Текст книги "Добровинская галерея"

Рвало на родину

Он позвонил мне поздно ночью.

– Послушай, – сказал Кирилл, – одна моя подруга тебя срочно хочет…

Дальше линия пропала. Я инстинктивно отодвинулся от лежащего рядом тела, потом решил, что это все-таки скорее всего по работе, накинул халат и вышел в кабинет.

Он перезвонил через пять минут.

– Одна моя подруга тебя срочно хочет увидеть по делу, – продолжал Кирюндель, – красивая такая девушка, получишь эстетическое наслаждение. Сошлется на меня. О чем речь, я не знаю. Говорит, что только Ты и Никто, кроме Тебя.

«Полстраны так думает», – решил я про себя и разъединился.

В назначенный день я спокойно дочитывал хрустящую газету, допивая кофе в чашечке с надписью «Любимому», когда боковым зрением увидел на мониторе, что в приемной происходит какое-то броуновское мужское движение.

Мальчики ходили мимо ожидательной комнаты туда и обратно без остановки. Было слышно, как девушки на ресепшен внятно скрипели зубами.

Она вошла в кабинет, и меня слегка качнуло, как после апперкота обоих Кличко. Первый раунд шел за явным преимуществом Нелли.

Мы разговорились. Мать – татарка из Саратова, от нее достались чуть смуглая шелковистая кожа, волнистые локоны золотистой шатенки, веселый чуть хулиганский взгляд и серьезная курносая грудь, понятная опытному рентгеновскому взгляду через шелковую блузку. Папа – баскетболист из Вильнюса, которого в свое время зазвали в местную волжскую команду, подарил дочери рост, прозрачные прибалтийские чуть висячие зеленые глаза с поволокой и какую-то кошачью спортивную грацию. Чем-то неуловимым она напоминала усовершенствованную тетю Карлу Бруни в лучшие годы, но одета была явно побогаче, чем бывшая первая французская леди. Впрочем, Карла на это, по-моему, забила…

– Что я могу сделать для вас? – спросил я гостью.

То есть, конечно, лучше было бы, если б она задала мне этот же вопрос первая. Ответ-то у меня был с самого начала нашей встречи. Но не все коту сами понимаете что…

– Хочу судить гостиницу «Риц» на пять миллионов евро. Ту, которая в Париже, – сказала она и закинула ногу на ногу.

– Серьезная тема, – заметил я и предложил пересесть на удобный диван. К «Рицу» так просто в переговорной не подберешься.

Мы пересели. Она снова перекинула одну ногу в сторону. В глазах потемнело. «Или давление, или перебои со светом», – решил я. Поправил бабочку и почему-то сказал: «Согласен». Потом чуть подумал и прибавил для усиления юридической позиции в парижском суде однозначно российское: «Разорву, как Тузик грелку!» Слова вышли из меня шепотом и через три «р». Страшно стало не только великой гостинице, но и мне самому.

– Видите ли, Александр Андреевич, я студентка журфака, второкурсница, МГУ, – начала свое повествование Нелли. – Недели две назад мне захотелось провести weekend в Париже. Давно не была, знаете ли. Я прилетела туда в пятницу утром и остановилась в «Рице» на Вандомской площади, короче.

– Ну, конечно, – заметил я. – Где же еще можно останавливаться в Париже? Студентке второго курса. Журфака. МГУ. Ну просто смешно бы было представить себе иное. И?

– В первый вечер, в пятницу, мы пошли с друзьями в клуб. Танцевали, смеялись, было очень хорошо. Там меня познакомили с одним местным, Симоном. Милый. Видно, что с серьезным еврозапасом. Похож на состоятельного сынка. Отличный английский. Хотя, кажется, большого мнения о своей хорошенькой мордашке.

– Понятно, – сказал я. Симон вырисовывался передо мной в омерзительных тонах, но «Риц» по-прежнему скрывался в тумане.

– Короче говоря, он начал за мной нежно ухаживать. РомантИк и все такое. Потом этот же Симон уже ночью повез меня в гостиницу.

«Вот ОНО!» – пронеслось в голове, и я почему-то бегло взглянул на случайно открытый разворот лежащего для красоты на столике журнала со статьей «Храброе сердце адвоката Добровинского».

