Текст книги "Гоп-стоп по-испански"

Глава 16
Усыпальница святого Иоанна

Мы подошли к входу в собор как раз в тот момент, когда щелкнул, открываясь, обесточенный электрозамок и у двери погас свет.

– Вход в собор открыт! – бросил я в эфир и в ответ явственно услышал, как у Егора вырвался вздох облегчения.

Однако мое сообщение адресовалось не столько Теплякову, сколько Сильвестрову, которому я давал понять, что он свою часть работы выполнил, отключил электричество именно там, где и следовало. Но Сильвестров в эфир не вышел – то ли опять забыл что‐то включить на переговорном устройстве, то ли не посчитал нужным отвечать мне. Ладно, если он обиделся, как‐нибудь переживу.

Я открыл едва слышно скрипнувшую дверь и переступил порог собора, пахнущего ладаном и лампадным маслом. Следом за мной вошел внутрь Михаил и осторожно закрыл ее за собой. Мы постояли несколько мгновений, дожидаясь, когда глаза привыкнут к темноте. Свет решили не включать, чтобы не привлекать к горящему внутри собора освещению чье‐либо внимание. Хотя, возможно, электричества в Санта‐Лучине и не было, не исключено, что Сильвестров обесточил не только дверной замок, а весь собор. Выяснять это времени не было, да и желания тоже – как известно, грабители предпочитают действовать в темноте. Впрочем, полной темноты как таковой не было, где‐то вдалеке перед дарохранительницей горела лампада, дававшая слабый свет, при котором глаза различали кое‐какие предметы в соборе, а на некоторых золотых украшениях – блики. Обстановка при таком освещении казалась жутковатой, мистической, угнетающей.

«То ли еще будет, когда мы доберемся до тайника в захоронении!» – подумал я и невольно поежился.

Осторожно, чтобы не наткнуться на что‐либо – в углах и за колоннами была кромешная темнота, – мы с Михаилом двинулись к правой стене.

– И как раньше люди обходились без электричества? – словно угадав мои мысли, проворчал Березин.

– Да, тоскливо было при свечах‐то, – подтвердил я, чтобы поддержать разговор, а то действительно становилось как‐то жутко. И если бы сейчас вдруг из‐за одной из колонн вышел какой‐нибудь монах, оставшийся, скажем, помолиться в храме, то у меня, наверное, от страха разорвалось бы сердце.

К счастью, ни на что не наткнувшись, мы дошли до стены и, держась вдоль нее, добрались до решетчатой двери в коридор.

Вот, черт! Не в храме будет сказано, но она оказалась закрытой.

– Что будем делать? – обескураженно спросил Березин.

Я просунул руку сквозь одну из ячеек решетки, нащупал засов, но замка на нем не обнаружил.

– Отчаиваться пока рано, – проговорил я и потребовал: – Посвети‐ка фонариком!

Березин молча достал из кармана сотовый телефон, включил на нем фонарик и направил луч на решетку. Опасение наше, что мы не сможем попасть в коридор, оказалось напрасным – замок на двери отсутствовал, она была прикрыта, причем с обратной стороны на засов с поворачивающейся вниз ручкой. Я разблокировал его, отодвинул его в сторону и распахнул дверь. Здесь, в коридоре, в глубине собора, в закрытом со всех сторон пространстве можно было не опасаться, что кто‐то снаружи увидит свет, и мы не стали выключать фонарик. Приблизившись к массивной старинной двери из дерева, остановились, и Михаил, взявшись за ручку, осторожно потянул ее на себя. К счастью, и здесь дверь была не заперта. Наверняка внутри храма не предусмотрены запоры – служители церкви привыкли доверять своим прихожанам.

Мы вошли в помещение с низким потолком, освещенное тусклым светом лампады. Здесь намного сильнее, чем в зале, пахло ладаном и лампадным маслом, очевидно, за счет того, что помещение было маленьким и не проветривалось. В этом помещении, с тех пор как его построили, по всей вероятности, ничего не менялось, разве что на стенах появились относительно новые (ну, может быть, им всего-то пару веков) иконы, висело распятие, а так все остальное оставалось нетронутым – каменная кладка, каменный же пол, по углам каменные статуи с печальными ликами.

