Текст книги "Удивительные истории о собаках"

Заботы

Мама аккуратно захлопнула заднюю дверь машины, чтобы не побеспокоить задремавшую после врачебных процедур и капельниц Черангу.

– Это же надо, – сказала мама негромко, устроившись на водительском месте и выразительно встряхнув стопкой рецептов и чеков в руке. – Оказывается, в наше время вылечить собаку ничуть не дешевле, чем купить билеты на самолет в Сочи и обратно. Ты уже звонил по телефону с ошейника? Надеюсь, хозяин не бросил свою собаку, она просто заблудилась и попала под машину на дороге.

Женька отрицательно покачал головой:

– Черанга – немецкая овчарка, мам, она ни за что бы не заблудилась. Я думаю, хозяин плохо с ней обращался, мучил, бил. Поэтому она и сбежала.

– Ну, это только твои предположения, сын. Всякое бывает с собаками, даже очень умными. Представь себе, как хозяин за нее переживает. Так что давай-ка звони.

Женька нехотя достал телефон.

Надежда, что его мечта наконец сбудется, и у него появится собака, таяла, как фруктовый лед в жару.

Механический голос автоответчика проговорил: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Довольная Женькина улыбка не укрылась от маминых глаз.

Поэтому она тут же взяла с него обещание дозваниваться до хозяина Черанги в течение дня.

– Пойми, Женя, у нас все равно не получится оставить собаку у себя. Ей нужен уход, лекарства. Смотри, сколько выписали, и это только на первые две недели. А нам бы самим этот месяц как-нибудь протянуть. Ты же у меня уже взрослый мальчик, все понимаешь.

* * *

Черанга проспала целый день на устроенной ей импровизированной лежанке из старого Женькиного одеяла и зимней куртки, из которой он уже вырос. Иногда она просыпалась, с трудом поднималась на вялые ноги, пила воду из большой алюминиевой миски и тут же ложилась снова.

Женька со смартфоном устроился рядом с ней на диванных подушках. Набрал в поисковике: «Как ухаживать за немецкой овчаркой». Как он и предполагал, собаки этой породы отличались умом и выносливостью, а еще преданностью хозяину. Последняя информация и радовала, и огорчала Женьку. Еще когда они в школе проходили «Каштанку», его просто выворачивало от возмущения, как хозяин обращался со своей собакой. Казалось бы, она должна была возненавидеть его за такие муки.

Но нет, как только Каштанка отыскала хозяина, она бросилась к нему со всех ног.

Из этого выходило, что, как бы хозяин Черанги ни относился к ней, она все равно будет по нему скучать.

Эта мысль засела в Женькиной голове и не давала ему покоя, словно назойливый комариный писк. Чтобы отогнать ее, Женька сбегал в магазин и купил на свои скудные сбережения из копилки сухого собачьего корма. Он-то полезнее для собаки, чем молоко, которое мама велела подогреть для нее.

Но от корма Черанга упрямо отворачивалась. Пришлось проверить мамину версию, и она сработала. Черанга вылакала целую миску теплого молока, даже не заметив подмешанного к нему лекарства.

В новом доме Женька больше всего полюбил свою комнату в мансарде, куда вела с первого этажа узкая лестница со скрипучими ступеньками и тонкими шаткими перилами.

Женьке нравилось, что ступеньки скрипят и предупреждают его о незваных посетителях.

Но теперь крутая лестница стала помехой для общения с собакой. Вряд ли можно было рассчитывать, что Черанга взберется по ней в ближайшие несколько дней. А кто его знает, сколько вообще у них времени осталось, чтобы побыть вместе.

Поэтому Женька забыл на время о своих привычных занятиях, и если и поднимался в свою комнату, то только затем, чтобы взять что-нибудь полезное, книгу или тетрадку, куда решил записывать самые важные моменты из их совместной с Черангой жизни, свои наблюдения за собакой и размышления.

Почему, например, собаку зовут Черанга? Может быть, это какое-то сокращение? Что-то вроде Черной Анги? Но тогда что такое Анга?

Женька погуглил и вразумительных ответов не нашел.

Незаметно наступил вечер. За окном все еще сияло солнце.

О времени напоминала лишь спадающая жара.

