Текст книги "Краткая история Великого княжества Литовского и род Домановичей"

Рост могущества Витовта был тесно связан с теми изменениями, которые происходили в течение последнего десятилетия XIV века во внутреннем устройстве государства. В 139З году папский легат осматривал «много русских церквей в Вильно». В этот период самые значительные из литовских князей, которые имели уделы в Южной Руси, были лишены Витовтом своих владений, где они до того чувствовали себя как самостоятельные правители: их зависимость от великого князя литовского ограничивалась уплатой ежегодной «данины» и «послушанием».

Именно в этом «послушании» отказал Витовту в 1393 году (как ранее его отцу Кейстуту) новгород-северский князь Димитрий Корибут Ольгердович, что и привело к военной конфронтации. Потерпев поражение от войск Витовта под Докудовом, Димитрий Корибут безуспешно искал помощи на Северщине и, наконец, вынужден был капитулировать. Его земли были конфискованы и переданы князю Феодору Любартовичу, у которого отобрали Волынь.

В 1394 году, сообщал Ян Длугош, «Януш, князь мазовецкий, воздвиг на реке Нареве, на земле и в княжестве своего удела, новую крепость, которую назвал Злоторыей. И в то время, как для завершения постройки, чтобы произвести работы быстрее и лучше, он находился здесь со своими рыцарями, не боясь никаких вражеских козней, внезапно появляются граф Рудольф, командор Бальги, и Вальродер, командор Рейно, с большим числом людей, посланные магистром Пруссии, Конрадом фон Юнингеном. Как враги они нападают на рыцарей князя Януша, на самого князя и на тех, которые строили замок. И, овладев самим замком (который строился из дерева и не был ещё закончен), крестоносцы предают огню все его укрепления, князя же мазовецкого Януша сажают на кобылу и, связав ему под брюхом той кобылы ноги, хотя он настойчиво требовал назначения ему срока явки, вместе с прочими мазовецкими рыцарями, также связанными, отвозят, чтобы представить прусскому магистру Конраду фон Юнингену, не побоявшись нанести дерзкое и несправедливое оскорбление княжеской крови и правнуку Конрада [Мазовецкого], первого основателя Ордена. Им мало казалось приобрести земли Кульмскую и Прусскую, а также насильственно и вероломно овладеть Померанской землёй, они хотели распространить свою волю и власть и на мазовецкие области. Владислав, король польский, узнав о пленении Януша, отправил послов к прусскому магистру и добился немедленного освобождения его, жалуясь магистру на нарушение вечного мира. И хотя король был раздражён пленением князя Януша, он всё же удержался от всякой войны с крестоносцами, которую многие жаждали повести против прусской гордыни в отмщение за столь великую и столь вопиющую обиду и нарушение союза».

В этом же 1394 году прусский магистр оказал помощь прибывшему в Орден Свидригайло – мятежному младшему брату короля Ягелло. Вместе с князем Свидригайло немцы вторглись в земли Литвы, а затем взяли Витебск, где на стороне Свидригайло выступили горожане. Всё Витебское княжество перешло на сторону Свидригайло, по приказу которого Феодора Весну сбросили со стены замка. Ловчий сломал шею и умер. В Витебске вокняжился Свидригайло Кейстутович.

Разгневанный Ягелло прислал великому князю Витовту письмо с просьбой отомстить младшему брату за «обиду». Витовт, не упуская возможности расправиться с ещё одним Ольгердовичем, взялся за поручение с особым рвением. На помощь Витовту пришёл полоцкий князь Скиргайло. Витебск был обречён. Первыми сдались Витовту друцкие князья. Попробовали сопротивляться оршанцы. Два дня они отбивали приступы войска Витовта, но затем сложили оружие. Четыре недели Витовт обстреливал из пушек витебский Нижний Замок. Затем последовал штурм, в результате которого он пал. Свидригайло со своими сторонниками укрылся в Верхнем Замке, где защищался до тех пор, пока не кончилась пища и настал голод. Тогда Свидригайло сдался и его под стражей отправили в Краков к Ягелло, который затем несколько лет продержал младшего брата при своём дворе в «почётном плену».

Витовт со своими войсками несколько раз вступал с крестоносцами в сражения, но исход последних не принёс решительного преимущества ни одной из сторон.

