Текст книги "Нескучная жизнь подполковника Чапаева"

– Отвали, я сказал, – недовольно бросил один.

– А кто узнает, Димон? – понизив голос, спрашивал другой.

– Кому надо, тот и узнает! – крикнул первый и запустил в напарника мочалкой.

Шароев ловко поймал предмет личной гигиены и положил перед бросавшим. Потом как бы про себя негромко сказал:

– Блин, мужиков жалко. Особенно Макса Тищука…

Неожиданно к нему повернулся хозяин мочалки и тихо, но раздражённо сказал:

– А мне нет. Сами напоролись…

– Как это сами? – коротко спросил Шароев.

– Мудаками не надо быть. А ты кто, чувак? – вдруг отодвинулся от Шароева пошедший на контакт патрульный.

– Капитан Шароев, – честно ответил Евгений.

– Тогда отвали, капитан, – зло ответил «пепс» и стал быстро одеваться.

* * *

Шароев встретил своего нового знакомого уже за территорией УВД. Открыв окно машины, он громко крикнул:

– Димон, давай ко мне, подвезу.

Димон сначала не понял, кто его зовёт. Он наклонился, чтобы получше рассмотреть, но, увидев Шароева, махнул рукой и пошёл дальше. Евгению пришлось догонять его и на ходу объяснять:

– Капитан Шароев, «Отдел розыска». Веду расследование по поводу ЧП в вашем подразделении. У тебя два выхода. Первый – ты садишься ко мне в машину и, пока я везу тебя к ближайшей станции метро, рассказываешь мне всё, что знаешь или слышал. И тогда я для тебя – Женя. Ну, а второе – мы возвращаемся в Управление, и ты под протокол рассказываешь мне всё, что мог бы рассказать и без него. В этом случае будешь называть меня «товарищ капитан». Жду.

– До метро ещё топать и топать, пошли в машину, – согласился Димон.

Вообще, он оказался лейтенантом ППС Дмитрием Серовым. Служил первый год после Школы полиции и только начинал постигать азы полицейской службы.

– Рассказывать особо нечего. Мы в ту субботу тоже дежурили в районе Ледового дворца. Прихватили четырёх дебилов молодых, которые хотели через забор перелезть на концерт и чуть не поубивались. Я с дежурным связался: что, мол, с ними делать? А он говорит, типа, за пару кварталов их завези, «повоспитывай» слегка и выгрузи, а сами возвращайтесь. Ну, едем. А я смотрю, Витька Стариков стоит у дороги, какую-то афишу читает. Один. Удивился, конечно. Я у него спрашиваю: «Витёк, ты чё тут? А твои где?» А он улыбается и говорит: «Они в машине сучку одну тарабанят, а я вот гуляю». Я говорю: «Витька, эти хохлы тебе совсем на голову сели!» А он: «Та ладно, дело молодое. Не насилуют же. По согласию». Ну, я плюнул, и мы дальше поехали. Возвращались мы другим маршрутом, и я больше Старикова не видел. Одно тебе скажу: это Тищук со своим дружком Витьку под монастырь подвели.

– А что ты по поводу хохлов… – решил уточнить Шароев.

– Да эти двое. Тищук и Иванченко. Из Донецка они. Два года назад там российские паспорта получили, в Москву переехали и в полицию пошли работать. Типа, пацаны из горячей точки, воевали. Общага, социалка, ну сам понимаешь… Но, б…, шпана ещё та. Витька с ними маялся, но терпел. Здоровый, как мамонт, но скромный был, не выпячивался. Вы его покрутите, он не идиот, расскажет.

Как и уговаривались, Шароев высадил лейтенанта Серова у ближайшей станции метро.

* * *

Странно, но на автостоянке Управления не увидел машины Лядовой. Вот уже лягушка-путешественница. По пути к себе в отдел услышал за спиной быстрые шаги и прерывистое дыхание курящего всякую дрянь человека. Человеком оказался начальник АХО Управления подполковник Тарасенко.

