Текст книги "ERIKA"

Я на секунду остолбенел. Так вот оно что! Значит, прячась в траве, Дениска выслеживал жертву, а дрожал далеко не от страха, а от предвкушения драки. Он жаждал порвать пуделя аж до трясучки! Охотник, блин, ёлки-палки! Хорошо, что пудель попался с отменной реакцией: как же он улепётывал от Дэника! Опомнившись, мы с Ларисой Михайловной бросились вслед, кричали что-то. Нарезав несколько кругов по пустырю, промокший Дениска остановился, и я смог взять его на поводок. Ошейник на сей раз затянул по полной.

Я увидал довольные, сияющие глаза бультерьера; он быстро дышал, оскалив пасть; алые губы растянулись, словно в кривой ухмылке. А пудель так и убежал, скрывшись в соседнем дворе. Ушла вслед за ним, обозлившись, красавица-училка. Я же повернул к дому – на первый раз приключений довольно. Когда ехали в лифте, погладил пса, приговаривая:

– А я думал, сдрейфил ты. Ну, молодец, молодец. Только ты это… того… не балуй так! Понял?

Дениска лишь зевнул.

Да, Казахстан оказался хорошим местом для воспоминаний о лете. Здесь всё вокруг ещё дышало жарой. И прошедшее жаркое лето вспоминалось легко и естественно…

Про второй «выход в свет» нашего героя, случившийся следующим утром, рассказывал брат. Они пришли на ближайший пустырь около теплотрассы, где всегда тусовались собачники из соседних домов со своими питомцами. Нашу домашнюю овчарку Флору в этой компании знали все, её появление интереса не вызвало. Другое дело Дэник – высокий, мордастый, ярко-белый (уже отмытый) и пока ещё очень худой бультерьер. Для дворовых псов – конкурент. Кобели-старожилы набычились. А Дениска снова упёрся, никак не желая идти «знакомиться» с местными «авторитетными» псами.

Главным хулиганом в той собачьей компании был Джордан, крупный кобель породы боксёр. Наверное, поведение новичка ввело Джордана в заблуждение. Резво подскочив, он принялся облаивать нерешительного бультерьера. Дениска застыл, вытянувшись как струна, он молча сносил «оскорбления». Облаяв как следует новичка, показав тем самым, кто здесь главный, боксёр развернулся вальяжно, он собирался уйти.

Не тут-то было! Резкий прыжок – и Дэник уже перед ним, так же стоит и молчит. Джордан, кажется, удивился и вновь, как следует, обложил новичка громким лаем. Дениска молчал, но когда боксёр попытался его обойти, вновь преградил ему путь. Затем ещё и ещё. Джордан оторопел, он впервые столкнулся с таким странным поведением и явно не понимал, что ему теперь делать. Одно было ясно – испытывать новичка на прочность он уже не хотел.

И тут Дэник в первый раз рыкнул. О, этот его рык! У скольких ещё собак сердце уйдёт в пятки от его рычания! Как же его описать? Это был не лай, нет. Наш бультерьер никогда не лаял. Звук, издаваемый им, зародившись в утробе, выплёскивался из пасти, словно усиленный мощным сабвуфером. Брат называл этот звук «рык тигра». От этого рыка листья, казалось, дрожали на деревьях, мурашки бежали вдоль позвоночника. Тигриного рыка боялись все! Впервые услышав его, Джордан ретировался со скоростью быстрее ветра; он никогда с тех пор не приближался к Дэнику ближе пятидесяти шагов.

Вскоре и мне посчастливилось стать свидетелем отрезвляющего действия на ретивого оппонента «нежного» Денискиного голоска. На одной из первых прогулок пред нами предстал чёрный доберман, рвущийся меряться силами с Дэником. Грозно лая, он дёргался что есть мочи, но его хозяин крепко держал поводок. Не знаю, как (возможно, карабин сломался), но поводок вдруг остался в руках владельца, а доберман чёрной молнией устремился на нас. Расстояние стремительно сокращалось – и тут Дэник рыкнул! Это надо было видеть. Доберман включил экстренное торможение. Затем резкий разворот на сто восемьдесят градусов, и мы увидели его сверкающие пятки. Просвистев, не сбавляя скорости мимо оторопевшего хозяина, «чёрная молния» скрылась в кустах. Вот какой был рык у Дениски!

