Текст книги "Евразийский реванш России"

Этот постоянный фундаментал геополитики изменить невозможно: сам метод покоится на этом противопоставлении, и отказ от него равнозначен отбрасыванию геополитики как таковой. Тот, кто говорит «геополитика», подразумевает «дуализм цивилизаций» и «великую войну континентов». В противном случае он просто не знает, о чем говорит, и произносит ничего не значащие слова.

Геополитика в ее постоянной части рассматривает и отслеживает хронику этой планетарной дуэли Моря и Суши, атлантизма и евразийства, Востока и Запада, морского Левиафана и сухопутного Бегемота. Но вне территорий двух фундаментальных протагонистов геополитического противостояния лежит «третья зона» – rimland – береговая территория. В рамках современной политической географии эта «береговая зона» протянулась по берегу всего евразийского материка от Западной Европы через Ближний Восток, Центральную Азию к Дальнему Востоку и Тихоокеанскому пространству. «Береговая зона» по определению дуальна, в ней соседствуют и борются две противоположные геополитические тенденции, стремясь перетянуть каждую конкретную страну в сторону одного из двух полюсов – либо атлантистского, либо евразийского. Вся «береговая зона» целиком не может быть однозначно атлантистской или евразийской, она всегда двойная. Хроника геополитической истории «береговой зоны» и есть вторая переменная часть геополитики. В центре цивилизации Суши, в центре цивилизации Моря нет истории, это полюса, которые могут ослабевать или крепнуть. Но противоположный полюс всегда остается сущностно вне, по ту сторону. Для ядра атлантизма евразийство всегда нечто внешнее, как и атлантизм для евразийства. В пространстве «береговой зоны» все иначе: морские тенденции переплетены с сухопутными, двойная геополитическая идентичность делает актуальным постоянный и непрерывный выбор, игру и баланс этих тенденций. Нет такой «береговой» страны, которая могла бы быть окончательно отнесена к Суше (Евразии) или Морю (Атлантике). Баланс требует постоянных инвестиций в ту или иную сторону, политические процессы всегда учитывают притяжения геополитических полюсов, а следовательно, любой выбор, сделанный в конкретный исторический момент, требует позже нового подтверждения, новых инвестиций, новых аргументов, так как в противном случае верх может взять альтернативная геополитическая линия.

Внешнеполитическая эклектика, или Три стратегии Российской внешней политики

Несмотря на свое безусловно континентальное географическое положение (следствием которого является единственно возможная – евразийская внешнеполитическая линия), более десятилетия Россия не может сформировать ясной и последовательной внешнеполитической позиции. Любые попытки набросать какой-то непротиворечивый проект в этой сфере фатально проваливаются. Этому есть объяснение. Очень трудно определить место страны, находящейся в состоянии перехода, в мире, который сам находится в таком же переходном состоянии. И сладить с таким количеством неопределенностей действительно трудно. Поэтому внешняя политика России колеблется между спорадическими всплесками патриотизма (больше для внутреннего пользования) и следованием в фарватере политики США. Винить в этом внешнеполитическое ведомство нельзя, сейчас стоит вопрос об идентичности России в современном мире, о ее геополитическом статусе, и решать такие вопросы – вообще не дело дипломатов. Отсюда и расплывчатость и непоследовательность формулировок, противоречивость конкретных шагов. Выскажусь жестче: при неопределенности идентичности России в современном мире никакой последовательной внешней политики у нее как страны в переходном состоянии нет и быть не может.

Чтобы тем не менее двигаться в этом направлении, следует понять логику трансформации всей международной системы отношений. Здесь налицо переход от модели двуполярного мира, воплощенного в Ялтинской системе и закрепленного в правовой системе таких организаций, как ООН, к однополярному миру при явной доминации США. Международное право отражает конкретный баланс сил. ООН и Ялтинская система отражали баланс сил, сложившийся по конкретным результатам Второй мировой войны с фиксацией зон влияния двух лагерей – социалистического и капиталистического – и с довольно обширной зоной «неопределившихся» или «неприсоединившихся» (Третий мир). Очевидно, что если бы исход Второй мировой был иным, то и международная система была бы иной.

