Текст книги "Попроси меня. Матриархат, путь восхождения, низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 2"

Состоянием величины гармония представляется логикой явления, но в «единстве противоположностей» сама логика противоположна себе, поэтому гармония кипит логическими противоположностями. С одной стороны, она говорит о развитии, с другой, с силой всемирной гравитации всех и всё выравнивает, заявляя о единстве, братстве, с третий, отбрасывает нижестоящую ступень и вообще всё, что так или иначе не совпадает с её целями, с четвертой, иллюзорное пребывание в усредненном состоянии мира выдает за реалистичность, т.е. в гармонии иллюзия это реальность, и в то же время, поскольку реальность имеет усредненное состояние, то значит, этого мира не существует, поскольку усредненность это «0», т.е. реальность есть иллюзия (поэтому в «0» в первую очередь переходят все неудобные для гармонии факторы)…

Составной частью Божественной реальности иллюзия, в состоянии высокого достоинства, заявляет о своей суперреалистичной истинности, выставляя Божественный мир за результат взаимодействий внутренних своих образов, и в то же время, состоянием нет копирует невидимый образ Бога-Творца.

Внутреннее усредненное состояние для гармонии самое устойчивое, поэтому она приписывает себе сложившуюся поговорку «золотой середины». Но, если так можно сказать, «золотая середина» выявляется не от увеличения собственной значимости, т.е. эгоизма и борьбы противоборствующих сил, а наоборот, уходом от эгоизма, напряжения импульса, в разумном понимании соблюдения интересов сторон. Поэтому, мистическая усредненность вовсе не Божественная, мистическая, – это нож за спиной – ущербная усредненность, ищущая подпитки и потому в природе «—» – в действительности «0» не существует, т.е. его нет – он «ничто», и потому сама усредненность это иллюзия, Божественная, – открытая приветливость, встречающая гостя, дающая ему все необходимое – имеющая, т.е. она в значении «+». Поэтому тот, кто ищет золотую усредненность (сбалансированность), тот вступает не на природу золота, а на противоположность этому, выбирает путь постоянного «—».

В гармонии почитают старшинство и преклоняются перед силой, поскольку эти два фактора являются мозгом системы, поэтому здесь все ориентируются на самого преклонного, но в большей степени сильного (или, нахального), в таком ракурсе самого умного, мудрого и, соответственно, старшего для всех остальных.

Ситуация «единения противоположностей» приводит к единству, единство – к затворничеству, затворничество – к аскетизму и раздробленности, аскетизм раздробленности – к единению через аскетизм и единству… – это колесо сансары, у которого выхода нет (но которое в индуизме трактуется состоянием выхода из колеса сансары, точно так же как, к примеру, у Гегеля, спасение от закона в законе). Или, можно сказать иначе, ситуация «единения противоположностей» представляется целостностью, целостность двулика, поскольку в себе несет величину-свободу и ограниченность-тюрьму. Поэтому в целостности величина равна ограниченности, свобода – тюрьме: величина сама для себя является тюрьмой, поскольку ее свободное состояние заключено в себя – в этом и есть абсолютная свобода, быть независимым ни от кого, и в то же время погруженным в себя и зависеть от себя. Поэтому гармоничное целостное состояние, состояние свободы, это абсолютное одиночество или искусственное соединение абсолютных одиночеств, вроде того, как раздробленность по тюремным камерам, когда никому ни до чего нет дела, либо дружный хор сидельцев по камерам, для удовлетворения чувства единения надсмотрщика за камерами, который гордится своей тюрьмой и примерным поведением в ней находившимся, в том числе и себя.

Тюремный мир сидельцев (уголовников) – это тоже мир социальности, но отрицательного свойства, поэтому в состоянии супер, где товарищи по достоинству (лениво копируя общий творческий процесс Бога-Творца) разделяют общую камеру принудительного труда. Это социальность вынужденного, тюремно-монастырско-коммунного условия, где голодной смертью умереть не дадут (если конечно не противоречишь общим тюремным правилам), но рассчитывать на большее не приходится. Поэтому насчет социальности гармония утверждает однозначно, что социализм может быть и необходим исключительно картиной тюремного условия – социализм канона «хера», естественно, прикрывающийся картиной, сказать, преизбыточной жизни сельской коммуны. Иначе говоря, гармония утверждает, что социализм бывает только левый, другой тип социализма это нонсенс (в само деле, ведь по гармонии кроме нее никого и ничего нет).

