Текст книги "Гребень Хатшепсут"

– Я не мог, Би, – с трудом выговорил мужчина. – У меня тогда был большой долг, и за ним пришли. Было опасно впутывать тебя. Попросту сбежал…

– Ну, а позвонить или написать? – она пыталась оправдать его в своих глазах.

– У тебя я никогда бы не смог взять деньги. Да и такой суммы ты не смогла бы мне дать. Я решил разом все кончить, чтобы это не коснулось тебя. Образно говоря, умереть. Исчезнуть…

– Но можно было бы что-нибудь придумать…

– Именно поэтому я исчез из твоей жизни. Ты бы начала искать деньги, занимать, просить… Посчитала бы себя виноватой, но, кроме меня, винить тут некого. Вот я и решился отрезать разом. Уехал за тридевять земель. Навсегда. Возможно, нам не следовало бы ворошить прошлого, но я очень рад тебя видеть, Би… Честное слово, очень рад!

– Я тоже рада, Деми!

Они неуклюже обнялись и долго так стояли молча. Пудель почувствовал, что хозяйка плачет, и заскулил, уткнувшись влажным носом ей в колени. Редкие прохожие деликатно сторонились странной троицы, всхлипывающей и постанывающей у парапета, где узкая улочка круто поворачивала. Вот так и судьбы людей иногда пересекаются странным образом и делают крутой поворот.

Наконец, она мягко отстранилась и быстро достала пудреницу из сумочки на плече. Отвернулась и припудрила лицо. Похлопала ресницами и вопросительно заглянула отражению в глаза. Да что это с ней сегодня! Нос покраснел, а веки… Она решительно наклонила головку и взяла мужчину под руку. Строго взглянула на пуделя, и он радостно завилял обрубком хвоста, понимая, что они опять направляются гулять.

– Где я только ни побывал, – мужчина чуть отодвинул плетеный стул от столика, за которым они сидели. – Вся Европа, Америка, Китай. Недолго был матросом, потом переводчиком и даже контрабандистом.

– Надеюсь, ты не поставлял бедных девушек в гарем какому-нибудь шейху?

– А как же, я был главным поставщиков всех гаремов Востока, – он ловко сделал из галстука повязку на правый глаз.

Да я был самым кровожадным пиратом Карибского моря, – он ловко вывернул пиджак наизнанку, изображая одежду флибустьера. – Ты видела этот фильм?

– Какой? – подыграла ему женщина.

– «Пираты Карибского моря»! – он сделал страшное лицо. – Да все серии – это моя биография.

Посетители небольшого кафе с умилением поглядывали на пожилую пару и улыбались. Кавалер был явно в ударе, разыгрывая перед дамой смешную миниатюру. Неожиданно легко для своего возраста он вскакивал, зажимая в руках столовые приборы, как оружие, изображая в лицах схватку то двух пиратских фрегатов, то сражение с индейцами, то стычку с пьяными матросами в портовом кабачке. Это был театр одного актера, причем отнюдь не лишенный исполнительского мастерства. Женщина звонко смеялась и хлопала в ладоши. Она казалась такой молодой и счастливой, что это придавало рассказчику все новые силы, и он был неистощим на выдумку. Красивое лицо грека было очень пластично и быстро становилось то кровожадным, то испуганным, то одухотворенным в благородном порыве. Постепенно все столики маленького кафе были заняты, а прохожие стали останавливаться рядом. Когда же импровизированный концерт был закончен, актера наградили заслуженными аплодисментами, а главный зритель в лице развеселившейся женщины расцеловал актера в обе щеки. По-французски. Хозяин кафе отказался приносить счет, заявив, что угощает заведение. Более того, если господа придут завтра, он готов оплатить им хороший ужин.

– Вот так я не умер с голоду, – улыбнулся потомок эллинов. – В Ля Скала не пригласили, но отбоя во всех портовых кабачках мира не было.

– Браво, мой славный пират, – итальянка так счастливо улыбалась, что скинула лет двадцать. – В тебе умер не только великий актер, но и флотоводец.

Мужчина галантно склонился и поцеловал даме руку.

– Если бы я мог положить к твоим ногам весь мир, Би…

– Так много мне не нужно. Успокойся. В нашем возрасте это вредно.