После распада Восточного блока и краха СССР двуполярный мир закончил свое существование, в «холодной войне» победили США, оставшись единственной гипердержавой. Этот геополитический факт Вашингтон стремится закрепить уже юридически. Особенно наглядно эта тенденция проявилась в 2001–2009 гг., в президентство Джорджа Буша-младшего, на которого оказывали серьезное влияние неоконсерваторы. Но и для приверженцев «мягкой силы» из команды Барака Обамы доминирование Соединенных Штатов в мире является непреложным фактом.

Это означает, что после ликвидации Ялтинской системы де-факто остается ликвидировать ее де-юре. Это и есть процесс однополярной глобализации: утверждение могущества США в планетарном масштабе, создание «Pax Americana» (мира по-американски) или «benevolent Empire» («благожелательной империи»). Вот от чего и к чему происходит переход всей мировой системы – от Ялты и международного порядка в стиле ООН к единоличной планетарной американской гегемонии.

А к чему же переходит сама Россия? От чего – понятно: она была совсем недавно ядром «второго полюса», уравновешивающего полюс НАТО и США, и, соответственно, важнейшим несущим элементом всей международной мировой системы. Отсюда место в Совете Безопасности ООН и другие привилегии, основанные на старых заслугах и старых возможностях. Но к чему движется Россия? Какое место хочет занять в мире?

На это есть три теоретических ответа, которые предопределяют три возможные внешнеполитические стратегии. Так как ни одна из них не выбрана окончательно, то следует говорить о всех трех одновременно, как об открытых возможностях.

Первая стратегия: Россия вписывается в однополярный мир под главенством США, выторговывая себе за уступку геополитического суверенитета оптимальные условия. Это позиция российских либералов-западников, которые преобладали в российской политике в 90-е годы и чьи позиции оказывают существенное влияние на многие решения Кремля и до сих пор. В соответствии с этой стратегией России предлагается найти себе место в мире, сверстанном по американским лекалам. В рамках этого общего геополитического вассалитета Россия может стараться решить и какие-то свои региональные проблемы, но только с санкции США. По сути, вопрос о безопасности страны в такой ситуации перепоручается другой наднациональной инстанции или даже другой державе. И надо сказать, что некоторые моменты российской внешней политики последних лет могут быть объяснены только таким подходом. Лоббируют в Кремле такой подход, как правило, представители либерального крыла, идеологические наследники ельцинской «семьи», воспитанные на проамериканизме и ультралиберализме 1990-х. Если Россия окончательно встанет на этот путь, то, по сути, речь пойдет о снижении статуса России, о понижении ее ранга в геополитической иерархии. О роли «великой державы» можно будет забыть, да и региональные полномочия будут все более сокращаться.

Вторая стратегия: изоляционизм, национализм и рецидивы советского стиля внешней политики. Сплошь и рядом – часто в форме фантомных болей – такой подход ко внешней политике проявляется в современной России. Возникают теории вроде «крепости России», предложения полной замкнутости, отказа от глобализации, от всякого диалога с Западом и Востоком. Это позиция более достойна с моральной точки зрения, но совершено не обеспечена ресурсами. Изоляционизм если не погубил, то сильно ослабил СССР на прежнем этапе, когда Москва контролировала гораздо больший объем стратегических территорий. Обращение к национализму может подточить территориальную целостность самой России, а повторение советского внешнеполитического курса вообще невозможно, так как и сама Россия перестала быть социалистической державой, и ее бывшие партнеры по социализму изменили в большинстве случаев свои идеологические и геополитические ориентиры. Конечно, можно провозгласить себя «великой державой» несмотря ни на что, но это останется на уровне лозунга, а на практике у России нет никаких оснований для того, чтобы оставаться самодостаточным геополитическим полюсом. Цепляться же за ООН и другие остатки Ялтинской системы бессмысленно: их ликвидация – дело времени, и выиграет от этого лишь Вашингтон (неважно, «ястребиный» неоконсервативный или «мягкий» глобалистский).