Единство в Боге это единство в процессе движения, соответственно, творчества. Единство в гармонии это единство в процессе обездвижения, застоя, стагнации, дремоты, депрессии, паралича. Для гармонии вообще бездействие лучше действия, лучшее действие.

Покойственность гармонии является тюрьмой для резвости дисгармонии. Следовательно, в мире дисгармонии гармония лучше всего воплощается в тюремном заключении, которое, таким образом, и есть абсолютное счастье гармонии – нирвана. Абсолютная же покойственность заключена в абсолютном ничто – атмосферной пыли, – это абсолютная нирвана. Поэтому абсолютно освобожден от всего, абсолютно свободен тот, кого не существует, – свобода есть выражение суицидальности.

Порядок в гармонии является средством успокоения системы, когда каждый знает свое место и не высовывается за дозволительные рамки, делает то, что ему велено, по распространённой русской пословице, т.н. русской мудрости – «каждый сверчок знай свой шесток». Порядок в Боге – инструмент для творческого созидания, где каждый совмещает свои наделенные Богом таланты (разности) с общим творческим движением общества, и на этот счет русская мудрость своей богатой фантазией за всю историю смогла оформить лишь внушительный пробел.

Прекрасный способ устойчивости это моральное уважение. Поэтому гармония в первую очередь гордится своим возрастным старчеством, древними корнями. Ее мало заботит состояние ее внутренних величин, лишь бы они не вызывали беспокойство, Пребывая в старческом, полуживом-полумертвом, абсолютного спокойствия, замороженном, состоянии гармония стремится пережить всех своих более живых, более глупых, с ее точки зрения, затрачиваемых энергию соседей. Поэтому самая ходовая поговорка гармонии – «что бы ни делать, лишь бы ничего не делать».

Вышеприведенную «золотую» поговорку, желая, не желая того, копируют все элементы гармонии, которые одновременно и боятся, поскольку «любая инициатива здесь наказуема», и сами не хотят выходить за очертанные рамки их дозволенности, – гармония это закон, а закон это запрет, поэтому запрет в гармонии это аксиома её существования, и любое разрешение здесь несет чрезмерную форму страха «как-бы чего не вышло».

Природой бесконечности гармония является болезненным фактором впадения в крайность – если покой, то абсолютный – мертвящий, если дисгармония, то вплоть до самоуничтожения, но уничтожения не центральной гармонии, а ее периферийных областей, соблюдая тем интерес к выживанию гармонии и ее положения «единения противоположностей», – самое священное в гармонии это ее сердцевина – «0».

В гармонии патриотизм находится в сковывающем положении ситуации справедливости. Здесь, правилом мира величины, патриотизм вовлекается в тюремное состояние достоинства абсолютного совершенства и чистоты образа «Я», когда отдельное в меру непоседливое «я» элементов кристаллической решетки системы замораживается до такой степени, что «я» становится неподвижным колом, при котором происходит волшебное превращение «я» в «не я», где «я» изменяется в состояние высоты «Я», становясь суперэлементом системы, где «мои мысли» облекаются в форму «не мои мысли», а «не мои мысли» предстают эффектом «моих мыслей». Это как будто бы вожделенное взросление, когда появляются крылья для полета, состояние наркотической эйфории эффекта появляющейся силы, но в действительности является незаметной подменой вещей действия хитрости повышенного безумства, когда одаренные несущие вдаль крылья обозначают лишь условие изначальной задолженности, состоянием непререкаемой заданности действий определяется принцип беспомощности мира насекомых. Другими словами, патриотизм в гармонии это принцип эволюционизма, когда намечаешь одно, а получается другое (на что мистика говорит, это искусство волшебства, поскольку получилось лучше, просто фантастика). Поэтому в состоянии юродства суперпатриотизма «ты» оказываешься «не ты», поскольку в состоянии «Я» теряется «Я», но «ты» становишься изначально заданным и никогда неизменяемым вектором нулевого действия, когда «Я» будучи высокого мнения о себе оказывается подстилкой позиции общей непререкаемости состояния безручья фактора пещерного мировоззрения мира высокого достоинства.