– Слушай, Чапаев, у тебя внутренний телефон работает? Когда ни позвоню, никто трубку не берёт. Вас что, на работе не бывает? – начал с ходу возмущаться самый хозяйственный человек Управления.

– Да в том-то и дело, что мы в кабинетах практически не работаем… Извините, нас друг другу ещё не представляли. Меня зовут Андрей Васильевич, можно по-простому – Андрей, – представился я, понимая, что с такими людьми лучше дружить.

– Понял. Держи, это моя визитка. Извини, скажу по секрету, начальство пока не давало «добро» печатать на твою команду визитки. Да и на дверь таблички пока не заказывали, – по-простому раскрыл все тайны двора, подполковник Тарасенко. «Ну да. Может, ещё ко двору не придёмся, а в разор контору введём» – подумал я. Как только зашли в мой кабинет, подполковник сразу занял моё кресло и, подсунув мне несколько листков бумаги, почти в приказном тоне скомандовал:

– Подписывай швыденько. Ось тут, тут, тут и тут…

– А что это? – взяв в руки первый лист, поинтересовался я.

– Как шо? Как шо? А на чём сидишь? А сейфы – шесть штук? А кресла? А диван? – читал список Тарасенко. – Ну ты, Чапаев! – добродушно рассмеялся подполковник. – Так… для служебных целей у вас используются три личных автомобиля. Договоры завтра подготовлю, а пока вот вам талоны на сто литров бензина. Считай и расписывайся.

– Из трёх автомобилей, у нас два работают на дизтопливе. Как с этим быть? – поинтересовался я.

– На солярку лимит исчерпан, а пока будете, как все.

– А как все?

– А все на заправке у заправщиков меняют талоны. Бензин на солярку, солярку на бензин. С коэффициентом, конечно, – по-деловому объяснил Тарасенко и засобирался на выход.

Я достал из кармана визитку Тарасенко. Что? Как зовут этого салоеда? А звали его просто… Шарль Петрович Тарасенко. Так пятьдесят пять лет назад назвал своего сына его батько. В честь восемнадцатого президента Франции Шарля де Голля, конечно!

* * *

– Андрей Васильич, я этого суку нашла! – именно с такими словами ко мне в кабинет ворвалась лейтенант Лядова.

О, как я жалел, что именно в это время у меня не было под рукой какого-нибудь паршивенького диктофончика! Сколько эмоций, сколько охотничьего азарта было в этой, несомненно, талантливой папиной дочке. И как бы я мог красиво (а главное – для пользы общего дела) использовать эту запись, шантажируя свою своенравную и необузданную подчинённую.

– Про суку прошу уточнить, Светлана Ивановна, – показывая на стул, вежливо попросил я лейтенанта.

– Шеф, пойдёмте к нам в кабинет. Там можно второе кресло возле монитора поставить. А здесь тесно, хоть на коленки к вам садись, – улыбнулась Лядова.

– Ну… я был бы не против, но боюсь, что Дроздову это не понравится, – с опаской отметил я, и мы пошли в соседний кабинет.

– Я ездила в фитнес-центр. Мне записи с улицы не хватило. Сейчас объясню. Акцентируйте ваше внимание только на том, на что я буду показывать. Смотрите. На ресепшене. Вот парень стоит в чёрных брюках и тёмно-синей куртке с капюшоном. На голове чёрная бейсболка, – тыкая в экран монитора красивым маникюром, возбуждённо говорила Светлана.

– Который к нам спиной?

– Да. Стоит, разговаривает с девушкой в чёрных спортивных брюках и светлой ветровке. На ногах у неё белые кроссовки. Чуть позже поймёте, почему я делаю акцент на обуви. У парня, что спиной к нам, высокие чёрные берцы на шнурках. Вот администратор им что-то сказала, и девушка вышла на улицу. А вот и наш Стариков пошёл. Красавец. Аполлон. Улыбнулся администратору… и пошёл. Что-то сказал? Нет, просто ещё раз улыбнулся. Пошёл на выход… не торопясь. За ним парень в берцах. Капюшон по ходу накинул, по сторонам посматривает.