Изоляционизм – путь тупиковый. Идя по нему, Россия быстро попадет в «черный список», будет включена в «ось зла», и с надеждами на модернизацию можно будет попрощаться. Изоляционизм является альтернативой глобализму только с формальной точки зрения: он откладывает наступление глобализма, а не отменяет его.

Третья стратегия российской внешней политики – евразийская. Она предполагает приоритет курса на многополярный мир. Эта многополярность должна быть не простым возвратом к Ялте и не инерцией благодушного пацифистского мышления в духе ООН или прежней Лиги Наций, но активным и даже агрессивным альтернативным проектом, учитывающим современные реалии, новые расклады сил, новые вызовы и новые альянсы – стратегические, цивилизационные и экономические. Евразийство отвергает однополярный глобализм, но отказывается и от изоляционизма. Если проамериканское лобби считает, что у России есть только один союзник – США, если изоляционисты утверждают, что «союзники России – это ее армия и флот», то евразийцы полагают, что у России сегодня множество союзников, гораздо больше, чем кажется, – это все страны Запада и Востока, которые в той или иной мере и по совершенно различным причинам и основаниям отвергают американскую гегемонию США, однополярность и пресловутую «благожелательную Империю». И в такой ситуации единственный шанс России вернуться в разряд по-настоящему великих держав – это дать возможность стать такими же великими державами другим странам, помочь им в этом – Евросоюзу, Китаю, Индии, исламскому миру и т. д., на том условии, что они в свою очередь помогут России. Если сегодня полюса, способного уравновесить, сбалансировать мощь США, нет, то его нужно создать. Причем всем вместе на равных паритетных условиях. Это означает не просто отказ от глобализации, но придание глобализации радикально иного вектора, не атлантистского, но евразийского. Никто не говорит, что это просто. Но в этом, по крайней мере, есть шанс.

Внешняя политика России могла бы быть и должна была бы быть именно евразийской. Но на данный момент это, увы, не так. И если некоторые евразийские элементы иногда встречаются, то они перемешаны с американизмом или изоляционизмом. Этим и определяется эклектичный и внутренне противоречивый стиль российской внешней политики. Мы пока не определились, кто мы, куда мы идем, кем хотим стать и какое место в мире нам принадлежит. А следовательно, ничего другого сейчас ожидать от МИДа нельзя. Не в МИДе дело.

Асимметрия

Для того чтобы сформулировать евразийскую внешнеполитическую позицию, необходимо посмотреть на нынешнее положение России по-новому, здраво и объективно. Без обид, эмоций, ностальгии, озлобления. В каком мире мы оказались? Какие угрозы над нами нависли? Какова конфигурация современной карты мира с точки зрения стратегии? Что мы в такой ситуации должны сделать? А что – из того, что должны, – можем? Как осознается нами самими наше место, и как его видят вне России те силы, от которых действительно многое зависит?

Мало кто в нашем сегодняшнем обществе способен спокойно и бесстрастно не только ответить на эти вопросы, но хотя бы задать их. Однако ситуация меняется к лучшему: еще вчера каждая посредственность толкалась локтями, рвалась к микрофону и трибуне, будучи искренне уверенной, что ей есть что сказать по любому поводу, что она знает ответы на все вопросы. Слава Богу, этот нездоровый ажиотаж улетучивается. Все больше на лицах реальной озабоченности, вопросительности, интереса. Время болтовни (как либеральной, так и патриотической) безвозвратно уходит. Пора менять тональность.

На заре третьего тысячелетия сложился однополярный мир. Его единственным актуальным полюсом является Запад, США и их союзники по НАТО (с разной степенью интегрированности).

Этот однополярный мир имеет отчетливый, ясно различимый идеологический облик: это тоталитарно навязываемая космополитическая либерал-капиталистическая модель. На стратегическом уровне однополярный мир опирается на военную мощь США. В общем плане это неразделимые вещи: стратегический потенциал США (и специфика его конфигурации) и либерал-капиталистическая система в политике, экономике, социальном аспекте.