Она взяла его под руку и незаметно прижалась всем телом. Ей было удивительно легко и радостно. Она чувствовала восторженные взгляды на своей спине, но не стеснялась этого. Долгие годы одиночества вдруг испарились, и она вновь была рядом с удивительным мужчиной, по имени Демис. Возможно, завтра придут сомнения, но сегодня… Сегодня особенный день. Воспоминания прежних чувств нахлынули, делая весь мир вокруг удивительно светлым.

– Признайся, когда ты узнал меня, – неожиданно спросила Биатрис.

– У тебя до сих пор остались те же духи…

– Ты помнишь их запах?

– Помню, – Демис не повернул к женщине своего лица, и она поняла, что он волнуется. – Бродил по нашим улицам и вспоминал, как стучали твои каблучки по брусчатке. Мне кажется, все переулки и площади еще хранят его. А тут уловил что-то знакомое. Осень щедра на цвета, но не запахи, вот и пошел по следу. Я загадал, если запах будет «заворачивать» по нашему маршруту, то встречу тебя. Это была какая-то погоня за молодостью. Сердце просто остановилось, когда увидел, что на нашем повороте стояла очень похожая на тебя женщина. Она смотрела на реку… Просто невероятно.

– Да, удивительно.

– Ты знаешь, я иногда думал, что вот случится такая встреча, и я смогу тебе все объяснить, но теперь не могу найти нужных слов. Растерялся, как мальчишка.

– Ты никогда не был застенчив, – она тоже не смотрела на своего спутника.

– А ты заметила, здесь все по-прежнему, – сменил он тему разговора. – У прохожих только одежда иная.

– И мы немножко другие, – грустно добавила она.

– На углу Золя и Тьерри заменили целый пятачок брусчатки.

– Там какие-то ненормальные взорвали бомбу несколько лет назад.

Они помолчали, и в наступившей тишине звук их шагов все также сопровождал их неторопливый шаг. Большие города часто преподносят сюрпризы. Повернув несколько раз с шумного проспекта в глубь квартала, можно оказаться на абсолютно пустой улочке, где, кроме местных жителей, никого не бывает. Разве что утром молочник разбудит задремавшую тишину скрипом своей тележки и позвякиванием бутылок, которые он оставляет у дверей постояльцев. Французы дорожат традициями и своей историей. Они не воюют с памятниками, как это бывает в других странах, и в публичных местах цветы лежат на постаментах некогда заклятых врагов, чьи изваяния теперь застыли рядом. Они по-прежнему увлекают горожан в бой за противоположные идеалы, но время и тактичность жителей давно примирили всех. Это чем-то напоминает большую семью, где за общим столом какого-нибудь фамильного торжества собираются богатые и бедные, молодые и старые, красивые и больные. Монархисты рассказывают анекдоты демократам, а полицейские выпивают с карманниками. Они по-разному смотрят на жизнь, но другой семьи у них нет и не будет, да и другого дома тоже. Пить кофе по утрам со свежим молоком и хрустящим круасаном намного важнее, чем видеть в газете один портрет вместо другого. А вот если кто-то захочет лишить их этого, французы в состоянии выковыривать булыжники из мостовой и кидать в нужную сторону. Наверное, поэтому они бережно относятся к чужим чувствам, и даже старые дома и улочки подолгу хранят воспоминания.

– А помнишь, как мы попали под дождь у памятника маршалу Фошу?

– И гранитные плиты под дождем стали как лед. Я поскользнулась и вывихнула ногу, а ты нес меня через полгорода домой. На руках.

– А помнишь, как ты испугалась священника?

– Когда ты затащил меня в собор Святого Павла?

– На воскресную службу.

– У него был такой голосина… Когда он читал что-то из Библии, мне казалось, смотрел только на меня, а потом подозвал жестом причаститься и спрашивает: «Грешна?» И так на меня глянул. Внутри все оборвалось.

– Да они всех так спрашивают.

– Не-ет Я поняла, что он про нас все знает… С тех пор никогда в церкви не сажусь в первых рядах.

– Часто ходишь на службы?

– В кафедральном соборе великолепный орган. По вечерам часто играют. Хожу не столько на службы, сколько просто посидеть там. Меня это очень успокаивает.

– Ты, наверное, самая прилежная прихожанка?

– Я нет. У меня соседка поет в хоре. Она соблюдает все посты и праздники, а я только прихожу послушать. Мы с ней любим прогуливаться по старому городу и болтать в кафе. У нее внук поет в хоре мальчиков при соборе. В июне у них был выпускной. Боже, что это был за концерт! Мы все просто плакали… Прости, я все о себе. А ты?

