждений. Пошёл, Ваня, не задерживайся. Времени в обрез!

Дрозд было рванул со своего места, но потом остановился и с недоумением спросил:

– Ни фига себе объёмчик… Командир, не успею! Это ж в три точки… А на чём, Васильич? Мне «дежурку» дадут?

– Шароев, колёса есть? Отлично! Светлана, ключи от своего «мини» отдай Ивану. Всё, Дрозд, я тебя не вижу, – махнул рукой в сторону двери я.

Подтягивая на ходу падающие с него форменные брюки, Дрозд выбежал в коридор. И пока он бежал, тараня собой кабинетных полицейских, мы ещё не раз слышали эхо голосов:

– Простите… виноват.

– Аккуратней, мужчина в погонах…

– Тю, чёрт… А кто это?

– Чапаевцы какие-то…

Видно, начав заряжаться от меня, Шароев с Лядовой, с нетерпением заёрзали на своих стульях в ожидании указаний, украдкой поглядывая друг на друга.

– Шароев, работаешь со Светланой. Вам выяснить все обстоятельства задержания и по возможности допросить всех задержанных «пенсами» в ту ночь. Я имею в виду в период с восемнадцати часов субботы до двух ночи воскресенья. Кого, за что, как производилось задержание, куда кого повезли? Попробуйте дёрнуть дежуривших в это время в полицейских околотках. В каком состоянии привезли? Были ли жалобы? – набрасывал я вопросы своим сыщикам.

– Андрей Васильевич, а вы и правда верите, что жалобы задержанных кем-то фиксируются? – с удивлением задала вопрос Лядова.

– Я не верю, Света, но вдруг среди циников найдётся «правдоруб», – неуверенно заметил я, прекрасно понимая, что дежурные смены будут стоять «насмерть», но «пепсов» не сдадут.

– Шеф, а можно мы сначала ко мне домой подскочим, я переоденусь. А то как-то… – простонала Светлана, стягивая с шеи кроваво-красный шарфик.

– Ни в коем случае. Не слышу топота копыт, коллеги! Кстати, Евгений, а ты со следователем Корниенко сталкивался? – как бы между прочим поинтересовался я. И после его кивка головой задал наводящий вопрос:

– Ну и как?

На этот вопрос капитан Шароев обнял воздух руками и прочертил ими две полусферы.

– Так, Шароев… У меня два ответа на твою шараду. Снежная баба или жопа! – секунду подумав, предположил я.

– Так и есть, Васильич! – насупив брови, ответил Евгений, не уточняя.

– Так! Почему я вас ещё вижу? Магомедыч, в нашей конной дивизии пешком не ходят! – открыв перед сотрудниками дверь, гаркнул я, уже забыв, о чём спрашивал у Шароева.

Лядова улыбнулась, подтянула свою юбочку-карандаш выше коленок и первой выбежала в коридор. Шароеву это понравилось, и, стараясь не обгонять Светлану, кавказец бодро рванул на выход. Ну а я двинул в направлении нашей районной больницы. Там в травматологии лежал раненый старший экипажа изуродованных «пенсов» лейтенант Стариков. Судя по сегодняшней медицинской справке, Виктор Иванович находился при памяти. А его память ой как нам была нужна.

* * *

Честно говоря, травматологическое отделение в больнице – самое популярное среди сотрудников моей профессии. И людей, работающих там, мы уже воспринимаем не как «докторов айболитов», а как коллег. Взять хотя бы заведующего отделением Михаила Ивановича…

– Извините, а в какой палате можно найти Старикова Виктора? Он к вам в воскресенье поступил, – спросил я у дежурной медсестры, перекладывающей с места на место коробочки с таблетками.

– А чего его искать? – прогудело над головой. – Его уже и без тебя нашли. Здорово, Чапаев!

Передо мной стоял тот самый Михал Иваныч, через огромные умные руки которого прошло несметное количество – черепных коробок, рёбер, ключиц, трубчатых и лучевых костей, коленных и локтевых суставов и прочих связок, хрящей, фаланг и позвонков. А также молоденьких интернов, медсестёр, санитарок и прочего симпатичного медицинского персонала. В мою холостую бытность мы иногда встречались с Михал Иванычем и в неофициальной обстановке. О медицине, как правило, мы не говорили, но один важный медицинский факт я запомнил на всю жизнь. Оказывается, кости человека крепче бетона в четыре раза! А вы знали?

– Мне бы поговорить с потерпевшим, Михал Иваныч, – здороваясь, объяснил я цель визита.