Но это были цветочки. Дальше – больше. На людей наш охотник внимания почти не обращал, но вот собаки… Это нечто! Дениска не мог пропустить ни одного пса, чтобы не померяться силой. Причём, как говорят, «невзирая на лица». Кто перед ним: маленький пудель или громадный дог, беззлобная девочка-болонка или матёрый кавказец-волкодав – Дэнику было абсолютно фиолетово. Каждый раз, только заслышав за окном собачий лай, долетавший с улицы в квартиру на пятый этаж, подрывался наш горе-боец, нёсся, сломя голову, ко входной двери и дико рычал перед ней на далёкого невидимого соперника.

Сидя на полу в коридоре гостиницы «Степная» и поглаживая спящего бультерьера, вспоминал я, как хотели мы выставить нашего пёсика на притравочный бой (должен же он поддерживать форму). Но мелькнувшая эта идея о собачьих боях развеялась с посещением ветеринара. Мы возили пса на обычный осмотр; так, на всякий случай. Врач нашёл, что Дениска здоров. Худоват, конечно, но дело то поправимое.

– Кормите больше и чаще, витамин В12 колите, – рекомендовал усатый доктор собачьих наук, а после добавил. – Хорош экземплярчик; жаль, для боёв не годится.

– А что такое? В чём, собственно, дело? – заволновались мы с братом.

– Про Высоцкого слышали? Да не про певца, а про боксёра. Про Игоря Высоцкого, сильнейшего боксёра 70-х спрашиваю.

– Слыхали, конечно, – отвечал за двоих брат. Я же, скромно потупившись, молчал. В 70-е я ещё пешком под стол ходил.

– Так вот, Игорь Высоцкий – единственный, кто сумел победить трёхкратного олимпийского чемпиона легендарного кубинского тяжеловеса Теофило Стивенсона, причём дважды. Нокаутом! Сам же Высоцкий ни олимпийским чемпионом, ни чемпионом мира, или даже Европы не был. Разок лишь чемпионат СССР выиграл. Вина неудач на ринге – строение его черепа, слишком острые кромки надбровных дуг. По бровям и лупили его соперники, прознав о слабом месте нашего боксёра. Обычный удар, и – рассечение, кровь бежит. И хоть готов Высоцкий биться дальше, но бой приходится останавливать и засчитывать ему поражение. Таковы правила.

– У нашего пса что-то не так с черепом? – поинтересовался брат.

– Фильм «Рокки» смотрели? – вопросом на вопрос ответил каверзный ветеринар – как выяснилось, страстный любитель бокса.

– Смотрели, конечно, – на сей раз за двоих отвечал я. Брат же, скромно потупившись, молчал. В видеопрокатах он был гостем редким.

– Помните, сколько там у героя-боксёра «краски» из лица вытекло? Будь то бой реальный, а не киношный – давно бы остановили. Короче. Есть у вашего бультерьера одно-единственное слабое место: кожа на морде тонкая очень, порвать легко. А там, порвёшь если – кровища хлестать будет о-го-го! В этом и проблема, а так ничего себе экземплярчик, офигительный пес, в общем и целом.

Так мысль об участии нашего питомца в собачьих боях, толком не оформившись, сама собой отпала. Но Дэник слов ветеринара о тонкой коже, скорее всего, не понял. Поэтому любой, абсолютно любой пёс, оказавшись в поле его зрения-слуха-чутья, тут же становился объектом охоты. У этого незыблемого правила имелось лишь единственное исключение – Флора. Нашу домашнюю овчарку бультик ни разу даже не попытался тронуть. К радости членов семьи у Флоры с Дениской сложились вполне приятельские отношения.

Вообще дома Дэник был просто душка (за исключением бросков с рыком к двери). Спал бультерьер по-своему: не на боку, не на животе, а прямо на спине, перевернув морду и раздвинув в стороны лапы нарасшарагу. Ради прикола можно было вытянуть у спящего Дениски лапу вверх и, отпустив её, наблюдать, как долго остаётся она торчащей к потолку, а затем медленно, очень медленно возвращается в исходное положение. За это мы называли его «пластилиновым бультерьером», будто из спящего Дениски можно что-то слепить.