– Как начал ездить в молодости, так и не могу остановиться. Авиакомпании на мне просто озолотились. По праздникам они дарят мне сертификаты на бесплатную неделю на каком-нибудь курорте. А несколько лет назад ассоциация авиаперевозчиков наградила меня медалью «1000 часов полета». Скоро я пошью себе летную форму и буду участвовать в тусовках ветеранов ВВС.

– Деми, ты все такой же шутник!

Она ласково взглянула на своего спутника. Очевидно, мужчины, в которых женщины влюбляются в молодости, навсегда остаются самыми красивыми и остроумными. Эти молодцы никогда не стареют и продолжают тревожить своими пронзительными взглядами из прошлого сердца зрелых дам, которые в их присутствии хотят оставаться романтическими девушками.

– Моим домом стала дорога, по которой я езжу, хожу, летаю и плаваю, но больше всего люблю бывать здесь. Мне нравится французское название этих мест, что в переводе на греческий звучит как «страна Луары». Это действительно особая страна во Франции. С ее замками, крепостями, дворцами и самыми необычными улочками на свете. Во многих городах они так похожи друг на друга, а в Нанте просто какой-то заповедник старых улиц. У каждой свой характер и голос. Помнишь, как мы любили с тобой бродить по ним когда-то?

– Ты прав, они особенные. Я тоже до сих пор люблю гулять в старом городе. Вот, даже кавалера себе нашла, чтобы не выглядеть странной.

Пудель почувствовал, что речь зашла о нем, и принял важный вид. Гордо подняв голову, он вышагивал рядом с хозяйкой, будто на сцене. Красивый, породистый, с великолепной стрижкой и дорогим ошейником, он, очевидно, не раз побеждал в собачьих конкурсах и заслуженно гордился этим.

– Красавец, – подтвердил спутник. – Ты всегда умела окружать себя каким-то особым шармом. Я больше не встречал таких женщин.

Она не ответила на комплемент, но он достиг цели. Ей было очень приятно сознавать, что, пройдя длинный жизненный путь, ее возлюбленный убедился в том, что она лучшая. Была и есть.

– У тебя дела в Нанте?

– Да, после обеда встреча с клиентом, а потом, если ты сможешь выбрать время, я пригласил бы тебя на ужин.

– Давай прокатимся на катере, – неожиданно быстро ответила Би, но потом попробовала исправить свою оплошность: – Если ты не против, конечно. Я иногда смотрю, как они ходят по Луаре, и вспоминаю один вечер.

– Признаться, я именно это хотел тебе предложить. Я тоже вспоминаю тот вечер.

– Правда?

– Помнишь, как нам весь вечер играл скрипач. Просто не отходил от нас.

– Мы ему понравились.

– Да, мы были красивой парой…

Биатрис умолкла. Она шла, опустив глаза то ли от порывов ветра, то ли от нахлынувших чувств. Ей вообще хотелось остановить время и долго-долго идти по знакомым улочкам, держа под руку этого мужчину. Он неожиданно появился из воспоминаний, и ее молодость ожила, наполняя новым смыслом все вокруг.

– У тебя билет на сегодня? – с надеждой в голосе спросила она.

– Мне почему-то кажется, что у клиента не все бумаги в порядке. Кое-что придется заверить у нотариуса, а завтра взять справку в мэрии…

– Деми, – она покачала головой и улыбнулась. – Ты неисправим. Как тебе доверяют серьезные дела.

– Честно говоря, сам удивляюсь.

Улочка пошла под уклон, и шаги немолодой пары зазвучали бодрее. Мужчина эмоционально что-то рассказывал и шутил, а женщина недоверчиво качала головой, но так звонко смеялась, что редкие встречные улыбались, глядя на них. Французы никогда не ворчат на влюбленных, заполняющих их города. Они даже подбадривают обнимающиеся пары и так искренне радуются за них. Когда же видят зрелых людей, вспомнивших молодость, они вежливо уступают дорогу и молча улыбаются. Это дорогого стоит – встретить близкого человека в возрасте одиночества. Наверное, поэтому счастливые сердца стремятся во Францию, а Париж называют столицей влюбленных. И это справедливо, поскольку приезжих в столице всегда больше парижан.

– Добрый вечер, – Демис галантно поцеловал Би руку и протянул букет ярких осенних цветов. – Ты выглядишь просто потрясающе!