– И? – загундосил я с французским прононсом снова. Народ в моем единственном лице жаждал подробностей.

– И… Ничего… Просто проводил и все. Ну, целовались. Подержались за места… А так – ничего… Ничего серьезного. Понимаете?

– Неллечка, да Вы не обращайте внимания, продолжайте, расслабьтесь. Это я с виду тупой, а так я сообразительный, и даже очень. И?

– Ну, в общем, Вы поняли. Однако я приняла стратегическое решение переспать с ним на следующий день – в субботу.

То есть, как я понял, романтИк и «за места» – это были скорее тактические действия. А субботний план – уже стратегия. Был бы жив Наполеон, сгонял бы Нелли за пивом со своей тактикой и стратегией для нищебродов… Тут вырисовывалось все посерьезней.

– Пока, моя дорогая, все понимаю. Кроме «Рица». «Риц» не вклеился у меня ни в тактике, ни в стратегии…

– Щаз все произойдет, увидите. Короче говоря, утром я позавтракала и решила сделать легкий шоппинг по Фобур-Сант-Оноре, или, как его называют наши девочки, Фобур Святого Гонорея. Там хорошие магазины…

– Знаю, – ответил я. – Не первый день замужем. То есть не в первый раз женат.

– Ну так вот. Я погуляла немного по Святому Гонорею, потом взяла такси и приехала обратно. Просто вся была в покупках на вечер… У одной нашей грымзы выхватила из-под носа юбку с портретами. Такая клевая, с ума сойти. А я ей такая и говорю: «Зачем вам юбка с портретами? Вы на их фоне будете бледно выглядеть в гробу». А она мне опять какую-то гадость. А ей: «Так тебя и за триста рублей никто, кроме некрофила, любить не будет». И сумочка такая клевая еще, из питона с шелком, просто у меня была такая, но я ее Нинке подарила, а та вообще спьяну у кого-то на даче забыла вместе с моей зачеткой… А жена потом нашла, и где теперь сумочка – не знаю. А зачетку новую дали, пришлось пятьдесят долларов отдать. Негодяи. Там такая хорошая фотография была. Почти Клавиха делал.

– И? – попытался я прервать «поток в бесконечность»…

– Да что ж Вы меня все торопите, Александр? Это же все очень важно будет для суда, вот увидите.

Так как в процессе беседы мое отчество неожиданно было купировано, как у щенка боксера хвостик, я понял, что мы быстро приближаемся к интимному…

– Так вот. Я вернулась в гостиницу, оставила все у консьержа Пьера-Франсуа. Красивый такой парень, блонд, но, по-моему, его женщины не интересуют. И пошла в бар на первом этаже. Я просто на ночь не ем, а то буду как моя Зара, и в движениях какая-то неловкость появляется после тяжелого ужина. Вот и решила перекусить что-нибудь у них. Съела двенадцать устриц фин де клер, потом еще шесть с розовым Cristal, чай с мятой и пол-макаронины, они там жирные, но вкусные – ужас, даже лучше, чем в «Пушкине». И пошла в номер набраться сил и отдохнуть перед вечером.

– Да, конечно, стратегия, – закивал я, одобряя дневную сиесту.

– Я еще хотела надеть новую пижаму. Просто конец света! Спина голая, воротничок белый, шелк, Шанель. Секси до невозможности. Но потом решила оставить ее на вечер. Короче, легла ни в чем. Открыла глаза часа через два. Голова кружится. Противно, как перед зачетом. Ноги не ноги, вата. Доплелась до ванны. И… Детский стишок помните? Блевонтина поднимает паруса!

– Бригантина, – поправил я.

– Да какая разница! Из всех мест – один сплошной кошмар! Дикое отравление. Сил нет никаких. Упала в кровать. Тошнит как из ружья. Встать не могу. Делаю все в мешок, а он бумажный! Все течет… Я, блин…

– Стоп! – сказал я. Так подробно я не хотел.

– Консьержу звоню, а как объяснить, что со мной, не знаю и не могу. Я ему пытаюсь донести, что у меня «риголетто» фонтаном, а этот баран мне про оперу какую-то чушь несет.

– Тупая скотина, – быстро согласился я.

