Текст книги "Генерал бубновый. Или «Как нас убивали…»"

– А почему не записываешь? Или тебе неинтересно?

– Уже читал об этом, помню. Скажи, правда, что депутат Курсанов написал в прокуратуру заявление про внебюджетный фонд Царевска.

– Недалекий человек. Злой. Внебюджетные фонды придумал не мэр Мищев. Это обременение. Сто десять лет назад промышленники Царевска пришли просить место под строительство банка, а их для начала обязали засыпать овраг в центре города. «Обременили». Потом они внесли на водопровод. Важно, как и куда использовать средства. Полученные нашим Фондом первые 180 миллионов рублей позволили решать непростые задачи по ремонту крыш, дорог, домов. Теперь же устоявшийся термин «обременение», преподносят, как жуткий криминал. Так сделала местная пресса, втянув в спор главу федерального округа, прокуратуру. Вместо того, чтобы поддержать коммерчески обоснованный подход при работе с застройщиком.

С бюджетом все очень сложно. Пришел заместитель Михаил Кутепов – он председатель комиссии по аукционным торгам. Рассказал с привычной грустной интонацией, что следователь прокуратуры Хавенко, правая рука Бузаева, просил поделиться информацией по центральному рынку, выставленному на торги. Открыто предлагает деньги, если он окажет услугу… Кутепов отказал. А Хавенко в ответ: ты почаще теперь проверяй свой багажник, а то вдруг там наркотики лежат или пистолет. Вот как человеку работать после этого?

– Юрий Иванович, думаю, есть давняя беда – наш огромный частный сектор. Дома лепили после войны на пепелищах из подручных материалов, лишь бы выбраться из темных землянок на свет Божий. Люди сажали деревья, обустраивали овраги. Они верили в родную власть и сорок, и двадцать лет назад… А ныне, похоже, не верят никому.

– Я знаю об этом. Когда мы начали профилировать и отсыпать щебенкой улочки в частном секторе, сам слышал, как люди рассуждали: «Видать кто-то из богатеев участок под коттедж приобрел». А им в ответ: «Нет, это Мищев пиарится». И расходились. Они уверены, что это очередная акция чиновников. А мы будем продолжать эту работу.

Колдобины на дорогах – это малая, видимая часть огромной проблемы Царевска. Смог над городом, многокилометровые пробки на улицах вот это проблемища!.. По дороге, соединяющей южные и северные районы, проходит в сутки пятнадцать-двадцать тысяч автомобилей. Объездная дорога для города крайне необходима. – Мищев подошел к карте, карандашом показал, как примерно должна бы проходить эта дорога. – Это не менее важно, чем строительство моста через Волгу.

– Я еще хотел спросить о Промхиме. Похоже банкротят комбинат. Опять получим захламленный пустырь и развалины, как на тракторном?

– Знаю. Поэтому недавно направил письмо в Министерство природных ресурсов. Жду ответа. Хотя понимаю, что у губернатора серьезные подвязки… – Мищев снова вскинул голову вверх, к потолку, словно там сидел кто-то за фальш-стенкой.

О том, что Маруга с Сыровойтовым пытаются задушить «Промхим» с помощью подставных фирм он узнал от депутата Посыпова. В тот же день подготовил письмо на имя Министра природных ресурсов Трутнева. Знал его еще с той давней поры, когда учились в специальной математической школе Холмогорова. С той поры осталось дружеское «Юрка» – «Пашка» и понимание, что не все так радужно, как виделось в пору российских олимпиад. «Но без горького, не поймешь сладкого», – любил повторять Паша Трутнев азбучную истину, услышанную в семье деда. К официальному письму от мэрии Царевска, Мищев приложил открытку с видом речного острова и кратко описал свою ситуацию – «как в осажденной крепости».

– На днях полечу в Москву. На следующей неделе звони через Марину, поедем по объектам долгостроя. Сам увидишь, что и как… Мищев не договорил, резко, настойчиво зажужжал телефон. Звонила жена Анита и Мищев всем видом своим показал, что надо прощаться. Протянул ладонь.