Гармония вообще очень печется о сохранении энергии и потому о том, чтобы ее элементы были как можно менее подвижны (или направлены в строго определенную сторону), т.е. о состоянии их тюремного заключения (или полутюремного, военизированного). Это гарантия стабильности гармонии. Поэтому тюрьма начинается возводиться уже в сознании системы, камуфлируя это под любовь к своей когда то выбранной предками стези – отеческим гробам, т.е. под определение патриотизма, не затемняющей святой любви к отечеству. Нюанс же патриотизма в том, что история практически любого общества была концентрированием природы целостности. Поэтому гармония очень патриотична, что в действительности является для нее фактором ориентации внутрь системы, т.е. удержание элементов в состоянии близорукости, невежественности, и особенно в не стабильном положении, маскируя тем свое слабеющее состояние, т.е. ее интересует устойчивая целостность, выраженное в подчиненности величине, и любой инициатор, не вписывающийся в жесткие рамки т.н. подчинённой любви, тот объявляется врагом отечества, за чем скрывается банальная боязнь величины потерять лицо, а затем и устойчивость положения: к патриотизму, который не прославляет саму гармонию, гармония проявляет безразличность, со временем все сильнее превращающееся в подозрительность о существовании прямого конкурента. Поэтому гармония культивирует патриотизм, возводя это в болезненную параноидальческую фазу истинности состояния, мистического патриотизма свойства всё охватывающей гравитации – гордости тюремного состояния аскетизма, объявляя врагами всех т.н. умеренных патриотов-инициаторов, называя их поддонками и предателями, и использует его, с одной стороны, в своей целях еще большей спасательной закупорки, а с другой, объединительного порыва, направленного либо на трудовые рекорды, либо на действия военного характера по отношению к внешнему миру. Поэтому состояние мира гармонии – не правота, а нанесение превентивного упреждающего удара по всему, что не вписывается в рамки любви к ее состоянию свободы, равенства, справедливости и достоинства, – в гармонии вообще презумпцию абсолютной правоты имеет только правоохранительно-карательная система, она находится в состоянии воли, делегируя этот образ своим элементам, которые ограниченным сознанием воспринимают все «за чистую монету», т.е. что их воля бесконечна, в действительности гармонии, терпящей бедствие от приспособления к вечно изменяющемуся окружающему миру, всё пребывающее лишь «до поры до времени».

Состояние Божественного патриотизма, когда Творец, производивший постановку изменения, Собою наполняет и объединяет течение разносторонностей, даёт им вечную жизнь радостного существования, по-своему старается скопировать гармония используя для этого эффект опережения, и потому её патриотизм находится в состоянии супер, условием скачкообразного феномена является обстоятельством убегающего отражения, постановкой ненормальности оказывается в прямолинейности изломленной природой Божественного благословения.

Объективность условия патриотизма гармонии включает в себя весь мир противоположностей её элементов, в том числе, как живых, так и не живых. Поэтому объединяющим порывом гармонии является ситуация доведения структуры её личностных частей до общего значения равенства, когда живое пропитывается неживым, а неживое – живым. Поэтому всё снивелировано к «золотой середине», где смерть предстаёт постановкой не исчезновения, но впадение в состояние галлюциногенных переживаний, а жизнь не оказывается жизнью в полном значении этого слова, творческим движением, но выражением безрукой, зомбировано бестолковой беспомощности, мало отличающейся от образа идиотизма.

Гармония – цементирующий мир первенства своих, чужие, которые не первые, здесь отторгаются нивелированием в «ничто». Однако в «единстве противоположностей» «ничто» является всем, и потому это отдельный мир своего первенства, в свою очередь, способное рассматривать «мир первенства своих» как почву своего существования – в гармонии плюс и минус находятся в неустойчивом положении и поэтому время от времени меняются местами.

Природа целостности несёт в себе фактор ограниченности, вследствие чего в целостности ограничена сама стабильность, – стабильность здесь постоянно нарушается из-за самой ситуации взаимодействия, вынужденного явления в мире общего взаимодействия, вытекающего из общей дисгармонии. Поэтому гармония вынуждена лавировать в мире неустойчивости, искать большую выгоду, отбрасывая выгоду меньшего порядка, т.е. существовать по принципу – кто кого больше перехитрит, или откровенно обманет.

