Текст книги "Ожерелье королевы"
Автор книги: Александр Дюма
Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 15 (всего у книги 54 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
21. Маленький домик
Мы оставили г-жу де Ламотт у дверей особняка, следящей за быстро удаляющейся каретой королевы.
Когда карета исчезла из виду и грохот ее колес затих, Жанна в свой черед влезла в экипаж и отправилась домой – надеть домино и другую маску, а заодно проверить, не произошло ли чего новенького в ее обиталище.
Г-жа де Ламотт пообещала себе, что в эту счастливую ночь отдохнет от дневных переживаний. Будучи женщиной сильной, она решила раз в кои-то веки удариться, что называется, во все тяжкие и в одиночестве насладиться прелестями неожиданного.
Однако на первом же шагу по пути, столь соблазнительному для натур, наделенных богатым воображением, которое им долго приходилось сдерживать, она наткнулась на препятствие.
Дома, у привратника, ее поджидал слуга.
Это был человек из челяди принца де Рогана, принесший ей следующую записку от его высокопреосвященства.
«Графиня!
Вы, разумеется, не забыли, что мы с вами должны уладить кое-какие дела. Впрочем, ваша память, быть может, и коротка, но я никогда не забываю того, что мне понравилось.
Я буду иметь честь ожидать вас там, куда, если вы того пожелаете, отведет вас мой посланец».
Внизу вместо подписи стоял пастырский крест.
Г-жа де Ламотт была раздосадована этим препятствием, однако по секундном размышлении со свойственной ей решительностью отправилась в путь.
– Садитесь рядом с моим кучером, – предложила она слуге, – или скажите ему адрес.
Слуга влез на козлы, г-жа де Ламотт – в экипаж.
Не прошло и десяти минут, как графиня уже въезжала в недавно благоустроенный уголок Сент-Антуанского предместья, где среди высоких деревьев, древних, как само предместье, стоял, скрытый от посторонних глаз, один из тех прелестных домиков, что были построены при Людовике XV и соединяли в себе изящный внешний вид, свойственный домам XVI века, со всеми удобствами постройки XVIII века.
– А вот и маленький домик, – пробормотала графиня. – Что ж, со стороны родовитого принца это вполне естественно, но для урожденной Валуа унизительно. Вот так-то!
В этом восклицании – не то раздраженном, не то жалобном – обнаружилось все неутоленное честолюбие, все безумные притязания, что дремали до сих пор в душе молодой женщины.
Когда она переступала порог дома, решение уже было принято.
Следуя за лакеем, она попадала из комнаты в комнату, вернее, из неожиданности в неожиданность, пока наконец не дошла до обставленной со вкусом небольшой столовой.
Там, в одиночестве, поджидал ее кардинал.
Его высокопреосвященство листал какие-то брошюры, очень, впрочем, похожие на те памфлеты, что наводняли в то время Францию, стоило лишь ветру подуть со стороны Англии или Голландии.
Завидя графиню, он встал.
– А, вот и вы, – сказал кардинал. – Благодарю вас, графиня.
С этими словами он подошел к ней, намереваясь поцеловать ей руку.
Графиня с гордым и оскорбленным видом отступила назад.
– Что такое? – воскликнул кардинал. – Что с вами, сударыня?
– Вы не привыкли, ваше преосвященство, не правда ли, чтобы женщина, которой вы оказали честь и пригласили сюда, делала такое лицо?
– Но графиня…
– Мы находимся в вашем маленьком домике, не так ли, монсеньор? – окинув комнату презрительным взглядом, осведомилась графиня.
– Однако, сударыня…
– Я надеялась, монсеньор, что вы соблаговолите припомнить, при каких обстоятельствах я появилась на свет. Я надеялась, что монсеньор соблаговолит не упустить из виду, что если Господь и сделал меня бедной, то свойственную моему происхождению гордость он мне оставил.
– Полноте, графиня, я считал, что вы – женщина умная, – проговорил кардинал.
– Похоже, монсеньор, что умными вы считаете тех женщин, которым на все наплевать, которые смеются над всем, даже над собственным бесчестьем. Прошу меня извинить, монсеньор, но я привыкла называть подобных женщин иначе.
– Вы ошибаетесь, графиня: умной я называю женщину, которая слушает, когда с ней говорят, и не говорит, пока всего не выслушает.