Рубас постоял у выхода из администрации, втягивая апрельский свежий дух весны. Подумал, что в рассуждениях о системном подходе, новом статусе города, перспективах развития, проглядывает нерастраченный романтизм мэра Мищева, что это не поймут, продолжат вставлять палки в колеса. Вопросов осталось много, ему хотелось расспросить про Торговый центр, который Жохов продал в частные руки за два миллиона. И почему там теперь рулит теща, мать Аниты. Почему не изгонит он зама Доронина, который откровенно берет на лапу. Пойдет ли на губернаторские выборы в следующем году…

Шел по темной улице к проспекту и додумывал то, что не легло в общую канву разговора и это его тяготило: не хватает цельности для выпекания броского материала, а главное уверенности, что это не очередная война финансовых кланов, а работа во благо. Ему показалось, что кто-то неотступно идет сзади. «Уж не пасут ли контакты Мищева», – мелькнула мысль о спец сотрудниках, которые продавливают в администрации нужные решения. Оглядываться не стал, слегка ускорил шаг, чтобы, в крайнем случае, рвануть словно на стометровке…

Мищев ощутил, что его обложили со всех сторон, словно волка в загоне. Особенно остро почувствовал после встречи с руководителем строительной компании Степаненко. Компания много лет специализировалась на прокладке и монтаже городских коммуникаций, имела необходимую технику, опытных инженеров-сантехников. После разбитых дорог водопотребление и очистка стоков самый больной вопрос в городе. Поэтому, когда удалось протащить через городскую думу выделение 140 миллионов и спешно организовать конкурс на проведение этих работ, Мищев решил, что одержана большая победа. И дело за малым. Вдруг в дверях Степаненко.

С порога, едва поздоровавшись, он стал объяснять, что его кинули с конкурсом, хотя он дал нижний ценовой предел. Но победителем признали московскую фирму «прокладку» с многократно завышенными ценами.

– Это какой-то беспредел! – раз за разом повторял он. – Я без работы не останусь. Понятно. Но за город обидно. Они же ни черта не разбираются в наших коммуникациях. Сети не оцифрованы. На карт-планах многих нет вовсе…

Мищев вызвал заместителя по вопросам ЖКХ и строительству, которому вполне доверял, потребовал в срочном порядке разобраться с этим конкурсом и в срочном порядке отменить. Степаненко передал папку с документами заместителю и обнадеженный, с лицом посветлевшим, принялся благодарить Мищева и зама, что казалось в тот момент странным из-за того, что толковый знающий инженер, словно милостыню выпрашивает свой законный подряд, такой необходимый для развития города. Как и программа «Светлый город», которую он сумел протащить минуя конкурсы через внебюджетный фонд, чем гордился и рассказывал журналистам, как об очередной победе городской администрации.

Это происходило в среду. А в четверг утром Степаненко сидел в приемной с угрюмым лицом.

– Юрий Иванович, вы вчера не так поняли – никакого контракта нам не нужно, забудьте тот разговор… Я отказываюсь от подряда.

– Что! Почему? – Мищев подошел вплотную к Степаненко. Заглянул в глаза, которые тот упорно отводил в сторону: – Что случилось? Ну, говори же, говори!..

Степаненко поддернул плечами, будто пиджак стал тесноват, выдохнул: «Не могу и все тут…» Приподнял голову, глянул в упор и все то, недосказанное, вместе с приливом крови к лицу, что не проговорилось, стало понятно. «Бандюганы, ставшие коммерсантами, перешли дорогу в очередной раз, показывая, кто тут главный».

После ухода Степаненко заместитель присел у стола, сказал, что и так было понятно: «Ох, и наплачемся мы с липовыми подрядчиками…» От чего еще больше защемило, зажгло от бессилия, от невозможности пробить эту тупорылую стену, которая тянулась от Царевска до самого Кремля.

– Я завтра же полечу в Москву. Так дальше жить нельзя.