У правой стены от входа усыпальницы стояло изваянное из камня ложе, на нем, укрытый покрывалом, лежал старец. Очевидно, под этим изваянием и покоился прах святого Иоанна. Хоть было тягостно находиться в этом каменном мешке, я, по‐прежнему не выдавая своего состояния – не в моих правилах праздновать труса, – тоном человека, которому все нипочем, объявил:

– Давай, Мишаня, ищи кнопку, которая открывает тайный вход.

Березин тоже оробел, но в отличие от меня не мог скрыть своего состояния – даже при тусклом свете лампады и горевшего в его руках фонарика на мобильном было видно, как побледнело и обвисло его лицо, мимику которого он от страха не мог контролировать. На негнущихся ногах Михаил двинулся в левый угол усыпальницы, где находилась статуя, и там, как было написано в письме погибшего несколько веков назад в пещере Хуана Карлоса де Луиса, следовало утопить десятый во втором ряду камень, и тогда должен открыться вход в усыпальницу святого Иоанна. Михаил приблизился к углу, тыча пальцем в стену, стал отсчитывать нужный камень. Его губы беззвучно, словно молитву, шептали, произнося цифры. Дойдя до цифры восемь, он вдруг запнулся и повернулся ко мне с удивленно вытянутым лицом.

– Что такое? – не понял я.

– Игорь! – прошептал он трясущимися от страха и изумления губами. – Десятый камень находится за статуей.

– Не может быть! – не поверил я своему напарнику, приблизился к углу и сам стал считать расположенные во втором ряду от угла камни. Действительно – половина восьмого, а девятый и десятый камни прятались за спиной статуи, изображавшей святого с курчавой бородой, держащего в опущенной вниз руке ключ и одетого в ниспадающую складками просторную одежду. Я попытался просунуть руку под плечи статуи и надавить на камень, но мраморное плечо святого находилось так близко от стены, что в щель нельзя было просунуть даже палец. Я стал надавливать на соседние камни в надежде на то, что один из них под усилием моей руки уйдет в стену, подумав, что, возможно, мы что‐то неправильно прочитали в послании архидиакона и секретный камень находится в другом ряду, но, увы, ни один камень не сдвинулся с места.

В этот момент раздался голос Егора:

– Игорь, Михаил, как у вас дела? Где вы?

Я нажал кнопку обратной связи и невесело проговорил:

– Мы на месте, но у нас загвоздка. Секретный камень оказался спрятанным за статуей.

Тепляков несколько мгновений переваривал полученную информацию, потом предложил:

– Может быть, как‐нибудь отодвинуть статую?

– Как раз это мы сейчас и попытаемся сделать, – объявил я, примериваясь, как бы лучше обхватить изваяние и попробовать сдвинуть его с места.

Взяв статую за плечи, я повернул ее вправо, влево, попробовал наклонить на себя – бесполезно, она держалась намертво.

– Давай‐ка, Миша, подсоби! – обратился я к стоявшему столбом Березину.

Тот положил на пол мобильный телефон с горевшим на нем фонариком, мы обняли статую вдвоем, попробовали вытащить ее из угла, а когда это не получилось, хотя бы повернуть – тот же результат, статуя держалась мертво.

– В общем, бесполезно, – безотрадно проговорил я.

– Господи, ну сделайте же что‐нибудь! – неожиданно вклинился в разговор голос Тропининой, в котором звучали истерические нотки. – Сломайте, в конце концов, эту статую! Мы почти добрались до цели, и вдруг из‐за такого глупого препятствия разрушатся все наши планы?!

Михаил вопросительно взглянул на меня, но я в ответ покачал головой:

– Нет, этого делать мы не будем. В любом случае нам нужно уйти из собора так, чтобы никто не догадался, что мы в нем побывали.

– Ищите тогда другой вариант, – жестко сказала в микрофон Аксенова Женя. – Вы же мужики, придумайте там что‐нибудь.

Я шумно вздохнул:

– Ну, давай, Мишка, будем думать.

