Текст книги "Молчание"

8

Круглова быстро оценила сложившуюся ситуацию. Уложив парня на спину, она прислушалась к его дыханию и проверила пульс. Он отключался у неё на глазах, дышал прерывисто, каждый вдох ему давался с трудом. Желтая пена капала с его губ. Елена Степановна посмотрела на его зрачки и присвистнула:

– Инга, зрачки расширенные, это указывает на резкое ухудшение кровоснабжения мозга. Нужен нашатырь… Боже мой, он уже не дышит!

Круглова ударила несколько раз ладонью по щекам бедного юноши – никакого результата.

– И пульса я не чувствую, – крикнула Весюткина, сноровисто стянула куртку с пострадавшего и разорвала рубашку у него на груди.

Инга Вацлавовна раскрыла рот парню, вытерла рукавом своей куртки жёлтую слизь, скопившуюся у него во рту и на губах, и запрокинула его голову назад. Ни платка, ни марли под рукой у неё не было, и она вопросительно посмотрела на Круглову:

– Есть платок? – спросила она и положила на затылок юноше одну руку, а второй надавила на лоб, в результате чего подбородок парня оказался на одной линии с шеей.

– Некогда искать, Инга. Смотри, какой красивый мальчишка, так и просит, что б его поцеловали.

Переборов брезгливость, Инга Вацлавовна закрыла нос пострадавшему и с силой вдохнула воздух в его рот. Её напарница положила край ладони на низ грудины, сверху положила вторую руку и стала надавливать на грудную клетку пострадавшего. Надавливала Елена Степановна быстрыми толчками, продвигая нижнюю часть грудины на три-четыре сантиметра в сторону позвоночника. Надавив на грудину шесть раз, она дождалась, когда Инга Вацлавовна сделает парню очередной вдох воздуха изо рта в рот, и подколола подругу:

– Я же говорила, что тебе понравится.

Весюткина чуть не взвизгнула от возмущения. На губах и во рту сразу же почувствовался привкус рвотных масс, жёлтой пены, чеснока и каких-то крошек.

Круглова повторила надавливания, и парень ожил. Он вновь задышал, цвет лица его изменился с бледного на розовый, зрачки сузились. Елена Степановна улыбнулась ничего не понимающему парню:

– Ну что, красавец, раз сбежал с того света, обратно мы тебя не отпустим.

Она подмигнула ему и резко выпрямилась, услышав звонкий голос главврача больницы:

– Минуточку внимания!

Елена Степановна повернулась и на ступеньках у главного входа в здание больницы увидела Ивана Сергеевича Хмельницкого с рупором в правой руке. В этот же момент, раздалось неприятное, громкое «вя-я», и Круглова усмехнулась, догадавшись, куда подевалась Инга Вацлавовна…

– Минуточку внимания! – повторил Хмельницкий, и ему в ответ раздалось ещё одно «вя-я».

Инга Вацлавовна не заставила себя долго ждать. Вся бледная, вытирая потёкшую тушь под глазами, она вышла из-за угла больницы и гордо, как ни в чём не бывало, засеменила на высоких каблуках в сторону Кругловой и пострадавшего юноши. Елена Степановна в очередной раз отметила, какая Инга Вацлавовна худая и хрупкая. Подуй ветер чуть посильней, и лови её вместе с этим ветром!

Весюткина, ощутив на себе взгляды людей, несмело осмотрелась по сторонам и удивилась такому большому скоплению людей во дворе больницы. В глазах одних читалось недоумение, растерянность. У других – негодование, злость. А у третьих – страх, ужас и шок.

Людские эмоции перемешались на маленьком кусочке пространства. Разные по характеру люди ощутили на себе нехорошее, щекочущее нервы, волнение, вызванное непонятным фактором. Среди них пошёл шёпот о том, что случившееся – дело рук террористов.