– Спасибо, – она смутилась, наклонив лицо к букету. – Голубые хризантемы! Мне очень приятно, что ты помнишь мои любимые цветы, – у нее заблестели глаза. – О, Деми, это так трогательно. Извини, я стала сентиментальной. Часто плачу, и… нос краснеет, как у алкоголика.

– Ты самая красивая женщина на свете, Би. И не наговаривай на свой носик, пожалуйста.

– Мне этого так давно никто не говорил, – она всхлипнула и отвернулась. – Я поставлю хризантемы в вазу. Они еще долго будут со мной после твоего отъезда…

Пока женщина занималась цветами, грек осмотрелся. Маленькая аккуратная квартирка на втором этаже. Все подоконники и балкон уставлены горшочками. Было заметно, что многие вещи сопровождают хозяйку долгие годы. Бережно и заботливо они были расставлены и уложены именно так, чтобы создавать уют, свойственный романтическим натурам. Женщины так ловко умеют это делать, а мужчины считают настоящим колдовством, и хранят в сердце, как нечто особенное, и всегда стремятся вернуться именно в этот дом.

– Твой Мальчик меня охраняет, – улыбнулся гость, видя, что хозяйка поправляет что-то, стоя у зеркала в соседней комнате.

– Я договорилась. Даниель возьмет его на вечер. У нее терьерчик, и они с Мальчиком дружат… Представляешь, чувствую себя девчонкой, отпрашивающейся на свидание.

– И подружка тебя «прикроет».

– О, Даниель чудная женщина. Она так переживает за нас…

Поняв, что сказала лишнее, Биатрис не закончила фразу и лишь поджала губки, глядя на свое отражение. Одинокие люди часто живут чужими радостями.

– Давай в следующий раз пригласим ее тоже, – предложил кавалер, сделав вид, что не заметил оплошности дамы. – Если, конечно, будет на кого оставить этих «бандитов».

– Эти «бандиты» всегда с нами, – грустно отозвалась Биатрис. – Я готова… Если ты не передумал.

– Такси ждет, – он повернулся к ней и застыл от восхищения. – Ты все такая же красавица! И это платье тебе так идет.

– Спасибо. Мне самой кажется, что я сегодня скинула лет двадцать.

– Нет. Ты просто выглядишь на двадцать!

– Деми! Ты все такой же женский угодник.

– Мадемуазель, позвольте сопровождать Вас!

– Позволяю.

Они рассмеялись и были так счастливы в этот момент, будто ничего не случилось за эти тридцать с лишним лет. Будто виделись они только вчера и вот снова куда-то собрались. Потанцевать или побродить по старому городу… Наши лица стареют, вбирая времени грусть, а души всегда остаются молодыми.

Небольшой катерок бесшумно рассекал речную гладь. Он плавно скользил мимо белоснежных яхт и ярко освещенных прогулочных корабликов в одному ему известное укромное место. Это была страна воспоминаний уже немолодых людей, сидящих за столом, сервированным на двоих. Пятачок деревянной палубы на корме катера, по имени «Лу», был оборудован для романтических свиданий. Красивые деревянные стулья с высокими резными спинками, вышитая скатерть на овальном столе, отблеск свечей на дорогой посуде, изящное столовое серебро, цветы, улыбчивый официант в строгом смокинге и начищенных туфлях – все создавало особое настроение, но главным было ощущение уединенности. Где-то далеко осталась городская суета и веселый гомон праздной толпы, заполняющей улицы, бары и ресторанчики. Даже освещенная гирляндами разноцветных огней набережная скрылась за поворотом. А простор вокруг, теряющийся в темноте ночи, рождал впечатление безграничности. И все это принадлежало только им двоим.

– Как чудесно, Деми! Как чудесно!

– Все, как тогда, дорогая…

Она не стала возражать против этого слова, хотя прошло тридцать два года, и не раз Биатрис проклинала и прощала этого мужчину за то горе и радость, что он принес ей. Она даже не хотела прислушиваться к слабому голосу здравого смысла. Она была так счастлива вновь окунуться в это безграничное счастье, каким-то чудом свалившееся на нее, что завтрашний день просто не существовал. Было только сегодня.

– Налей мне шампанского, пожалуйста, – попросила она. – Только не зови официанта. Давай останемся вдвоем.