Замышляя планы «великого княжения на всей Русской земле», Витовт постоянно выстраивал систему опорных укреплений в Баре, Брацлаве, Звенигороде, Жванце, Черкасах и других городах. С XIV века в армии Литвы начали применять порох. В 1394 году впервые во Львове появились пушки, но не собственного, а заграничного производства.

Развитию торговли в Великом княжестве Литовском в это время, кроме связей с Ганзейским союзом, способствовало введение краковского гроша и благоприятное отношение Витовта к евреям, которые уже в тогдашней европейской торговле занимали ведущие позиции. Благодаря такому к ним отношению в Литву начался наплыв евреев, двинувшихся из Польши, Чехии, Священной Римской и даже из Османской империй. В 1395 году Витовт «захватил лестию» (то есть договорился полюбовно) всех смоленских князей и по договору с ними поставил в Смоленском княжестве своего наместника.

Ягелло, посылая в подмогу Витовту рыцарей из Польши, сильно истощил свою казну, и взамен денежного довольствия ему пришлось пожаловать рыцарям, служившим в Литве, много земельных владений в королевстве Польском. В 1395 году Ягелло пожаловал западную часть Подолии в держание «на полном княжеском праве» польскому пану Спытко из Мельштына.

В 1395 году с Витовтом заключил взаимовыгодный договор бежавший в Литву из Золотой орды свергнутый хан Тохтамыш. Как утверждал летописец, Витовт предложил Тохтамышу: «Я посажу тебя в Орде на царство, а ты меня посади на Москве, на великом княжении на всей Русской земле». Договорённость между Витовтом и Тохтамышем была, однако, трудно осуществима. Темир-Кутлуг, владевший теперь Золотой Ордой, отнюдь не собирался уступать престол Тохтамышу и потребовал у Витовта выдачи беглеца. Витовт отказал.

В этом же 1395 году венгры предложили корону своего королевства Владиславу II Ягелло и Ядвиге, но те отказались, опасаясь международных осложнений.

В 1396 году в Пинске при помощи временного князя Турова, Пинска и Стародуба Сигизмунда (Зигмунта) Кейстутовича в память о своём крещении монахом-францисканцем был основан костёл францисканцев, ставший в будущем весьма известным.

Тогда же Ягелло освободил из «почётного плена» своего младшего брата, но так и не дал ему никакой волости. Поэтому, получив свободу, Свидригайло опять решил попытаться добыть себе Витебск при помощи крестоносцев и пришёл с ними из Ливонии к городу. Горожане, будучи православными, любили своего мятежного и неспокойного князя, хотя он и был католиком, за его «великодушную натуру», и вновь открыли перед Свидригайло замковые ворота. И Витовт вновь повёл своё войско на Витебск. И опять горожане отчаянно оборонялись. После 30-дневной осады штурмом был взят Нижний Замок. Его защитники отступили в Верхний. Там собралось так много народа, что Свидригайло решил вывести часть людей из Замка. Но пока люди выходили, воины Витовта неожиданно атаковали их и ворвались в открытые ворота. После этого Витовт приказал казнить захваченных сподвижников Свидригайло, а его самого в кандалах направил в Краков. На этот раз Ягелло, чтобы «утихомирить» брата, решил дать ему в удел Новгород-Северский и Восточную Подолию. Свидригайло взамен поклялся в верности королю и великому князю Витовту.

Несмотря на то, что Литва формально уже 10 лет как стала католической страной, на самом деле её жители в массе своей придерживались прежней православной веры. В 1397 году великий магистр Тевтонского ордена Конрад перед всеми европейскими дворами свидетельствовал, что в Литве не заметно успехов латинства, потому что «литовцы больше обращаются в русскую веру».

В 1398 году королева Ядвига прислала Витовту письмо, в котором утверждала, что её муж Ягелло отдал ей Великое княжество на века, вследствие чего она имеет право на ежегодную дань от него. В ответ Витовт созвал в Вильно на острове озера Салин большой Сейм, состоявший из литовской знати и крестоносцев, который должен был закрепить его усилия, направленные на государственную независимость Великого княжества Литовского.