– Вот тут увеличь, лицо немного видно, – повысил голос я, заражаясь азартом Лядовой.

– Ничего там не видно, кончик носа и всё… А вот запись уличная. Девушка быстро пошла, пошла, пошла… торопится. Вышел Стариков. Повёл молодецки плечами, видно, нагрузил их сегодня железом. Пошёл. Медленно пошёл. А куда торопиться? – с удовольствием комментировала Лядова. – А вот и наш незнакомец. А тоже ничего, да? Широкоплечий, сухой. Посмотрел направо, налево… Проверяется. Постоял… ещё раз посмотрел и пошёл за Стариковым. Походка лёгкая, кошачья. Исчез за углом. Смотрим время. Тринадцать часов одиннадцать минут.

Надо отметить, что в это время лицо у лейтенанта Лядовой сияло, как у Золушки, надевшей хрустальные туфельки. И надо ж такому случиться – обе подошли! Я понял, что это ещё не всё, но на всякий случай предложил:

– Лядова, а хочешь, я тебе кофе сделаю, как ты любишь?

– Нет! – замотала головой Светка. – Теперь смотрите, внимательно смотрите!

И она медленно начала увеличивать изображение молодого парня, стоящего у ресепшена. И вскоре я увидел знакомую красную строчку по бокам брюк, заправленных в «уставные» берцы.

– Наш? – невольно выкрикнул я.

– Точно! – засмеялась счастливая от такого открытия Лядова. – А теперь улица. Дальше смотрите. Дорога узкая, однополосная. Встречную полосу видно только наполовину. Мужик дорогу перебегает… «Тойота» белая… А вот, вот смотрите…

По встречной полосе ехал ярко-оранжевый спортивный байк. Кто сидел на нём, можно было догадаться только по одежде, то есть только по нижней части туловища. За рулём «сидели» форменные брюки сотрудника МВД, заправленные в берцы, а на месте пассажира был виден низ светлой ветровки, чёрные спортивные брюки и белые кроссовки. Время на записи – тринадцать часов, тридцать две минуты.

– Как думаете, шеф, двадцати одной минуты хватило бы, чтобы догнать, отоварить качка, сесть на мотоцикл и свалить? – поинтересовалась Лядова.

– Затрудняюсь… нужно у нашего Дрозда спросить. Слушай, а ты случайно…

– Узнала. Парня у стойки зовут Еремеев Сергей Георгиевич, девяносто пятого года рождения, курсант четвёртого курса Академии МВД в городе Москва. Ходит в этот же зал, только не в «качалку», а в боксёрский или борцовский зал… не уточняла. У администратора в базе есть все, кто абонементы купил. Кстати, спросила у неё: «О чём разговор шёл с Еремеевым?» Говорит, что хотел сестру пристроить к хорошему тренеру. Но, думаю, врёт, – застыв, как памятник, серьёзным тоном сделала заключение лейтенант полиции.

– Светка, ну ты… – расплылся я в улыбке.

– Можно… пока Дроздова нет, – улыбнулась в ответ Лядова, ткнув себя в щёку пальчиком.

Ну и, конечно, только я приложился к розовой девичьей щёчке, петли входной двери пискнули, и на пороге появился возбуждённый от переполняющих его фактов и догадок капитан Шароев.

– Ой, извините, что помешал вам радоваться жизни! – удивлённо посмотрев на нас, выдавил из себя Евгений Магомедович.

– Капитан Шароев! – укоризненно пропела Светлана.

– Ах, оставьте, лейтенант…

– Если и ты с такими новостями, то и тебя поцелую, джигит, – пообещал, грозно надвигаясь на Шароева, я.

– Ну, не так чтобы сразу целовать… Да, в общем… есть кое-что, – садясь в своё кресло, гордо ответил горец с московской пропиской.