Заместитель Кутепов, работавший в советском Горсовете и чудом уцелевший в современной мэрии, лишь покивал головой, но ничего не сказал, ни приободрил, имея свое четкое понимание того, что происходит в городе, области, стране. Он как никто другой знал коммунальное хозяйство, сам мотался по городу, выезжал с аварийщиками по ночам, спорил до хрипоты с проектировщиками… Выяснил, что в Держском районе при устройстве водовода заменили трубы на тонкостенные. Добился отстранения заместителя главы района от должности, через суд, что вывернулось ему микроинфарктом.

Через два года в Держском районе начались перебои с водой из-за частых аварий на водоводах, что выхолащивало и без того тощий городской бюджет. Он мог рассказать множество подобных историй, но никому они давно не нужны. Поэтому он помалкивал, хотел честно доработать до пенсии, если получится, потому что каждый градоначальник тащил в мэрию свою команду, пусть и бестолковых, но преданных, как ему казалось, людей.

Глава 9. Арест

Работая в государственной Думе заместителем председателя комитета, Мищев был дважды в аппарате президента, который с приходом Мудедова раздулся, как воздушный шар от множества отделов, разных помощников с невнятными полномочиями, но с большими амбициями.

Суриков значился помощником президента, долгое время был в большом фаворе. Но не сумел в жесткой кабинетной борьбе противостоять Мудедову, который из мокрой курицы, каким-то странным образом, превратился в хитрого лиса, сумевшего отодвинуть Сурикова и других давних сподвижников президента на второй план. Сурикову поручили курировать еще и местные администрации, чем он и занимался в меру сил, едва ли понимая, как при такой сложившейся вертикали власти им можно помочь в становлении.

Мищев неторопливо, но обстоятельно рассказал про мизерный бюджет, урезанный областниками, о городском долге в четыре миллиарда, который удалось снизить наполовину, о строительстве, где они сумели создать удобные понятные схемы для генподрядчиков, при выделении земель.

– Но есть проблема с НПЗ Випойла. Недоплачивает в бюджет порядка 400 миллионов, а расположен в черте города. И это при попустительстве Губернатора, – он ставленник Випойла, и врос туда вместе со всем семейством…

Суриков слушал, пару раз уточнил фамилии областных чиновников, делая пометки в блокноте.

– А теперь начались депутатские интриги, попытки исключить меня из партии. – Мищев слегка пошутил, чтобы разрядить казенную атмосферу: – Идет на меня давление со стороны бандитов, ставших коммерсантами и прокурорских, которые, порой, похожи на бандитов.

– Ну, уж вы так сильно не пережимайте, – откликнулся тут же Суриков. Ему не раз приходилось слышать подобное, он считал это попыткой сгладить свои промахи, неумением ладить с местной элитой.

– Хотелось бы продолжать начатое? Но в таких условиях, сами понимаете…

– Не торопитесь, Юрий Иванович с выводами. – Лицо Сурикова оставалось привычно бесстрастным, как у японского чиновника, но рукопожатие твердое, а главное слова:

– Работайте. Нет проблем. О вас хорошее мнение.

Правда, не пояснил у кого именно «хорошее».

Мищев не стал надолго задерживаться в Москве. Прилетел приободренный, благостный и уверенный, что теперь-то притихнет вокруг него крысиная возня.

В квартире, первым делом прижался к выпуклому животу жены, ему хотелось услышать позывные той неведомой зарождающейся жизни, а когда услышал, пусть едва различимые, то совсем успокоился. Стал смеяться над нелепыми сплетнями, которые вползали в их дом из разных щелей с первого дня после выборов главой администрации Царевска, вползали из телефонных звонков подруг Аниты. Целуя ее податливые мягкие губы, он продолжать твердить весело.

– Да фигня это всё. Сам Суриков, помощник президента, представляешь!.. Да и вообще, я голоден, как сто волков.