Из сторонников великого князя на Сейме присутствовали, в частности, Михаил Заславский, Александр Стародубский, Иван Гольшанский, Иван Друцкий и Юрий Пинский. Пинский князь Юрий Васильевич, получивший в наследство от отца кличку Нос, был весьма неспокойным и воинствующим правителем, но всё время держал сторону Витовта. На Сейм прибыло и множество иностранных представителей. Князьям Витовт предложил дать ответ: считают ли они себя подданными Польской Короны в такой степени, что обязаны платить дань королеве Ядвиге? Все единогласно ответили: «Мы не подданные Польши ни под каким видом, мы всегда были вольны, наши предки никогда не платили дани полякам, не будем и мы платить им, останемся при нашей прежней вольности». После такого ответа договор 1392 года с Польшей оказался фактически разорван. Тогда же на Сейме литовско-русские князья и бояре провозгласили Витовта «королём Литвы и Руси». Крестоносцы поддержали их и пожелали Витовту навсегда сохранить этот высокий титул.

Интересны наблюдения иностранца, прибывшего тогда на Сейм в Вильно. По свидетельству тевтонского посла Конрада Кибурга, сам Витовт и весь его двор говорили исключительно по-русски. Но ведь даже в Жемайтии тогда правили русские бояре, а жемайтским войском командовал православный князь Юрий Пинский.

Конрад Кибург писал также: «Великий князь много работает, сам занимается управлением края и желает знать обо всём; бывая на частых аудиенциях, мы сами видели его удивительную деятельность: разговаривая с нами о делах, он в то же время слушал чтение разных докладов и давал решения. Народ имеет свободный к нему доступ, но всякий, желающий к нему приблизиться, допрашивается предварительно особо для того назначенным дворянином, и после того просьба, имеющая быть поданною к монарху, или кратко излагается на бумаге, или проситель сам идёт с помянутым дворянином и устно передаёт её великому князю. Каждый день мы видели очень много людей, приходящих с просьбами или приезжающих из отдалённых местностей с какими-то поручениями.

Трудно понять, как достаёт ему времени на столько занятий. Каждый день великий князь слушает литургию, после которой до обеда работает в своём кабинете, обедает скоро и после того некоторое время, тоже недолго, остаётся в своём семействе или забавляется выходками своих придворных шутов. Потом верхом на лошади он едет осматривать постройку дома или корабля или что-нибудь, привлекающее его внимание.

Грозен он только в военное время, но вообще полон доброты и справедливости, умеет карать и миловать. Мало спит, мало смеётся, более холоден и рассудителен, нежели пылок; хорошее или дурное известие получает он, лицо его остаётся бесстрастным».

Через давшего такое описание посла великий князь Витовт заключил договор о союзе с Орденом, при заключении которого одним из великокняжеских свидетелей и приближённых был пинский князь Юрий Васильевич Нос. Но, поскольку имени «Юрий» православная церковь не допускала и в святцах оно отсутствовало, ему соответствовало церковное имя «Георгий». Под этим последним именем и сохранились некоторые исторические сообщения о пинском князе.

В течение XIV – XV веков на основе древнерусского языка (славяно-сарматского) под влиянием народной речи сформировалась «руська мова», которая стала официальным государственным языком в Великом княжестве Литовском. «Руська мова» – это начальная общая основа, ступенька в становлении украинского и белорусского языков. Следует при этом упомянуть, что ни языка, ни территории, ни народов, которые назывались бы «украинскими» и «белорусскими», люди того времени не знали. Словом «украина», причём именно с маленькой буквы, обозначалась вообще любая окраина, от большой до малой территории, а Белая Русь, как говорилось выше – лишь историческая область, часть большой Руси без отдельного языка или национальной обособленности. Как и Чёрная Русь, или Малая Русь, или Червоная Русь. Окончательное образование западнорусского (белорусского) наречия можно документально подтвердить лишь с последних годов XIV века, когда в западнорусских грамотах появились характерные сочетания букв «дз» вместо старорусского «д». Связано это было с польским влиянием. Русские в Белой, Чёрной, Малой и Червоной Руси, войдя постепенно в состав Польско-Литовского государства, подчинились в своём языке воздействию языка польского, отчасти в выговоре (белорусское дзеканье: хадзиць, ездзиць), но главным образом в словаре. Тем не менее, сохранилось полное языковое единство русского народа на всём пространстве его расселения.