– Свет, ну ты поняла, да? Это не улики. Всё, что мы сейчас с тобой видели, требует конкретного подтверждения. Тем более лицо… нет лиц, понимаешь? Так что подтверждать твою версию будут все остальные (хотел сказать – члены, но постеснялся)… кавалеристы.

– Андрей Васильевич, но зацепочка-то конкретная. Согласитесь! – шагая туда-сюда по кабинету, горячилась Светлана Ивановна, не замечая, с каким восторгом следит за её подпрыгивающей грудью Шароев.

Ох, как она мне такой нравилась! Хотя, если честно, в её поведении я заметил, что Светлана как будто погрузилась в какую-то игру. Игру для взрослых, но игру. Будто она не преступника ищет, который убивал и уродовал людей, а хочет приз заработать, дойдя до финиша первой. А вот тут, девочка, ты ошибаешься.

– Давай, Магомедыч, вываливай на нас свои трофеи, искупай в фактах, – дал я отмашку ёрзавшему в своём кресле Шароеву.

– Да особо вываливать… а тем более купать не в чем. Много времени потратил на то, чтобы найти двух алкоголиков. Собственно, мне изначально эта версия дохлой показалась. Зря только время потратил. Нашёл одного. Мамонов Аркадий Савельевич, семьдесят пятого года рождения прошлого столетия. Смотреть не на что. Алкоголик с большим стажем. Неперевоспитуемый, как говорится. Таких нужно в банку со спиртом и студентам показывать. Ему подобные не только кому-то физический вред причинить категорически не смогут, они от голубей и котов на помойках шарахаются.

– Понятно, Евгений. Успокоил. Но, согласись, отработать эту версию нужно было. Дальше давай, – кивнул я, пытаясь взглядом остановить расходившуюся Лядову.

А дальше капитан Шароев рассказал нам интересную историю, рассказанную ему лейтенантом ППС Серовым. И получилось так, что мы так ничего до сих пор и не знаем о временном промежутке с шести вечера до половины десятого. И был ли ремонт карбюратора вообще? А откуда в машине взялась проститутка, которую пользовали сержанты? И почему об этом не упоминали Сёмины, по идее находившиеся в это же время в патрульной машине?

Эти-то ребята не постеснялись бы рассказать о ментовском беспределе.

– Вот и получается, что единственный, кто может пролить свет на этот мрак, остаётся лейтенант Стариков, – задумчиво подытожил я.

– Так давайте его колоть. Просто жёстко брать и колоть! – нервничая, предложила Лядова.

– В принципе согласен, – привстал со своего места Шароев.

– Никто никого брать и колоть не будет, – резко ответил я. – Всё разрешится сегодня. Ждём Дроздова.

Не знаю почему, но очень уж мне хотелось дать шанс этому молодому несостоявшемуся полицейскому самому выкарабкаться. Конечно, я понимал, что как только он мало-мальски придёт в себя и сможет членораздельно излагать мысли, его тут же у нас заберут «гестапов…», в смысле «Служба собственной безопасности». А там… Так что пиши, Стариков, пиши!

* * *

Ну а пока старший лейтенант Дроздов метался между медицинскими центрами и городскими моргами, выжигая солярку, купленную за мои кровные, мы тоже время не теряли. Сделали запрос в Академию МВД и получили ответ, что «… курсант, старший сержант Еремеев Сергей Георгиевич, 1995-го года рождения, действительно проходит обучение на четвёртом курсе в Академии МВД города Москвы по специальности «Правоохранительная деятельность». Профиль обучения: «Оперативно-розыскная деятельность».

– Коллега, – тихо сказала Лядова.

К сожалению, до поступления в учебное заведение на биографии курсанта Еремеева стояло большое жирное пятно. Пришлось по своим каналам связываться со «старшим братом» – майором Тюриным. Через сорок минут мне позвонил сам Стёпа и зачитал короткую справку.