– Что ж, я вас слушаю.
– Я хотел поговорить с вами кое о чем серьезном.
– И заставили меня прийти для этого в столовую?
– Ну да. А вам больше понравилось бы, если бы я пригласил вас в будуар?
– Кое-какая разница тут все-таки есть.
– И я того же мнения, графиня.
– Значит, речь идет о том, чтобы поужинать с вашим высокопреосвященством?
– И ни о чем более.
– Пусть монсеньор не сомневается: я прекрасно понимаю, какая мне оказана честь.
– Вы шутите, графиня?
– Нет, я смеюсь.
– Смеетесь?
– Конечно. А вы предпочли бы, чтобы я сердилась? Нет, сдается мне, у вас и в самом деле трудный характер, монсеньор.
– О, вы очаровательны, когда смеетесь, смейтесь всегда – ничего лучшего я не желаю. Но сейчас вы не смеетесь. Нет-нет, за этими хорошенькими губками, которые позволяют мне любоваться вашими зубами, таится гнев.
– Вовсе нет, монсеньор, да и столовая вселяет в меня уверенность.
– Что же, в добрый час!
– Надеюсь, вы хорошо поужинаете.
– Что значит, я хорошо поужинаю? А вы?
– Я не голодна.
– Как, сударыня! Вы отказываете мне в ужине?
– Не поняла.
– Вы меня гоните?
– Я не понимаю вас, монсеньор.
– Послушайте же, милая графиня.
– Слушаю.
– Будь вы не так разгневаны, я сказал бы, что сердитесь вы напрасно, поскольку от этого не становитесь менее очаровательны, но так как после каждого комплимента вы меня чуть ли не выставляете вон, я лучше воздержусь.
– Вы опасаетесь, что я выставлю вас вон? Извините, монсеньор, но вас, ей-богу, становится трудно понимать.
– Но все же так ясно!
– Простите, монсеньор, но у меня, видимо, помутился разум.
– Так вот, принимая меня в прошлый раз, вы испытывали крайнюю неловкость, так как полагали, что живете в условиях, мало подходящих для особы с вашим именем и титулом. Это вынудило меня сократить визит, а вас – вести себя со мной довольно холодно. Вот я и подумал, что поместить вас в свойственную вам среду и условия – все равно что выпустить на волю птичку, которую ученый посадил под колокол, где нет воздуха.
– И что же дальше? – с беспокойством спросила графиня, начиная кое-что понимать.
– А дальше, прелестная графиня, чтобы вы могли принимать меня свободно, а я мог приезжать к вам, не боясь скомпрометировать ни себя, ни вас…
Кардинал пристально посмотрел на графиню.
– Да? – проговорила она.
– В общем, я надеялся, что вы не откажетесь принять в подарок этот тесный домик. Обратите внимание, графиня, я не сказал «маленький домик».
– Я? В подарок? Вы дарите мне этот дом, ваше высокопреосвященство? – вскричала графиня, сердце которой застучало от гордости и алчности в одно и то же время.
– Это пустяк, графиня, совершеннейший пустяк, но предложи я что-нибудь более серьезное, вы бы отказались.
– Ни более серьезное, ни менее, монсеньор.
– Как вы сказали, сударыня?
– Я говорю, что не могу принять от вас подобный дар.
– Не можете? Но почему?
– Не могу, и все.
– О, не говорите так, графиня!
– Отчего же?
– Потому что я не хочу в это поверить.
– Ваше высокопреосвященство!
– Сударыня, дом ваш, ключи – вот здесь, на серебряном блюде. Я же поступаю с вами, как с победительницей! Неужели вы находите, что это унизительно?
Нет, но…
– Согласитесь, прошу вас.
– Монсеньор, я уже сказала.
– Но как же это возможно, сударыня? Вы пишете министрам, вымаливая у них пенсию, принимаете от неизвестных дам сто луидоров?
– О, ваше высокопреосвященство, это совсем другое. Тот, кто берет…
– Тот, кто берет, оказывает услугу дающему, – благородно ответил принц. – Послушайте, я дожидался вас в столовой, я не видел ни будуара, ни гостиных, ни спален, я лишь предполагаю, что все это здесь есть.
– О, монсеньор, простите, вы заставляете меня признать, что ваше высокопреосвященство – самый деликатный человек на свете.