По этническому составу не только нижних слоёв населения, но и его правящих классов, Великое княжество Литовское было больше русским. Считается, что 90% жителей княжества были по происхождению русскими и православными, и, судя по именам генеалогии потомков Домана – Дома́новичей Диковицких, – они также на протяжении нескольких поколений сохраняли в семье русско-православную, а затем греко-католическую (униатскую) традицию. Даже литовский князь Ягайло, уже став польским королём Владиславом II Ягелло, всё время, до самого последнего дня своей жизни говорил по-русски (на руськой мове). В дальнейшем польские короли из династии Ягеллонов, будучи одновременно великими князьями литовскими, проводили по много месяцев подряд на охоте в пущах Великого княжества и также хорошо знали и употребляли руську мову.

В течение нескольких лет своего пребывания у крестоносцев Витовт выучил немецкий язык. Сохранились грамоты Витовта, написанные на старонемецком языке. В одной из них великий князь сам называет язык, на котором он писал своё предыдущее послание – «руський».

Попутно можно отметить мягкость, как теперь принято говорить, корректность письменной речи Витовта. Несмотря на могущество великого князя, письма, написанные им, предельно вежливы и дипломатичны. Во время подготовки давно задуманного похода на татар Витовт хотел получить кредит у купцов города Риги для закупки сукна на свою армию. В ответ на отказ рижан князь просто ограничил им торговлю с Полоцком. Но своё решение он изложил в таких любезных выражениях, что у читающего княжеское письмо невольно возникает чувство досады на поступок рижских купцов. Ещё один интересный документ – торговый договор между Полоцком и Ригой, подписанный Витовтом от имени полочан. Поражает в нём степень компетентности представителей обеих договаривающихся сторон.

Тогда же великий князь Витовт, используя благоприятную для себя ситуацию, договорился с ханом Тохтамышем о прекращении выплаты дани с киевской и подольской земель. Тохтамыш своим ярлыком уступил «украинные земли» литовскому государю. Однако и после этого Литва вынуждена была временами откупаться выплатой «упоминок».

Несмотря на свою славу и известность, Киев в это время был небольшим городом. Немногочисленные жители занимались привычным ремеслом и торговлей в некогда могучей столице древней Руси. Но весной 1399 года город преобразился. Маленький, измученный ордынскими набегами город всего за несколько недель превратился в огромный, многотысячный и многоязычный лагерь. В нём слышалась речь славян и немцев, литовцев, поляков, венгров… Вдохновлённые победой московитов на Куликовом поле, сюда сходились воинские дружины со всей Восточной и Центральной Европы. Блестели на солнце железные латы, слышалось ржание огромных конских табунов, утолявших жажду у берегов Славутича. Здесь собрались войска из многих европейских государств и княжеств. Но, несмотря на присутствие многих иностранцев, огромная армия состояла в основном из литовских полков князя Витовта.

Войско выступило из Киева в восточном направлении 18 мая. Возглавляли её князья Андрей Ольгердович Полоцкий, только что выпущенный из тюремного заключения, Димитрий Ольгердович Брянский, он же Трубчевский, Иван Борисович Киевский, Глеб Святославович Смоленский, Димитрий Данилович Острожский, брат польского короля Свидригайло и многие другие князья и воеводы. Главнокомандующим был сам Витовт. Рядом с ним находился хан Тохтамыш. Участвовали в походе около ста тяжеловооружённых рыцарей-крестоносцев, вооружённых копьями, которые пришли к Витовту из Ордена. С каждым крестоносцем шло несколько оруженосцев, вооружённых не хуже рыцарей. Пришли поляки в количестве 400 рыцарей. В основном это были мазовшане, так как из других польских земель подмога не пришла по причине противодействия этому королевы Ядвиги, не желавшей помогать Витовту, усиления которого она опасалась. Но большинство воинов составляли бояре, собравшиеся со всех земель Великого княжества Литовского. Скорее всего, в составе войска Витовта находился отец Домана и, не исключено, кто-то из братьев. Сам Доман в этом походе не участвовал, иначе на нём пресеклась бы линия его потомков.

Великий литовский князь Витовт вёл силу, «великую зело»; одних князей с ним было пятьдесят. А ведь в знаменитой Куликовской битве принимало участие всего 12 удельных князей с боевыми дружинами! Кроме кавалерии и пехотинцев войско имело на вооружении и артиллерию, не так давно появившуюся в Европе. Орудия были довольно внушительные, хотя и стреляли каменными ядрами.