– Не знаю, зачем конкретно тебе понадобился этот парень, Андрей, но если ты его себе в команду хочешь получить, то выбор сделан правильно. Служил срочную в дивизии Дзержинского. Разведчик. Потом подписал контракт и улетел в Сирию. Служил по специальности. Имеет правительственную награду. Ранен. Дали рекомендацию для поступления в Академию МВД. Вот вкратце. Да, ещё у него брат с сестрой младшие есть. Двойняшки. Родители умерли, – коротко объяснил мне по недостающим деталям в биографии Еремеева старый приятель.

– Спасибо, Стёпа, ты очень помог, – поблагодарил я.

– Постой, Андрей. Что-то ты как-то мрачно… Или он натворил что-то? – удивился Тюрин.

– Разбираемся, Стёпа, разбираемся, – ответил я, отключаясь.

* * *

Начальник криминальной полиции Управления полковник Воронин моего звонка ждать не стал, а позвонил сам, причём на полчаса раньше назначенного времени.

– Ну, что у тебя, Чапаев? – услышал я «неожиданный» вопрос.

– Товарищ полковник, к сожалению, не могу дождаться одного оперативного сотрудника. А его информация очень нужна для систематизации фактов. Ну и первый день работы, сами знаете, как правило, это сбор информации, – путано ответил я.

– Это как первый, Чапаев? Ты же вчера мне уже докладывал. А твой опер пешком по Москве бегает, что ли? – возмутился полковник.

– Ну, почему пешком, товарищ полковник. В двадцать первом веке живём, однако. Метро, троллейбусы, маршрутки… В транспорте вы мне отказали, а он безлошадный. Вот и стирает подошвы о свежеположенную тротуарную плитку. Так вчера у нас организационный день был, товарищ полковник. Оргпериод, новое место службы осваивали, так сказать. Так что прошу считать первым днём расследования именно сегодняшний, – придурковато оправдываясь, доложил я начальнику суть дела.

– Ладно. Как у тебя со следователем? – поинтересовался Воронин.

– Работаем вместе. Она в курсе всех наших действий. Можно сказать, отрабатываем выдвинутые ей версии.

– Правильно, Чапаев. Ты с ней не задирайся. Она баба с норовом, любого залягает. Завтра с утра я в Главке. Оттуда позвоню. Не подведи меня, майор… Бывай, Чапаев.

– И вы бывайте! – сказал я уже пикающему телефону.

* * *

В кабинет Дроздов ворвался шумно и явно в отвратительном расположении духа. Окинув всех горящим взглядом, он остановился на Лядовой и вдруг ангельским голоском пропел:

– Светуль, у нас ничего пожрать нет?

– Бедненький, – сжалилась над Дроздом Лядова, разворачивая пергаментную бумагу с бутербродом, – даже поесть времени не хватило?

– Денег не хватило, Света, – нахмурив брови и шире открывая рот, ответил Иван. – Только десять литров солярки залью, только по «пробкам» подёргаюсь – опять красная лампочка горит! Только залью, только проеду… Васильич, а сколько твой керогаз по городу жрёт? Бегемот, а не машина!

– Ключи! – протянул руку я.

– Нет, ты скажи!

– Ключи, гад! Вот прав был Чегевара…

– Начинается! – застонал этот тракторист, не умеющий ездить на чужих машинах.

– А я говорила, – ехидно подключилась Лядова.

– Поел? Рассказывай, – с опаской глядя на часы, приказал я Дрозду.

– А попить? – жалобно пробасил Дрозд.

– Света, сделай ему… Поехали, Дрозд, не зли, опять ночью разойдёмся.

– С какого морга начать, начальник? Ладно, начну с живого. Младший сержант Тищук из комы выходить пока не собирается, неважные у парня дела. Весь в трубках, проводах. Очень сильный ожог получил, нужна пересадка кожи. А у него ещё с черепом проблема. Короче, лечащий его говорит, что шансов мало. И то, что в ближайшее время говорить не будет, это точно.