– В конце концов вызвали врача. Я думала: «Все, конец мне тут пришел». Поставили капельницу. Таблетки и все такое. Провалялась в постели до утра понедельника. Цвет лица как у покойника на третий день. Два дня не ела. В Москву улетела никакая. Аж грудь повисла. Еле в себя пришла…

– Грудь? – на всякий случай спросил я.

– Да я сама! Короче, теперь хочу пять миллионов евро. С «Рица». Вот.

– А почему столько? – потихоньку начал я двигаться к искомому.

Нелли посмотрела на меня с зародышем легкого удивления. В левом глазу читалось, что ее друг Кирилл меня перехвалил и адвокат что-то не просекает. Клиентка вздохнула и продолжила слегка упавшим голосом:

– Как же вы не понимаете? Я все выяснила. Сёма – действительно сын о-о-очень богатых родителей. Так вот, если б у нас в тот вечер все состоялось и я бы вышла за него замуж, то через год при разводе я бы минимум получила бы с него пятерку евро.

Я был потрясен. Такой логики, такого оборота от дохлой устрицы ни я, ни покойная моллюска не ожидали.

Я начал объяснять. Полная безнадега. Я, конечно, понимаю, что внимание судейских будет притянуто к истице, но против меня встанет такой же адвокат, только французский. Он быстро объяснит Неллюнчику, что она могла съесть еще шесть устриц за углом, до или после «Рица». И именно та устрица на рю де Риволи нанесла коварный удар в память о Екатерине Медичи из соседнего Лувра. А та, если помните, травила каждого встречного, особенно татарских литовок. Или литовских татарок. А рицевская ракушка – не пришей к Вандомской колонне рукав.

Нелли не сдавалась почти час. Она упирала на зря купленную пижаму, на блестящий глаз Симона в пятницу вечером, на мою тупизну… и на многоразовую «риголетту» в бумажный мешок Hermes.

Уже в дверях, сверкнув зеленым глазом с легкой поволокой или слезинкой, я уже не понимал от усталости, студентка второго курса журфака задала сакраментальный вопрос:

– Александр, а что же мне делать в следующий раз в аналогичной ситуации?

– Если Вы принесете мне кусочек г…на с печатью гостиницы «Риц», то мы порвем и отель, и Симона, и всю его родню на новогодние конфетти. Тузик со своей грелкой обрыдается от зависти…

Она так и ушла. Ни с чем. С разбитыми надеждами.

Прошло несколько лет. Я встретил ее, похорошевшую на полкило бриллиантов и прибавившую заметно в классе, на одном благотворительном балу. Мы перекинулись двумя словами о том о сем… Почему-то вспомнилась частушка «Моя милая в гробу, я пристроился…». Но в противовес логике народного фольклора вместо меня рядом возникло форбсанутое существо из первых рядов пресловутого списка.

– Ты знакома с Александром Андреевичем? – улыбаясь, задал вопрос Неллечкин муж.

– О да! – ответила моя старая знакомая. – Мы как раз говорили о том, как можно было вкусно поесть в гостинице «Риц» до того, как там год назад начали ремонт.

– Я уверен, что Ваша супруга может приготовить не менее замечательный ужин для Вас в Москве. И причем лично, сама, – заметил я со свойственной мне добротой и пониманием сюжетных линий человеческих отношений.

– Какая замечательная идея, Александр Андреевич! Вы, как всегда, кладезь мудрости! Мы непременно должны с вами созвониться на днях и все обсудить, – заметила Нелли, беря любимого под руку.

Рано или поздно они все становятся моими клиентами…

Нет, неправильно. Скорее по-плохому или по-хорошему.

«Tatler», июнь, 2013

Умоется кровью

Мы не виделись с ним несколько лет. Немного. Последний раз на выпускном в школе. Мне показалось, что в отличие от меня он немного изменился. Краткое содержание жития Семена (по кличке Придурок) за последние сорок лет заняло минут десять. Я мысленно поблагодарил Небо, что Сеня не Шахерезада, и деликатно спросил, какого рожна он ко мне приперся.