После ужина, развалясь на диване, он вдруг решил, что надо бы поменять в квартире с высокими потолками эту дорогую, но разнокалиберную мебель, о чем давно просила жена, а он все отмахивался, не желая нарушать устоявшийся ритм жизни. А теперь волей-неволей надо переустраивать быт, решил он, поглядывая на располневшую Аниту. Она возилась с семилетней Оксаной, а та вдруг вырвалась из ее рук, вскочила на диван и, барабаня по животу увесистой книжкой, заверещала:

– Почитай! Папа, почитай…

Ему не хочется. А надо. И он, подражая голосу Корнея Чуковского, звучавший когда-то с грампластинки фирмы Мелодия в его детстве, начал читать про страшного таракана.

«Он рычит, и кричит, И усами шевелит: «Погодите, не спешите, Я вас мигом проглочу! Проглочу, проглочу, не помилую».

Девочка таращит голубые глазки и, подыгрывая отцу, говорит:

– Я его тоже боюсь.

– Он же маленький.

– Зато усы страшные, – отвечает девочка и снова притворно пугается.

Анита Харт прелестная блондинка стоит в проеме двери в коротком халатике, пуговицы готовы оторваться, обнажая ее выпуклую грудь.

– И яркий орден на груди… – распевно вставляет она, думая о чем-то своем.

Мищев вскинул голову и глазами, бровями изобразил свое удивление – о чем это ты? И тут же улыбнулся ответно, увязав воедино и страх, и усы, и орден, недавно полученный прокурором Бузаевым.

– И ведь сумел как-то…

– Купил. Я как-то заехал к отцу, а там родственница сидит, она в аэропорту на досмотре работает. И зашел разговор о деньгах… Она мне говорит – представляешь! Усатый полковник кладет на ленту чемоданчик. Смотрю в монитор, а там сплошняком пачки с деньгами… Я аппарат остановила и говорю всем, извините. Сбой программы. А сама к начальнику смены. Докладываю. А он мне: не суйся, это же начальник следкома Бузаев! Смешно – да?

– Нет, мне плакать хочется…

Дочка дергает отца за рукав, торопит:

– Пап, читай дальше? Ну же…

– И сидят и дрожат Под кусточками, За болотными прячутся Кочками. Крокодилы в крапиву забилися, И в канаве слоны схоронилися. Только и слышно, Как зубы стучат.

– Почему же он твоего зама прикрывает? Взяточника…

Мищев встал с дивана на лице недовольная гримаса.

– Ани, милая, неужели не понимаешь. Там целая команда, прослушка и слежка. Подловили Дронова на живца, а теперь давят на него. Я потребовал, чтоб он уволился, Дронов в больницу слег. Прихожу в больницу, проведать. А он хмельной, лежит, улыбается… И буквально через день вызывает начальник следственного комитета: оставьте Дронова в покое, у вас нет достоверной информации. Это наша прерогатива.

Показываю «липовые» инвестдоговора по Метизному заводу с разными суммами, подготовленные Дроновым. А Бузаев мне, хорошо, разберемся. И вдруг из-за стола выскочил, брови в кучу собрал, усы растопырил и рявкнул, как бычок на случке: «У вас, что мало проблем по ЖКХ? Занимайтесь и не пытайтесь органы дознания подменить». Потом открытым текстом: до меня дошла информация, что вы передали сетевое хозяйство города Водоканалу по заниженной стоимости… Будем разбираться.

У Аниты улыбка на лице погасла, она произнесла раздумчиво:

– Может, обратно в Москву?

– Да ладно. Нас в Москве и Питере тоже пугали. У Кузикова джип на Лиговском проспекте взорвали…

Он торопливо по-медвежьи обхватил жену руками, поцеловал. И готов еще целовать, но подскочила дочь со своим: «А меня?» Подбросил ее к потолку, усадил на плечи, начал бегать по комнате. Она звонко смеется. Дергает отца за уши.

И в этот момент так неожиданно, для них, запел звонок у входной двери.

– Вроде никого не приглашали… Может, батя?

В просторную прихожую бочком, словно чего-то опасаясь, вошел Ионис Журианов улыбчивый чернявый мужчина выходец из Грузии, но бедный грек, что он не устает подчеркивать. Журианов торопливо протянул Мищеву бумаги.

– Извини, без предупреждения. Шеф, плохие новости. За нарушение партийной преданности тебя исключили из «Единой страны». Курсанов постарался.