Черанга вдруг навострила уши, напряженно прислушиваясь к чему-то. Потом неожиданно бодро вскочила на ноги и, постукивая когтями, взволнованно прошлась до одного из окон, затем до другого. Потянула носом, будто призывая все свои органы чувств на помощь, чтобы обнаружить что-то важное для нее. И замерла в стойке, полуприсев на задних ногах и вытянув вперед шею.

Старинные часы, которые мама не забывала ежедневно заводить, подтягивая железные шишечки на цепочке, с шипением пробили пять раз.

Черанга еще раз беспокойно прошлась по комнате. Подошла к двери, постояла, прислушиваясь.

Затем с тихим стоном устало опустилась на пол.

Все попытки Женьки добиться от собаки хоть какой-то позитивной реакции – удара хвостом о пол или хотя бы настороженного трепетания нежно-розовых изнутри ушей – не увенчались успехом.

И Женька сам почувствовал в душе тяжелый черный ком подступившего отчаяния.

Он вспомнил о данном маме обещании и снова нехотя нажал на вызов номера, выгравированного на собачьем ошейнике.

Но хозяин Черанги все еще был вне зоны действия сети.

Собачье сердце

– Уберите собаку! – властно крикнул врач, указывая чемоданчиком с красным крестом на Черангу.

Он торопился к пациенту, но, увидев оскаленную пасть овчарки, замер.

– Да кто ж ее уберет – это собака брата Даниила, только его будет слушать, – развел руками высокий худой монах со взъерошенной бородой. – Они служили вместе когда-то.

– Раз служили, должна команды понимать.

Врач присел, распахнул чемоданчик, быстрыми выверенными движениями отломил головку капсулы, наполнил лекарством шприц.

Протянул бородачу:

– Это успокоительное. Для собаки тоже сгодится. Берите шприц – колоть нужно в холку.

– Что, я? – Послушник попятился.

Врач недовольно фыркнул:

– Ну а кто же? Вас она знает, подпустит. Нам ждать больше нельзя.

* * *

Скорая затарахтела, сделала круг по монастырскому двору и потащилась к дороге.

– Ишь как тебя пришибло-то, – виновато проговорил бородатый послушник, присев возле собаки.

Та уже который раз попыталась встать на ноги.

Взялся за ошейник, помог.

Черанга сделала несколько неуверенных шагов вслед за удаляющейся, подпрыгивающей на ухабах машиной.

К удивлению послушника, собака не остановилась, а двинулась вперед сначала медленно, словно в полусне, затем все быстрее и быстрее.

– Стой, Черанга, куда же ты! Хозяина не догнать. Иди сюда! Ждать! Сидеть!

Но Черанга уже не слышала его.

Запах воска

Спал Женька, несмотря на протесты мамы, рядом с собачьей лежанкой, приткнувшись к теплому боку Черанги и приобняв одной рукой, чтобы чувствовать ее дыхание. Вдруг ей опять станет хуже.

Мама встала рано. По кухне старалась ходить тихо, чтобы не разбудить Женьку.

Но он к тому времени уже порядком отлежал бок, соскользнув со своей неудобной лежанки из диванных подушек, так что сразу проснулся.

Черанга по-прежнему лежала тихо, безучастно глядя куда-то в угол.

Мама поставила перед Женькой тарелку с овсянкой:

– Женечка, звони сегодня целый день, вдруг хозяин объявится.

Женька кивнул, хотя в душе тут же запротестовал. Что этот хозяин знает, чего не знает он, Женька? Делает все, что ветеринар сказал. Значит, поправится собака, нужно только время.

После маминого ухода Женька еще немного повалялся рядом с Черангой, листая ленту новостей на телефоне.

И тут с собакой случилась та же история, что и прошлым вечером.

Она вскочила на ноги, зацокала по дощатому полу, заходила из угла в угол, останавливаясь то у окна, то у дверей. Теперь она, казалось, вопросительно поглядывала на Женьку, будто спрашивала, чего он медлит.

Мамины часы отсчитали восемь.

– Тебе пора гулять, да, Черанга? – догадался Женька. – С тобой гуляли ровно в восемь?