И так долго сдерживавшая себя графиня покраснела, подумав, что скоро сможет сказать: «Мой дом».
Потом, заметив, что она зашла слишком далеко, графиня опомнилась и ответила на неопределенный жест, сделанный принцем:
– Монсеньор, я прошу вас угостить меня ужином.
Кардинал сбросил плащ, который до сих пор не снимал, пододвинул графине стул и, одетый в светскую одежду, которая ему очень шла, приступил к обязанностям дворецкого.
Через несколько минут ужин был на столе.
Когда в прихожей появились лакеи, Жанна прикрыла лицо полумаской.
– Это я должен прятать лицо, – проговорил кардинал. – Вы у себя дома, окружены своей челядью, а вот я здесь чужой.
Жанна расхохоталась, но маску не сняла. Несмотря на снедавшие ее радость и изумление, трапезе она отдала должное.
Как мы уже неоднократно отмечали, кардинал был человеком великодушным и по-настоящему умным.
Долгое пребывание при самых цивилизованных дворах Европы, дворах, управлявшихся королевами, приучило его к женщинам, которые в те поры осложняли, но часто и разрешали политические вопросы. Этот опыт, впитанный им, так сказать, с молоком матери и помноженный на собственную искушенность, а также все его достоинства, столь редкие теперь, да и тогда встречавшиеся нечасто, сделали из принца человека, которого было чрезвычайно трудно раскусить его соперникам-дипломатам и его женщинам-любовницам.
Приятные манеры и необычайная галантность служили ему непробиваемым щитом.
Вместе с тем кардинал считал, что он – гораздо выше Жанны. Эта высоко мнящая о себе провинциалка, которая под напускной гордостью не могла скрыть от него своей алчности, казалась ему добычей легкой, но вместе с тем и желанной, благодаря красоте, остроумию и еще чему-то, что гораздо чаще пленяет мужчин пресыщенных, нежели наивных. Быть может, на этот раз кардинал, разгадать которого было невероятно трудно, сам не выказал должной проницательности и ошибся, но факт остается фактом: хорошенькая Жанна не внушала ему никаких подозрений.
Это означало гибель для столь выдающегося человека. Он стал не только слабее обычного – он стал пигмеем: разница между Марией Терезией и Жанной де Ламотт была слишком велика, чтобы такой закаленный боец, как Роган, дал себе труд вступить в борьбу.
Однако, как только схватка началась, Жанна, почувствовав слабость соперника, старалась не показать свою действительную силу и изображала провинциальную кокетку, пустую бабенку, дабы сохранить у противника уверенность в силах и, следовательно, ослабить его атаки…
Кардинал, заметив кое-какие жесты, которых она не смогла сдержать, решил, что г-жа де Ламотт захмелела от только что полученного подарка. Так оно и было: подарок этот превосходил не только все надежды графини, но даже самые радужные ее мечты.
Кардинал забыл лишь одно: это он должен был стоять выше амбиций и гордыни такой женщины, как Жанна.
В графине же хмель скоро рассеялся под влиянием новых желаний, которые тут же заняли место прежних.
– Итак, – проговорил кардинал, наливая Жанне кипрского в небольшой хрустальный бокал, усыпанный золотыми звездами, – поскольку вы подписали со мною договор, перестаньте дуться, графиня.
Я на вас дуюсь? Нисколько.
– Стало быть, вы когда-нибудь примете меня здесь без особого отвращения?
– Я никогда не буду настолько неблагодарна, чтобы забыть, что здесь вы у себя дома, монсеньор.
– Дома? Что за глупости?
– Нет-нет, конечно, дома.
– Предупреждаю, со мной лучше не спорить.
– А что будет?
– Я навяжу вам другие условия.
– В таком случае берегитесь!
– Чего?
– Всего.
– Вот еще.
– Я у себя дома.
– И…
– И если найду ваши условия неприемлемыми, кликну своих людей.
Кардинал рассмеялся.
– Ну вот, видите? – осведомилась графиня.
– Ничего не вижу, – ответил кардинал.
– О нет, вы прекрасно видите, что потешаетесь надо мной.
– Почему это?
– Вы смеялись.
– По-моему, момент был подходящий.
– Конечно, подходящий: вы же прекрасно знали, что если я позову своих людей, никто не придет.
– Ах, черт!
– Фи, ваше высокопреосвященство!