История оказалась следующая. Школьный друг довольно безболезненно развелся лет десять назад. У него хороший бизнес, стул и аппетит, дача на Рублевке в охраняемом поселке и дом около Сан-Тропе, который грабили три раза. Теперь он хочет снова жениться. Ей уже двадцать пять. Почти. Скоро будет. У них кармический (от слова Карма) союз и космическая страсть (от слова Секс). Она модель, но из хорошей семьи, и то ли хочет, то ли уже учится на юрфаке.

«Брачный контракт», – подумал я и угадал.

– Но есть еще одна очень деликатная вещь, – сказал бывший одноклассник. – Я часто вижу тебя по телевизору. Ты всегда офигенно выглядишь, я тоже так хочу. Дай мне косметолога, все-таки, видишь ли, у нас небольшая разница в возрасте, и мне надо бы подтянуться…

Я с интересом посмотрел на приятеля. Под плечами сорок восьмого размера, обходя талию, как Гольфстрим побережье, вырастал серьезный круп размера так шестидесятого. Если бы на Сеню можно было надеть зеленый костюм, он напоминал бы фигурой новогоднюю пушистую елку и выглядел бы даже празднично. На елке сверху вместо звезды восседала усталая голова в тяжелых глазастых мешках под счастливыми, но желтыми белками и две чудовищные копны крашеных волос над ушными раковинами. Молодость обширной плешки подчеркивали мило разбросанные то здесь, то там как бы возрастные прыщи и мелкие фурункулы, которые, я уверен, невеста в момент интима должна называть «любимые прыщУчки-гнилУчки», ну, как-то так… Было понятно, что Придурка модель любит совершенно бескорыстно, просто за его за красоту.

– Как тебе сказать, старик, – начал я, дипломатично мыча. – Я действительно хожу к косметологу. Педикюр-маникюр, маска-стрижка. Все в одном месте. Удобно. Но время занимает. Мне понравилось с самого первого раза, а тебе не знаю…

… В сумраке кабинета я остался слегка неодетым. За меня еще цеплялись носки (внизу) и золотая цепочка (наверху). Усилием мышц и воли я пытался преодолеть сопротивление махрового халата, предназначенного для артистки цирка лилипутов. Я выглянул в коридор, где меня терпеливо ждала косметичка Натусик, и продемонстрировал ей незапашность краев махрового изделия и то, что из этого выходит (в прямом смысле слова), когда ты голый. Натусик мило захихикала, показав этим, что до меня уже видела обнаженную мужскую натуру, и отправилась на поиски халата для слоников. Через пять минут я лежал в кресле, накрытый легкой попонкой, в ожидании омоложения морды лица. Косметичка положила мне что-то довольно непрозрачное на глаза и включила яркий свет. Я знал, что мне надо будет выдержать все, так как торговля лицом есть часть моей работы, и держать товар надо стараться свежим и ухоженным. Я почувствовал легкий пробег пальцев по лбу и щекам и услышал предложение о том, что меня надо помыть и почистить. Я приготовился идти с Натусиком в душ, но оказалось, что мы будем это делать лежа. Довольно быстро под журчащую музыку я хрюкнул от усталости, отдавшись дедушке Морфею, тем более что на глазах уже лежало что-то мягкое, влажное и тяжелое. Мне снилось, что я какой-то египетский Нифертить и за мной ухаживает целый гарем собственных жен – Нифертитек. Я чуть очнулся, когда моей правой рукой кто-то овладел и начал слегка смазывать мне ногти чем-то прохладным. Тактильные ощущения резко усилились, и я понял, что в комнате орудует еще одна нимфа под видом маникюрши. Когда все пальцы были смазаны, нежным движением Нифертитька опустила мои пальцы в теплую воду, пристроив ладонь на нечто напоминающее девичью грудь, только ребристую и из твердого пластика.

– У вас хорошая кутикула, – сообщила мне маникюрша из темноты (на глазах по-прежнему лежала тяжелая питательная повязка).

Я не знал точно, что такое кутикула, и поэтому пока ответил уклончиво: «Да, вроде ничего. Уже сколько лет в работе, а никто не жаловался…»

В это время включилась какая-то дребезжащая бормашина.

– Это вибратор вашего телефона двигается на столе… – сказала маникюрша.

«Блонда!» – подумал я и, как выяснилось потом, не ошибся.