При свете лежащего на полу фонарика мы стали ощупывать статую, нажимать на всевозможные выступы и впадины, но изваяние было монолитным и никаких кнопок не имело, хотя я даже попытался нажать на глаза святого, вспомнив о прочитанной в детстве книге Николая Рыбакова «Бронзовая птица», на глаза которой следовало нажимать, чтобы открылся тайник. И когда мы уже отчаялись найти секретную кнопку, Михаил взялся за большой ключ в руке изваяния, и тот вдруг провернулся вокруг своей оси. Что‐то в статуе щелкнуло, и она едва заметно дрогнула. По едва ощутимому колебанию статуи стало ясно: то, что намертво крепило изваяние к полу, отошло, и больше его ничто не удерживает.

Мы с Михаилом переглянулись.

– Кажется, тебе удалось разгадать секрет этого каменного старца, – проговорил я, затем взял статую за плечи и попробовал сдвинуть ее с места.

Правая сторона статуи без особых усилий с моей стороны отошла от стены, открыв именно тот камень, который нам с Михаилом и был нужен. С замирающим сердцем я потянулся к нему и надавил. Камень легко ушел в стену, и вновь что‐то щелкнуло, на этот раз внутри надгробия, изображающего лежащего на ложе старца. Я с самодовольной улыбкой взглянул на Березина:

– А архидиакон Хуан Карлос де Луис об этой статуе с секретом ничего в своем письме не говорил.

У историка был вид обалдевшего от счастья человека.

– Видимо, на всякий случай от недобрых людей шифровался, – постепенно приходя в себя, ответил он. – Но сейчас это не имеет уже никакого значения. Главное, чтобы клад был на месте.

– Будем надеяться, – сказал я и, включив кнопку обратной связи на переговорном устройстве, бросил в эфир: – Все в порядке, мы, кажется, у цели.

– Неужели удалось открыть тайник? – с плохо скрываемой радостью спросил Егор.

– А это мы сейчас увидим.

Я подошел к надгробию, Михаил последовал за мной, и мы, взявшись за него, попытались сдвинуть с места. Не получилось. Взялись с другой стороны, тоже напрасно. Удалось это сделать только с третьей попытки. Когда мы ухватились за правый угол надгробия, оно вдруг повернулось, как дверь на петлях, открывая в полу лаз. Пахнуло плесенью, затхлостью, сыростью, было ясно, что в подземелье уже несколько десятилетий, а скорее всего, веков не поступал свежий воздух. Я вспомнил о гробнице Тутанхамона, о том, что люди, вскрывшие ее, стали вскоре умирать по неизвестным причинам. Возможно, и меня ждет такая же участь за то, что я посмею потревожить прах почившего в бозе много веков назад святого Иоанна, или заражусь спорами какого‐нибудь грибка, законсервировавшегося здесь с тех времен и смертельного для меня, потому что в моем организме нет против него иммунитета.

Я посмотрел на Михаила:

– Кто полезет?

Но можно было не спрашивать, потому что по посеревшему лицу Березина и так было ясно, что он не рискнет спускаться в подземелье.

– Понятно, – проговорил я невесело. – Я думал, историки народ отчаянный, ради науки готовы лезть хоть к черту на рога.

Михаил отмолчался, а я достал из кармана свой мобильный телефон, включил на нем фонарик и, преодолевая суеверный страх, ступил на первую ступеньку уходящей вниз лестницы. По мере того как я спускался, рассеянный луч фонаря освещал все большее и большее пространство, вот показалась грубая каменная кладка склепа, нити вековой паутины, затем противоположная стена с нишей, в которой стоял гроб. Я покрутился вокруг своей оси, освещая пространство склепа, но кругом были голые стены, и никакого даже намека на ларец с сокровищами Колумба.

– Ну, что там? – спросил Березин, присев на корточки на краю лаза.

– Пусто, – проговорил я, не скрывая своего разочарования.

– То есть как пусто?! – сквозь помехи, очевидно, вызванные глубиной подземелья и толщиной каменной кладки прозвучал в моем ухе голос Егора.

– Ну, как бывает пусто? – проговорил я, внезапно раздражаясь из‐за глупого вопроса. – Кругом голые стены, и только гроб стоит!