– Мстит за отринутых депутатов гордумы… – ответил Мищев, бегло просматривая протоколы заседания гордумы.

– А может, знает что-то, что мы не знаем? Бывший коммунист, привык подставлять и нашим, и вашим свою жопу…

Анита вышла из кухни. На лице обворожительная улыбка.

– Привет! Вы тут потише. Ребенок в зале. Ионис, может, поужинаешь с нами?

Журианов облизнул пересохшие от вожделения губы, что выдало его затаенную страсть к прелестям Аниты Харт. О чем они все знали, иногда даже подшучивали над ним, а он отвечал с лучезарной улыбкой: был бы султан, имел бы трех жен, а пока одну не могу прокормить.

– Спасибо… Но жена ждет в машине.

Анита захлопнула, закрыла за ним дверь.

– Журианов такой молодой… а вечно хитрит и что-то не договаривает, как старый евнух. Одно слово – грузинский грек.

– Но тащит всю юридическую службу. Два десятка решений в судах. Больше двухсот миллионов вернули в бюджет города только по Торговому центру, отбили его у Жохова.

– Говорит Ленька всегда складно. А глазки-то скачут, как кошачий хвост…

– Ты же сама ввела в нашу компанию.

– Нет, это Анька Быстрова, моя подруга, притащила его на день рождения. И пошло, поехало. Всюду Ионис, незаменимый человек, то генеральную доверенность, то недвижимость оформить… А галстуки носит позорные яркие, часто с золотистым отливом.

Через год Мищев вспомнил эту фразу и удивился женской нелогичности, но какой-то фантастической интуиции. За год в ранге исполняющего обязанности главы города Журианов сумеет распродать десятки земельных участков, не обращая внимания на «красные линии», запреты архитекторов. Продаст недостроенную школу вместе с земельным участком по цене двухкомнатной квартиры. «Я бедный грузинский грек», – будет повторять, будет улыбаться, пряча зрачки глаз в китайском прищуре, под густо-черными ресницами.

На площади рядом с драмтеатром монтажники пробовали запустить скульптурный «Фонтан влюбленных», привезенный из Франции. Верхолазы в костюмах ангелов перемещались по зданию с дорическими колоннами под мрамор и вычурными капителями, развешивали гирлянды. Небольшой оркестрик настраивал аппаратуру. Мэр Царевска Юрий Мищев, оглаживая русую бороду, неторопливо обходил площадь, поглядывая на часы.

Подъехала Ауди Q5. Из машины вышла женщина модельной внешности – Анита Харт.

Мищев двинулся навстречу, широко раскинув руки…

– Скажи, дорогая ведь красиво?

– Отмени этот… (она подыскивала слово) карнавал.

– Почему, любовь моя?

– Я не подпишу брачный контракт… У нас дочь, пусть и неродная тебе. К тому

же… я беременна. А в контракте пусто.

– Там же есть…

Анита вперебивку, едва сдерживая гнев: «Это почти что ничего». Бумажные листы разлетелись по площади.

– Хорошо. Отложим. – Краснощекое лицо вместе с голубыми глазами потухло. – У меня все активы в обороте, ты же знаешь.

– Эх ты – Физик!

Она развернулась и ушла к машине, громко выстукивая дробь каблуками.

Звонок из администрации президента выдернул Губернатора из-за стола, где он начал тихонько подремывать под монотонный гул голосов. Шло расширенное совещание с главами районов и сельхозпредприятий о подготовке к посевной компании. Многие безбоязненно говорили о грабительских кредитах и высоких ценах на дизельное топливо. Никто не говорил о связи Губернатора с компанией «Випойл», но все об этом знали.

Скорым шагом Кирилл Маркович переметнулся в свой кабинет к аппарату правительственной спецсвязи. Помощник президента Суриков поздоровался и сразу без предисловий спросил, почему продолжается конфликт с мэром Царевска. В областном центре проживает миллион человек, огромный потенциал, а у вас подковерные игры с бюджетом. Суриков вываливал слова неприятные и не позволял возразить.