Я улыбался, вспоминая, как по совету ветеринара мы стали колоть витамин В12. Заодно решили и Флорино здоровье укрепить. Брат держал, а я колол им поочерёдно в ляжку по уколу через день. Курс – по десять ампул. Со второй процедуры овчарка начала выкидывать номера. Я прятал шприц за спиной, но Флора каким-то шестым чувством ощущала, что мы опять задумали. Визжала не своим голосом, типа: «Спасите, хозяева спятили!» Пытаясь улизнуть, бегала от нас по квартире. Брыкалась, крепко зажатая меж братовых ног. А когда в очередной раз «всё было кончено», поскулив обиженно, начинала подлизываться – ласкалась, заглядывала преданно в глаза, как бы умоляя: «Не надо так больше!»

С Дениской всё было просто. Брат его даже не держал. Я мог воткнуть ему шприц в любой ситуации; к примеру, когда он ест. Реакции на укол – ноль, как у Моргунова в фильме «Кавказская пленница».

Обычно я ел перед телевизором в гостиной, поставив поднос с едой на журнальный стол между кресел, сам же сидел полу-боком. Дениска аккуратно забирался на кресло, пристраивался между моим боком и спинкой. Усевшись на задницу, лапы опускал мне на плечо, а поверх них – морду. Провожая взглядом каждую ложку, отправлявшуюся ко мне в рот, ожидал терпеливо, когда и ему обломится кусочек, и, дождавшись, с громким чавканьем проглатывал его.

А ещё нравилось ему, подойдя ко мне, сидящему в кресле, положить в ожидании ласки свою громадную белобрысую башку мне на колени, и закрыв глаза балдеть оттого, что чешу ему за ухом. Самым большим лакомством для Дениски были пельмени. Находясь дома, он и сам был словно большой пельмешек, наш славный добрый бультерьер! Но это дома, а на улице…

Поначалу чаще выгуливал Дэника брат; обычно он брал на прогулку обоих питомцев. Умная, воспитанная, послушная Флора, свободно бегая, нарезала круги. Дениска – строго на поводке, в специально приобретённой шлейке, из которой не выкрутишься, как из ошейника. И только уведя драчуна на самый дальний пустырь у железной дороги, где ни людей, ни собак, брат отстёгивал поводок. Но и там находился способ для Дэника выпустить энергию: деревья.

Ствол молоденькой берёзки (сантиметров пять в диаметре) перегрызал бультерьер за пару минут, орудуя челюстями, словно бензопилой «Дружба». Только щепки летели по сторонам! На мощную, толщиной с мужскую руку, ветвь тополя уходило времени раза в три больше. Дениска подлетал с разбегу к дереву, прыгал и повисал, вцепившись зубами за ветвь. И начиналась борьба до победного!

Он грыз и грыз! Грыз сосредоточенно, выкладываясь по полной, словно это не тренировка, а бой настоящий. Бой не на жизнь – на смерть. Иногда падал с ветви и тут же, оттолкнувшись от земли, взлетал к воображаемому противнику, вгрызаясь в его «плоть». Не отступал до тех пор, пока поверженная четырёх– или пятиметровая ветвь не оказывалась на земле, под ногами. Тогда, от души помутузив, тащил её хвастаться брату. А тот, похвалив питомца, начинал операцию по удалению заноз из его щёк и дёсен. Специальные щипчики и перекись водорода, как предметы первой необходимости, всегда носил он на прогулки. Носил и заточенную буковую дощечку для разжимания челюстей – так, на всякий случай.

***

Всякие случаи… Да, они имели место. Вспомнилось, как брат рассказывал после одной из прогулок:

– Гуляем значит на пустыре, никого не трогаем. Флора в сторонке, вынюхивает что-то. Я Дениске палочку бросаю, он за ней сбегает, принесёт. Идиллия! Красота, птички поют. Вдруг вижу, выходят на поляну те двое с ротвейлером.

– Муж с женой? – уточнил я, хоть и так понял, о ком речь.

Семейка Аддамс! Оба невысокие, кряжистые, с рожами, как у их пса, похожими очень. Вечно вдвоём выгуливали они своего кабана-ротвейлера. Пёс-то и вправду хорош, но вот хозяева… слишком уж гордые, везде своего Джека королём выставляли и не прочь были, если их ротвейлер чужую собаку потреплет. Они, похоже, и вправду хотели, чтоб все их боялись. Пару раз и Флоре от них доставалось.