Он открыл дверь и подождал, пока Черанга выйдет на крыльцо.

Вопреки его ожиданиям, собака не кинулась вперед к некошеной высокой зеленой траве и отцветшим кустам сирени, разросшимся на их участке.

Черанга неловко потопталась на крыльце, оглядывая местность. Затем все-таки спустилась, прошлась, принюхиваясь, по тропинке до калитки и обратно. Ненадолго забежала в сиреневые заросли, снова вернулась к крыльцу и улеглась с тяжелым вздохом.

На Женьку опять накатило отчаяние. Он уже не был так уверен, что сможет выходить Черангу, что понимает ее лучше мамы или ее неизвестного хозяина.

Ему захотелось отвлечься, заняться чем-то привычным и приятным. Он точно знал, что придало бы ему сил и вернуло уверенность в себе.

Два года назад в школе на уроке художественного мастерства он впервые расплавил воск на водяной бане, добавил туда чуть-чуть красного красителя, затем отлил из воска тонкие лепестки и слепил свою первую свечку-розу в подарок маме на Восьмое марта. С тех пор создание необычных свечей стало его самым страстным тайным увлечением.

Тайным, потому что не будет уважающий себя пацан направо и налево рассказывать, что свечки отливает. Это тебе не дзюдо или футбол. В общем, не мужское это дело.

И все-таки оно его по-настоящему увлекло.

Забравшись к себе в мансарду, Женька быстро собрал все необходимое для изготовления свечи, на ходу придумывая форму и дизайн, помчался по лестнице вниз и чуть не споткнулся о Черангу, уже преодолевшую несколько ступенек и с любопытством принюхивающуюся, вытянув вперед морду и раздувая ноздри.

Встретив Женьку, она ткнулась мокрым носом в его ладонь с воском и облизала шершавым горячим языком.

Женька вспомнил, что точно так же собака повела себя в лесу, когда он нашел ее. А ведь тем утром он разбирал свои сокровища – те свечи, что привез из Москвы.

– Выходит, тебе нравится запах воска, да, Черанга?

Женька погладил собачью морду, подставил вторую ладонь собачьему языку:

– Где же ты жила и что там делали из воска? Может, тоже свечки отливали?

Как же не хватает сейчас человека, с которым можно было поговорить про собаку и посоветоваться.

Тут Женьку осенила новая идея, и он, перескакивая через несколько ступенек, помчался наверх в свою мансарду.

Марина

В комнате он подбежал к окну и заглянул во двор соседнего участка. Дог и девочка с книжкой были на своем месте.

Женька решительно распахнул окно, не давая себе времени на размышления.

– Эй, п-привет! – крикнул он, высунувшись в окно чуть ли не по пояс и рискуя свалиться в кусты.

Девочка, казалось, не слышала его. Только дог приподнял голову и навострил изящные уши.

– Ма-ри-на! – во все горло завопил Женька, отчаянно проклиная себя и чувствуя, как пылают уши.

Но девочка продолжала раскачиваться в гамаке, уставившись в книжку.

«Наверное, в наушниках», – решил Женька.

Выбора не было.

Он взвесил в ладони небольшой кусок воска – тот самый, что приготовил для отлива свечи, прицелился и запустил его так, чтобы кусок упал девочке на колени.

Марина подскочила от неожиданности. Дог тоже тут же оказался на ногах.

Девочка покрутила в руках кусок воска, даже понюхала. И наконец подняла голову, вынув из ушей наушники-затычки.

– П-привет! – снова выкрикнул Женька.

И помахал, нелепо улыбаясь. Он уже представлял, как Марина крикнет в ответ что-то типа: «Ты зачем кидаешься, дурак?»

Но она неожиданно улыбнулась ему в ответ:

– Это воск, да? Запах такой приятный, как будто медом отдает. Пчелиный?

Женька кивнул.

– Мне очень нужен совет, – выпалил он без предисловий. – П-по п-поводу собаки.

– А что с твоей собакой? – тут же отозвалась Марина, подойдя вплотную к забору, чтобы было удобнее разговаривать.

А Женька уже слетел с лестницы, торопясь навстречу гостье.