– Наша задача поднять с колен местное самоуправление, а вы палки в колеса.

– Нет, вас неправильно проинформировали, – губернатор едва втиснулся в монолог Сурикова. – Я готов всячески содействовать местному самоуправлению и развивать. Просто мэр города молод, горяч, хочет все сразу. Я его, можно сказать, по-отечески поправляю, чтоб не зарывался…

– А что у вас за конфликт с НПЗ?

– Да нет конфликта, давно выстроены договорные отношения. Выделен очередной товарный кредит в 200 миллионов рублей для закупки солярки к посевной. Без поддержки Випойла крайне сложно. Поэтому приходится искать компромиссы.

Возникла пауза, Сурикова отвлекли звонком по другой линии… «Успел обгадить», – подумал губернатор, с тревогой ожидая новых вопросов. Помощник президента извинился за паузу и тоном, не терпящим возражений, торопливо выговорил: – Очень надеюсь, что найдете компромиссные решения и по Випойлу, и по бюджету с областным центром.

– Да, конечно. Я лично переговорю с Юрием Ивановичем. И мы обсудим наболевшие проблемы.

– Вот и хорошо.

Губернатор еще с полминуты стоял у аппарата, не выпуская трубки из потной руки, прокручивая свалившуюся неприятность. Да какую!.. Затем аккуратно положил трубку. «Нажаловался, стервец! Надо что-то срочно предпринять», – размышлял он, шагая по кабинету.

Попросил заместителя по сельскому хозяйству Орешкина закончить совещание без него, уверенный, что опытный аппаратчик сумеет осадить недовольство сельчан посулами, обещанием погасить часть процентов по кредитам за счет областного бюджета. Чтобы скрыть свою озабоченность, которая проступила на лице глубокими складками на лбу, переносице, громче обычного вбил: «Про лизинг сельхозтехники не забудьте напомнить».

– Все обсудим, Кирилл Маркович. Не беспокойтесь. Посевную компанию…

– Ладно, ладно, идите, – остановил монолог Губернатор.

Он продолжал думать про молодого мэра Мищева.

Конфликт начался давно. В ту пору Мищев заседал в Думе, а Маругу избрали губернатором под флагом КПСС. Неожиданно Мищев сделал депутатский запрос в налоговую по поводу випойловского НПЗ, который функционировал на территории Царевска. Назначили проверку, которая затянулась. За это время сместили с поста начальника областной налоговой службы, с помощью Бабичева в аппарате премьер-министра. Потом Мищев вроде бы на время притих. А может рыл землю, но незаметно. Потом конфликт с главой города Жоховым. Мальчишка, тридцать лет, а полез на выборы… Нервы всем потрепал изрядно. Зачем? А денег сколько пришлось потратить впустую!

Впрочем, деньги его беспокоили в меньшей степени. В какой-то момент он потерял счет миллионам, спихивая все банковские операции на жену и сына. После разговора с Суриковым он своим обостренным чутьем опытного руководителя уловил, что кресло под ним качнулось. А впереди очередные выборы, которые он мог выиграть, опираясь только на поддержку Випойла и те правила сотрудничества, которые они выработали в конце девяностых годов, когда Зина Бударина предложила баллотироваться на пост губернатора. Тогда он скривил лицо и грубовато, тем жестом, который обозначал лишь одно: ты Зина рехнулась!, – показал свое отношение к этой теме. Директор небольшого ремонтного завода, где рабочие полгода не получали зарплату, его терзала прокуратура, не было заказов и все же он оставался здесь и бог и царь, и акционер, уверенный, что свои кровные деньги получит всегда.

А эта маленькая женщина с мужским грубоватым лицом,, которую знал давно, как секретаря обкома, а ныне депутат Госдумы от компартии, не обиделась на его выходку, она с неожиданной горячностью нарисовала необычные перспективы, доказывая, как это важно для всего региона.

– Твой завод без господдержки через год загнется, – вбила она веский довод.