– Загляни в гроб! – раздался не вполне трезвый и насмешливый голос Сильвестрова.

– Вас бы сюда на мое место, – проворчал я, тем не менее подошел к нише, где стоял гроб, приподнял крышку и, посветив в него, заглянул внутрь. Там лежало, собственно, то, что и должно было лежать, – мощи святого Иоанна.

– Ну, как дела? – на сей раз нетерпеливо спросила Тропинина.

В эфире вновь раздались помехи, что-то заскрипело, будто где-то открывалась дверь, и я, чтобы лучше всем было слышно, погромче с издевательскими нотками сказал:

– Если ты думаешь, что гроб доверху набит сокровищами Колумба, то ошибаешься. В нем всего лишь скелет. Ладно, друзья мои. Выхожу я отсюда.

– Подожди, подожди, – раздались в эфире сразу несколько голосов, а Саша Смольникова умоляющим голоском попросила:

– Ну, Игорь, Игореша, ну, подожди немножко! Посмотри, может быть, там где‐то в стенках тайник какой‐нибудь есть? Ты глянь, все же сходится: и склеп есть, и мощи есть, должны быть и сокровища.

Я глянул вверх, где в проеме маячила фигура Михаила Березина, и меня вдруг передернуло от мысли: а что, если сейчас этот историк вдруг возьмет да и задвинет надгробие на место и похоронит меня заживо в этом склепе? Стараясь не думать о таком печальном исходе моего спуска в подземелье, я все же внял просьбе Александры и принялся обследовать стены склепа, подсвечивая себе фонариком. Постучал ногой по кладке, понадавливал рукой на камни, но, к сожалению, нигде секретных устройств, открывающих какую‐либо нишу, не обнаружил.

– Должен констатировать, – сказал я уныло, – что моя миссия по поиску клада Колумба оказалась безрезультатной.

С этими словами я быстро взбежал по ступеням лестницы и только здесь, на поверхности, вздохнул свободно. Слава богу, выбрался из царства Аида живым. В эфире стояла мертвая тишина, все были удручены неудачей, слышалось лишь дыхание и сопение отдельных членов нашей команды, забывших выключить микрофоны. Не знаю, почему, но именно я больше всех ощущал вину за то, что мы не нашли сокровища Христофора Колумба.

– Глупо, конечно, рассчитывать на то, – проговорил я, как бы оправдываясь, – что за пять веков никто не побывал в склепе святого Иоанна, в том числе и историки, – и посмотрел на Михаила: – А насчет изваяния старца, прикрывающего собой десятый по счету камень с секретом, архидиакон Хуан Карлос не упомянул в своем письме, скорее всего, потому, что, когда он перепрятывал в склеп сокровища Христофора Колумба, статуй в усыпальнице еще не было. Их поставили уже после того, как обнаружили, каким образом открывается тайный вход в склеп, забрали оттуда ларец с драгоценностями, а чтобы любопытные, случайно сумевшие разгадать секрет открытия склепа, не тревожили прах святого, поставили по углам усыпальницы статуи, одна из которых и прикрыла собой секретный камень.

В эфире продолжала сохраняться мертвая тишина, словно все меня игнорировали, молчал и Березин, стоявший с хмурым и обиженным видом посреди усыпальницы.

«Да пошли они все подальше, – подумал я со злостью. – С какой стати я должен перед ними оправдываться? Мне следовало бы не чувство вины испытывать, а радоваться тому, что мы не нашли сокровища, не вынесли их из храма, а значит, не совершили никакого преступления. А то, что влезли в собор, так мы же ничего не взяли. Да никто и не узнает, что мы побывали здесь. Хотя не факт, надо еще выбраться из Санта‐Лучина без приключений. А потому следует торопиться».

Не дожидаясь помощи Березина, я схватился за угол надгробия и придвинул его к стене до щелчка, свидетельствовавшего о том, что вход в склеп надежно закрыт. Затем направился к статуе, которую тоже стал устанавливать на место. Спохватившийся Березин подошел ко мне и принялся помогать. Вдвоем мы развернули изваяние старца плечом к стене и зафиксировали его в таком положении, повернув в руке статуи ключ.