– Они самые! И чего припёрлись? Никогда их там не видал… Ротвейлер, как обычно, без поводка, без намордника. Ну, и мы, в общем, так же… но мы-то сюда первые пришли! А Дэнька как раз за палкой убежал. Я кричу им: «Уходите скорей, иначе пёс мой сейчас на вашего Джека бросится!» А они остолбенели от неожиданности, не понимают о чём я – Джек больше Дениса раза в полтора. Потом переглянулись, дошло до них, и они чуть не ржут: «Ваш пёс бросится? Так ему же хуже! Сами своего и держите, если боитесь за него, мы тут при чём?» И довольные такие, наглеют. Им то и надо, чтоб их ротвейлер ещё кого-нибудь задрал.

– Ха! Не поняли клоуны, с кем связались! Они ж своего Джека самым крутым псом считают, чуть ли не круче питбуля того… Рэмбо!

– Ну, до Рэмбо ему далеко! Так отыскал, значит, Дениска в траве палочку и несётся радостный. Так и стоит перед глазами картинка, словно замедленный повтор: белоснежный бультерьер, играя на солнышке мышцами, скачет по ярко зелёной траве, подпрыгивает высоко, в зубах палочка… Я кричу ему: «Ко мне! Ко мне!», надеюсь успеть взять на поводок, пока он ротвейлера не заметил.

Вдруг мужик своему Джеку что-то крикнул, словно специально, гад! Дениска в прыжке поворачивает к ним голову, тут же его челюсти разжимаются, освобождаясь от палки и, приземлившись, он сразу меняет направление движения. Молча подлетает к рычащему ротвейлеру и сходу вцепляется тому в нос. Всё! Конец фильма. Хвалёный Джек ревёт, нет, верещит, словно получившая хорошего пендаля подзаборная шавка. Его хозяева в шоке, в первый раз с ними такое, не знают, что и делать!

– Ну, так ясен пень! Привыкли, что только их ротвейлер имеет право кусаться!

– Да, еле оторвали Дениску, пришлось и доску в ход пустить, чтоб челюсти разжать. Ротвейлер – только отцепили – сразу ноги в руки и адьёс. Ну, и хозяева следом умотали, но долго ещё их реплики недовольные из-за кустов доносились, мол, распустили собак непослушных и всё такое.

Иногда гулял с Дэником и я. Каждая такая прогулка дарила мне массу эмоций (положительных в основном), почти всегда превращаясь в маленькое шоу. Одно удовольствие – выйти во двор со здоровенным, похорошевшим, отмытым-откормленным бультерьером. Мускулы перекатывались под его ярко-белой блестящей шерстью. Блестели и узковатые чёрные глаза; он смотрел на окружающих невозмутимо и равнодушно, словно мастер Шаолиня, оглядывающий зрительный зал перед показательным выступлением. Тонкие, но жёсткие розоватые уши торчали теперь строго вверх, и каждый прохожий при желании мог углядеть в правом ухе жирное сине-зелёное клеймо «013», придающее псу особую харизму.

Но с каждой прогулкой всё напряжнее становились терпеть нам Денискины выкрутасы. Вся его хвалёная важность моментально улетучивалась, весь шарм без следа испарялся, как только возникала на нашем пути собака. Любая! Тут же наш «джентльмен в белом» скидывал «смокинг», превращаясь в мгновение ока из доктора Джекила в мистера Хайда. Рычал, брызжа слюной. Крутился, извивался, пытаясь вырваться из шлейки, и, поняв, что это невозможно, бросался и бросался со всей дури в сторону предполагаемого соперника, пытаясь вырвать из рук поводок. Причём соперника мы могли даже не видеть. Иногда была это какая-то собачуха, промелькнувшая за кустами метрах в ста от нас; уже давно и след её простыл, а мы всё продолжали давать бесплатное представление для удивлённых прохожих. И подобные цирковые номера Дэнька откалывал всё чаще и чаще.