В мире дисгармонии, которое есть причина взаимодействия, гармония представляется природой аскетизма. Но аскетизм является дисгармонией. Поэтому гармония в себе несет одновременно дисгармонию, и в этом факторе она копирует движительное произведение дисгармонии Бога-Творца, но в отличие от Бога степенью аскетизма, позицией «—». Поэтому, чем больше гармонии, тем больше аскетической дисгармонии (хотя, положение больше-меньше в гармонии имеет фактор относительности), и наоборот. Поэтому гармония культивирует аскетизм, аскетизм – гармонию.

Весь мир дисгармоничен, неустойчив, и для своей устойчивости в мире неустойчивости гармония подстраивается под неустойчивое состояние, идет на сбой-скачок, внутреннюю дисгармонию, аскетизм, который принимает форму вынужденного движения элементов, т.е. необходимый труд, создающий благоприятные условия для устойчивости. Поэтому гармонии необходима дисгармония, которая служит залогом гарантии состояния ее целостности, и поэтому в гармонии дисгармония-труд обожествляется, понятия труд-доблесть-бог становятся синонимами, воплощая природу «единения противоположностей», и в то же время являются «противоположностями», где доблести мерзостен труд, а труд ни когда не достигает высот доблести. Поэтому в гармонии труд является ценнейшим фактором, который до бесконечности обесценивается, воплощая тем природу аскетизма и того и другого. (Поэтому в этой суперсистеме с работы возвращаются уставшими, зарабатывая тем хронические заболевания, и прекращают трудиться только будучи в одряхлевшем состоянии, отдавая себя на волю более молодых и таких же бедных элементов).

В системе равенства «единства противоположностей» открывается симметричный ему фактор неравенства, всегда отрицательного вектора. Поэтому коммунистический типаж равенства воплощается в суровой аскетической среде, что в более менее цивилизованной системе лучше всего проявляется в монастырском и военизированном укладе, где одно сплошное равенство (которое, к слову говоря, показательным примером своего идеального равенства в самой низшей, солдатской среде не терпит ни лучшести, ни худшести) сталкивается с внутренним противоречием своего неравенства и общим выражением заторможенности умственного движения к покою. Поэтому можно вывести простую формулу равенства – коммунизм тяготеет к военизированности, и даже при всей своей миролюбивости ведёт политику разжигания военных действий, и чем больше, тем лучше.

Идеал целостности состоит в покое, что представляется фактором обездвижения, которое, в свою очередь, для мира движения является аскетизмом. Поэтому сам по себе покой есть аскетизм, и он служит положительным фактором, и даже необходим, поскольку иллюзия гармонии существует, но строго в умеренных, образно говоря, иллюзорных дозах, поскольку гармония всего лишь иллюзия. Поэтому в системе гармонии процветание вообще является способом выживания, и не более того.

Гармония есть природа неправильности, невозможности существования в идеалистическом представлении целостности. Поэтому, чтобы неправильность обрела правильную форму устойчивости она сама идет на неправильность, включает в себе функции, отрицающие ее саму, под зорким присмотром и небольшим исключением.

Гармония – природа волшебства, которая воспринимает преобразовательную дисгармонию за эталон волшебства. Поэтому гармония вынуждено стремится к миру дисгармонии, чтобы приобрести волшебное состояние как можно больше. Поэтому повышенная дисгармония положением аскетизма трудового состояния является прогрессивной святостью мира гармонии.

В состоянии дисгармонии гармонии всегда не хватает бесконечности, поскольку одна величина есть бесконечность, поэтому аппетит гармонии бесконечен.

Своим целостным состоянием гармония позиционирует себя независимым ни от кого и ни чего образом, т.е. богом, вследствие чего она противостоит Богу-Творцу, вследствие чего у неё свято всё, что так или иначе либо открыто конфронтирует, либо скрытно отдаляет от Бога.