Мужчина демонстративно отодвинул подальше маленький серебряный колокольчик и наполнил высокие бокалы. Золотистый напиток заиграл цепочками маленьких пузырьков в отблеске свечей. Небольшими холодными глотками он проникал внутрь, передавая восхитительный вкус винограда, вобравшего в себя тепло солнца и шелест резных листьев.

– Знаешь, – он положил свою ладонь на ее маленькую холодную руку, – чаще всего ты мне вспоминалась ночью.

– Чтобы не было видно морщин? – попыталась отшутиться она.

– Нет. Потому что ты очень похожа на ночь. Такая же таинственная и прекрасная. Всегда таящая загадку и недосказанность. Так щедро дарящая нежность и созданная для любви.

– Спасибо, Деми. Рядом с тобой мне хочется быть именно такой… Странно, ты мне никогда не говорил этих слов прежде.

– Многое со временем видится иначе.

Нежные звуки скрипки раздались рядом. Невидимый мастер виртуозно исполнял такие лирические мелодии, что душа просто ликовала. Теплая ночь, тишина вокруг и что-то загадочное в окружающей темноте только подчеркивали это волшебство. Созданный для любви человек хранит в тайниках своей памяти удивительное наслаждение. Нужно лишь осторожно прикоснуться к его душе, и она зазвучит в унисон. Это и есть магия.

– Ты будешь кофе с молоком или черный? – Биатрис поставила на постель большой поднос на ножках и легла рядом. – Люблю поспать утром, но уже пробило полдень.

– Черный, – Демис лег на подушках повыше. – А это был голос достопочтенного Павла?

– Да, – она протянула ему большую чашку. – Ты не опоздаешь?

– Нет, встреча вечером… и вообще, мне кажется, я попал в другое время.

– В прошлое?

– В замечательное прошлое, – он пригубил ароматный напиток. – М-м, ты всегда умела готовить восхитительный кофе…

Я не храпел?

– Нет. Спал на удивление тихо.

– А нужно было поприставать?

– Разольешь кофе.

– А зачем ты надела ночную сорочку?

– У каждой женщины есть маленькие секреты.

– Как я люблю секреты…

– Деми, престань.

– Сейчас случайно разолью кофе на твою ночнушку.

– Только попробуй, – ее голос стал строгим. – Пойдешь стирать.

– На балкон? Можно я тогда хотя бы носки надену?

– Ну, пожалуйста, успокойся… Мне и так кажется, что мы позволили себе слишком много лишнего.

– А мне кажется, что все это приснилось, – он мечтательно прикрыл глаза.

– Хорошо, будем считать, что так.

Они притихли, но у обоих тут же возникла одна и та же мысль. Смогли бы они вот так вместе лежать рядом тридцать лет подряд? По утрам вскакивать на работу, а по выходным пить кофе в постели. Говорить одни и те же слова, а вечером занимать свое место в кровати… Они ответили по-разному.

– Боже мой, – неожиданно воскликнул он. – Да это же…

– Ты не узнал себя?

– Да, это же мы на площади!

Демис бережно взял с ночного столика фотографию в ажурной рамке и стал с интересом рассматривать. На ней смеющаяся красивая молодая пара стояла обнявшись на фоне кафедрального собора. Судя по одежде, это было снято очень давно.

– А у меня нет ни одной нашей фотографии, – с явным сожалением произнес он. – Би, ты почти не изменилась. Просто не верится!

– У меня есть старый альбом. Хочешь посмотреть?

– Конечно!

Биатрис взяла с полки увесистый, распухший от фотографий альбом и примостилась рядом с мужчиной. Они перебирали пожелтевшие отпечатки и радовались, как дети. Исчезли три десятка лет, они вновь были молодыми, красивыми и влюбленными. Воспоминания так легко переносят нас в прошлое, и мир мгновенно преображается.

– Интересное фото, – Демис разглядывал старый снимок. – Вроде бы ты, но сделано давно.

– Это мама. Мы с ней очень похожи. Она умерла девять лет назад.

– Прости, я не знал.

– Ничего, уже привыкла. Когда раздавали мамины вещи на память всем родственникам, я взяла эти снимки. Теперь вот мы вместе. В этом альбоме.

– Вы действительно похожи. Просто одно лицо. На фотографиях мы остаемся молодыми навсегда.