– Все, мы покидаем усыпальницу Святого Иоанна! – сообщил я всем слышавшим меня в эфире членам нашей команды и твердым шагом направился к выходу из усыпальницы.

Мы в обратном порядке прошли коридор, пересекли собор и приблизились к двери.

– Мы выходим из собора! – сказал я, обращаясь к координатору наших действий.

– Выходите, – дал добро Егор, однако уже не столь приподнятым тоном, каким говорил в начале нашей операции по проникновению в Санта‐Лучина.

Чуть слышно скрипнула закрываемая нами дверь, когда мы с Михаилом покинули пределы церкви и оказались во дворе.

– Можно включать электричество.

– Включай, Николай! – так же вяло дал команду Егор.

За спиной щелкнул электромагнитный замок, запирая двери.

– Твоя очередь, Саша! – подал команду Егор Смольниковой, и сразу же обратился к «женщине-хлорофитуму»: – Маша, если на твоем посту все в порядке и охранник спит, можешь потихонечку выходить из калитки и двигаться к скиту. Место встречи всех участников нашей операции именно там.

Мы с Березиным быстро пересекли двор и остановились у будки охранника. Он по‐прежнему спал, не меняя позы, все так же уткнувшись лицом в стол.

– Мы у ворот собора, – сообщил я Егору. – Дальше что?

– Ты остаешься на месте, Миша может идти в скит.

Березин без лишних слов выскользнул за калитку.

– Саша и Николай покидают свои посты и тоже отправляются в скит, – продолжал распоряжаться тусклым голосом Тепляков – ему явно не хотелось завершать операцию с нулевым результатом. – Как только они минуют двор, Женя с Лерочкой осторожно отклеивают от датчиков движения изоленту и по очереди отправляются к месту встречи группы. Тебе, Игорь, предстоит закрыть дверь, после того как все покинут двор Санта‐Лучины, а самому влезть в гостиницу, а потом выйти из нее через черный ход.

– Я покину двор собора иным путем, – заявил я, окидывая изучающим взглядом ворота. – Есть тут у меня одна идейка. Только тебе придется сумку мою с вещами прихватить из номера и привезти ее в отель.

– Как знаешь, – не стал возражать Тепляков. – А сумку я тебе привезу. – Он вздохнул и с сожалением в голосе добавил: – Жаль, что у нас ничего не получилось. Всем спасибо и до свидания, вернусь в отель «Индиана Парк» завтра. – И с этими словами отключил свой микрофон.

Дождавшись, когда мимо меня пройдут Смольникова, Сильвестров, а чуть позже сестры Аксеновы, я сунул в замочную скважину калитки ключ, повернул его, закрывая замок, затем приблизился к будке охранника и открыл дверь. Рослый чернявый страж никак не реагировал. Я осторожно вошел в помещение, приблизился к столу и очень аккуратно положил ключ на столешницу. Затем быстро вышел из комнаты и плотно прикрыл за собою дверь. Интересно, когда охранник очнется, вспомнит ли он о том, что, заходя в свою сторожку, закрывал за собою дверь? Впрочем, после такой дозы наркоза вряд ли. А если обратит внимание, что дверь не закрыта, спишет на свою забывчивость – решит, что просто забыл запереть.

Бросив последний взгляд на двор, где на второй его половине вновь тускло горел свет и пространство перед входом в Санта‐Лучина вновь пересекали еле заметные лучи датчиков движения, я подошел к воротам и, используя поперечные брусья, к которым были прибиты с обратной стороны доски, стал быстро взбираться по ним. Достигнув вершины, перевалился на другую сторону, повис на пару секунд и спрыгнул на землю. Надеюсь, никем так и не замеченный, я медленно пересек площадь перед монастырем.

Глава 17
Кто это сделал?

Возвестив стуком в двери скита о своем возвращении, я с трудом втиснулся в тесное помещение, битком забитое несостоявшимися миллионерами. Но шутить по этому поводу не стал – вряд ли пребывавшие в глубоком унынии и тоске подельники оценили бы мой юмор, и приготовился отразить любые нападки и обвинения по поводу того, что не сумел отыскать в склепе клад с сокровищами Христофора Колумба. Однако я ошибся – никто в мой адрес не сказал ни слова.