Гармонию заботит устойчивость, ее положение превосходящей царственности, т.е. в первую очередь ее волнует личное достоинство, моральное к ней отношение окружающего мира. Одним из факторов боязни потери лица находится в ее прошлом, где она пребывала в неприглядном, недостойном состоянии. Поэтому в гармонии история общества под пристальным вниманием, подправляется под необходимую точку зрения, местами скрывая и вымарывая неудобные факты, или специфично их трактуя: гармония придерживается золотого правила похоронного церемониала, – о покойнике либо – хорошо, либо – никак, – P.S.: – и этим лишний раз указывает на то, к чему она стремится – к покойственности. Поэтому в гармонии складывается парадоксальная ситуация, с одной стороны, культивирование своей истории, доводя это до психпатриотизма, а с другой, тщательное скрывание правдивых факторов, получая в конечном результате общее состояние русской пословицы – «Ивана, не помнившего своего родства», – психпатриотизм сломя голову героизирует историю своего народа, для него прошлое тормознутое (мистическое) есть идеал существования мира стабильного ускорения. Поэтому, вообще, патриотизм в гармонии в действительности является фашизмом (любой разновидности, националистической, либо всемирной).

Состояние нирваны гармонии – покойственность, которое достигается позицией уравновешивания, т.е. равенством частей, и потому равенство является идейным выразителем стремлений целостности. Но равенство является фактором абсолютной похожести, как внешне, так и внутренним качественным форматом – все элементы, как штампованные детали. Подобное явление штамповки примечательно в умственных способностях, где если хоть один элемент чего-либо не понимает, то соответственно, и никто не сможет этого понять. Поэтому мир гармонии – мир тупоумства: здесь невозможно осмысление ничего нового, поскольку горизонт способности мозга ограничен. И даже в состоянии неравенства, которое в позиции бесконечности балансирует равенство, элементы настолько неравны по своим способностям, что понять друг друга не могут, это как червяк и гомо сапиенс. Поэтому мир гармонии – это повальное закабаление, уничтожение, друг друга, перевод всего в «0», поскольку если будет найден способ завладения одним элементом вида, быстро перейдет в кабалу весь вид, поскольку защитный механизм вида фактически здесь отсутствует ситуацией абсолютной идентичности или абсолютной разрозненности.

В дисгармоничном мире гармония подстраивается под дисгармонию, но и это подстраивание несет отпечаток покойственности, поэтому гармонии необходимо создать видимость движения, и потому в гармонии иллюзионизм преобладает – эффект становится главенствующим явлением, показуха приобретает форму стратегии, – минимальные события положительного характера (в стремлении к устойчивости) возвеличиваются до состояния величайших достижений, события отрицательного характера не замечаются (с течением времени, истории, воспринимающееся как закономерная данность) или, как правило, перекрываются последующими «великими достижениями» (или достижениями древнего мира их предков). В гармонии вообще идеальная (кипучая) деятельность несет характер имитации деятельности, процесс преобразования, творчества, заменяется разговорами о творчестве, – здесь «собирание камней» не отличается от их разбрасывания. P.S.: Любое изменение в гармонии это иллюзия изменения.

Если Бог – это творчество, полет фантазии, то гармония – это Провидение, движение по заданному пути, шаг влево, шаг вправо – расстрел.

Если Бог – творит сейчас, то гармония, подстраиваясь под Бога, обещает сотворить, причем несоизмеримо лучше, чем это сделал Творец. Когда же гармония в действительности приступает к какому-то либо созиданию, то ее действия напоминают кошмарный сон перевернутого состояния всех логических установок – здесь созидание не отличается от разрушения.

В современном мире, пронизанном гармонией, бытует представление о необходимости всеобщей конкуренции, которая является двигателем развития. Но в творительной системе раскрытию возможностей способствует не конкуренция, а движение мысли, и где т.н. соперники в творческом порыве помогают друг другу, поэтому называть их конкурентами в чистом виде неправильно – это братское в творческом единстве, свободное (опасное понятие «свободное», где надо понимать до разумного предела) разнообразие, – конкуренция, пролазным вирусом эгоизма, губит (тормозит, перекашивает) творческую систему, – показательный пример идеального творчества это сотворение Богом Вселенной без каких-либо конкурентов. (P.S.: В гармонии – конкуренция за доминирование, в творческой системе – соучастники общего процесса движения). Конкуренция, в смысле борьбы на выживание, поистине существует только в системе эволюционизма, – конкуренция вначале даёт эффект множественности и от того положительной динамики к изобилию, но потом включаются все её основные качества при которых она, в «единстве противоположности», сама себя уничтожает уничтожением всего вокруг. То же самое происходит и со свободой и равенством, когда вначале, уходом от сверхзависимости, крепостничества, рабства, создаётся картина всеобщего улучшения, но затем окончательным знаменателем наступают деградационные явления, приближающие ситуация всеобщего хаоса, – это движение растянуто во времени, и от того оно становится непонятым восприятием человеческой жизни.