Впрочем, не только цирковые. Однажды бультик меня здорово выручил. Как-то вернулся я из гостей поздно и подшофе; тут взбрело мне в голову ещё на ночь глядя с Дениской погулять. Надо же проветриться перед сном! Вышел во двор, а там пьяная компания – незнакомые пацаны, не филейские. Подрулили. И то ли сильно пьяны они были, то ли в породах не шибко разбирались, короче, требуют, как водится:

– Дай закурить.

– Не курю, – отвечаю (я тогда ещё не курил). А они напирают:

– Время сколько?

– Время я вам скажу, – говорю. Дениску меж ног зажал, а сам стал рукав задирать. – Только вы близко не подходите, пёс кусается.

Тут я соврал: людей Дениска ещё ни разу на тот момент не кусал (по крайней мере, пока у нас жил). Бакланы эти меня не послушали. Заводила их только рыпнулся – Дениска ка-а-ак рявкнул, вырвался из моих ног, прыгнул. Прямо перед носом заводилы того челюсти щёлкнули. Отскочил перепуганный парняга, на пятую точку в грязь грохнулся, дар речи потерял. Я Дениску рычащего на поводке держу, а ребятушки попятились-попятились и бегом. Я им только вслед крикнуть успел:

– Одиннадцать ноль одна, детское время кончилось!

Бывало, и Флору Дениска спасал.

Гуляет брат, как обычно, с обоими питомцами. Идёт мимо соседнего дома к пустырю. К овчарке нашей домашней подлетает вдруг громадный кобель-кавказец и начинает не очень дружелюбно себя вести. Флора, видно, побаивается, повизгивает, но уступать не хочет, про поддержку в лице Дениски не забывает. Появляется пьяный хозяин кавказца (везёт нам на пьяных, но в те времена их действительно много шаталось). Брат ему:

– Уберите собаку, пожалуйста!

– Почему это я должен своего Сыночка убирать?

Ведь надо же придумать такое прозвище псу! Тоже мне папаша! Брат ему:

– Потому, чтобы его не покусали.

Собаки (и Флора, и кавказец тот) застыв, наблюдают за диалогом хозяев. А дальше знаете, что? Пьяный этот неадекват – хозяин кавказца, недолго думая, показывает своему «сыночку» на Флору и кричит:

– Фас!

Тот бросается на Флору, в бочину кусает. Флора вырвавшись, верещит громко. Ну, брат сдерживать Дениску не стал. Через секунду наш бультерьер уже сосредоточенно грыз щёку визжащего лохматого кобеля-кавказца, габаритами в два раза превосходящего Дениску. А Флора тем временем не подпускала к ним пьяного горе-хозяина. Наконец, брату удалось отцепить бультерьера. Пьяный мужик орал:

– Сыночек, ко мне! Сы-но-о-чек!

Но кавказец учесал прочь, не обращая внимания на пьяные крики своего «папаши».

***

Эх, кабы обороной только всё это дело и ограничивалось – цены б Дэньке не было! Но врать не стану. И наш «герой» был «хорош»! После того, как загрыз насмерть пойманную им дворняжку (я, к сожалению, по неопытности ей помочь не успел, не сумел), без намордника и шлейки Дениску вообще выводить перестали.

Волей-неволей пришлось выбирать для прогулок самые безлюдно-бессобачные маршруты из всех возможных. Чтобы выйти к дальнему пустырю, что у железной дороги – самому подходящему месту для променадов нашего необузданного бойца – нужно было проследовать через частный сектор, начинающийся за соседним домом. А там в каждом втором дворе – собака. Вот и шёл брат (либо я) по «тихим» деревенским улочкам под громкий аккомпанемент лая всех окрестных собак, с дико крутящимся белым «пропеллером» на поводке.

Все наши попытки перевоспитать взрослого пса терпели крах. Ну, не Запашные¹⁷ мы! То ли поздно было перевоспитывать, то ли мы с братом оказались дрессировщиками никудышными… Да и как мы могли его «переделать»? Бывалые собачники рассказывали нам страшилки о том, как готовят гладиаторов для собачьих боёв, как тренируют с младых когтей будущих монстров-убийц. Помимо ощутимых физических нагрузок для выносливости (в первую очередь – бег), у собак развивают различными упражнениями хватку, реакцию, скорость. Но главная фишка – развитие кровожадности. Пёс должен сам убить свой обед: вначале щенка, затем взрослую дворняжку, после – и крупную агрессивную собаку. Победить, убить, съесть – так их тренируют. Страшновато становилось: что, если и наш Дениска прошёл такой курс молодого бойца?