Когда большинство людей из толпы повернулись лицом к Хмельницкому, тот поднёс рупор ко и рту продолжил свою речь:

– Внимание! Прошу всех отойти от забора! Я уже позвонил в МЧС. К нам едут спасатели. До их прибытия прошу всех удалиться как можно дальше от забора и проявить терпение. Предлагаю вам вернуться в больницу. На первом этаже должно хватить скамеек для всех. Я распорядился, чтобы вынесли из кабинетов все свободные стулья. Давайте с пониманием отнесёмся к создавшейся ситуации.

Весюткина всегда отличалась от других умением мгновенно анализировать происходящее и поэтому сразу же зашептала на ухо Кругловой:

– Как-то он быстро про всё узнал, рупор нашёл и даже насчет стульев сообразил…

– Профессия у него такая.

– Нет, ты ошибаешься. Это у него дар от бога. Он у нас ясновидящий, – с сарказмом заявила Весюткина. – Я надеюсь, никто не видел, как меня тошнило за углом?

– Ага. И не слышал тоже, – ухмыльнулась в ответ Елена Степановна.

9

Пока Хмельницкий беседовал с людьми во дворе больницы, Фёдор Иванович хорошенько перекусил, а потом спросил у своих малолетних соседей, сгрудившихся у окна:

– Молодёжь, что там за крики во дворе?

– Да на улице людей толпа собралась. И какой-то дядька что-то в рупор кричит, – поведал ему Груша, который сидел на подоконнике, но слов главврача больницы разобрать никак не мог. Наглухо закрытые окна сводили его старания к нулю.

– И что он кричит?

– Ничего не слышно, Федор Иваныч, – ответил Груша. – Хотите, сбегаю на улицу, послушаю?

– Не надо, Виталик, – отмахнулся старик. – Зачем нам чужие проблемы. Это я так, от скуки спросил.

– Действительно, скукотища, – пробормотал Василий и отложил книжку на тумбочку. – Фёдор Иваныч, а та история, ну, которую вы тогда рассказывали… Что там дальше было, а?

Старик заулыбался, прищурив глаз:

– Что, интересно?

– Конечно! – взвыли хором Василий и Пузырь.

– Сколько можно нас томить? – добавил от себя Василий. – По вашим байкам, дедушка, надо фильмы ужасов ставить. Успех стопроцентный. Я вам гарантирую.

– Я польщён, мой друг, твоими словами, – произнёс Фёдор Иванович. – Но не будем отвлекаться от главного. Ну ладно, доскажу, так уж и быть.

Груша тихо вздохнул, достал из кармана рубашки МР3 плеер с наушниками, вставил наушники в уши и продолжил смотреть в окно, как ни в чём не бывало.

Фёдор Иванович бросил взгляд в сторону Груши и хмыкнул. Пузырь и Василий уставились на старика. Им и в самом деле было интересно послушать. Фёдор Иванович подмигнул Василию, мотнул головой в сторону Груши и улыбнулся. Василий улыбнулся в ответ.

– Закройте глаза, ребятушки, – приказал старик. – И представьте, как летит по коридору облачко… Да не простое – светится оно и переливается, и оно уже больше, чем было в начале нашей истории. Облачко заворачивает за угол и продолжает лететь по приёмной морга. Представили?

Пузырь и Василий молча кивнули.

– Итак, это облачко завернуло за угол и оказалось в приёмной морга. А там на трёх скамейках сидели грустные люди. Облачко подлетело к пожилой супружеской паре, сидевшей на первой скамейке, и заскользило: сначала по рукам женщины, потом по рукам мужчины. Они восторженно вскрикнули. «Смотрите, какая прелесть!», – произнес пожилой мужчина. – «Интересно, что это такое»?

Фёдор Иванович посмотрел на Грушу и замолчал. Виталик повернул голову и взглянул на Фёдора Ивановича, затем закрыл глаза и углубился в свою музыку.

– Эй, дедуля, вы чего замолчали? – возмутился Пузырь. – Продолжайте, пожалуйста…

Фёдор Иванович почесал затылок и улыбнулся Пузырю.