В конкуренции вообще не более разумные побеждают менее разумных, но наоборот, последние уничтожают первых, и лишь только тогда, когда хаотичность системы приобретает обширный характер, с наметившимися реальными признаками угрозы ее существования, только тогда гармония становиться заинтересована в более разумных ее элементах, чтобы использовав их, при восстановлении своих позиций устойчивости, забыть про них, своих спасителей, затереть их значимость и авторитет – в гармонии авторитетом может быть только вершина числительной отсчетности, которая объемлющим фактором эффекта постановки железного правила является природой абсолютной низости.

В мире гармонии не желательно ни какое изменение, поэтому борьба с проблемами здесь происходит через не хочу, – гармония борется с затруднительным положением только тогда, когда оно становится угрозой её существования (причем, где следует учитывать, что в самой оценке угрозы присутствует мгновенно сменяющийся фактор гармонии «единства противоположностей»), – зато гармония охотно борется с теми, кто т.с. очерняет её светлый облик, т.е. констатирует проблемы (и только оказавшись в явном (историческом) тупике, она идет на реальное изменение ситуации).

Наблюдая идеальную ситуацию творческой системы, гармония копирует ее со всей своей степенью противоположности. С одной стороны, она культивирует конкуренцию как сохранение системы личности, соответственно, с животным рефлексом, поэтому здесь конкуренция все отчетливее напоминает борьбу множественных противоположностей. С другой, она уничтожает конкуренцию-зависимость в олицетворении своей же позиции абсолютной величины и своих же положений братства, равенства, свободы, добровольно-принудительно побуждает свои элементы войти в фазу свободно-независимого единомыслия, тем самым одновременно опровергая положение гармонии развития через «борьбу противоположностей».

Гармония стремится к абсолютной свободе, но находится в связке с дисгармонией, поэтому свобода в гармонии является выражением зависимости – когда зависимость уменьшается, увеличивается состояние свободной покойственности и потому неустойчивости в мире дисгармонии, поэтому гармония ищет зависимость для своей же устойчивости, от военных коалиций до экономических связей. Поэтому в гармонии зависимость есть свобода, свобода – зависимость.

Гармония – это идеальное устройство, а поскольку оно идеально, она стремиться отгородиться от всего мира по ее мнению неидеальности. И в то же время, в «единстве противоположностей» идеальность равна неидеальности. Поэтому в состоянии неидеальности гармония ищет идеальность, идет на взаимодействие с внешним миром, приобретая, таким образом, степень идеальности, а затем уходит от внешнего, ставшего по ее мнению вновь неидеальным. Поэтому в мире взаимодействия гармония отображает свою синусовую природу в виде вспышек взаимоотношений положительного или отрицательного свойства.

Поскольку гармония это идеальное состояние, то, соответственно, в ней нет причины идти на какое либо изменение. Поэтому, чтобы не происходило в гармонии, какие бы бури, внешние или внутренние, её не затрагивали, в ней ничто не изменяется.

У Бога-Творца всё сделано хорошо, это природа близко к точной подгонке, однако гармония считает, что у неё лучше, это природа идеально точной подгонки. Но поскольку мир представляет собой движение, где идеализм невозможен (поскольку механизму необходимы зазоры), то примерная подгонка превращается в свою противоположность, абсолютную никудышность применения.

Гармония – это принцип эволюции, что представляется, таким образом, «лествичной» системой лучшести, т.е. лучше быть на более высокой ступени, чем на более низкой. Подобная ситуация целиком относится к миру диких животных, где альфа самец всегда стремится занять положение выше остальных. Поэтому мир природы лучшести, эволюционизм, прямо или косвенно, скрытно или явно, напоминает фильм «Челюсти», или, как минимум, построение мира холодных оценок, безжалостного высокомерия.

