Текст книги "Гоп-стоп по-испански"

Глава 15
Проникновение

Далеко за полночь, когда монастырь и гостиница для паломников погрузились в глубокий сон, Егор позвонил Евгении Аксеновой и коротко сказал:

– Можно приступать. После того как решите вопрос с охранником, выходите на связь по переговорным устройствам. Мы будем в зоне доступа.

С этими словами Егор отключил мобильный телефон, и мы, врубив переговорные устройства, стали ждать. Для того чтобы нейтрализовать охранника, требовалась определенная смелость, решимость, ловкость, словом, нужен был мужчина. Сильвестров для этой цели не годился – слишком неуклюж, у нас с Тепляковым были иные задачи, так что вспрыснуть в комнату охранника усыпляющий газ, как мы условились заранее, выпало Михаилу Березину. И от того, сумеет ли он усыпить охранника, зависел успех всей операции. Если охранник по каким‐то причинам не вырубится и засечет Михаила, то, разумеется, поднимет тревогу, приедут полицейские, и тогда нам всем, как говорится, – хана. Так что, понятное дело, результатов действий Михаила мы с Егором ожидали, сидя как на иголках. Прошло десять минут, двадцать, пятьдесят, час, а сообщений от Березина не поступало. И вот когда напряжение, вызванное ожиданием, достигло своего апогея и мы уже черт‐те что за это время не передумали, у нас с Егором в наушниках щелкнуло, и голос Березина произнес:

– Все, готово!

Кусавший от волнения ногти Егор облегченно выдохнул и указал мне глазами на дверь:

– Твой выход.

Я быстро поднялся с кровати, достал из сумки черные тонкие спортивные штаны и черную майку, чтобы быть менее заметным в темноте, переоделся и, сложив снятую одежду в сумку, выскользнул за дверь. В коридоре горела лишь пара лампочек и не было ни души. Я прошел в конец коридора, спустился по лестнице на четвертый этаж и, толкнув дверь в туалет, шагнул внутрь. Туалет был под старину, в соответствии с антуражем старинного здания – массивные каменные писсуары, кабинки, окрашенные под природный камень. Унитазы, правда, были современные, подвесные с кнопочкой в стене. Я подошел к единственному в помещении, вытянутому вверх готическому окну, действительно оказавшемуся без решетки, повернул ручку и потянул на себя створку. Едва я открыл ее и приготовился влезть на подоконник, как в коридоре раздались шаги. Я быстро скользнул в крайнюю из трех кабинок и, закрыв за собою дверь, повернул головку защелки. В туалет вошел некто, судя по одышке, грузный человек, хлопнула дверца кабинки, и на несколько мгновений воцарилась тишина. Я затаил дыхание, вскоре раздалось сопение, звук сливаемой воды, и человек вышел из кабинки. Он потоптался какое‐то время в туалете, моя руки и вытирая их бумажным полотенцем, затем ушел.

Я перевел дух и выскользнул из кабинки. Окно оставалось открытым, из него тянуло свежим воздухом, запахом горных трав и ночной прохладой. Мне в этот момент стало особенно тревожно, я в полной мере осознал, что шутки кончились, никто от задуманного дела не отступил и меня, честного человека, от преступника, преступившего закон, отделяет вот эта стена. Как только я окажусь за нею, сразу же попаду в разряд уголовников, и именно сейчас передо мной стоит выбор: остаться ли честным человеком или ступить на стезю криминального элемента. Ладно, все это высокие слова – «стезя», «криминальный элемент», сматываться отсюда надо, пока не застукали. Да и компания «отморозков» за воротами заждалась. Если я ей не открою ворота, такое учинят, и если посадят, так уж всех вместе.

Вздохнув, я открыл окно шире и выглянул наружу. Церковный двор был безмолвен и пустынен, горело дежурное освещение, каким‐то желтым унылым светом, нагоняя на мою и так‐то мечущуюся между добром и злом душу тоску. С левой стороны двор был освещен хуже, там пересекались направленные в сторону церкви едва заметные красноватые нити – лучи датчиков движения. Расстояние до крыши навеса было в два этажа, высота немалая, спрыгнуть нельзя, наверняка проломишь крышу и вместе с черепицей загремишь до самого низу. Остается осторожно спускаться. Работа для скалолазов, но где наша не пропадала! Я наметил точки опоры, затем влез на окно и повис по другую сторону стены, держась руками за подоконник. Этажи были невысокие, и мои ноги нащупали окантовку окна, расположенного этажом ниже. Я был обут в спортивные тапочки с резиновыми подошвами, которые прекрасно сцеплялись с грубо обработанным камнем, поэтому утвердился на стене основательно. Нащупав с левой стороны чуть ниже меня выступ, схватился за него левой рукой, а правой перебирая по неровностям стены и удерживаясь таким образом, стал приседать. В этот момент мой наушник заговорил голосом Егора:

– Ну, как ты там, Игорь?