Это он понимал, и все же продвижение в губернаторы казалось ему в тот момент глупой авантюрой. Чтобы сбить пыл Зины Будариной, сказал с нажимом: «В губернаторы рвется богатая свора: банкир, два депутата, выдвиженец ОПГ Гаврилов…»

– На фоне нефтяников в лице Випойла – это все мальчики для битья. – Випойл тебя поддержит.

Две газеты и три типографии стали тиражировать его портреты и предвыборные лозунги с привычным: «Вернем власть рабочим и сельским труженикам!» Олигархов под суд! Социальные гарантии в жизнь!

На телевидении дискутировать ему не позволяли, потому что он путал падежные окончания, он лишь поддакивал, когда Зинаида Бударина и член штаба Егор Поляков говорили о нем, выходце из крестьянской семьи, начинавшем слесарем на заводе, о планах на будущее по преобразованию области. Это звучало красиво, Маруге стало казаться, что так и будет, что он вдохнет новую жизнь в бедноту сел и станиц, поднимет заводы, комбинаты…

На третий день после инаугурации он с удивление узнал, что дыра областного бюджета составляет больше трех миллиардов рублей, что бюджетники в райцентрах не получают зарплату второй месяц, а долги энергетикам составляют 900 миллионов рублей и генеральный директор «Облэнерго» угрожает веерными отключениями.

– Что же делать? – спросил он главного экономиста Сузонова.

– Все деньги в Москве, – ответил экономист уклончиво. – Но там недовольны нашими выборами.

Он и сам понимал, что после коммунистических лозунгов, махания красными флагами, ему сложно будет добиться выделения для области дополнительных средств.

Текст Постановления о возбуждении уголовного дела расплывался темным пятном, руки лихорадило, Мищев пытался вчитаться, понять… Конечно же, были угрозы от Сёвы Курина, ставшего «ночным» директором города Царевска, намеки депутатов, что нужно освободить кресло мэра, вызовы в прокуратуру. Но в череде постоянных планерок, совещаний, разгребании бумажных завалов, это казалось чем-то естественным, как неприятный снег с дождем. И надо лишь терпеть и бороться…

В спину подталкивали настойчиво, жестко.

– Без глупостей, Юрий Иваныч! Я старший следователь Хавенко. Садитесь в машину, ну садитесь же…

Он втиснул свое большое тело в салон потертой легковушки, спросил: «Куда едем?»

– В прокуратуру, господин Мищев, – прозвучало неожиданно громко. В голосе Хавенко теперь слышалась злая усмешка, похожая на дурной запах изо рта, чего он не ожидал. И взгляд сквозь стекла очков, брошенный вскользь с переднего сиденья полоснул откровенной злостью. – Вам предъявлено обвинения в превышении должностных полномочий, хищение в крупных размерах порядка ста миллионов…

Мищев вжался в спинку сиденья, оглоушенный этой тирадой следователя.

В кабинете заместителя прокурора области повторял раз за разом свое: «Да вы с ума сошли! Вы не понимаете…»

– Разберемся. А пока подпишите здесь, и здесь… Вы задержаны на 48 часов, а далее, как решит суд. Вам предъявлено обвинение, предусмотренное частями второй, третьей 160 статьи УК РФ, совершенные организованной группой в особо крупном размере, предусматривающие наказание лишением свободы на срок до десяти лет со штрафом в размере до одного миллиона.

– Вам понятно, изложенное мной?

И вроде бы понимал, что делает что-то не так, и невпопад, но словно сомнамбула расписался. Потому что был уверен, вот приедет адвокат и всё разрешится, как положено. Пусть даже с подпиской о невыезде. Ночь провел в камере предварительного заключения. Утром федеральный судья рослый мужчина с зачесом густых волнистых волос, старательно отводя взгляд от Мищева, быстрой скороговоркой стал зачитывать заранее подготовленный текст с длинной преамбулой определения… А он ждал затаив дыхание, уверенный, что поедет домой завтракать, поэтому не поверил в первый момент, услышав: «В связи с тем, что господин Мищев Ю. А. имеет возможность покинуть страну и оказать давление на свидетелей мерой пресечения избрать два месяца содержания под стражей…» Он дернулся, словно от удара палкой, прокричал:

– Нет! Не имеете права!