– Облачко опустилось на руки мужчины, сидевшего на другой скамейке, и стало красиво и завораживающе переливаться. Затем оно взлетело и село на руки девушки. Она залюбовалась им. В тот же миг два парня-студента, которые сидели на третьей скамейке, с ужасом увидели, как начала рассыпаться супружеская пара на первой скамейке. И тогда один из студентов закричал…

Фёдор Иванович вновь посмотрел на Грушу.

– Матерь божья, что это творится?! – внезапно вскричал он.

Груша свалился с подоконника, как ошпаренный, и распластался на полу. Увидев это, Василий и Пузырь громко засмеялись. Виталик кинул на них злой взгляд, поднялся и вышел из палаты, хлопнув дверью.

Фёдор Иванович улыбнулся Пузырю и Василию.

– Поверьте мне, мои юные слушатели, зрелище было действительно не для слабонервных: на первой скамейке люди сидели уже без голов, а из их рукавов и брючин сыпался песок вперемешку с пылью. То же самое начало происходить с людьми на второй скамейке. Удивление на их лицах сменилось пустотой: исчезли брови, ресницы, глаза, рот, губы – всё это превратилось в пыль.

Федор Иванович внимательно посмотрел на Пузыря и Василия. Они сидели на кроватях и смотрели в никуда. Глаза у них были пустые, «стеклянные». Фёдор Иванович отвернулся от них и продолжал:

– Второй студент завопил ещё громче первого: «Уходим отсюда»! Он орал, как резаный. Облачко тем временем зависло над образовавшейся пылью и начало втягивать её в себя, увеличиваясь при этом в размерах. Перепуганные студенты вскочили со скамейки и побежали по коридору. А облачко, сорвавшись с места, бросилось в погоню за ними…

10

Расстроенный Груша несмело постучался в кабинет заведующего ожоговым отделением.

– Кто там? Войдите! – закричал Кожало Дмитрий Антонович.

– Это я, – сказал юноша, закрывая за собой дверь.

– Что случилось, Виталик?

Груша пожал плечами.

– Я даже не знаю, – неуверенно заговорил Груша. – Может быть, я это зря…

– Не мямли, пожалуйста, не люблю я этого, – прервал его Дмитрий Антонович. – Раз пришёл, значит, говори, что тебе надо.

Груша сделал шаг в сторону Кожало.

– Да, блин, боюсь, что вы мне не поверите, но мне кажется, что в этой больнице творятся странные вещи.

Кожало кисло улыбнулся Груше и хлопнул рукой по свободному стулу рядом.

– Садись, дорогой. Меня в последнее время одолевают точно такие же мысли. Так что именно тебе кажется странным?

Груша сел.

– Да есть у нас в палате один старик. Федор Иванович. Непонятный какой-то, не похож на обыкновенных стариков. Вечно рассказывает какие-то странные истории, мне прямо плохо от них. У меня башка кружится и болит, а ещё глаз дёргается.

– Ничего себе! – удивился Кожало.

Груша проглотил ком, подступивший к горлу.

– Я специально надел наушники и стал слушать музыку. Лишь бы этого старого… в общем, чтоб не слышать, что он несёт…

Кожало почесал нос.

– Ну и что, помогло? – спросил он.

– Поначалу вроде помогло… Я расслабился, и музыка такая спокойная была, чуть не заснул вообще. А тут, прикиньте, прямо в наушниках он как заорет! Федор Иванович этот… Ну, я с подоконника и свалился…

Дмитрий Антонович засмеялся.

– Ну и что он кричал?

– Матерь божья, что тут творится?!

Кожало не выдержал и громко захохотал.

– Так и знал, что вы смеяться будете, – расстроился Груша.

Выражение лица у Кожало сразу стало серьёзным.