Голос прозвучал неожиданно и, как мне показалось, громко. С перепугу я чуть не отпрянул от стены и не упал на крышу. Разумеется, ответить я Теплякову не мог, поскольку обратная связь у меня была отключена, а чтобы включить ее, требовалось отпустить одну из рук, что привело бы к падению на черепицу, и я молчал. Ухватившись правой рукой за окантовку окна, опустил ноги вниз, на секунду завис в воздухе, удерживаясь лишь руками, затем, будто акробат на трапеции, качнулся и скользнул на подоконник окна третьего этажа. До крыши террасы было не так уж и высоко. Я присел, опираясь руками о подоконник, вновь свесил тело вниз и нащупал кончиками пальцев ног черепицу. Осторожно встал на всю стопу. Черепица была крепкой, под ногами не раздавалось ни звука. Только сейчас я включил обратную связь в переговорном устройстве и тихо сказал в микрофон:

– Со мной все в порядке. Я на крыше.

В этот момент стали щелкать и включаться микрофоны остальных членов нашей группы. Эфир наполнился вздохами, покашливанием, кряхтением, шмыганьем и негромкими репликами, которыми стали обмениваться между собой находившиеся, очевидно, рядом друг с другом Смольникова и Тропинина.

– Так дело не пойдет! – с нотками возмущения заявил Егор. – Если мы все начнем говорить в микрофоны, то не будем друг друга понимать. Предлагаю всем отключить их и слушать меня. Отвечать только в том случае, если я буду называть чье‐то имя. Или выходить в эфир по мере надобности.

Все дружно вырубили связь, и в эфире установилась тишина, нарушаемая лишь дыханием одного Егора – нашего координатора.

Держась за стену я, ощупывая каждый раз то место, куда собирался поставить ногу, наступал туда и делал следующий шаг. Построенная несколько веков назад крыша оказалась крепкой, и я дошагал до конца ее, затем лег на нее и заскользил по крыше ногами вниз. Сначала в воздухе повисли стопы, затем голени, бедра… мое тело, будто ртуть «обтекло» край крыши, и я повис на нем, удерживаясь руками. Глянул вниз – на полметра впереди моих ног находились перила террасы. Я качнулся, поставил на перила ноги и бесшумно соскользнул на террасу. Под лучи датчиков не попал.

Также бесшумно я спустился по ступеням на террасу первого этажа, а затем – во двор. В этот момент мне стало особенно тоскливо, очевидно, оттого, что обратный путь уже отрезан.

«Дурак ты, Игорь, что же ты делаешь? – Глядя на заглядывающую в церковный двор луну, мне захотелось завыть, как оборотню. – Впрочем, ты, Игорь, и есть оборотень! Честный порядочной тренер, воспитатель подрастающего поколения, с одной стороны, и с другой – грабитель, влезший в храм. Вечно, Гладышев, ты начинаешь каяться в самый неподходящий момент! На это будет время позже, после того как покинешь Санта‐Лучину, – одновременно успокаивал и корил я себя, – или на суде, когда будут предъявлять обвинение в ограблении собора. А сейчас надо заканчивать с тем делом, ради которого ты сюда пришел».

Придерживаясь мест, куда меньше всего попадал лунный свет и свет фонарей, я двинулся мимо ворот к будке охранника, чтобы убедиться, действительно ли страж спит. Приблизившись к наполовину застекленной двери, заглянул в нее. Сомневаться в этом не приходилось. В комнатке, положив руки на стол с аппаратурой, а на них голову, сладко спал охранник. Несколько мониторов светились, и на экранах застыли картинки, передаваемые с разных камер изображений. Если верить Егору, запись с них сейчас не велась.

В этот момент снова раздался голос Теплякова:

– Игорь, Егор говорит. С тобою все в порядке?

– Первый, Первый, я Второй, – проговорил я, включив обратную связь. – Докладываю: спустился вниз, нахожусь у ворот. Разрешите продолжить выполнение задания? Прием!

Кто‐то из женщин, забывших выключить микрофон, хихикнул. А Егор, не оценивший юмора, недовольно произнес:

– Хватит балагурить. Открывай калитку.