Перед ним мелькала маленькая фигура казенного адвоката, который попытался пригасить этот злой выкрик.

– Я все улажу, Юрий Иванович. Это пустая формальность. Я подготовил ходатайство в областной суд, чтобы оспорить это решение.

Адвокат говорил много и торопливо, но все время смотрел куда-то вбок, то ли на судью, то ли на следователя Хавенко, написавшего Постановление и ответственного за изложенное в нем…

Мищеву это казалось настолько абсурдным, словно прилет инопланетян на волжскую землю. Он выдохнул брань и, глуша злой порыв, привычно огладил свою русую бороду, попросил уведомить жену и отца об отправке в сизо.

– Да, да, непременно… – Адвокат снова зачиликал на своем юридическом

сленге о неправомерности действий прокуратуры, суда, безостановочно похлопывая ладонями, пощелкивая пальцами, как сжившийся с ролью Буратино. – В статье 108 УПК РФ сказано, что по преступлению небольшой тяжести, то есть за которое не может быть назначено наказание более трех лет лишения свободы человека нельзя поместить под стражу, поэтому следователь навесил вам страшную 160 статью – хищение в крупных размерах. Потерпите. Сегодня же вас навещу. Такое впервые, я понимаю, это нереально, это…

Но конвой был реальным, как и автозак, и длинные коридоры, и пенал камеры

отстойника, и унизительное раздевание. И такое же одевание, стоя на холодном бетонном полу. Не менее унизительно было правой рукой время от времени поддергивать спадающие брюки, стопоря ход по команде надзирателя.

Продолговатая камера с решеткой на квадратном окне под потолком, привинченная к полу скамейка, узкий проход… Мужчина долгоногий, сухолядый, лет сорока, с недельной щетиной на лице лишь кивнул на его невнятное «здрасте!», продолжая читать затрепанную книжку в мягком переплете.

– Тесновато тут, – сказал невпопад, первое, что пришло в голову, продолжая разглядывать узкое пространство, умывальник у двери и саму дверь с металлической ершистой насечкой.

– Эсвэ.

– Что, что вы сказали?

– Говорю, как в поезде эсвэ на двоих. Фролов моя фамилия. Вас-то я знаю. Примелькались, Юрий Иванович на экранах, в газетах. Умеют журналюги дифирамбы петь, особливо за деньги.

– Я им не приплачивал. Случалось и грязью поливали…

Фролов уселся удобнее, подтянув, как то по-домашнему ноги в шерстяных носках на одеяло. Сказал: «Ладно, не до споров… Располагайтесь на шконке».

Мищев сначала не понял, но переспрашивать не стал, сообразив, что лежак с металлическими полосами и металлическим каркасом, вделанным в бетонный пол, называется шконкой. А камера зовется «хатой» – «красной хатой», потому что Фролов сиделец тут не простой, а настоящий полковник и начальник Филоновского райотдела полиции, что в первый момент его неприятно корябнуло. Он даже подумал, что это специально подстроили, чтобы полицейский дожимал его на признание.

После прогулки в бетонном склепе тюремного дворика молодой выводной по ошибке, втолкнул Мищева в общую камеру. Ему ударило в ноздри вонью, табачным смрадом, запахом непромытых тел. Он стоял, оглядывая настороженно-угрюмые лица,

– Бля буду, буржуй! – выкрик прозвучал в полнейшей тишине:

Следом десяток пар глаз вонзились, начали высверливать, сползая с верхних шконок, со скамеек у стола. Они молча сверлили, сверлили и ему показалось вот-вот они кинутся разом… Лязгнул засов и, как в гоголевском «Вие», словно бы прокричал петух, вместе с заветным «чур меня, чур». Глаза сразу потухли, тела замерли, а он развернулся и вышел в распахнутую дверь, не успев, по-настоящему ни испугаться, ни разозлиться. Зато понял фроловское – «наше эсвэ». Понял сразу, что могло быть еще хуже ему, некурящему, привыкшему к чистоте и уважительному обращению.