– Успокойся, Виталик! Я смеюсь не поэтому. Я просто представил, как ты свалился с подоконника… Знаешь, я тоже кое-что видел интересное, но давай сразу договоримся, что наши с тобой беседы мы будем пока что держать в тайне от других….

Груша кивнул.

– Считайте, договорились, – сказал он. – А что мне делать теперь?

– Не переживай, – заговорщицки прошептал Дмитрий Антонович. – Мы с тобой что-нибудь придумаем.

11

Зазвонил мобильный телефон, и Магамединов резко открыл глаза. Он задремал у себя в кабинете и только сейчас понял, что не перезвонил жене, и она, по-видимому, уже волнуется, что его до сих пор нет дома.

– Алло, Катя! – крикнул Максим Викторович спросонья в трубку.

– Максим, что у вас там такое творится? – услышал он взволнованный голос жены.

– Я же тебе говорил: забор, окружающий больницу, бьётся током. Ни войти на территорию, ни выйти…

– Максим, там всё намного страшнее, чем ты мне рассказываешь. По телевизору показывают, что от забора вашей больницы тянется какая-то ледяная плёнка, что ли…

– Куда? – протирая рукой сонные глаза, спросил Магамединов, ещё не сознавая полностью услышанное.

– Показывают, что она покрыла весь забор и медленно расползается от забора в разные стороны: к зданию больницы и в сторону города. Причём, в город быстрее…

Магамединов вскочил со стула и выбежал из кабинета, прижимая мобильный телефон к уху. Передвигаясь быстрыми шагами по коридору, он заметил шестерых больных, которые стояли у окна и смотрели на улицу. Видно было, что люди взволнованы.

В VIP– палате номер шесть находился ближайший рабочий телевизор. Войдя в пустующую палату, заведующий терапевтическим отделением воткнул вилку телевизора в розетку.

– Катя, какой канал включать?

– Второй!

Максим Викторович нажал на пульте «двойку» и через мгновение увидел на экране забор – он был весь в какой-то непонятной ярко мерцающей плёнке. Создавалось впечатление, что забор облили водой и она, не успев стечь на землю, сразу же замёрзла.

– …неизвестного науке происхождения и очень агрессивна, – говорила в микрофон журналистка. – В течение вечера от неё погибло по неосторожности около шестнадцати человек… Представьте себе это жуткое зрелище: человек наступал на плёнку… моментально: пых… пламя – и нет человека!..

Журналистка показала рукой на обгоревший каркас машины скорой помощи.

– Свидетели рассказывают, что машина скорой помощи только одним колесом случайно наехала на эту плёнку и сразу же вспыхнула. Люди в машине сгорели заживо, никто из них не успел выскочить…

– Ты видишь, какой у вас там ужас творится. Я очень боюсь за тебя. Неизвестно ещё чем всё это закончится! – раздался в мобильнике срывающийся в истерику голос Катерины, было понятно, что она уже плачет.

– Так, Катя, без истерик! – Магамединов посмотрел на часы, они показывали около одиннадцати вечера. – Катя, ты меня слышишь?

– Слышу.

– Пообещай мне, что ты будешь сидеть дома и за всем наблюдать только через экран телевизора.

– Максим…

– Катя, для меня это обещание очень важно. Я буду знать, что ты находишься дома, а не подвергаешь себя опасности по ту сторону забора. Ты меня слышишь?! Никакой паники!

– Обещаю, Максим. Но и ты мне пообещай, что вернёшься домой целым и невредимым.

– Обещаю…

Магамединов открыл две узкие створки и вышел на балкон. И сразу же ощутил, насколько резко изменилась погода на улице: лёгкий ветерок дохнул на него морозным холодом. Из его рта повалил пар.

Со стен здания больницы светили прожекторы. Куда не глянь – везде сновали люди, это были и военные, и милиционеры, и спасатели, и врачи. И по ту, и по эту сторону забора собралось много любопытных, которым было очень интересно, что же здесь всё-таки происходит. Милиционеры отгоняли людей от ледяной плёнки. Мигали проблесковые маячки машин специального назначения.