– Ваня, а о травмировании нижней части таза Тищука доктор ничего не говорил? – стараясь не выделять этот вопрос, спросил я.

– А это уже на следующей страничке, Андрей Васильич, – переворачивая страницу в своём блокноте, ответил Дрозд. – Это ведь не просто так ты спросил. Да? Совершенно верно, начальник. Там, где у живого Тищука и мёртвого Иванчука должны находиться половые органы… Кровавое месиво там, Васильич, – тяжело сглотнув слюну, закончил свой рассказ Дрозд, невольно прикрыв рукой место, где начинается на джинсах ширинка. – Ты знал?

– У Старикова та же картина. Вернее… акцент ударов был именно в эту область туловища, – ответил я.

– Братцы, а это значит, что можно предположить, что мотивом покушения на убийства могла быть месть за совершённое сексуальное преступление, – крикнул, вскочив со своего места, Шароев.

– Ну и продолжай дальше, братец Магомедыч, – …сексуального преступления, совершённого сотрудниками ППС, – мрачно подытожил Дроздов.

– Это всё, что ли, Вань? Ты же весь день по больницам и станциям «скорой помощи». Неужели ничто внимание не привлекло? Может быть, что-то необычное? – раздосадованно расспрашивала своего дружка Лядова.

– Поверишь? Ничего, – листая свой блокнот, сокрушённо ответил Иван. – Женщина в алкогольном опьянении выпала из окна второго этажа. Порезы. Бомжи подрались у ресторанной мусорки. Мелкие травмы. Семейное насилие. Муж жене руку табуреткой сломал. Но пока того волокли в «бобик», помирились. А помирившись, объединились и чуть «пепсам» не накостыляли. В связи с изнасилованием обращений не было. Понимаешь? Вот, правда, на остановке найдено тело молодого человека. Констатирована смерть от сердечной недостаточности…

– Фамилия? Фамилия умершего, Ваня? – вдруг встрепенулась Лядова.

– Сейчас… так, где тут? Еремеев, – прочитал у себя в блокноте Иван.

Вскочившая со своего места Светлана вдруг опустилась в кресло, закрыла лицо ладонями и тихо заплакала. Мы, несколько секунд наблюдая за неизвестным явлением в наших кругах, молчали. Первым к Светлане подошёл Иван. Он, бережно прижав её головку к свой груди и осторожно поглаживая девушку по спине, тихо повторял:

– Ну, что ты так? Всё хорошо… поймаем мы его, Свет. Ты молодец… ты у меня умная-умная…

– А ты дурак, Дроздов. Вы что, не понимаете? Это же Васильич нас навёл… это же он сказал – идти только сюда, делать только это. И мы шли и делали. Как ты его просчитал, шеф? Ваше сиятельство… Андрей Васильевич, вы такой умный! – уже ревела навзрыд лейтенант Лядова, громко сморкаясь в чистый лист бумаги формата А4. – Чего стоим? Кланяйтесь «светлейшему»! – сквозь слёзы смеялась Светка.

– Лейтенант Лядова!

– Ах, оставьте, господин майор… – наконец расслабилась Светлана.

– Так, Шароев, завтра вот на это место повесить медицинскую аптечку. И чтобы там обязательно что-нибудь успокоительное было. Светлана Ивановна, я думаю, эти два джигита не совсем понимают, о чём мы. Успокойся и поставь им, пожалуйста, своё кино из фитнес-центра и объясни всё, А я пока доктору отвечу, – сказал я, понимая, что звонок Михаила Ивановича уберёг меня от ненужных оправданий перед подчинёнными по поводу интуиции и других необъяснимых манипуляций мозговой деятельности зрелого не по годам сотрудника полиции.

– Андрей Васильич, не разбудил? Привет, – поздоровался костоправ.

– Здоров, Иваныч. Написал? – коротко спросил я, наблюдая, как Лядова раздражённо что-то доказывает Шароеву, тыкая пальцем в экран монитора.