А ведь поначалу мелькали даже мысли о том, чтоб оставить Дэника у нас насовсем: выкупить или ещё как-то договориться… В общем, надоела нам такая суматошная жизнь. И хоть понимали мы, что попал к нам пёс незаурядный, и жаль было с ним расставаться, но сознавали также и то, что не для нас этот пёс. Не нашего калибра, более крупного! В наших условиях бойцовский талант его пропадёт, а нам проблем он наделает. Эх, словно в воду глядели!

Где-то к середине лета решили мы с братом, что пришла пора отдать бультерьера обратно в клуб. Хорошего помаленьку! Но к нашему удивлению новость эта не вызвала у родителей особого энтузиазма: кажется, они уже начали к Дениске прикипать. Жалели беспризорника. Ещё бы, дома-то был он – мистер Галантность! Не приходилось родителям дважды в день выгуливать дикаря! Но и мы с братом, конечно, жалели Дениску. К каким людям на сей раз забросит его собачья судьбина? Вздыхали лишь: «А что делать?»

Оказалось, всё не так просто. В клубе обещали забрать бультерьера через день. Но в назначенный срок сообщили по телефону, что не получится, попросили слёзно ещё недельку обождать. Ну, мы их не торопили. Грустно было от предстоящего расставания, не раз мелькала мысль: «Может, приживётся всё же Дениска у нас?» Тут-то и попалась мне в руки книга о бультерьерах. Я читал её, с каждой страницей всё сильнее влюбляясь в эту породу…

А началось всё в середине девятнадцатого века. Некий английский джентльмен, звали его Джеймс Хинкс, взялся вывести абсолютно новую породу собак, основой которой служили бульдог, терьер и далматинец. Несколько лет ушло у него на эксперименты. И вот собачья выставка 1862 года. На суд достопочтенной аглицкой публики впервые представлен бультерьер. И сразу фурор, успех!

Новая порода вобрала самые лучшие черты своих столь разных прародителей – выносливость, активность, силу. Всё это, а ещё притом и интеллигентность, привлекало знатоков к бультерьеру. К примеру, у преподавателей и студентов Оксфорда считалось признаком хорошего тона держать белого бультерьера. Именно белого, ведь другие расцветки заводчики признали только через полвека.

Ну а в конце двадцатого века, когда бультерьров принялись массово разводить у нас здесь в России, равнодушных к этой породе не было. Бультерьеров ненавидели люто, либо самозабвенно любили (чаще, конечно, первое). Одни их боялись, другие над ними смеялись. Некоторые считали бультерьера самой сильной породой в мире, а кто-то считал их слабаками. Своеобразная внешность, приводившая в восторг одних, в других вызывала острые приступы отвращения. Бультерьер мог вызвать чувства какие угодно, только не равнодушие.

Длинную родословную нашего Дениски я изучил до седьмого колена. Среди предков – сплошь чужестранцы. Коверкая язык, привыкал я к инопланетным именам его отца-голландца Beluga Berimor Bijou и матери-англичанки Seqouiah Voters Choice. Конечно, если папу зовут Белуга Беримор, а маму Секвойя Вотерс, то имечко Юденич Даймонд для сыночка – самое то.

Какое отношение белогвардейский генерал имеет к бриллиантам (Diamond – бриллиант по-английски), я мог только догадываться; наверное, такое же отдалённое, как рыба белуга – к растению секвойе. Впрочем, имена для собачьих родословных – дело такое, до сих пор для меня малопонятное. Бриллиантиком я называл его про себя, а вслух крайне редко, да и то лишь когда мы оставались наедине; при посторонних же – никогда. Наверное, Бриллиантик – слишком уж гламурное прозвище для грозного бультерьера. Думал, не поймут меня пацаны, если услышат. Никому это прозвище не озвучивал.

Долго решался, мозговал, как быть, пока, проснувшись одним прекрасным утром, не обнаружил мирно сопящего Дениску, устроившегося рядышком на кровати. Такое и раньше случалось. Я его как обычно согнал, но что-то в душе шевельнулось. Стало ясно вдруг: нужен мне этот пёс. С того момента начал обрабатывать родителей и брата: беру, мол, Дэника под свою ответственность, буду выгуливать, заниматься с ним и т.п. Флора – собака братова, а Дениска пусть будет моим псом.