– Есть! – ответил я и двинулся к воротам. Тут меня и ждала первая неприятность. Оказалось, что дверь в воротах закрыта не на щеколду, как я рассчитывал, а на ключ, которого в замочной скважине не было. Уже серьезным тоном я сообщил о первом непредвиденном препятствии, ставшем на нашем пути к сокровищам Христофора Колумба.

– Черт, – с досадой пробормотал Егор и посоветовал: – Там наверняка в воротах шкворень есть. Попробуй выдернуть его и приоткрыть створки.

– Шкворень‐то есть, – согласился я, осмотрев загнанный в землю шкворень и ворота, – да вот на обеих створках цепь висит, а на ней замок.

Это было еще одно непредвиденное обстоятельство, мешавшее нашему плану проникновения в собор. Как же впустить на территорию собора моих товарищей, прячущихся где‐то по ту сторону ворот в темноте? На всякий случай я все же выдернул из земли шкворень и потянул на себя ворота, но цепь позволила раздвинуть створки только сантиметров на десять. Разумеется, проскользнуть в такую щель не мог бы даже ребенок. Оставалось только одно… Это было, конечно, не лучшим, к тому же опасным вариантом, но другого выхода в создавшейся ситуации я не видел.

Сунув на место шкворень, я вновь двинулся к помещению охранника. Взявшись за ручку двери, потянул ее на себя, но безрезультатно – дверь была закрыта изнутри. Я обошел угол сторожки, приблизился к окну, толкнул его, но и оно оказалось заперто. Но хоть в чем‐то должно повезти?.. Я поднял голову и над одной из створок окна увидел форточку. Встав на цыпочки, вытянул руку и надавил на нее. Наконец‐то повезло! Форточка сдвинулась с места. Я надавил сильнее, и она распахнулась настежь.

– Ну, что у тебя, Игорь? – вновь раздался в наушнике голос Егора.

– Попробую что‐нибудь придумать, – пообещал я. – Только не мешай мне пока своими вопросами.

Подпрыгнув, я ухватился обеими руками за раму нижней части форточки.

– Хорошо, – пообещал Тепляков и отключил связь.

Слава богу, а то говорит что ни попадя под руку. Я подтянулся, поставил одну ногу на подоконник, затем вторую и, перевесившись вовнутрь, дотянулся до поворотной ручки, повернул ее, и окно открылось. Я проскользнул в сторожку и замер с бешено стучащим сердцем. Мне почему‐то чудилось, что охранник притворяется, не спит и, только я сделаю шаг по направлению к нему, вскочит с кресла и с разворота звезданет мне прямо в челюсть огромным кулачищем. Но нет, охранник спал беспробудным сном, все также положив голову на руки.

Оставалась самая неприятная часть задуманного мной плана. Я подошел к охраннику, готовый в любой момент при малейшем движении с его стороны врезать ему так, чтобы он, если не уснул от усыпляющего газа, вырубился от удара моего кулака, осторожно провел рукой по карманам, пытаясь нащупать ключи, но ни в карманах брюк, ни рубашки их не оказалось. «Что ж за невезуха такая», – подумал я уныло и уже собрался выйти из комнаты, как вдруг сообразил. Рискуя разбудить охранника, расцепил его руки и выдвинул их немного вперед. Напрасно я беспокоился за сон охранника. Даже когда голова его, соскользнув с рук, со стуком ударилась о стол, он не проснулся – наркоз был сильным. Предположение мое оказалось верным – связка ключей, вернее, колечко от связки ключей было надето на палец правой руки. Пришлось немного повозиться, прежде чем я сумел снять его, но мои старания увенчались успехом, и вскоре связка, где висел и заветный ключик от калитки в воротах, находилась у меня в руках. Я закрыл окно, форточку и, распахнув дверь, вышел на улицу.

– Все в порядке! – включив микрофон, сообщил я наверняка ждавшим моего сообщения товарищам. – Ключ от калитки у меня в руках, сейчас открою.

У Егора вырвался вздох облегчения, вздохнул с облегчением и я – дело, кажется, налаживается. Подойдя к калитке, перебрал несколько ключей, нашел нужный, открыл замок и бросил в эфир:

– Все! Вход открыт. Командуй дальше, Егор!

Тепляков только и ждал этих слов.

– Первыми пойдут сестренки, – сказал он с готовностью. – Вы меня слышите, девочки?

В наушнике щелкнуло – это подключилась Женя.

– Да, – сказала она.

– Слышим, – вторила ей Лерочка.