Ближе к проходной скрипнул тормозами военный грузовой автомобиль. Из него начали выпрыгивать солдаты – парни не старше двадцати лет. У каждого из них на плече висел автомат «Калашникова».

– Катя, ты, главное, не волнуйся, – закричал в мобильный телефон Магамединов и зажмурил глаза из-за яркой вспышки света.

У него вдруг резко закружилась голова, и он схватился одной рукой за перила балкона. И только через какое-то мгновение осознал, что Катя ничего не сказала в ответ. Вместо её голоса из трубки доносился непонятный вой, словно выл ветер. Магамединов начал нажимать на разные кнопки мобильного телефона, выключил и включил его снова – но связь так и не появилась. Расстроенный, он вернулся в кабинет, подошёл к телефонному аппарату, поднял трубку и вместо гудков услышал жуткое завывание ветра…

12

В двенадцатую палату ожогового отделения ворвался Груша и крикнул Пузырю и Василию, которые стояли у окна и смотрели куда-то вдаль в одну точку:

– Пацаны, вы видели, что творится возле проходной, да и вообще на улице?

Василий медленно повернулся и взглянул на Грушу стеклянными глазами.

– Видеть можно всякое, Виталик, – произнёс он равнодушно. – Но не в этом кроется смысл всего сущего…

Груша оторопел и чуть не взвизгнул, несколько волосков на его черепушке стали дыбом.

– Василий… э-э-э… Это т-ты? – прошептал он. – Или… п-прикалываешься?..

Тут повернулся Пузырь. Глаза у него были такие же холодные и стеклянные, как у Василия.

– Перепуганные студенты вскочили со скамейки и побежали по коридору, – заговорил монотонным голосом Пузырь. – А облачко, сорвавшись с места, бросилось в погоню за ними…

Глава четвёртая. Ледяной ужас

1

– Ты слышишь это? – спросила Весюткина Круглову.

Они находились во дворе больницы и наблюдали за всем, происходящим вокруг. С неба падали крупные снежинки – необычное явление для апреля, но оно не вызывало у людей восторга, только ещё больше нагоняло паники.

Через каждые три минуты ярко вспыхивала ледяная плёнка. Толщина её увеличивалась за счёт того, что сверху нарастал новый слой. Благодаря прожекторам было отчётливо видно: где она только что образовалась, а где уже имела второй слой. Если первый слой был гладким, сплошным, то второй был неоднородным, состоящим из каких-то ледяных фигурок, разных по величине.

– Что – слышишь? Ты о чём? Инга, что с тобой? Ты какая-то вся белая.

– Стоны. Словно стонут раненные или смертельно больные люди. Неужели ты не слышишь?

– Инга, давай уйдём отсюда… Инга!

Круглова в считанные секунды сообразила, что Весюткина теряет сознание, и успела её подхватить, когда та начала медленно оседать на землю. Елена Степановна дотащила Ингу Вацлавовну до скамейки, усадила её, и, держа одной рукой за плечо, второй приподняла её подбородок и посмотрела в расширенные зрачки.

– Инга, в чём дело? Что с тобой?

– Им всем плохо, они просят о помощи, – зашептала Инга.

– Кому плохо? – сквозь зубы спросила Круглова и почувствовала, как мурашки поползли по спине.

– Им всем… здесь находящимся…

– Инга, ты меня пугаешь!

– Но мы ничем не сможем им помочь.

Елена Степановна ещё раз глянула в глаза своей подруге и поняла, что Весюткина чем-то одурманена и потому несёт бред. Круглова ударила её по щеке, но ничего этим не добилась.

– Бойся девушки в чёрном.

– Инга, очнись, я умоляю тебя! – заорала Круглова. – Люди, есть у кого нашатырь?

Инга Вацлавовна закатила глаза и стала валиться набок. На крик Кругловой прибежал заведующий хирургическим отделением Николаев.