8 августа силы объединённого войска встретились на довольно большой и рыбной реке Ворскле с армией золотоордынского хана Темир-Кутлуга. Историк Л. Н. Гумилёв описывал это так:

«Навстречу Витовту и Тохтамышу вышел сам Темир-Кутлуг с небольшим татарским отрядом. Витовт потребовал безоговорочной капитуляции: у него было около 100 тысяч человек. Темир-Кутлуг постарался оттянуть начало битвы, поскольку ожидал, когда к нему на помощь подойдёт из причерноморских степей мурза Едигей, и вступил с Витовтом в переговоры. Литовский князь предъявил Темир-Кутлугу требование, согласие на которое по этикету XIV столетия означало полное подчинение: чеканку ордынской монеты с его, Витовта, изображением, – обосновывая необходимость такого шага тем, что он много старше Темир-Кутлуга. „Рассматривая“ требования Литвы, татары выиграли время, и подошедший с войском Едигей тоже получил возможность принять участие в „переговорах“. Умный мурза ехидно заявил литовцу следующее: „Я понимаю, славный князь, ты старше нашего законного хана Темир-Кутлуга, но ты младше меня, и если уж судить по старшинству, то это ты должен чеканить деньги с моей печатью“. Взбешённый Витовт прервал переговоры».

Соединённое войско двух татарских армий было теперь более многочисленным, чем христианское. Более благоразумные полководцы из стана Витовта, во главе которых стоял Спытко из Мельштына, советовали заключить мир с татарами, но это было уже невозможно.

Ранним утром 12 августа началась битва. Перед сражением войско Витовта запело литовский гимн «Богородица». (Этот гимн, иначе называвшийся «Песнь о велебной девице панне Марии», был написан неизвестным автором XIII – XIV веков и основывался на мелодии, близкой к народной песне. «Богородицу» распевали перед битвами войска Великого княжества Литовского, а также на государственных церемониях и празднествах). После исполнения гимна армия Витовта переправилась через реку Ворсклу и атаковала татарское войско. Сначала, казалось, успех был на стороне войска Витовта. Едигей выставил против многочисленного врага свой небольшой отряд и начал медленное отступление.

Правда, существуют ещё две версии начала битвы. По одной из них татары атаковали первыми и поначалу христиане и магометане сражались с равным успехом. По другой – 12 августа 1399 года, ночью, к татарам скрытно подошло подкрепление, и они сразу начали атаку. Расслабленное пятидневным стоянием на месте, литовское войско не смогло оказать организованное сопротивление и ночная битва превратилась в резню.

Войско Витовта, в котором было много рыцарей, отличалось от татарского войска крайне низкой дисциплиной. Воинская дисциплина была даже не просто слабым местом европейских рыцарей – её у рыцарей вообще не было! Каждый рыцарь – это индивидуальный воин, занимающий подчас очень высокое положение в обществе, а потому и обладающий острым чувством собственной значимости и достоинства. В своём военном мастерстве рыцарь может быть равен или даже превосходить своего сеньора, а по знатности и древности рода может превосходить даже великих князей. Поэтому исполнение приказа для рыцаря – покушение на его честь, почти оскорбление. В бой такие рыцари кидались сломя голову, забыв о строе, не обращая внимания на приказы командиров и порой топча своими конями собственных же пеших воинов. Какие могли быть приказы для рыцаря? Рыцарям не приказывали, а лишь вежливо предлагали держать строй. На фоне скованных жёсткой дисциплиной татарских отрядов рыцарская кавалерия выглядела коллективом самостоятельных воинов, которые могли одерживать победы только за счёт отличной военной выучки, отличного вооружения и фанатичной храбрости.

Вскоре ордынцы своей массой стали подавлять христиан. Артиллерия мало помогала литовцам, потому что артиллерийский огонь по разбросанным целям был малоэффективен: ядра наносили лишь случайный ущерб. К тому же литвины ещё плохо умели управляться с пушками. Тем временем Темир-Кутлуг со своим отрядом совершил глубокий обход, оказался в тылу войск Витовта и, ударив литовцам в спину, вызвал панику. В этом бою князь Свидригайло отличился смелостью и даже смертельно ранил хана Темир-Кутлуга. Но это уже не помогло литвинам. Тохтамыш первый оставил поле сражения и увёл своё войско вдоль южнорусской границы в Сибирь. За ним бежал Витовт с князьями Сигизмундом и Свидригайло, с литовскими боярами и польскими панами. Л. Н. Гумилёв писал: «Бежали все: и поляки, и немецкие крестоносцы, и белорусские ратники, и сами доблестные литовцы. Они беспорядочно отступали почти 600 вёрст, до самого города Луцка, где надеялись найти спасение. Татары настигали и рубили беглецов, сами почти не неся потерь. Войско Витовта, по-европейски оснащённое, не сумело противостоять татарам, опиравшимся не на технику, а на подготовку воинов и хорошее командование, то есть на личные качества людей. Европейское войско погибло».