Я торжественно пообещал родителям бросить пить (будто я такой уж алкаш, но раз им так приспичило…), добазарился с братом, что во время моих командировок (примерно раз в месяц, на несколько дней), он возьмёт заботы о бультерьере на себя. Ну, в общем, все согласились, недолго думая; раз горит человек желанием на себя хлопоты взвалить, что ж – флаг в зубы, барабан на пузо и полный вперёд! В клуб собачачий позвонили, договорились, что Юденич у нас ещё поживёт с перспективой выкупа, и там пошли нам навстречу.

И начались суровые будни. Решил я, грешный, во что бы то ни стало обучить-таки нашего генерала хорошим манерам. Перелопатил все, какие сумел отыскать, библиотечные книжки на дрессировочную тему. Занимался с Дэником по несколько часов кряду, чтобы слушался лучше. Но белогвардеец наш, будучи самым лучшим псом во всех почти отношениях, лишь в одном пункте проявляя железное упрямство, не желал уступать – в своём праве загрызть любую собаку, оказавшуюся в зоне его досягаемости.

Ну, а потом наступило 31 августа. День, прервавший беззаботный ход моей жизни. О происшествии с Карлосом вспоминать не хотелось, но от этого некуда было деться. «Как всё случилось? Что было бы, не реши я в тот раз забухать? Или пошёл бы квасить в другое место? Или в этом же «Привете» – если нажрался бы пораньше, да упал бы под стол и…» Все эти «или, или, или… если бы, да кабы…» – они преследовали меня всю командировку. Я думал об этом постоянно: когда, поглаживая Дэника, сидел на полу в коридоре, когда шёл за продуктами в магазин, когда трясся в кабине «КАМАЗа», трезвый, пьяный, даже во сне! От мыслей этих было грустно, тоскливо до такой степени, что, казалось, я здесь от тоски подохну. Что ж, возможно, это стало бы оптимальным решением проблемы!

глава шестая

Оптимальное решение проблемы

Постояльцы «Степной» поначалу побаивались моего бультерьера. Слухами земля полнится – и все знали, на что этот пёс способен. Но вскоре привыкли. Увалень Дэник стал всеобщим любимцем. Лишь начальник экспедиции Владимир Маркович (таким оказалось настоящее имя главного заводского представителя на полигоне, а Вольдемар было его прозвище) пса невзлюбил. Ну и Дениска, отвечая взаимностью, рычал на начальника пару раз, из-за чего Вольдемар обещал пожаловаться на меня руководству Отряда. Ведь служебной инструкцией запрещено провозить домашних животных на полигон.

Но угрозы свои воплотить в жизнь Вольдемар не успеет. В начале зимы отправится он по рабочим делам в Киров. Прямо на перроне его окружат люди в штатском и, посадив в чёрную «Волгу», отвезут в «Красный замок» купца Булычёва¹⁸. А потом следы выявленного шпиона, как оказалось, много лет работавшего на турецкую разведку, затеряются в следственном изоляторе ФСБ.

Мы с Серёгой по очереди выезжали на «КАМАЗе» катать наши ракеты по высушенным зноем пыльным степным дорогам полигона. Потели вместе с шоферами, трясясь в мареве раскалённых кабин. Для дорожно-транспортных испытаний (прозываемых нами попросту «тряски») требовалось намотать двенадцать тысяч километров по пересечённой местности.

Не только «трясками» запомнилась та поездка. Местные офицеры, так полюбившие пьяные посиделки в нашей гостишке, взяли над членами экспедиции шефство. Возили нас, северян, по местным природным достопримечательностям.

Благодаря им, эмбинским офицерам, успели мы между делом нарыбачиться от души на арыках и речках. Русла речек пересохли, превратившись к осени в цепочки вытянутых больших луж. Наживка была в дефиците. Каждый дождевой червь – если не на вес золота, то на вес серебра – точно. Зато на одного червяка, мелко порезанного на кусочки, можно было выловить целый таз жирных карасей. Каждый заброс – поклёвка, не успеешь до десяти сосчитать.