– Стариков тут тебе целый опус пишет. Практически целый день царапает. Тяжело ему, потеет, стонет, но я не трогаю. Предложение напишет – отвалится. Напишет – отвалится… Врать не буду, прочитал кое-что. Вот же, б…, засранцы! Защитнички хреновы! Ты когда приедешь, Андрей?

– Миша, в двадцать первом веке живём. На смартфон свой сфотографируй, когда Стариков закончит писать, и мне пришли все листочки. Понял? Только потом сам лично из телефона своего текст удали. А сами бумаги, собственноручно написанные Стариковым, запри в свой сейф. Я их позже заберу. Могу надеяться? – спросил я у травматолога.

– Ну, надеяться-то можешь… А сколько эта бумага может стоить на «чёрном» рынке? – поинтересовался хитрый доктор. – Шучу, мент. Всё сделаю, как надо. Я армянский люблю, ты, бродяга, знаешь.

А возле ноутбука Лядовой разгорался нешуточный спор. Дроздов рвался прямо сейчас выезжать в адрес и брать курсанта за задницу. Шароев уверял, что ещё рано, что пока нет полной уверенности в доказательной базе и что нужно сначала эту версию согласовать со следователем.

– Шеф, когда Еремеева брать будем? – уверенная в своей правоте, задала вопрос Лядова.

– Будем, но не сегодня это точно. Еремеев – курсант дисциплинированный, у него армия и война за плечами. Сказал – сделал. Завтра будет на занятиях как штык! К тому же уж очень мне хочется «чистуху» от Старикова дождаться, – ответил я.

– А дождёмся? – с сомнением задал вопрос Магомедович.

– Дождёмся, пишет, – успокоил я капитана. – А теперь по коням. Дрозд, тебя подвезти? Или там уже солярки нет? – вдруг вспомнил я про Ванькино нытьё.

* * *

На этот раз меня никто не встречал. Ни в ночных рубашках, ни без… На диване в гостиной белели подушка и одеяло. Понятно. На кухонном столе лежали две короткие записки. «Извини, не высыпаюсь. Котлеты холодными не ешь. В микроволновке – одна минута. Целую» Но вторая понравилась мне больше: «андюша привет ятибе аставила адин сырник цылую женя» (орфография бережно сохранена).

Я взял «адин» сырник, положил на него одну холодную котлету и поужинал. Ничё так, хотя вкус, конечно, странный. Несмотря на тяжёлые мысли о предстоящей операции, уснул сразу.

Приснилась какая-то ерунда. Будто стоит на балконе в ночной рубашке босяком моя Женька с сырником в руке и смотрит вниз. А под балконом сидит наш кот Боцман с гитарой в лапах и орёт басом:

– Мурка! Ты мой Мурё-ё-ёночек!

Вроде и не март ещё.

* * *

Сбор был назначен на восемь ноль-ноль. Без пятнадцати восемь в кабинет последним зашёл Дроздов и молча занял своё место. Ночью мне пришёл текст, собственноручно написанный Стариковым. Михаил Иванович не подвёл. Личный состав «Отдела оперативного розыска» смотрел на своего начальника в нетерпеливом ожидании «вишенки» на торте. Ох, как мне нужна была эта пауза! Я просто упивался собственным искренним желанием поставить наконец жирную точку в этом противоречивом резонансном деле.

Через пять минут я читал своим «чапаевцам», надеюсь, чистосердечное признание лейтенанта полиции Виктора Ивановича Старикова. Орфография сохранена.

Чистосердечное признание.

Явка с повинной.