– Здесь ей двадцать лет. Они снялись с подругой, когда вместе собирались замуж. Учились на одном курсе, жили в одной комнате, выбрали один день для свадьбы, но Джулия погибла. Остались только эти фотографии. Знаешь, я так часто слышала от мамы эту историю, что мне кажется, это я дружила с Джули.

– Это она?

– Да… Им было по двадцать лет.

– А зачем две одинаковые фотографии? – удивился Демис.

– Не совсем. На одной надпись по-итальянски, а на другой по-японски.

– Странно, – он осторожно извлек снимки из креплений. – Но это не японский. Это китайский.

– Ты читаешь по-китайски? – удивилась Биатрис.

– Несколько лет работал консультантом в представительстве американской конторы в Шанхае. Вот и пришлось самообразовываться.

– И что же тут написано?

– Это очень личное… Стихи. Мужчине.

– Вот как? А мама думала, что это для нее. Одна и та же надпись на двух языках. Джули была оригиналом, и эта шутка была в ее стиле.

– Это не шутка. Скорее, признание в любви.

– Что ты говоришь! Читай скорее… Не беспокойся, они были близкими подругами.

– Считаешь, что это удобно?

– Да это когда было-то. Мама училась еще до войны… Она рассказывала, что у Джулии тогда был парень, тоже художник. Имя не помню. Он был старше Джулии, так что они нас простят… Читай, пожалуйста. Очень интересно!

– Ладно, но за точность не ручаюсь. Для этого нужно будет словарь найти.

– Да читай же!

– «Туман спросил весенним утром, о чем тоскуешь на заре? Уже ли слаще в декабре с дождем и снегом, ветром нудным, что плачет долго у ворот. Ему призналась я, что милый сейчас живет в другом краю, а я храню любовь свою, хоть снегопад, хоть ветер стылый, что плачет долго у ворот. Просила солнце в поднебесье: ты ненаглядного согрей, взамен мой прах в полях развей, и ветер пусть расскажет песней о том, что плакал у ворот. Джузи от Джули в годовщину встречи».

– Боже… Как красиво!

– Приношу свои извинения за перевод. Стихи написаны в стиле древнекитайского эпоса, и для точного перевода придется попыхтеть с рифмой.

– Не нужно рифмы, – всхлипывая и вытирая нос от переполнивших чувств, едва вымолвила Биатрис. – Вот это да! Никогда бы не подумала, что Джулия на такое способна. По маминым рассказам, она была озорной и часто прикалывались над парнями… Так написать… Как же нужно было любить! Боже мой… Нет, я не могу.

И она неожиданно горько зарыдала. Навзрыд. Задыхаясь и захлебываясь, закрыв лицо руками и вздрагивая. Она не стеснялась слез, и те крупными каплями просачивались сквозь пальцы. Встревоженный Демис отставил все на ночной столик и принес женщине стакан воды, но та отказалась.

– Это не истерика… Боже, как же нужно было любить этого мужчину. Ты просто не понимаешь… Джулия была такой независимой и сильной, а тут такая нежность… В каждом слове… И никто не знал… Она, похоже, чувствовала, что погибнет и заберет с собой свою любовь… Столько лет письмо пролежало у мамы, а теперь у меня… Ведь Джулия так нелепо погибла… А он остался один… Представляешь, он, может быть, до сих пор ничего не знает. Он столько лет ждал это письмо…

Немного погодя она успокоилась. Всхлипывая и вытирая одной рукой нос, она взяла фотографию Джулии и стала рассматривать. Потом проговорила очень серьезно.

– Представляешь, я столько раз смотрела ей в лицо и никогда не заглядывала в душу… Даже не подозревала. Прости меня, Джули. Я взяла чужое письмо… И спрятала от него. Прости… Я… Я постараюсь все исправить. Я найду его… Деми, поможешь мне отыскать этого Джузи… Если он, конечно, еще жив. Нужно исправить ошибку. Я просто обязана передать это письмо из рук в руки… или положить ему на могилку.

– Действительно, очень трогательно, – тихо отозвался он. – Можно попробовать, конечно, хотя… Знаешь, Интернет таит в себе такие возможности по части справок, что иногда диву даешься.

– Я ничего в этом не понимаю, – с испугом проговорила Биатрис.

– Не беда, я кое-что могу.

– И ты мне правда поможешь?

– Ну, не за пару минут, но попробую.

– Попробуй, милый мой. Я молиться за тебя буду! Сегодня же пойду в собор и поставлю свечи. Это святое дело.

– Конечно, дорогая.