– Что с ней? – спросил он.

– Сама не пойму. Как будто в неё кто-то вселился. Одержимая какая-то…

– Не говори глупостей, – Николаев взял на руки лёгкую, как пушинка, Весюткину и ринулся к входным дверям.

Круглова опередила его и распахнула створки. С лёгкостью спортсмена Николаев побежал по коридору первого этажа.

Люди, сидевшие на скамейках и стульях в ожидании того, что скоро всё закончится, как дурной сон, проводили взглядом удаляющегося в сторону левого крыла Павла Петровича с его лёгкой ношей и бегущую впереди него Елену Степановну.

Николаев занёс Весюткину в первый бокс приёмного покоя и уложил на кушетку.

– Ирочка! – крикнул медсестре Николаев. – Срочно несите нашатырь.

Медсестра быстро принесла пузырёк и, смочив ватку, протянула её Павлу Петровичу. Тот отмахнулся от ватки, вырвал из рук Ирочки пузырёк с нашатырём, открыл его и поднёс к носу Весюткиной.

Инга Вацлавовна резко вздрогнула и широко открыла глаза. Её сразу же затошнило и чуть не вырвало.

– Инга, что с тобой? – заплакала Елена Степановна.

– Всё в порядке, просто голова закружилась и немного подташнивает… Потолок плывёт перед глазами… Чувствую, как сердце колотится в груди…

– Инга Вацлавовна, вы случайно не беременны? – поинтересовался Николаев.

– Хотелось бы, Павел Петрович, но от вас… разве дождёшься, – слабо улыбнулась Весюткина. – Вроде полегчало… Я сегодня почти ничего не ела. День какой-то дурацкий выдался. А на голодный желудок ещё и не такое бывает.

Круглова смочила полотенце холодной водой и осторожно вытерла лицо Инги.

– Павел Петрович, вы можете идти. Я думаю, что дальше всё будет в порядке. Я за ней пригляжу.

– Ну, давайте, девчонки, не хворайте больше! – произнёс Николаев и покинул бокс, тихо закрыв за собой дверь.

– Ты меня напугала, – сказала Круглова.

– А что хоть произошло? Если честно, я ничего не помню, – ответила Весюткина.

2

Груша не знал, что ему делать. Василий и Пузырь смотрели на него стеклянными глазами и несли полную чушь.

– Смотри на нас и принимай всё так, как оно есть, – пятый раз повторил Василий и потянулся руками к Груше.

– Ты глупый, Груша, и слабый. И не тебе делать выбор, – произнёс Данька Пузырёв и тоже выставил свои руки.

Василий и Пузырь шагнули вперёд.

– Принимай всё так, как есть, – прошептали они в унисон.

– Ага, пацаны, я всё учту. Вы только не переживайте по этому поводу, – сказал им Груша, попятился и повернулся лицом к выходу.

И вдруг прямо перед ним появился Фёдор Иванович. Он стоял в проёме дверей и улыбался. Виталик встал как вкопанный. Его сердце чуть не разорвало грудную клетку.

– Что с тобой, Груша? – участливо спросил старик. – Ты чего такой напуганный?

Виталик сжал кулаки и двинулся прямо на Федора Ивановича.

– Пропусти меня, а то худо будет! – заорал он.

Старик сделал шаг в сторону и показал Груше рукой на выход.

– Иди, сумасшедший. Кто тебя держит?

Сразу же после этих слов за спиной Груши раздался хохот. Груша обернулся и посмотрел на Василия и Пузыря. Глаза у них были живые, не стеклянные, словно оттаяли.

– Груша, ха-ха… Тебе надо лечиться, пока не поздно, – заговорил сквозь смех Василий. – Правильно, я говорю, Пузырь?

Пузырь кивнул, корчась от смеха. Груша кинул взгляд на Фёдора Ивановича. Тот тихо смеялся, качая головой.

– Да, пошли вы все!!! – крикнул Груша и выскочил из палаты.