– А что я такого сделал?
– Выбранились, сударь.
– Здесь я не кардинал, графиня, здесь я просто имею счастье находиться у вас в гостях.
И кардинал снова расхохотался.
«Ей-богу, – подумала графиня, – он – прекрасный человек».
– Кстати, – произнес де Роган, делая вид, что мысль только сейчас случайно пришла ему на ум, – что вы в прошлый раз говорили об этих дамах-благотворительницах – немках, кажется?
– О тех, что забыли шкатулку с портретом? – отозвалась Жанна, которая, повидавшись с королевой, мгновенно насторожилась и приготовилась к ответному удару.
– Да, о них.
– Монсеньор, – глядя на кардинала, ответила г-жа де Ламотт, – держу пари, что вы знаете их не хуже меня, даже лучше.
– Я? О графиня, вы меня обижаете. Разве вы сами не хотели узнать, кто они?
– Разумеется. По-моему, это вполне естественное желание – знать своих благодетелей.
– Если бы я знал, кто они, вы бы тоже знали это.
– Повторяю, господин кардинал, вы их знаете.
– Нет.
– Еще раз скажете «нет», и я назову вас лжецом.
– О, тогда я отомщу за оскорбление.
– Каким же образом, интересно знать?
– Я вас поцелую.
– Господин посол при Венском дворе! Господин друг императрицы Марии Терезии! Мне кажется, хотя сходство и не очень велико, вы должны были узнать портрет вашей приятельницы.
– Нуда! Это портрет Марии Терезии, графиня.
– Давайте, давайте, прикидывайтесь, что ничего не понимаете, господин дипломат!
– Так что ж из того, что я узнал Марию Терезию?
– Когда вы узнали на портрете Марию Терезию, у вас должны были появиться догадки относительно женщин, которым этот портрет принадлежит.
– Но почему вы считаете, что я должен это знать? – спросил встревоженный кардинал.
– Да потому что портрет матери – заметьте, матери, а не императрицы – обычно бывает у…
– Договаривайте же.
– Обычно бывает у дочери.
– Королева! – вскричал Луи де Роган столь убедительно, что Жанна ему поверила. – Королева! У вас была ее величество!
– Как! Неужели вы не догадались сами, сударь?
– О Боже, конечно, нет, – простодушно ответил кардинал. – В Венгрии есть обычай, по которому портреты царствующих особ переходят от семьи к семье. Вот я, например: я не сын, не дочь и даже не родственник Марии Терезии, а ее портрет у меня с собой.
– У вас, монсеньор?
– Взгляните, – холодно предложил кардинал. Достав из кармана табакерку, он продемонстрировал ее опешившей Жанне.
– Теперь вы видите, – добавил он, – что раз у меня, не имеющего чести принадлежать к императорской фамилии, есть этот портрет, значит, забыть у вас шкатулку с портретом мог кто угодно, и вовсе не обязательно член августейшего австрийского дома.
Жанна молчала. Способности к дипломатии у нее были, но вот практики пока не хватало.
– Стало быть, вы полагаете, – продолжал принц Луи, – что вам нанесла визит королева Мария Антуанетта?
– Вместе с другой дамой.
– Госпожой де Полиньяк?
– Не знаю.
– Госпожой де Ламбаль?
– Это была молодая женщина, очень красивая и очень серьезная.
– Быть может, мадемуазель де Таверне?
– Возможно. Я с нею не знакома.
– Но раз ее величество приходила к вам, стало быть, вы можете быть уверены, что она вам покровительствует. Это большой шаг вперед в вашей судьбе.
– Я тоже так полагаю, монсеньор.
– Ее величество была к вам добра, простите за нескромный вопрос?
– Но ведь это, по-моему, она и дала мне сто луидоров.
– Вот как! Ее величество не богата, особенно сейчас.
– Это лишь удваивает мою признательность.
– А она выказала к вам интерес?
– И довольно живой.
– Тогда все в порядке, – задумчиво проговорил прелат, позабыв на секунду о своей протеже ради ее покровительницы. – Теперь вам осталось лишь одно.
– Что же?
– Проникнуть в Версаль.
Графиня улыбнулась.
– Не буду скрывать, графиня, это – главная трудность.
Графиня снова улыбнулась, еще более многозначительно, чем в первый раз.
На этот раз улыбнулся и кардинал.