* * *

Марина сидела на корточках возле Черанги и почесывала собаку за ушами. Черанга лежала неподвижно, разрешая себя гладить, но никак особенно не реагируя на появление девочки.

– Она тоскует, – уверенно заявила Марина, cклонившись над собакой. – Видишь, морда совсем седая, а значит, собаке уже много лет. Кто знает, сколько они с хозяином вместе прожили. Может, он заболел, ну, помнишь, как в «Белый Бим Черное ухо». А собака искала его, пока из сил не выбилась.

– И что же теперь делать?

Женьке стало стыдно, что он все это время не особенно усердно звонил и искал хозяина Черанги.

Собака теряет силы, тоскует, а он только о себе и думает.

Он снова набрал заветный номер. Без изменений.

Марина откинула тяжелую прядь длинных волос.

– Может, пойти к тому месту, где ты ее нашел? – предложила девочка. – Вдруг она почует след или что-то вспомнит.

Женьке идея показалась гениальной.

* * *

До места, где Женька нашел собаку, они не дошли.

Марина остановилась передохнуть, смахнула блестящие бисеринки пота над верхней губой:

– Фу, жара какая сегодня! – Она бросила взгляд на модные смарт-часы на запястье: – Скоро пять, бабуля чай накроет, подожди, я ей напишу, а то переживать будет.

Вдруг Черанга сделала стойку, присев на задние лапы и вытянув морду вперед, прислушиваясь к чему-то слышному только собачьему тонкому уху.

– Вот-вот, смотри! – возбужденно шепнул Женька. – Вчера точно так же было в пять вечера. Только вчера она как будто искала знакомый звук. А сейчас, видишь, она слышит что-то!

Он замер, прислушиваясь.

– Мне кажется или…

Марина не успела договорить. Собака взвыла протяжно – певуче, словно подпевая кому-то или чему-то.

А потом рванула с места и, быстро набирая скорость, помчалась через поле, но только не назад к дому, а значительно левее. Согласно навигатору там, за лесополосой, начинались огороженные высокими заборами солидные коттеджи деревни Белкино, а за Белкинскими прудами уже и окраины Обнинска.

Пока Женька с Мариной спотыкались о заросшие клевером старые борозды где-то на середине поля, Черанга, наращивая темп, оказалась уже на его краю. Черная собачья спина растворилась в тени деревьев.

– Мы так потеряем ее! – в отчаянии крикнул Женька, оглядываясь на отставшую Марину.

Та махнула рукой, указывая куда-то выше крон деревьев.

– Я, кажется, знаю, что она слышит! Вон, смотри!

Он оглянулся в ту сторону, куда показала девочка. Там за вершинами деревьев поблескивали расплавленным золотом в жарких солнечных лучах церковные купола.

– В храм? Черанга бежит в храм? – от этой мысли Женька опешил. С чего бы это собаке…

– Колокола! – коротко ответила Маринка. – Побежали быстрее, а то она там всех распугает.

Пазл из разрозненных странных фактов про Черангу сложился в голове Женьки в один момент:

– Она ждала колокольный звон вчера в пять. И не услышала! И утром ровно в восемь снова ждала. А потом свечи! Запах воска – Черанга его любит. Значит, она жила при храме!

Женька почувствовал восторг, птицей забившийся в груди. Он разгадал тайну Черанги, как какой-нибудь Эркюль Пуаро.

– Может быть, ее узнают в церкви! – выкрикнула Марина.

В деревне она обогнала Женьку, и развевающийся подол ее цветастого сарафана маячил теперь перед ним на затененной деревьями узкой улочке, сбегающей к прудам.

На какое-то время церковные купола потерялись из виду. И, только спустившись к самым прудам, ребята увидели, как грунтовая дорога на другом берегу вьется вверх по зеленому холму к церковным стенам, упрятанным в строительные леса.

На холм они взбирались уже шагом, не в силах больше бежать. Черанги нигде не было видно.

Двери в храм были прикрыты. Наверное, служба уже началась.

Но на дворе толпились люди.

Черанга стояла на церковном крыльце, настороженно принюхиваясь к толпе, будто сосредоточенно искала какой-то особый, только ей одной известный запах.

– Куда пришла, иди прочь, уходи!