«Я, Стариков Виктор Иванович, чистосердечно сознаюсь в следующем. Во время дежурства ППС, где я был старшим в составе усиленного экипажа по обеспечению общественного порядка на мероприятии в Ледовом дворце, нами были задержаны молодые люди (парень и девушка). Они привлекли наше внимание тем, что сидели на автобусной остановке, а девушка поила парня из пластиковой бутылки. Младший сержант Тищук сказал, что это наркоши колёса глотают. Было принято решение произвести досмотр и установить их личности. При досмотре у парня нашли студенческий билет на фамилию Еремеев (имя и отчество не помню), а также целлофановый пакетик с сухой травой, внешне похожей на стебли конопли. Вес пакетика, со слов Тищука, был больше пяти граммов. Девушка сказала, что её фамилия тоже Еремеева и что они брат и сестра. Ещё сказала, что у брата врождённый порок сердца и она поила его из бутылки после приёма лекарства. Потом она начала кричать на брата, типа, ты опять за своё, что всё старшему расскажет. А парень кричал, что каннабис – это его лекарство.

Мы посадили парня в отсек для перевозки, а девушку на заднее сидение, так как они постоянно ссорились и сестра пыталась парня побить. Я доложил дежурному, что задержали наркоманов, возможно наркодиллеров. Тищук сидел сзади и о чём-то договаривался с девушкой. Потом Тищук вышел из машины и попросил выйти меня. Он сказал, что девка очень красивая и что согласна дать нам всем, если мы отпустим её брата. Я сказал, что уже доложил дежурному о задержании наркоманов. А он сказал, чтобы я не был мудаком, а он мне «таких наркоманов» на следующей остановке десяток найдёт. На конфликт идти не хотелось. К тому же девушка сама согласилась, и это изнасилованием считать было нельзя. Я согласился, но отказался в этом участвовать.

Мы отъехали пару кварталов, и Тищук выпустил парня. Тот начал что-то кричать и пробовать открыть дверь машины, где сидела девушка. Тогда Тищук с разворота ударил парня ногой в грудь. Парень упал и, пока мы ехали, не поднимался. За поворотом я вышел. Девушка что-то кричала, но что уже кричать, если сама согласилась. Через час они меня забрали. Девушки в машине уже не было. Парни смеялись и сказали, что я много потерял и что девка побежала к брату.

По пути к Ледовому дворцу мы среагировали на драку у машины такси. Погнались за напавшими на таксиста. Это были сильно пьяные молодые мужчина и женщина. Тищук подбросил им пакетик с марихуаной, и мы сдали их в дежурный отдел.

На следующий день у меня был выходной. Я занимаюсь спортом в фитнес-центре недалеко от дома. В воскресенье, ближе к обеду, я пошёл на тренировку. Возвращаясь после неё (я уже писал вам), услышал крики о помощи. На стройке на меня напали. Это был один человек. Так может бить только очень хорошо подготовленный боец. Я пытался сопротивляться… Он сделал удушающий… я несколько раз на секунды терял сознание, но он не убивал меня. Это потом я понял… Он спросил фамилию напарника, я сказал: «Тищук». Он сказал, что его нет дома, и спросил, где он. Я знал, что Тищук и Иванченко собирались на рыбалку на озеро у посёлка Чёрные Воды и сказал ему об этом. Я был с ними как-то, но они не рыбу ловят, а водку пьют. Потом я почувствовал удар по затылку и потерял сознание.

Теперь я понимаю, что Тищук и Иванченко меня обманули. Они изнасиловали Еремееву, и за это нам мстят. Свою вину признаю полностью и прошу о снисхождении. Дата. Подпись».

Чуть ниже была приписка от доктора: «Первоисточник под замком, фото текста из телефона удалил».

Несколько секунд в кабинете была тишина. Личный состав отдела переваривал услышанное. Было одновременно и гадко, и муторно от этого «чистосердечного признания». Признания большого физически сильного молодого человека со скудным, ничтожно крохотным мозгом.

– Мне его не жалко, – в гробовой тишине тихо сказала Светлана. – Таким размножаться нельзя.

– И мне, – глухо прошептал Дроздов, громким щелчком загоняя обойму в свой «Макаров».

– Понимаете, да? Только он мог сказать: «Нет!» И всё сразу бы изменилось, – сказал я.

– И все остались бы живы, – понял меня Шароев.