– Ей-богу, вы, провинциалы, не сомневаетесь ни в чем. Стоит вам увидеть, как в Версале открываются ворота и люди поднимаются по лестнице, как вы уже воображаете, что открыть эти ворота и подняться по этим лестницам может любой. Вы видели чудовищ из бронзы, мрамора и свинца, которые украшают парк и террасы в Версале?
– Конечно, монсеньор.
– Гиппогрифы, химеры, горгоны, вампиры и прочие злобные создания, их там сотни! Так вот представьте, что среди принцев с их благодеяниями встречаются твари раз в десять злее, чем эти неживые монстры, стоящие в саду среди цветов.
– Надеюсь, ваше высокопреосвященство поможет мне пройти между этими чудовищами, если они преградят мне путь.
– Я попробую, но это будет нелегко. И если вы произнесете мое имя, если вы после этих двух моих визитов откроете свой талисман, он станет бесполезным.
– По счастью, – отозвалась графиня, – с этой стороны я защищена покровительством самой королевы, и если я проникну в Версаль, то ключ для этого выберу подходящий.
– Какой ключ, графиня?
– Ах, господин кардинал, это мой секрет… Хотя нет, неправда: это был мой секрет – я не хочу ничего скрывать от своего милого покровителя.
– Однако все же есть какое-то «но», графиня?
– Увы, монсеньор, есть. Поскольку секрет принадлежит не мне, раскрыть его я не могу. Вам достаточно знать…
– Что же?
– Что завтра я еду в Версаль, буду там принята, и, надеюсь, принята хорошо, монсеньор.
Кардинал бросил взгляд на молодую женщину; ее самоуверенность показалась ему прямым следствием отменного ужина.
– Посмотрим, графиня, – смеясь, проговорил он, – как вам удастся туда проникнуть.
– Неужели ваше любопытство простирается до такой степени, что вы станете следить за мной?
– Вот именно.
– От своего я все равно не отступлюсь.
– Берегитесь, графиня: после всего сказанного проникнуть завтра в Версаль – уже дело вашей чести.
– Да, монсеньор, в малые покои.
– Поверьте, графиня, вы для меня – живая загадка.
– Одно из тех чудовищ, что населяют версальский парк?
– Скажите, как по-вашему: есть у меня вкус или нет?
– Разумеется, есть, монсеньор.
– Смотрите, я у ваших ног и целую вам руку. Неужели вы думаете, что я способен приложить губы к когтям или дотронуться до покрытого чешуей хвоста?
– Умоляю, монсеньор, не забывайте, – холодно ответила Жанна, – что я – не гризетка и не девица из Оперы. Когда я не принадлежу своему мужу, я принадлежу лишь себе самой и, считая себя равной любому мужчине в нашем королевстве, свободно и не раздумывая выберу, когда мне это будет угодно, того, кто мне понравится. Хоть капельку уважая меня, монсеньор, вы тем самым проявите уважение к знати, к которой мы оба с вами принадлежим.
Кардинал снова сел в кресло.
– Значит, вы хотите, чтобы я всерьез полюбил вас, – сказал он.
– Я этого не говорю, господин кардинал, просто мне самой хотелось бы вас полюбить. Поверьте, когда такой миг настанет – если он вообще настанет когда-нибудь, – вы это поймете без труда. А если не поймете, я сама дам вам знать, потому что считаю себя достаточно молодой и привлекательной, чтобы не бояться самой делать авансы. Порядочный мужчина меня не оттолкнет.
– Графиня, уверяю вас, если дело только за мной, вы меня полюбите, – заявил кардинал.
– Посмотрим.
– Мы с вами уже друзья, не правда ли?
– И большие.
– В самом деле? Тогда половина пути уже позади.
– Давайте не будем его мерить, а просто пойдем.
– Графиня, я обожал бы вас…
И кардинал вздохнул.
– Обожали бы, если?.. – удивленно подхватила Жанна.
– Если бы вы мне позволили, – поспешно закончил кардинал.
– Я, наверное, позволю, монсеньор, но лишь тогда, когда судьба будет улыбаться мне достаточно долго для того, чтобы вы не сочли возможным падать передо мною на колени и целовать мне руку столь торопливо, как сейчас.
– Что-что?