Идти в селение было пока рано, транспорт еще не ходил, да если бы и ходил, возвращаться той же дорогой, какой мы попали в монастырь, мы не хотели. Если бы все же полицейские дознались о том, что в Санта‐Лучине кто‐то побывал этой ночью, наша компания, возвращавшаяся с утра из Барберы, вызвала бы подозрения. А потому мы решили идти другой, более длинной, разведанной ранее Михаилом Березиным дорогой через гору и вернуться в Сусанну Круз на электричке, правда, с двумя пересадками. А чтобы не плутать впотьмах, дождаться утренних сумерек. Коротали время за разговорами, в которых старательно избегали темы постигшей нас сегодня неудачи, хотя, конечно же, скрыть свое настроение никому не удавалось. В интонациях всех сквозили печаль, уныние, а то и тоска. Наконец, когда рассвело, мы вышли из скита и гуськом потянулись за шедшим впереди по тропинке Михаилом Березиным. Не доходя до станции электрички, разбились на пары, а уже на самой платформе растянулись на всю ее длину, делая вид, будто не знаем друг друга.

Усталые морально и физически и не выспавшиеся, мы вернулись в Сусанну Круз. В отель прибыли как раз к завтраку. После него Березин отправился сдавать взятые в аренду переговорные устройства, мы же все разбрелись по своим номерам. Не знаю, кто чем занимался, а я, приняв душ, завалился спать и продрых несколько часов. Я мог бы проспать еще больше, если бы около четырех часов не раздался стук в дверь. Просыпаться не хотелось, я повернулся на другой бок и положил на голову подушку в надежде, что визитер постучит, постучит да и уйдет. Однако стук повторялся с настойчивостью дятла, долбящего древо, и я был вынужден встать. Прошлепав босыми ногами по кафельной плитке в коридор, открыл входную дверь. На пороге стоял наш «посыльный» – Лерочка Аксенова.

– Чего тебе? – спросил я хмуро.

– Слыхали?.. – Девушка, как обычно, «притормозила», подбирая нужные слова, затем продолжила: – Собор Санта‐Лучина ограбили.

Не очень‐то понимая, о чем идет речь, я буркнул:

– Что значит ограбили? Откуда такие сведения?

– Так, э‐э‐э… – девица почесала ногу о ногу. – Там по телику целый день говорят в новостях.

Я все еще спросонья никак не мог въехать в ситуацию, но понял, что произошло нечто серьезное, а потому пробубнил:

– Давай, проходи, разберемся.

Пока девица входила и закрывала за собой двери, я быстро вернулся в комнату, напялил шорты и включил пультом дистанционного управления телевизор. Лерочка вошла в номер и, повинуясь моему жесту, села на краешек кровати. Переключая с помощью пульта каналы, я присел на соседнюю кровать. По телику шли фильмы, какие‐то передачи на местном языке, которые меня не интересовали. Наконец на экране появилось широким планом лицо симпатичной дикторши, и Лерочка взмахнула рукой, останавливая меня.

– Вот как раз новости идут. Сейчас повторят.

Мы некоторое время сидели, дожидаясь, когда дикторша заговорит на интересующую нас тему. Вскоре на экране появилось изображение собора, и голос за кадром заговорил на испанском языке.

– Переводи! – потребовал я.

– Ну, в общем… – С меканьем, беканьем и паузами между фразами, для того чтобы подобрать нужные слова, Лерочка стала переводить: – Она сообщает, что сегодня ночью… неизвестные похитили из собора Санта‐Лучина при монастыре Барбера… старинный золотой крест со вставленными в него многими бриллиантами… И еще кое‐какие другие драгоценности… м‐м‐м… Стоимость похищенного оценивается в несколько миллионов долларов… Но не это главное, а то, что пропал бесценный крест… э‐э‐э… национальная реликвия Каталонии и предмет паломничества миллионов… э‐э… верующих, не только Испании, но и всего мира…

На экране на черной бархатной подушечке появился приличных размеров золотой крест, щедро украшенный бриллиантами и поражающий воображение своим великолепием, потом ожерелье, витое кольцо с непрозрачным зеленым камнем, еще несколько драгоценностей. Дикторша за кадром продолжала вещать довольно оживленно, сообразно южному темпераменту, Лерочка же – переводить монотонно, в соответствии со своим темпераментом.