Положение было критическое. С одной стороны, по мне елозила какая-то штуковина, которая тихонько била меня по лицу током. С другой стороны, правая рука была занята ребристой грудью, и к тому же я ничего не видел.

– Вам звонит кто-то по фамилии анОним, – сказал почему-то шепотом девичий голос.

– Это один турок французского происхождения по фамилии Аноним, часто звонит, – ответил я и попросил включить мне громкую связь. Это была ошибка.

– Кто это?! – услышал я резкий и незнакомый мне женский голос. И дальше без паузы и передышки: – Я беременна, урод!

Казалось, во всем салоне повисла зловредная тишина. Даже сливные бачки в соседнем туалете напряглись и стали вслушиваться в трубку.

Кутикула сжалась от страха и ушла в себя.

– Кто вы?! – в свою очередь, крикнул я в слепизну темноты срывающимся фальцетом.

– Я жена твоего старшего партнера по заводу, кретин!

В двух соседних с кабинетом бачках синхронно отошли воды.

– Но у меня нет никакого завода, нет старшего партнера! Я адвокат, и моя фамилия Добровинский! – кричал я на весь салон уже практически музыкой Арама Хачатуряна.

– Все козлы!!! – проорал голос из трубки. И тут же сменился на более мелодичный и мягкий, как показалось мне в эту минуту. – «К сожалению, связь прервалась…»

Моя связь с этой дурой была короткой, но уж очень чувствительной. Свободной рукой я расправил на ощупь кутикулу, услышал от барышни сверху: «Ну у вас и работа!», и вздохнул с облегчением. К повязке на глазах прибавилось штукатурообразное что-то, которое покрывало мое лицо толстым слоем этой прохладной замазки. Девушка снизу окончательно разобралась с правой рукой, смазала ее кремом и элегантно засунула в какую-то теплую варежку, по крайней мере я так надеюсь… что это была варежка. Теперь ребристую грудь ухватила левая рука.

Замазка сохла довольно быстро. Косметолог Наташа сообщила мне, что я должен лежать, не шевелясь, минут двадцать и разговаривать тоже не имею права.

В это время снова заработал вибратор на столе.

– Там написано «Мусик», – сказала косметичка. – Ответить?

Я промычал что-то, что должно было обозначать: «Не трогай! Убью!», причем на любом языке.

Однако девушка почему-то, ответив мне на это: «Да, хорошо», – опять включила громкую связь.

– Саша, привет! – услышал я на этот раз знакомый и любимый голос.

– Это не он, – зачем-то вступила в разговор одна из девиц. – Александр Андреевич лежит и пока разговаривать с вами не может.

– И долго будет лежать? – продолжала допрос любимая.

– Ну, еще минут сорок полежит, знаете, как это у мужчин в таком возрасте бывает… – продолжала косметолог.

«Интересно, что бывает у мужчин в таком возрасте?» – подумал я с тревогой.

– А вы вообще кто? – продолжала выяснение отношений трубка.

– Я – Натусик, – популярно объясняла Натусик, – и Александр Андреевич пока отдыхает у нас в салоне, сейчас с ним еще Жанна.

«Два варианта, – подумал я. – Или ее через пятнадцать минут застрелит Мусик. Или я удушу эту идиотку через час, когда закончу процедуру.

«К сожалению, связь прервалась!» – услышал я добрые позывные и на этот раз. «Боюсь, что надолго…» – подумал я, прикидывая последствия милой беседы.

Еще мне отмассировали шею и декольте, сняли маску, закончили левую руку и полирнули ногти мягкой пилкой.

Я встал и посмотрел на себя в зеркало. «Свет мой зеркало» не подвело, и я смело раздал чаевые, простив им все… или почти все.

Последнее, что я слышал в этом салоне, была Жанна – блонда, которая говорила коллеге на ресепшен: «Ой, я тебе щаз расскажу тааакое!..»