Однополярность подтверждается на обоих уровнях (стратегическом и идеологическом) тем, что в настоящий момент на земле нет ни одного военного образования, симметрично сопоставимого с военной мощью США, и нет единой идеологической конструкции, столь же универсальной, распространенной, общепризнанной и общепринятой, как либерал-капиталистическая (иногда с натяжкой называемая «либерал-демократической» – с натяжкой, так как реальной демократии там мало).

Однополярный мир – данность. Если мы не будем признавать этой данности, любые наши построения останутся вне сферы реальности. Признание этого свершившегося факта есть стартовая черта любого ответственного размышления о том состоянии, в котором находится человечество на рубеже тысячелетий.

Эта констатация, однако, сама по себе не несет никакой этической оценки. Утверждение о том, что нечто есть, еще не означает, что это нечто есть благо.

Однополярный мир – это обобщающий стратегический, геополитический и мировоззренческий тезис. «Тезис Запада», имеющий свою генеалогию, свою историю, свои этапы. Однополярный мир возник отнюдь не случайно и не вдруг. Это результат становления «тезиса Запада» универсальной категорией, победившей исторические цивилизационные альтернативы.

Тезис Запада воплотился в однополярный мир как раз через процесс преодоления всевозможных исторических альтернатив – которые на разных этапах выступали то как традиционное общество, то как националистические режимы, то как социалистическая система.

До самого последнего времени у «тезиса Запада» существовала формальная альтернатива и на стратегическом, и на мировоззренческом уровнях. Противоречивые планетарные интересы великих держав в первой половине ХХ века, двухполярный мир (социалистический Восток – капиталистический Запад) во второй половине ХХ века – выстраивались в системы противовесов и противостояний, готовые в любой момент вылиться в прямой мировой конфликт с неопределенным исходом, так как силовой потенциал различных полюсов был в целом сопоставимым.

Однополярный мир есть такая реальность, где превосходство тезиса Запада над возможными альтернативными моделями развития цивилизации становится закрепленным и очевидным.

Это означает де-факто установление стратегической и идеологической гегемонии со стороны США. Осознание этого выразилось в новом стратегическом термине: «гипердержава». «Великих держав» (до конца Второй мировой войны) существовало несколько, «сверхдержав» – только две, а «гипердержава» – одна.

Такое положение дел закреплено документально в основополагающих документах американской политики: в частности, в докладе Президента США Уильяма Клинтона от 1997 г. «Стратегические перспективы США в XXI веке».

Президент США справедливо утверждает, что США на данном этапе (и в их лице весь цивилизационный «тезис Запада») справились со всеми формальными противниками, со всеми симметричными угрозами и традиционными преградами и вызовами.

«Новый мировой порядок» установился, все формальные препятствия его глобализации сняты.

И здесь начинается самое интересное: в этом документе Президент США говорит о том, что отныне основные виды угроз такому устройству мира могут проистекать из «новых вызовов», которые заведомо будут асимметричными.

Это положение фиксирует объективную реальность: отныне любая стратегическая или идеологическая альтернатива «новому мировому порядку» будет с необходимостью «асимметрична», диспропорциональна сложившейся планетарной системе. Это будет не формальное противостояние двух или нескольких сопоставимых планетарных организаций, но более сложные процессы, когда однозначное и неоспоримое лидерство «тезиса Запада» будет иметь дело с непредсказуемой, пока далеко не очевидной, трудно схватываемой реальностью. Условно в данном документе и на современном политологическом языке она называется «асимметрией» или «новым вызовом».

Еще один приблизительный термин для обозначения этой потенциальной реальности – Евразия.