– Она говорит, что, по поверью, крест обладает чудодейственной силой, способной излечивать от всевозможных болезней, и тот, кто обладает им, становится всемогущим… и… что теперь народ… м‐м‐м… понес большую… э‐э… утрату. Но полиция Каталонии и Испании обязуется во что бы то ни стало найти преступников и вернуть артефакт.

За то время, что Аксенова‐младшая говорила, я успел окончательно проснуться, и каждое слово Лерочки, переводившей речь прелестной дикторши, было сродни удару молотка, вгоняющему в мой мозг все глубже и глубже гвоздь.

«Что она несет?! Какое ограбление?! Какой крест?! Какие драгоценности?! Мы же ничего не взяли из этого собора! – И тут до меня дошел весь ужас сказанного дикторшей в переводе Аксеновой‐младшей. – Неужели?!! Да нет, не может быть!!! Все вроде бы нормальные ребята. Хотя черт их знает!»

Я вскочил и заметался по комнате. Молодая особа с любопытством следила за всеми моими передвижениями.

– Что вы это… думаете по этому поводу? – спросила она, когда я в смятении остановился посреди комнаты.

В голове был сумбур, я тупо посмотрел на девушку, потом в мозгах немного прояснилось, и я ответил:

– Что тут думать? Разбираться надо… Давай, труби сбор! Соберемся в комнате Теплякова, будем выяснять, что произошло.

– Так уже почти все собрались, – простодушно ответила девица. – За вами вот прислали.

Я все еще не мог прийти в себя от пережитого стресса. Мне нужно было хотя бы несколько минут для того, чтобы собраться с мыслями, побыть одному.

– Хорошо, Лерочка, ты иди, а я сейчас поднимусь.

С этими словами я выпроводил девушку из номера, вошел в ванную и сполоснул под холодной водой лицо. Если бы я курил, то сейчас наверняка выкурил бы пару сигарет подряд. Можно было бы, конечно, и по‐иному снять стресс – выпить, скажем, пару рюмок коньячку, но сейчас нужен был трезвый ум, поэтому я ограничился лишь холодной водой, которую выпил прямо из горлышка бутылки, достав ее из холодильника. Конечно, то, что произошло, было ужасно, и требовалось разобраться в случившемся и найти виновного. Я сел на кровать и принялся размышлять, в деталях вспоминая прошедшую ночь и припоминая, кто, где находился во время нашего так называемого проникновения, а теперь, можно сказать, ограбления собора Санта‐Лучина. «Ах, друзья‐товарищи! – с горечью подумал я. – Лоханули Игоря! Ладно, разберемся, кто из нас лох».

Я решительно встал с кровати, быстро вышел из номера и закрыл за собой дверь. Злой, как черт, поднялся в номер Егора Теплякова. Здесь уже были обе сестренки Аксеновы, сам хозяин номера Тепляков, Миша Березин и женщина‐хлорофитум. Не хватало только Саши Смольниковой и Николая Сильвестрова. Когда я вошел, сбившаяся в тесный кружок пятерочка что‐то бурно обсуждала, а при моем появлении вдруг замолчала и выжидающе уставилась на меня.

– Это как понимать?! – спросил я, сдерживая клокотавшую во мне злость.

– Что именно? – словно не понимая, о чем идет речь, спросила Мария Тропинина, хлопая своими круглыми глазами за стеклами очков.

Я хотел было объяснить ей популярными в определенной среде словами, но в этот момент вошла Смольникова. Вид испуганный, пухлые щечки пылают, в синих глазках удивление.

– Что, правда, что ли, вчера из собора того… фьють, – спросила она, останавливаясь возле кровати, и сделала жест рукой, каким выгоняют случайно забредшую в дом бродячую собаку.

– Правда, правда, – подтвердил я, очень недовольный тем, что мою обвинительную речь прервали.