– Да пожалели б вы парня… Еле языком ворочает. Он у меня весь на растяжках, под капельницей четвёртый час лежит. Только по журчанию в утку понимаем, что живой, – пошутил доктор. – Вчера его, как конструктор лего, собирали. Я выходной был, так меня из цирка вытянули, еле внука успокоил. Кстати, хочу повторный рентген сделать. Одно место мне не нравится, – показав глазами на мой пах, сказал хирург-травматолог.

Стоящая рядом молоденькая прыщавая медсестра поправила очки и тоже с интересом посмотрела на мой пах.

– Ты ж мне сам говорил, что там костей нет, – понизив голос, спросил я эскулапа.

– Не о том думаешь, Ахметдзянова, – показав медсестре толстым пальцем на её место, сказал Миша. – Таз его мне не нравится.

– Чем били, не анализировал?

– Это пускай ваши эксперты анализируют. Его не били, Андрей, его убивали, – мрачно ответил хирург, доставая из отворота шапочки сигарету. – Убивали грамотно, профессионально и не спеша. Давали возможность прочувствовать боль, не теряя сознания, так сказать. Не думаю, что это была толпа. Но… что-то или кто-то помешал закончить дело.

– Откуда такие выводы? – поинтересовался я, хотя не доверять опытному костоправу причин не было.

– А посуди сам. Была бы толпа, били бы беспорядочно, много, чем попало и кто куда попадёт. А тут ударов было несколько. Максимум четыре. И один очень травмоопасный бросок. Бросали спиной на угол плиты перекрытия или на какой-то строительный блок. Выверено, точно бросали. Отсюда компрессионный перелом позвоночника, травма таза и открытый перелом лучевой кости левой руки. А удары были в район сердца (отсюда трещины в рёбрах), в район печени и солнечного сплетения. Хотя… эти удары были так… чтобы клиент сначала помучился. Ну а «вишенка на торте» – точный и выверенный удар в район основания черепа. Именно этот удар должен был поставить жирную точку в конце молодой жизни этого качка.

– Какого качка? Ты о ком, Иваныч? – не понял я красноречивого эскулапа.

– Как о ком? О Старикове я, если именно он тебя интересует. Видно, что парень давно и профессионально занимается бодибилдингом. Мощный мужик, с довольно приличным мышечным корсетом. Вот он Старикова и спас, – уверенно ответил Михаил Иванович. – Ну, пошли, покажу тебе гибрид мышц и гипса. Только недолго, Васильич.

– Слушай, а били-то чем? Арматурой, битой…

– Не поверишь… Старикова убивал боец. Руками, ногами… – неожиданно объявил Михаил Иванович.

* * *

В небольшой палате стояли две кровати, оборудованные какими-то колёсиками, рычагами и тросиками, похожие на инквизиторские приспособления для пыток еретиков. На одной полусидя страдал подвешенный на противовесах и трубках, идущих от него и к нему, наш лейтенант Стариков. Рядом на соседней кровати сидел молодой пацан с загипсованной ногой от кончиков пальцев по самое не хочу и, мусоля во рту ручку, разгадывал кроссворд. Я, со свойственной мне врождённой учтивостью, попросил:

– Молодой человек, выйдите, пожалуйста, минут на десять в коридор, нам пообщаться нужно с товарищем. Костылики вам подать?

Даже не повернувшись к мужчине, стоящему в парадной полицейской форме, молодой человек недовольно прогундосил:

– С какой это стати? У нас сейчас тихий час, между прочим… Надо? Вывозите этого поломанного в коридор и базарьте!

Вы когда-нибудь слышали звуковой сигнал литерного спаренного тепловоза, прущего тяжеленный километровый грузовой состав в двухкилометровом тоннеле? Так вот, это жалкое подобие того, что услышали мы из уст заведующего травматологическим отделением.

– А ну-ка вон пошёл, сучонок одноногий! – размахивая стетоскопом, как ремнём, заорал Михал Иваныч, неотвратимо двигаясь в сторону хамоватого юноши.

Пацан, вобрав голову в плечи, подпрыгивая на одной ноге, пулей вылетел из палаты, забыв про костыли.

– Не, ну ты представляешь? Главы районной администрации сынок. Ночью бухой на байке в автобусную остановку влетел. Двое пешеходов пострадали из-за мерзавца. Правда, глава – молодец. Наш человек. Пока мы этому шкету ногу собирали, ходил вокруг стола и орал: «Вы, б…, ему ногу отрежьте к херам, я разрешаю! И писюн к жопе пришейте мудаку!» Ладно, не буду мешать, – кивнул хирург и вышел из палаты.