– Площадь пересекаете по одной, – продолжал распоряжаться Егор. – Когда окажетесь во дворе собора, дадите мне знать.

– Ладно, – отозвались два девичьих голоса.

Я приоткрыл дверцу, чтобы сестренкам было проще ориентироваться, куда именно бежать, и выглянул наружу. Из темноты, там, где начиналась трехметровая стена с арочными проемами, в которых стояли статуи, вынырнула девичья фигура, одетая в черное, и скорым шагом двинулась через площадь к воротам. На пустынном пространстве в желтоватом свете фонарей ее темная фигурка казалась демонической.

«Дьяволица! – мысленно усмехнулся я. – И куда ж тебя в храм несет‐то?»

Следом за ней припустила через площадь тоже одетая во все черное Валерия. Девушки проскользнули в калитку, и я услышал в наушнике голос Жени:

– На месте!

– Отлично! – чуть ли не ликуя, воскликнул главный «бес», руководивший нашей дьявольской компанией и, судя по хлопку и сухому шелесту, раздавшемуся в наушниках, от радости потер руки. – Женя, поднимаешься на левую террасу второго этажа, Лерочка – на правую, и начинаете поочередно заклеивать изолентой датчики движения. Когда закончите, дайте знать. А сейчас к собору отправляется Саша Смольникова.

В ухе раздался щелчок, и тут же голос моей подружки:

– Иду.

Я продолжал наблюдать за площадью. Из темноты вынырнула еще одна дьяволица и скорым шагом стала пересекать открытое пространство перед воротами церкви.

– На месте! – несколько минут спустя доложила Саша.

– Пошел Николай Сильвестров, – скомандовал «дьявол», засевший в гостинице.

На борова, шедшего через площадь, я любоваться не стал. И калитку распахивать перед ним даже не подумал, не барышня, чай. Оглянулся на двор собора. Лучи большей части датчиков движения уже погасли, девушки продолжали медленно подбираться к следующему датчику и заклеивать окошечки, откуда подавался импульс.

– Я на месте! – пробубнил ввалившийся в калитку, словно медведь в берлогу, Сильвестров.

– Следующей идет Маша Тропинина, последним – Михаил Березин! – скомандовал Тепляков.

Наконец погасли последние инфракрасные лучики датчиков движения, и девицы доложили:

– Мы закончили!

Вход во вторую половину двора был свободен.

– Саша и Михаил отправляются по местам! – продолжал руководить нами Егор. – Саша, после того как отключишь сигнализацию, дай знать. Николай, запомни, пожалуйста: отключаешь электричество только тогда, когда я дам на это команду! Иначе сработает сигнализация!

– Да понял я, понял! – проворчал Сильвестров, трогаясь вместе со Смольниковой через двор к противоположному его концу.

Приблизившись к собору, Саша свернула налево в закуток, где находился щит со скоммутированной на нем системой сигнализации, а Сильвестров – вправо, в щитовую. В это мгновение во двор вошла Мария Тропинина и доложила:

– На месте!

– Когда подойдет Михаил, Маша, – продолжал командовать Тепляков, – возьмешь у него баллончик с газом и встанешь у двери в комнату охранника. Я так понял, она открыта, Игорь? – спросил он меня.

Я подключился к разговору.

– Да, Егор, открыта!

– Будешь наблюдать за охранником, – сказал Егор Маше, – и, если он очнется, брызнешь в комнату еще усыпляющего газа.

– Поняла! – отрапортовала женщина‐хлорофитум.

– На месте! – доложил последний ввалившийся в калитку участник нашей операции Михаил Березин, который, как я понял, прятался в ближайшей нише забора рядом со статуей, ибо именно он сумел незаметно прокрасться к окну охранника, вспрыснуть в помещение усыпляющий газ и отойти к ближайшему укрытию. Он, разумеется, слышал разговор и с ходу сунул Тропининой в руки баллончик с усыпляющим газом.

Женщина, взяв его, подошла к сторожке и сквозь стеклянную дверь уставилась на охранника, продолжавшего безмятежно спать.

– Готово! – доложила Смольникова, отключившая сигнализацию.

Насколько я знаю по рассказам Саши, Егор довольно подробно и понятно объяснил ей и показал на фотографии щитка, как следует отключить сигнализацию, и теперь с помощью собранного Егором приспособления она сумела отключить ее.

– Николай вырубает электричество, – вновь раздалась команда, будто из преисподней, – а Игорь и Михаил выдвигаются к воротам собора.