– Да, когда я не буду более зависеть от ваших благодеяний, вы не заподозрите, что ваши визиты мне нужны для какой-нибудь выгоды, и тогда ваши виды на меня станут более возвышенными. Я от этого лишь выиграю, монсеньор, да и вы внакладе не останетесь.
Графиня, которой было удобнее читать мораль сидя, снова поднялась с места.
– Вы делаете мое положение невыносимым, – пожаловался кардинал.
– Почему же?
– Вы не позволяете мне ухаживать за вами.
– Вовсе нет. Разве за женщиной можно ухаживать, лишь становясь на колени и демонстрируя проворство рук?
– Тогда скорее к делу, графиня. Что же вы мне позволите?
– Все, что не идет вразрез с моим вкусом и долгом.
– О, вы выбрали две самые неопределенные области.
– Не перебивайте, монсеньор, я хотела добавить к этому и третью область.
– Какую ж, о Господи?
– Область моих капризов.
– Я пропал.
– Идете на попятный?
Скорее принимая вызов прелестной обольстительницы, чем следуя ходу своих мыслей, кардинал ответил:
– Нет, ни в коем случае.
– Вас не пугает мой долг?
– Ни он, ни ваши вкусы и капризы.
– Докажите.
– Стоит вам намекнуть…
– Я хочу сегодня вечером пойти на бал в Оперу.
– Это ваше дело, графиня, вы свободны, как ветер, и я не вижу, что может вам помешать пойти на бал в Оперу.
– Минутку, это лишь половина моего желания. Другая его половина заключается в том, чтобы вы тоже туда пошли.
– Я? В Оперу? О, графиня!..
И кардинал сделал движение – вполне обычное для личности заурядной, но для человека, который носит имя Рогана, означавшее колоссальный прыжок.
– Так-то вы хотите мне угодить? – упрекнула его графиня.
– Кардиналы не ходят на бал в Оперу, графиня. Это все равно, как если бы я предложил вам войти в… курильную комнату.
– По-вашему, кардиналы и не танцуют, да?
– Нет, конечно.
– Почему же тогда я читала, как кардинал де Ришелье танцевал сарабанду?
– Перед Анной Австрийской, верно… – вырвалось у кардинала.
– Перед королевой, вот именно, – подтвердила Жанна, пристально глядя на де Рогана. – Да, для королевы вы бы на это пошли.
При всей своей ловкости и самообладании принц залился краской.
То ли ехидная женщина пожалела смущенного кардинала, то ли решила больше не продлевать его замешательства, – как бы там ни было, она поспешно добавила:
– Да разве я, кому вы наговорили столько любезностей, вправе огорчаться, что вы ставите меня ниже королевы? Но вы же будете в домино и маске, а для меня это станет громадным шагом на том пути, о котором мы только что говорили, и я буду так вам признательна за вашу снисходительность.
Кардинал, довольный, что так легко отделался, и, главное, радуясь постоянным победам, которые изворотливая Жанна позволяла ему одерживать после каждой его оплошности, бросился к графине и сжал ей руку.
– Для вас, – воскликнул он, – я готов даже на невозможное!
– Благодарю, монсеньор, мужчина, идущий ради меня на подобные жертвы, весьма мне дорог. Теперь, когда вы согласились, я освобождаю вас от столь тяжкого бремени.
– О нет, плату может получить лишь тот, кто выполнил порученное дело. Я еду с вами, графиня, но только в домино.
– Мы будем проезжать по улице Сен-Дени, что рядом с Оперой, я в маске зайду в магазин и куплю вам костюм, а вы наденете его в карете.
– Это будет очаровательно, графиня, вы не находите?
– О, монсеньор, вы так добры ко мне, что я вся – смущение… Но я подумала вот о чем: быть может, у себя дома вы найдете домино, которое придется вам больше по вкусу, чем то, что мы собираемся купить?
– А вот эта уловка уже ни к чему, графиня. Если я еду на бал в Оперу, то поверьте…
– Да, ваше высокопреосвященство?
– Поверьте, что я, увидев там себя, буду удивлен не менее, чем были удивлены вы, когда остались отужинать вдвоем с мужчиной, который не приходится вам мужем.
Жанна почувствовала, что на это ей нечего сказать, и просто поблагодарила.
К дверям маленького домика подъехала карета, без гербов на дверцах. Наши искатели приключений сели в нее, и она быстро понеслась в сторону бульваров.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?