Из-под простыни выглядывала только оголённая правая рука раненого. Физические кондиции парня действительно были выдающимися. Идеально проработанные мышцы бицепса и большой дельтовидной поражали своими размерами. Стали понятны слова Михал Иваныча о мышечном корсете. Все эти прокачанные мышечные бугры, как живая кольчуга, защитили парня от смертоносных ударов. Стульев в палате не было. Пододвинув поближе к кровати лейтенанта тумбочку, я приземлился на неё и представился, нависнув над потерпевшим:

– Здравствуй, Стариков. Хотел спросить у тебя о здоровье, но вижу, что не очень. Я майор Чапаев. Занимаюсь расследованием по твоему делу. Говорить можешь?

– Не очень… корсет на шее… мешает. Затылок ломит… – ответил Стариков.

– Давай так. Я задаю несложные вопросы, ты отвечаешь «да» или «нет». В тренажёрном зале ты заметил что-нибудь подозрительное? Следил за тобой кто-нибудь?

– Нет…

– В душевой, раздевалке?

– Нет…

– За тобой шёл кто-нибудь после тренировки?

– Нет… хотя… нет, точно нет.

– Так, лейтенант, такими темпами мы с тобой до утра будем протокол писать. Знаешь, у меня есть опыт в подобных делах. У тебя же правая рука рабочая? – спросил я.

– Да, – односложно ответил потерпевший.

Я вложил ему в руку ручку, а сам зафиксировал чистый лист бумаги на своей папке. Было бы здорово, если бы этот поломанный лейтенант по примеру моего Федьки, написал своей рукой всё, что с ним произошло в тот злополучный день. В палату заглянул Михаил Иванович, нервно нюхающий сигарету.

– Молчим, Иваныч. Молчим и пишем, – кивнув на больного, почти прошептал я.

Стариков, не скажу, что бегло и самозабвенно, но судя по эмоциям на лице, старался описывать события подробно. На его носу и подбородке от усердия даже выступило несколько капелек пота. Поощряя «писателя», я ненавязчиво и еле слышно повторял:

– Молодец, Стариков… Ты не спеши, главное, подробненько всё… ничего не забывай. Как ты на стройку-то попал, лейтенант? Сколько их было? Кто ударил первым? Куда? Может быть, что-то кричали? Имена, клички… В драке обычно эмоции мало поддаются контролю.

В результате нашего совместного сорокаминутного творчества свет увидел довольно подробный отчёт лейтенанта Старикова, включивший в себя описание его субботнего патрулирования в составе усиленного экипажа ППС и пошаговый хронометраж проведённого выходного дня до последней фразы: «А дальше я ничего не помню». Оставив лейтенанту свой номер мобильного (мало ли что вспомнит) и пожелав ему быстрей выздоравливать, я вышел в коридор. Рассказал ли я ему о том, что случилось с его напарниками? Нет, не рассказал и другим запретил. На то были у меня свои причины…

«Безногий» сын главы администрации резво скакал на одной ноге вокруг угловатой медсестры Ахметдзяновой, пытаясь помочь той рассортировать какие-то пузырьки. Девчонка громко хихикала, прикрывая ладошкой брекеты на зубах, опасливо посматривая в сторону ординаторской. Два раза спросив дежурную: «А где Михал Иванович?» и не услышав ответа, я махнул рукой и побежал на выход.

* * *

Старший смены службы безопасности, дежуривший в фитнес-центре в выходные, уже ждал меня на своём рабочем месте. Показав фотографию Старикова, я попросил его найти на записях камер наблюдения все моменты, где он «засветился», включая наружную фиксацию. Всё-таки приятно иметь дело с адекватными бывшими коллегами. В течение двадцати минут он нашёл семь эпизодов, где бодибилдер Стариков самозабвенно наращивал мышечную массу, самовлюблённо наблюдая за собой в огромные зеркала. Последним было «кино» с его участием уже на улице, там, где он вышел из двери тренажёрного зала и начал движение вдоль фасада здания, пока не скрылся за поворотом.

– Записать на диск? – задал вопрос оператор.

– Да, конечно, – кивнул я, на «шару» наливая себе вторую чашку кофе.

– Диск есть?

– Шутишь?

– Подарок заведения, – улыбнулся бывший коллега, доставая из ящика компьютерного стола новенький компакт-диск, – ничего не меняется в ментовке.