Через несколько минут я оказался в Третьяковском проезде и поймал себя на том, что с интересом смотрю на молодежную линию Ральфа Лорана…

– Послушай, жених! – начал я авторитетным баритоном. – Сначала тебе отсосут жир, по-научному липосакция. Это ерунда, получишь массу удовольствия. Потом надо слегка подправить брежневские брови, лучше выщипать до нормального состояния, чуть-чуть ботекса в лоб, с носом разберешься у доктора Левина, с глазами – у доктора Банижа, а главное, тебе должны отрезать кутикулу, и это самое интересное…

– На все, кроме последнего, я согласен! – простонал Придурок. – А вот мне сказали про салон Герлен. Может, туда?

– Нет, что ты! – ответил я. – В Герлен теперь хожу я как продвинутый пользователь. А тебе пока к Натусику, в другое место. Там клево. Но сначала липосакция. И брови. И нос. И кутикулу…

Через месяц, если выживет, я ему напомню, как не дал мне списать химию в девятом. Неповадно будет. Придурок…

«Tatler», май, 2013

Клюшки, ложе и силовой прием

Она обнимала нас по очереди. Долго и протяжно. В душе я ее очень хорошо понимал. Если бы не она, а я сам был у себя клиентом в этом трудном деле, то я бы тоже себя зацеловал и затискал.

Дальше по схеме традиции восторгов шли дары помощникам, секретарям, ассистентам и все сначала еще раз.

Потом, когда все вышли из кабинета и мы остались в тет-а-тете, она подняла на меня карий взгляд, сосредоточенный лобзиком на моем кадыке, и тихо сказала: «У меня для вас сюрприз. Как вы относитесь к большому спорту?»

Я, конечно, очень спортивный человек. Хожу на свой второй этаж пешком, сам завязываю шнурки на ботинках без одышки, бесшабашно кидаюсь в бурлящую воду джакузи и, страшно сказать, до недавнего времени играл на пляже в бадминтон. Потом встретил в жизни гольф, и он затмил все, включая бадминтон и джакузи. А еще недавно я научился плавать. Дело в том, что у мамы была теория, по которой тонут только те люди, которые умеют плавать. Поэтому еще пять лет назад я заходил в море по собственную water-линию и брызгал себя под мышками соленой водичкой. Теперь я освоил стиль баттерфляй, но дети говорят, что в обиходе это называется «по-собачьи», и плаваю раз в неделю. Вообще не человек, а просто зверь! Спортивный.

– Спорт – это моя жизнь! – сказал я и расправил плечи гимнаста перед прыжком на козла.

– О, какое счастье! Как я угадала! Я приглашаю вас завтра на хоккей, дорогой мой, Александр Андреевич!

Я посмотрел на клиентку еще раз, но уже другими глазами, и представил, как она берет меня у борта силовым приемом… Или, наоборот, я ее… на пятачке, перед воротами, а все смотрят… Шаббат вырисовывался в интересном свете.

– Завтра, – продолжала Даша, – играют наши с финиками. У нас будет ложа. Я буду с приятельницей, а вы можете взять с собой еще кого-нибудь. И мы, таким образом, разделим ложе. Ха-ха. Шутка.

«Как это тонко, – подумал я, – как это по-хоккейному, как это по-французски»…

Мы с Кириллом подъехали на Ходынку к двум часам дня. Вместо поля, где больше чем сто лет назад была страшная давка, возвышался стадион. На билете было написано, что наш вход синий. Синим стал быстро и мой нос, так как на улице было жутко холодно. Водитель довез нас с приятелем до предела, а дальше подступы к стадиону преграждал урядник. К входу шла дружная толпа, одетая довольно пестро. Поверх шуб и курток на людях всех возрастов были натянуты майки разных цветов игроков сборной России с именами на спине. В майках с лапландскими именами боязливо кучковались финны.

– Если чухонцы выиграют, их побьют! – заметил Кирилл.

– Не думаю, – возразил я ему. – Я верю в русское гостеприимство. Финики что, дураки, что ли? Если они выиграют, то майки снимут. А наши болельщики без опознавательных знаков неизвестно кого бить не будут.