Пузатый мужчина с красным распаренным от жары лицом подкинул в руке только что поднятый с земли камень.

Женька метнулся к крыльцу:

– Стойте! Это моя собака, не смейте ее обижать!

– А раз твоя, так и держи ее при себе! Совсем совесть потеряли, собаку в Божий храм тащить!

– Не тащим мы собаку в храм, – возразила подоспевшая Марина, придерживая Черангу за ошейник и отводя подальше от мужчины. – Мы просто ищем тех, кто знает эту собаку.

– Да, – поддакнул Женька. – Может, это собака священника?

– Окстись, мальчик! – вмешалась в разговор пожилая женщина, опирающаяся на палку. – Да можно ли собаку на церковном дворе держать, не дай Боже в церковь забежит! А ну, пшла прочь! – И женщина погрозила палкой, потому что Черанга снова вытянула морду, принюхиваясь.

Женька заметил страх в глазах женщины и в глазах других людей, ожидающих, когда же можно будет пройти в храм.

– Простите, – извинился он. – Пойдем, Черанга.

Черанга помедлила, словно решая что-то про себя, но потом понуро последовала за ним.

Сражение

Они решили срезать путь и возвращаться уже не через поле, а вдоль дороги и дальше по знакомым улицам, малолюдным в такую жару.

Возле магазина Марина остановилась:

– Подождешь? Хочу бабушкины любимые пряники купить, ей приятно будет. И колы нам куплю, хочешь?

Женька молча кивнул.

Черанга без всяких слов поняла, что будет остановка, и улеглась в тени, тяжело дыша.

Женька не сразу заметил знакомые длинные тени на асфальте.

– А, нищеброд! Это ты кстати тут оказался! Гони долг! – зазвенел знакомый фальцет.

Женька оглянулся, раздумывая, куда бы спрятаться. Сердце вдруг забилось, как сумасшедшее.

На крыльце магазина стояла Марина, в недоумении глядя на обступивших Женьку парней.

– Ничего я тебе не должен!

Женька заставил себя расправить плечи, хотя инстинктивно хотелось скукожиться, стать еще меньше или вообще исчезнуть.

Рядом с Фальцетом стоял толстый рослый парень и тот, другой, что вечно шмыгал носом, Фальцет называл его Гнусом.

Драться сразу с тремя – смертельный номер.

– Поглядите-ка на этого нахала, он нас уже второй раз дурачит, – прогундел Гнус. – Сам карманы вывернешь или тебе помочь?

Толстый усмехнулся и погладил свой живот, словно собирался проглотить Женьку.

– Гляди, ребя, да он с дамой, – с издевкой протянул Фальцет, бесстыдно разглядывая Марину, прижимающую к груди две банки колы и пряники. – А дама-то уже и колу нам купила! Налетай!

И Фальцет развернулся к растерявшейся Марине.

– Не смей ее трогать!

Женька в один прыжок преградил ему путь, сам изумляясь своей прыти.

– А ну, пшел, блоха прыгучая! – выдохнул ему прямо в нос мятной жвачкой Фальцет. И Женька с ужасом почувствовал его влажные сильные пальцы на своей шее. – Не то придушу, как кошку драную!

Фальцет попытался оторвать Женьку от земли одной рукой, сдавливающей горло. Боевиков насмотрелся. Только, как в фильмах, у него не получилось. Вышла глупая сцена: Фальцет тянет Женьку вверх, вцепившись ему в горло, а Женька стоит на своих двоих, красный как рак, обеими руками пытаясь отодрать сжимающие шею пальцы.

Неожиданно Женьку осенило. И, коротко размахнувшись, он заехал коленом в мягкий пах врага.

– Ааааай! – в еще более высокой тональности, чем обычно, заверещал Фальцет, отпустив свою жертву и ухватившись за причинное место. – Вот ведь гаааад! Бей его, ребя!

Гнус стоял совсем рядом с Женькой, но не успел нанести удар.

Черанга выверенным прыжком сбила его с ног и прижала к асфальту, обнажив желтые клыки в беззвучном устрашающем рыке.

Так ее учили когда-то обезвреживать врага.

Гнус, всхлипнув, по-детски вскрикнул «мама» и замер, покорно растянувшись на асфальте. Двое его подельников в ужасе отступили.