* * *

После тренажёрного зала я прошёлся пешком по маршруту Старикова до забора стройки. Стройкой это трудно было назвать. Что-то (и, видно, давно) развалили, но вот складывать в правильном порядке кирпичи пока не начали, хотя стройматериалы уже завезли. Стройку охраняли… Ну, как охраняли? Сторожа бухали целый день у себя в вагончике или сплавляли по-тихому цемент и экспроприировали кирпич незначительными партиями. В воскресенье на встречу с клиентом к пролому в заборе выдвинулся сторож Джафаров. Шёл он не молча, а жизнерадостно напевая таджикскую народную песню о чём-то там бескрайнем и необъятном… Это и спугнуло садиству-ющих бандитов.

– Здесь ты его нашёл? – спросил я сторожа, пытаясь заглянуть в его амбразур ки глаз.

– Здэсь… точно здэсь, – кивал круглым лицом Джафаров.

– А кровь? Я не вижу крови нигде, Джафаров! – осматривая грунт, битый кирпич и осколки строительных блоков, удивлялся я. – Человека поломали, а крови нет. Может быть, не здесь всё было?

– Здэсь, начальник. Много менты приезжал, смотрел. Здэсь бедный лежал. Я боялся, что умер… А кров вэсь в нём остался! – убеждённо объяснял сторож законсервированного объекта, стараясь не дышать в мою сторону.

В отчётах оперативной группы, выезжавшей на место преступления, действительно значилось, что в воскресенье, в двенадцать десять по московскому времени, на станцию «Скорой помощи» поступил звонок от гражданина Джафарова о том, что он на своём объекте обнаружил труп мужчины. Выслали «труповоз» и позвонили в полицию. При погрузке тела в катафалк последнее зашевелилось, приведя слегка нетрезвых сотрудников ритуальных услуг в замешательство. Пришлось повторно вызывать «скорую». Хорошо ещё, что на месте был вменяемый судмедэксперт, который и оказал травмированному необходимую первую помощь.

* * *

Дроздов пробился к подмосковному посёлку Чёрные Воды через московские пробки ближе к концу рабочего дня. Наверное, из-за этого самого «конца» настроение у участкового инспектора, старшего лейтенанта Иванцова С. М., стремительно приближалось к нулю. Начальник позвонил и сказал, чтобы сидел на своём рабочем месте и не рыпался. Едет шишка из Управления по поводу смертоубийства на этом чёртовом озере. Которое и озером назвать было стыдно. Так… болото, наполовину поросшее камышом, кишащее комарами-людоедами. Да и приличной рыбы там отродясь не было. Зимой эта лужа промерзала до дна, а летом в её чёрной жиже только тритоны да ужи барахтались. А, ну ещё местные алкаши – Петрович с Барковым – туда ходили самогонку пить с удочками. Ритуал у них такой был после выхода на пенсию.

Участок милиции находился в торце одноэтажного здания поселкового правления с окнами на площадь. Вот на неё практически бесшумно и выкатился автомобиль – чудо британского автопрома – «Mini coper» Светланы Лядовой, за рулём которого сидел старший лейтенант Дроздов. «Ни хрена, какие полицаи в столице модные!» – подумал Иванцов, нахлобучивая на голову пыльную фуражку.

– Иванцов? – выходя из машины, спросил Дроздов, глядя на местного участкового поверх зеркальных очков.

– Так точно, – отдал честь сотруднику Управления участковый, роняя из-под мышки папку, которую он взял с собой для солидности.

Порыв ветра раскрыл упавшую папку, но из неё ничего не посыпалось и не разлетелось. Потому как пустая была.

– Поехали на место, – усмехнулся Дроздов. – По дороге всё расскажешь. А эти где? Свидетели твои?

– Так а я их на место преступления отправил. Как только позвонили, я их и отправил. Сидят, комаров кормят. На вашей поедем или на моей? – кивнув головой в сторону перекосившейся «буханки», спросил Иванцов.

– Садись, – закрывая дверь, ответил Дрозд и, дождавшись, когда участковый, восторженно озираясь по сторонам, деликатно усядется на сидение рядом, тронулся в путь.

Он знал куда ехать. Вернее, это знал GPS-навигатор, заботливо установленный английским пролетариатом в салон их отечественного автомобиля.

– Ваша? – осторожно погладив глянцевый пластик панели одним пальцем, спросил Иванцов.

– Служебная, – зачем-то соврал Дроздов. – Ну, рассказывай.