А чего стоила ночная охота! Когда гонялись мы датые на четырёх армейских «УАЗах» за стадом сайгаков. Слепили их фарами, стреляли на ходу. Ночь, скорость, степь. Рычание моторов, грохот выстрелов, пьяные выкрики офицеров, ветер в лицо! Было весело, но, кажется, я ни в кого не попал.

Возили нас даже в лес за грибами. Целый час ехали по голой до горизонта степи. Когда приехали в лес, я вначале не понял, а потом чуть не оборжался. Лесом здесь называли кучку невзрачных кустов, скромно спрятавшихся в низинке. Весь этот «лес» легко уместился бы на территории размером с хоккейную площадку. Тем не менее, пару вёдер красноголовиков мы насобирали – на хорошую грибовницу для заводчан и «друзей экспедиции» хватило!

Что ещё? Жарили шашлыки из местной баранины во дворе нашей гостиницы, объедались спелыми арбузами. Поначалу никак не мог я привыкнуть к местным мухам, точнее, к их количеству. Что-то невероятное: таких огромных туч этих насекомых больше нигде не видывал. Первое время постоянно отгонял я маленьких агрессоров, усиленно махая газетой над сочными кусками жареного мяса и над блестящими влагой ломтями арбуза. Но видя, что никто в благородном этом порыве не думает мне помогать, что всем на всё пофиг, отступился и я.

Так и сидели мы «на свежем воздухе», в постоянно меняющем форму живом жужжащем облаке. Замахнув очередную стопку, я протягивал руку к шампуру с мясом, которое, казалось, шевелится из-за ползающих по нему паре сотен мух. Долго тряс им. Насекомые соскакивали, но далеко не улетали, висели в воздухе тут же, в нескольких сантиметрах от трясущегося шампура. Я быстро (чтобы не залетела в рот муха) откусывал и клал шампур с мясом обратно на поднос. Мухи сразу же возвращались на место.

– Как же они меня заманали, – вздыхал я. – И что это за казнь египетская!

– Внимания особо не обращай, – советовали старожилы гарнизона. – Мухи эти не заразные, не помоечные, а, скажем так, «природные», степные, экологически чистые.

– Да я бы не обращал, кабы они мне в нос да в уши не лезли!

Наши маленькие пикнички сопровождалось всегда винно-водочными возлияниями. Выпивка помогала терпеть мух. Привезённое с собой пойло давным-давно закончилось (экспедиция большая, плюс офицеры). Закупались в магазине, а в неурочное время – у жены Вольдемара. Брали у этой спекулянтки нами же привезённую кировскую водку по тройной цене. Это называется «сделали бизнес по-русски»! Стандартный норматив для затаривания – десять пузырей. В выходные (у нашей экспедиции выходные начинались вечером в четверг и заканчивались к обеду в понедельник) закупать водку ползали дважды в сутки: утром и вечером (иногда ночью).

Периодически, будучи более-менее трезвым, я заказывал разговор с Кировом в местном отделении связи. Но точно выяснить обстановку не получалось. В начале октября наконец-то «похолодало»: столбик термометра опустился к тридцатиградусной отметке. Местные жители с непривычки даже позалазили в кофты и свитера. Подходил к концу срок нашей долгой командировки, пролетевший для меня слишком быстро.

Кульминацией пребывания на полигоне стали показательные ракетные стрельбы, то есть наше участие в них в качестве зрителей. Устраивалась «показуха» для высокопоставленных ближневосточных гостей арабской национальности. От гостей этих – завёрнутых в белые мантии, с клетчатыми платками-арафатками на головах – зависело заключение многомиллионного контракта на поставку систем ПВО. Поэтому всё должно было пройти чики-пуки – без сучка, без задоринки.

Для большей зрелищности стрельбы проводились ночью, в темноте. Дул свежий ветерок. Теплолюбивые гости, кутаясь в русские армейские бушлаты, надетые поверх своих белых «простыней», тянули ароматный разлитый из термосов кофе. Прозвучал, усиленный мегафонами, обратный отсчёт. Сопровождающий офицер, тыкая пальцем в чёрное небо, показывал кивающим арабам летящий вдали огонёк. То шла по заданной траектории ракета-мишень «Пищаль» (тоже производства нашего завода), которую смекалистые вояки предусмотрительно набили порохом под завязку.