– Слышь, парень, – вполголоса проговорил Фальцет, забыв о своей боли. – Прикажи ей отпустить. Она ведь загрызть его может.

Женькина душа ликовала.

Он оглянулся на Марину, но на ее бледном лице отразились только тревога и растерянность.

– Прикажи ей, Женя, – одними губами прошептала девочка.

– Черанга, фу! Ко мне!

Собака послушно отпустила врага и села рядом с Женькой.

«И все-таки это победа! – подумал Женька, дотронувшись до собачьей холки. – Спасибо, Черанга!»

Вольер или приют

– Женя, ну как же так?

Мама сжала тонкие пальцы в замок так сильно, что побелели костяшки. Глаза ошарашенно распахнуты, губы подрагивают.

– Они первыми напали, ма!

Его слова почему-то прозвучали как оправдание.

Полицейский, то и дело отирающий пот со лба скомканным платком, в который раз повторил скучающей интонацией:

– Ваша собака угрожала жизни мальчика. Его родители подадут в суд, если вы не примете меры. Вот заявление, прошу ознакомиться.

Он протянул маме какую-то бумагу. А она только растерянно кивала.

– Богданов, между прочим, мужик серьезный, лучше ему дорогу не переходить, юристов наймет, не отвертитесь, – продолжал полицейский, хмурясь. – Согласно закону, подросток до четырнадцати лет не может разгуливать с собакой без сопровождения взрослого.

– Но я работаю, – возразила мама неуверенно.

– Значит, пока вас нет, собака может гулять только на территории вашего участка.

Второй полицейский, стоявший у окна, обернулся и оглядел двор.

– Заборчик хлипенький, не подойдет для выгула. Придется вам установить специально оборудованный вольер. Это несложно, можно из рабицы, – добавил он. – И обязательно купите поводок с намордником для прогулок.

Мама кивнула. И все-таки попробовала договориться:

– Послушайте, собака не наша, пробудет у нас совсем недолго. Может быть, обойдемся без вольера?

– В законе нет указаний на время пребывания собаки. Она и за один-то день вон каких дел натворила.

* * *

Когда полицейские ушли, мама бросилась на диван и зарылась лицом в подушку.

– Мам, ну что ты! – простонал Женька, обнимая ее за плечи.

– Ох, Женька! – Мама повернулась к нему: – Я же тебе говорила! Я так и думала, что с этой собакой у нас еще будут проблемы. И, даже если она справедливо наказала тех оболтусов, полицейские правы. Выбора нет, Жень. Завтра отвезем собаку в приют.

– Мама, нет!

Все слова испарились у него из головы, остался только горький привкус попранной справедливости.

Ему не хотелось выполнять требования полицейских, ссылающихся на какие-то глупые правила. И все-таки это лучше, чем совсем собаки лишиться, лучше, чем приют.

– П-п-пожалуйста, м-ма! В п-п-риюте Черанге п-плохо будет, ей же еще лечение т-т-требуется. Т-ты сама сказала, еще н-неделю м-м-можно, чтобы Черанга у нас жила! У нас уговор был!

Женька недаром упомянул про уговор. Уговор нарушать нельзя. Это правило неукоснительно соблюдалось в их семье.

Именно поэтому с мамой было сложно договориться и обещания она давала крайне редко.

Мама молчала. И Женька продолжил свой натиск:

– Д-давай выполним, что полицейские сказали, и все отстанут от нас. Т-только не в приют!

Мама медлила с ответом. А когда заговорила, голос прозвучал твердо. И Женька понял, что пути назад уже не будет.

– Женя, звони, пожалуйста, ищи хозяина Черанги! Напиши объявление в соцсетях. Подождем еще неделю. Если никто не откликнется, отвезем собаку в приют.

Вольер из рабицы появился у них во дворе уже к концу следующего дня. Черанга по-прежнему выглядела вялой, она улеглась в вольере и не захотела возвращаться в дом. Так что Женька перенес в вольер ее импровизированную лежанку. А заодно свою подушку и мамин старый коврик для фитнеса.

Они с Черангой, как и прежде, спали вместе, только теперь их домом стал вольер.