– Так а что рассказывать? Я ж писал… Петрович и Барков в тот вечер принимали алкоголь на берегу озера. Разожгли костёр, разложились, как говорится, ну и побухивали себе мирненько под стариковские разговоры. А на другом берегу сидели ещё двое. Ну и тоже чокались кружками под костерок. Но те двое были приезжими, так как рядом с ними машина стояла. «Рено Логан», – заглянув в свои бумаги, прочитал Иванцов.

Нужно было успеть до наступления темноты, и Дроздов нещадно жал на педаль акселератора, подпрыгивающего на ухабах, нежного городского автомобильчика. Недалеко от колеи просёлочной дороги, огибавшей озеро, они увидели две мужские фигуры, одетые в старую вылинявшую камуфляжную форму, чёрную на коленях, заднице и локтях.

– Здорово, мужики. Это вы здесь в тот вечер отдыхали? – спросил Иван, выходя из машины. – Показывайте.

– Нет. Здесь пацаны друг дружку поубивали, а мы вон там сидели, – махнул на другую сторону озера один из мужиков.

– Как не здесь? Мне нужно место, где вы самогон пили, мужики.

– Короче, Петрович, залазьте в машину, на вашу точку поедем, – по-хозяйски скомандовал участковый.

Ване ничего не оставалось делать, как открыть задние двери «купера» и запустить в салон новых пассажиров. Петрович и Бурков, шоркая пыльными берцами, кряхтя и цокая от удивления и восторга языками, втиснулись на заднее кожаное сидение. Ехали недолго. Озеро было густо поросшее камышом, и само зеркало воды еле просматривалось. Выйдя из машины, Иван оценил, видно, давно обустроенный лагерь. Небольшой деревянный столик, вмурованный в землю, и две такие же лавочки. Недалеко чернело потухшее кострище с двумя рогульками, торчащими из земли.

– А ничего так, – улыбнулся Иван, – симпатично. Значит, вот тут вы вчера и сидели? А те где? Покажи направление…

– Так… а прямо напротив нас. Вон просвет в камышах видишь? – ткнул корявым пальцем на ту сторону неширокого озера Петрович.

– И что? Что происходило-то? – нетерпеливо переспросил Дроздов.

– Да сколько можно, Матвеич? Тебе рассказывали, из области ментам рассказывали два раза… – начал серчать второй пенсионер, закуривая.

– А вот сколько надо, Бурков, столько и будешь рассказывать, – грозно насупился Иванцов. – Это тебе не самогонку хлестать, тут дело серьёзное. Убийство, понимаешь?

Дроздов сел на одну из лавочек, а на другую, напротив себя, усадил поселковых пенсионеров. Потом достал чистый лист бумаги и нарисовал на нём овал, по конфигурации похожий на озеро. На одном берегу нарисовал стол с лавочками и две человеческие фигурки. На другом тоже две фигурки, но рядом с ними машину. Поставил время – 19–00.

– Так было, правильно? – спросил у дедов Иван.

– Так, – сказали в унисон «рыбаки», кивнув седыми головами. – У нас с собой приёмник был. Как раз в семь часов про спорт начали говорить.

– А крики на том берегу вы услышали примерно минут через двадцать пять. А потом у них всё стихло, и костёр погас. Так? – продолжал допрашивать Дроздов, читая копии допросов.

– Так, – качнулись вперёд мужики.

– Друзья, а вот в этот промежуток времени – с девятнадцати до девятнадцати двадцати пяти что-нибудь было? Ничего не видели, не слышали? – допытывался Иван.

– Нет. Всё было, как написано, – ответил Петрович.

– Раньше было, – как-то не очень уверенно ответил Бурков.

– Не понял… что раньше было, дед? – встрепенулся Дроздов.

– Подожди, Бурков. Ты мне раньше говорил… – начал нервничать участковый Иванцов.

– Да подожди ты! – прикрикнул на Иванцова Иван. – Что раньше было, Бурков? Рассказывай, дорогой!

– Где-то минут за пять до сигнала точного времени слышу звук какой-то от дороги. Смотрю: мотоцикл остановился, а на нём двое. Один слез и к нам, значит, идёт…

– Когда это? А почему я не помню? Ты чего мелешь, Бурков? – толкнул товарища в бок Петрович.

– Да ты, баран, в это время в камыши отлить пошёл. Хотел прямо здесь, а я тебя, значит, послал… – возмутился Бурков. – Мы тут культурно отдыхаем, а ему, видишь ли, приспичило.