Выше мы сказали, что признание факта однополярности не означает признание его правомочности, положительного содержания, позитивности. Человеческая свобода позволяет нам интерпретировать любой факт в дуальной системе этики. Если мы оцениваем его как добро, мы поддерживаем его фактичность нашей моральной силой. Но мы можем признать этот вполне реально существующий факт и злом, несправедливостью, негативным явлением. Тогда – не отрицая его наличия – мы будем искать способы его искоренить, исправить, преобразить или уничтожить.

В этой этической свободе от диктатуры наличного бытия проявляется высшее достоинство человеческого существа.

Однополярный мир – факт. Но для огромного сектора современного человечества – это факт целиком и полностью негативный, трагический, отрицательный. И если формальной альтернативы такому миру сегодня нет, это еще отнюдь не означает, что ее не может или не должно быть.

В земном мире не может существовать какого-то абсолютного единства, и любой тезис, каким бы глобальным и универсальным он ни был, может и должен столкнуться с антитезисом.

Для нас сейчас самое важное заключается в том, чтобы ясно понять: альтернатива однополярному миру, антитезис в отношении «тезиса Запада», ставшего глобальным и претендующего на универсальность, отныне и на определенный срок переместились из области формальной и симметричной в область неформальную и асимметричную, в область «нового», «неочевидного», еще только долженствующего обрести ясно различимые черты.

Антитезис однополярности лежит в сфере асимметрии.

И это точно такой же неоспоримый факт, как факт превращения США в «гипердержаву».

Ответственный поиск альтернативы однополярности должен лежать в новых стратегически-идеологических областях. Это не значит, что предыдущие альтернативы «тезису Запада» целиком и полностью утрачивают свое значение. Нет, они сохраняют его, но в снятом виде, в новом контекстуальном пространстве, с необходимой коррекцией. Самое главное, что в этом новом пространстве асимметрии прежние альтернативы складываются в новую комбинацию, и часто периферийные их элементы выступают вперед, а то, что казалось магистральным, напротив, отходит на задний план.

Концепция многополярности, заложенная в такие серьезные стратегические документы нынешней России, как Концепция национальной безопасности, имеет в общепланетарном контексте вполне революционное содержание. Первое и главное значение тезиса многополярности – это отрицание сложившейся однополярности, признание ее негативным цивилизационным явлением.

Несмотря на видимую расплывчатость и налет отвлеченной «гуманитарности», это очень суровый и серьезный тезис, особенно если осознать стратегический контекст и значение документа, где он фигурирует.

Это, кстати, ясно осознают американские стратегические центры и их российские информаторы, проводники американской однополярной идеи. Показательна в этом отношении открытая критика концепции «многополярности» Сергеем Карагановым, кадровым советником американского Совета по международным отношениям (Council on Foreign Relations) и членом Трехсторонней комиссии (несколько странно, что у «патриота» Примакова главным советником выступает прямой атлантист).

Многополярность есть одна из версий противопоставления однополярному миру асимметричной конструкции, где роль второго уравновешивающего полюса призвана играть не какая-то отдельная «сверхдержава», но стратегический блок довольно разнородных (политически, культурно, расово и национально) геополитических образований. Например, альянс России, Китая, Индии и Ирана.

Иная модель многополярности предполагает дробление и самого натовского стратегического пространства, вывода Европы и Тихоокеанского региона из под прямого американского контроля. Эти две версии могут рассматриваться параллельно.

Есть и еще одна – самая вызывающая – версия многополярности, основанная на концепции стратегического вхождения России в клуб стран-парий – Иран, Северная Корея, Туркменистан и т. д.

В любом случае – и в самом умеренном и в самом жестком, – тезис многополярности имеет ярко выраженный антиамериканский подтекст. Его основная направленность заключается в стремлении на новом уровне и на новом этапе сформулировать стратегическую и концептуальную альтернативу однополярности и «новому мировому порядку».

Причем в основе всех версий многополярности лежит идея асимметричности. Речь идет не о создании прямого и открыто симметричного второго полюса, но о стремлении самыми разными путями оттенить или ограничить, деконструировать сложившуюся однополярность, не входя с ней в прямое формальное противостояние (которое помимо всего прочего еще и невозможно).