Но Смольникова, похоже, мой недовольный вид не замечала.

– Гос‐по‐ди! – воскликнула она, прижимая к щекам свои худенькие ладошки, и безвольно опустилась на край кровати. – Что же теперь буде‐ет!

– Вот и я о том же, – поддакнул я, продолжая стоять в позе оратора, и вновь открыл было рот, чтобы высказать накипевшее, но меня опять прервали – на сей раз в номер ввалился Сильвестров.

Заспанный, хмурый, всклокоченный, распространяющий вокруг себя запах перегара.

– В чем дело? – недовольно проговорил он и тяжело плюхнулся на кровать. – Долго эти дурацкие собрания будут проводиться?

Судя по вопросу, Сильвестров пока еще ничего не знал, и мне пришлось пояснить ему:

– Сегодня ночью кто‐то из нас украл из собора представляющий огромную ценность крест и кое‐какие драгоценности.

Я замолчал и уставился на Николая, дожидаясь его реакции. Она последовала, но не та, которую я ждал.

– Ха! – воскликнул он, вытирая свои мясистые влажные губы ладонью, и, расплываясь в похабной улыбке, восторженно проговорил: – Ну, мы молодцы, ребята, я, честно говоря, не ожидал от вас такого… Молодцы, молодцы! – Прикрыв глаза, он с хитроватым видом погрозил нам толстым пальцем: – Не зря, значит, мы вчера в храм‐то лазали. Не зря рисковали. Хоть что‐то да уперли! – Казалось, его счастью не было предела. – Ну, где этот крест и драгоценности? Покажите!

Мне подумалось, что он сейчас в порыве благодарности начнет нас всех по очереди целовать. По‐видимому, Николай не очень‐то понимал чудовищность произошедшего, и я возмутился:

– Ты что, совсем того? – и постучал по своей голове костяшками пальцев. – Не понимаешь, что случилось?

– А что? – все еще пребывая в благодушном полупьяном состоянии, когда все вокруг кажутся милыми и симпатичными, спросил Сильвестров. Он, видать, перед тем как идти сюда, похмелился, потому что его развозило прямо на глазах. На старые дрожжи‐то. – Не растерялись, молодцы! Прихватили драгоценности из собора, прибыль поделим на всех. Так будет честно.

Мне стоило немалых усилий, чтобы совладать с собой, не врезать как следует этому борову между глаз за его глупость, дурацкое поведение, наглую рожу.

– Понимаешь ли ты… чудак… – процедил я сквозь зубы, – что из собора похищена реликвия, национальное достояние Каталонии. Теперь на нас ополчится вся полиция Каталонии и Испании, ну и Интерпол наверняка.

– Да плевать на ментов! – развязно проговорил Сильвестров.

– Да помолчи ты! – пренебрежительно махнула рукой в сторону Николая Смольникова и посмотрела на меня широко открытыми глазами.

Что я мог ответить моей партнерше по курортному роману? Успокоить ее? Сказать, что произошедшее – пустяки, что все будет хорошо? Что она ничего не должна бояться рядом со мной, потому что я, большой и сильный, огражу ее от всех неприятностей? Ничего подобного! Положение было ужасным, я бы даже сказал, чудовищным, и преуменьшать размеры свалившейся на нас беды я не собирался.

– Более чем серьезно, Саша! – заявил я со строгим выражением лица и оглядел всех присутствующих. – Потому предлагаю сознаться, кто взял крест и драгоценности, и вернуть их властям Каталонии.

Все молчали, избегая смотреть друг другу в глаза.

– Да ладно! Признавайтесь! – ухмыльнулся Сильвестров. – Делитесь добычей!

– Замолчи, дурак! – резко осадила его Мария Тропинина.

– Чего‐о?! – тут же набычился Сильвестров, попробовал приподняться, но изрядно накачанный алкоголем, сумел лишь привстать.

– Слушай, Коля, – вступил в разговор Тепляков и сделал брезгливую гримасу, – давай без юмора. Без тебя тошно. Помолчи, пожалуйста.

На Николая со всех сторон зашипели, а женщины еще и замахали руками, и он, видя всеобщее негодование, заткнулся.