У входа на территорию стадиона в ожидании прохода через аэропортовские электронные воротца стояла несчетная толпа все тех же сотен Малкиных, Овечкиных и Дацюков. Мелькнули даже два-три Фетисова и один Харламов. Толпа «хоккеистов» живо переминалась от холода с ноги на ногу, как перед посещением надолго оккупированной туалетной кабинки. Только мы с приятелем решили, что восьмибалльные пробки в мороз это не для нас, как к нам живо подбежала закутанная в кучу невинно убиенных баргузинских грызунов клиентка. В руке у нее вертелся «Vertu», в который она прокричала таинственным шепотом: «Давай, Ленка! Мы все здесь!» Одновременно клиентка Даша указала рукой, обремененной цветной Келли, на место, где Ленка должна была, по идее, давать. Рядом с электронными проходниками, слева по ходу стояния проходящих досмотр болельщиков белели замерзшие на холоде огромные железные ворота для въезда техники и машин. У ворот, рядом с миловидной шустрой блондой, стоял теперь уже полицейский, который брал у Ленки взятку, в точности как бывший мент. Коп приоткрыл ворота, и мы мелкой стайкой впорхнули в клетку на территорию стадиона. Буквально через несколько минут мы зашли в ложу.

Ложа представляла собой комнату с обеденным столом, стульями, мягкими диванчиками и шкафами для одежды, а также самим зрительским отсеком, отделенным от комнаты полустеклянной стеной для интима… Нумерация рядов зрительских кресел начиналась сверху и увеличивалась к арене, очевидно, чтобы бросить вызов театру. В ложе было два ряда.

То, что происходило внизу, резко отличалось от телевизора. Во-первых, все шумело, начиная от самого стадиона и заканчивая гладиаторами на коньках, которые что-то кричали друг другу и остервенело били с деревянным звуковым аккомпанементом несчастную шайбу. Во-вторых, по телевизору хоккеисты бегают почему-то значительно быстрее, чем в натуреле. Ну, я бы мог понять, что наши бегают тихо, так как в кои веки я пришел на них посмотреть. Но финны? Финны разве знали, что я буду на стадионе? Выходит, все знали суомцы. В-третьих, голы постоянно случались совсем не так, как на экране Bang and Olufsen – напротив меня и по четыре раза со всех углов. Их было немного. Забивали их вдалеке от меня, редко и мало. В результате я не увидел ни одного. Хотя игры я тоже толком не видел.

Минут через десять после того, как все началось, полосатый парень без клюшки, но в черных штанах, который, как выяснилось, оказался судьей, удалил финского игрока, которого звали как-то странно, что-то типа Pissula Kakkalla, и на поле возникла пауза. Тут девочки сказали, что принесли обед, а хоккей может и подождать. В гостиной за стеклянной стеной официанты накрывали на стол. По напиткам было понятно, что наши люди в ложах болеют основательно… и сильно переживают за сборную. Дамы быстро убрали бутылку водки с блинами и с икрой и перешли к более тяжелым напиткам. Приятель Кирилл, наклоняясь ко мне, тихо сказал: «Ты знаешь, а я все понял. Хоккейная ложа – это наша баня…» Девушки запели «Сгорая, плачут свечи!». Стадион ревел.

Таня предложила перейти к ней домой на over-time, или, по-нашему, на «дополнительный период». Кирилл посмотрел на меня и сказал: «Как скажет, так и будет». Я предложил остаться и посмотреть второй матч – чехов со шведами. Лена была в том состоянии, когда ей было уже все равно: остаться здесь со всеми шведами или поехать на over-time к жене Кирилла. Мы «досмотрели» второй матч, благородно развезли девушек по домам, и через неделю с чем-то я улетел в свой любимый Таиланд.

На пляже своей несравненной гостиницы «Баньян три», что переводится на русский как «Банное дерево», я тихонько хрюкал под парасолью, никому не мешая. Неожиданно меня кто-то окрикнул. Я открыл глаза и увидел Дашу. Мы обнялись на чужбине как родные, как будто между нами была не холодная шайба и ледовый дворец месячной давности, а по крайней мере пять лет, прожитые в любви и согласии. После нескольких банальностей Даша сказала, что приглашает меня сегодня на тайский бокс. «Что же можно пить-то в такую жару?» – мелькнула первая мысль и повисла во влажном пхукетском воздухе. Но уже через полчаса я безвольно шел собираться на сиамский бокс, расположенный, очевидно, на какой-нибудь тайской Ходынке.

Все-таки великая и завораживающая штука большой спорт!

«Tatler», март, 2013