Повернув в замке калитки ключ, на всякий случай, мало ли кто вдруг толкнется в нее с наружной стороны, я следом за Михаилом двинулся через двор. Надо сказать, все наши действия происходили на удивление организованно, слаженно, будто мы не раз их репетировали. И, тем не менее, когда мы подошли к воротам собора, произошел сбой – дверь не открылась, а Сильвестров молчал.

– Коля! Коля! Николай! – нетерпеливо и требовательно повторял наш координатор. – У тебя все в порядке? Отзовись!

Однако в ответ не раздавалось ни звука.

– Что там с ним? – вновь обеспокоенно проговорил Тепляков. – Коля! Коля! Отзовись! – Потеряв терпение добиться ответа от Сильвестрова, Егор обратился к нам: – Ну, посмотрите же кто‐нибудь, что там с ним!

Все были при деле, лишь у нас с Михаилом пока не было работы, а потому идти предстояло кому‐то из нас. Но поскольку Березин стоял, никак не реагируя, идти смотреть, что случилось с Сильвестровым, пришлось мне.

– Хорошо, я гляну! – сказал я в эфир, отключил обратную связь и, оставив Михаила одного топтаться у входа в собор, двинулся вправо к двери, за которой не так давно исчез Сильвестров.

Терраса в этом месте заканчивалась, между ее перилами и стеной собора было небольшое пространство, и я, миновав его, толкнул старинную деревянную дверь. От нее вниз уходили каменные ступени. Я быстро спустился по ним и потянул на себя ручку уже обычной, современной двери, выкрашенной в темный цвет. За ней находилось небольшое помещение, заставленное электрощитами, некоторые дверцы на которых были открыты. Как‐то странно попасть из старинной, даже древней обстановки в комнату с современными электрокоммуникациями. Было что‐то в этом несоответствии фальшивое, бутафорское, словно оказался по другую сторону сцены с декорациями древнего замка, где находятся невидимые из зала шнуры и лампочки, подсвечивающие декорации. Посреди этой комнаты, кстати говоря, ярко освещенной, стоял в темных брюках и темной рубашке Сильвестров. У него была поза пионера‐горниста, трубящего сбор, с той лишь разницей, что вместо мундштука горна он держал у рта горлышко плоской бутылки с коньяком и хлебал этот благородный напиток с выражением блаженства на мясистой физиономии.

Увидев меня, Николай выпучил глаза и тотчас оторвал ото рта плоскую бутылку и спрятал ее за спину, словно боялся, что ее сейчас у него отнимут.

– А ты как сюда попал? – рявкнул он, вытирая свободной пятерней подбородок, по которому струился пролившийся из бутылки коньяк.

– Телепортировался, – произнес я голосом, не предвещавшим ничего хорошего. – Ты что же, чудак, делаешь?

Сильвестров опустил вторую руку, которой упирался в бок, и с вызовом сказал:

– А в чем дело?

– Мы там наверху торчим, – прошипел я, делая шаг вперед, – опасаясь каждого шороха, ждем, когда отключится свет, а ты тут коньяк хлещешь? Какого черта не отвечаешь?

– Э‐э‐э… – вдруг стушевался Сильвестров, взял висевшее у него на шее переговорное устройство и, глянув на него, громко выругался: – Черт! Переговорник отключился.

– Отключился! – передразнил я. Свару затевать не стоило – времени в обрез, и я уже менее агрессивно добавил: – Быстрее вырубай свет, пока нас всех здесь не застукали!

– Игорь! – раздался в моем наушнике голос Егора. – Что там с Колей?

– Все в порядке с ним, – буркнул я, активируя обратную связь. – Переговорное устройство отключилось.

В этот момент Сильвестров нажал на кнопку включения и произнес в микрофон виноватым тоном:

– Извините, косяк у меня вышел. Сейчас все исправлю.

Продолжая держать за спиной одну руку, он сунул плоскую бутылку коньяку в задний карман брюк и шагнул к открытому щитку с тумблерами. Я же развернулся, шагнул за дверь и быстро поднялся по ступенькам наверх.

Михаил стоял в проходе между перилами террасы и собором, очевидно, встал сюда, чтобы не торчать на свету у двери, на тот случай, если кто‐то из окон гостиницы бросит во двор взгляд и увидит его одинокую фигуру.

– Ну, чего там? – с любопытством спросил он.

Я не стал выдавать Сильвестрова, не хватало еще ябедой прослыть или сплетником.

– Так, зазевался, – махнул я рукой. – Давай, пошли, и так времени много потеряли.