Цена состояния гармонии – бесценность, в факторе соединения бесконечно малого и бесконечно большого, отражающее ее стремление к состоянию бесконечности, – она готова пойти на любые жертвы, чтобы осуществить свой эталон – пусть все исчезнет, но останется один элемент – гармония, и тогда весь мир будет находиться в ней, вся бесконечность.

Природа гармонии – тюрьма, агрессия, защита, в результате чего элементы гармонии подавляющим большинством числом и подавляющем большинством времени находятся в ущемленном положении, – по русской поговорке – «жить не живем, умирать не умираем». Другими словами, существование в гармонии – не сахар. Однако сама гармония представляет обратное, что она есть идеал мироустройства, – свое богатство скудости, скупердяйства, выдает за богатство богатства, – следовательно, самое счастливое. Поэтому, чтобы не выявлялся фундаментальный обман, гармония идет на хитрость. Она объявляет, что человек должен пройти все трудности и испытания жизни для вырабатывания в себе мудрости, т.е. в расшифровке – мускулатуру мудрости, и, очевидно вследствие этого, способность понимания других людей. Или, сваливает на Бога-Творца, Который в ее представлении злой дух, вину появления мира несправедливости, дисгармонии, которую она, как бог-творец, тщательно старается сгармонизировать. Или, само собою разумеющимся фактором дает понять, что гармония в человеческом мире, во взаимодействии с природой, еще не наступила, но в целом дает установку, что путь направления верен, приближает «светлое будущее», а значит в «единстве противоположностей» уже и есть «светлое будущее», и потому на этом основании ищет виновного, видимость причины странного состояния счастливого мироустройства, а если его нет, то назначает, при этом впадая в сильную истерику, грозно намекая, что будет безжалостно бороться с подобными явлениями, загоняющие добропорядочное общество в состояние нужды. Поэтому в гармонии во всем виноваты как отдельные личности, вплоть до многочисленных «врагов народа», которые, таким образом, совершают глупые и злые поступки, обеляя тем общую атмосферу глупости и зла, лживости и коррупционности, так и внешний мир, ведущий политику зажима, старательно подогреваемой самой гармонией, поскольку напряженная борьба с многочисленными врагами в гармонии есть фактор ее спокойствия. А поскольку гармония в большей части времени находится в нестабильном состоянии, то и вражье засилье, внешнее, внутреннее, становиться постоянной визитной карточкой ее спокойно-неспокойного состояния. Поэтому, чем больше врагов, тем больше скрепляющего порыва рефлексии, тем меньше задействуются мыслительные способности, тем больше тупо ударного материала, тем больше уважаема во всех смыслах сердцевина гармонии.

Поскольку в гармонии существование не сахар, а сама гармония стремиться к устойчивому положению в своей же среде неустойчивости, здесь распространена поговорка – «коней на переправе не меняют», учитывая, что в состоянии пути достоинства «переправой» является вся история, это тип существования вообще. Когда же гармония, в самом деле, теряет устойчивость, ее подозрению нет предела, и поскольку она никогда не бывает виноватой, у нее виноваты все во всем и всегда.

Гармония стремиться к идеальной устойчивости в факторе полного замирания. Замирание же означает аскетизм, а аскетизм – бедность. Поэтому бедность для гармонии является выражением фантазии красоты её богатства существования, которое скоростью бесконечного разгона успокаивается узкоколейностью своих возможностей.

Для гармонии счастье – это покой, для Бога – творческое преобразование. Гармония завлекает состоянием лучшего пребывания в облегчении, т.е. гармония-гуманизм есть облегченное существование, которое, как правило, уже вскоре, наталкивается на свою противоположность, превращаясь в суровый аскетизм трудовых черных будней. Бог-Творец наделяет Своих последователя тягой к творческой выдумки и желания трудиться для ее осуществления, пустое место с точки зрения гармонии, но в которой творческий элемент реализовываясь получает радость удовлетворения. То есть, гармония есть покой состояния лучшести, которое на поверку оказывается подвижническим «дерзновением» позиции худшести, а творчество – это реализация своих возможностей, что от изменения условия существования меняет показатель существования, не наталкивается на противоположность, и потому суровые будни здесь напоминают праздничные дни, когда душа поет.