Из 50 князей, бывших в войске Витовта, 20 погибло. Если верить показаниям поляков в жалобе против Ордена, представленной через 15 лет на Констанцском соборе, то в битве на Ворскле погибло три четверти литовского войска. Из тяжеловооружённых крестоносцев пало около 10 рыцарей. Впрочем, победа эта недёшево досталась и татарам, которые потеряли много людей. Поле битвы длительное время представляло жуткую картину: останки погибших не были похоронены, животные и птицы пировали, растаскивая кости убитых людей и коней. Преследуя отряд Витовта и разоряя всё на своём пути, татары быстро подошли к Киеву, с которого, чтобы не разорять его, был взят огромный выкуп.

В бою с татарами погибли наилучшие формирования Литвы. Практически все пешие воины пали на поле брани. О количестве их можно только гадать. Почти все оруженосцы, пришедшие со своими князьями из Пинщины, остались лежать на поле брани без погребения – их тела растаскивали вороны и дикие звери. Среди погибших были и двое из братьев пинского князя Юрия Носа – пинский же князь Михайло Васильевич и туровский князь Семён Васильевич. Наверняка и семья Домана понесла тогда столь обычную по тем временам утрату.

Тут, по словам польского историка Л. Колянковского, «в потоках крови потонули мечты Ягелло и Витовта об объединении в границах Литовского государства всей Руси, всей Восточной Европы». Самый большой выигрыш от битвы на Ворскле получила Москва. Поражение Витовта спасло её от угрозы поглощения Великим княжеством Литовским. Наступательное движение Литвы на восток было остановлено.

Из-за потери почти всех своих войск князь Витовт был вынужден искать возможности воссоздания армии. Если по привилею короля Ягелло 1387 года военные слуги лишь отделялись в правовом статусе от остальных крестьян, то теперь Витовт стал проводить политику наделения их земельными участками с жившими на них крестьянами, за счёт труда которых новые землевладельцы могли приобретать для себя коня, оружие и прочее военное снаряжение и заменить собой отряды погибшей шляхты. Скорее всего, именно в это время значительная часть «военных слуг» (бояр-слуг) при князьях и рыцарях, стала переводиться в разряд мелких феодалов, зависимых лишь от великого князя – в разряд бояр-шляхты. Для этого Витовт по примеру недавних пожалований, которые делали Ягелло и Скиргайло, жаловал им крестьян. Ведь для того, чтобы стать боярином-шляхтичем, достаточно было получить во владение хоть одного подданного.

Воины-бояре получали землю на условиях несения конной службы в войске и могли передавать свои наделы по наследству с условием взятия на себя наследниками таких же обязательств по несению военных обязанностей. Назывался такой надел «выслуженным имением». Правда, в имущественном и социальном отношении феодалы-бояре были неравны. Верхушка их имела права частной собственности на землю, а остальные распоряжалась удельными землями, то есть пользовалась землёй лишь на условиях выполнения войсковой повинности. Ранее все феодалы княжества назывались боярами, и лишь с этого времени под польским влиянием появился термин «шляхта». Название «бояре» после этого сохранилось только для лиц, находившихся на службе князя или пана в качестве вассалов. А та шляхта, что не находилась на службе, чаще называлась «земяне», то есть помещики-землевладельцы. Бояре и военные слуги имели право переменить своего господина (если они получали землю и крестьян от местных панов), но это влекло за собой потерю прав на земельный участок, и потому случалось такое крайне редко.

У оруженосца Домана появилась возможность стать хоть мелким, но рыцарем и он был всецело предан великому князю Витовту, благодаря которому он им и стал. Молодость редко думает об опасностях, связанных с военной удачей, а тем более не думал о них выросший на свободе, уверенный в своих силах Доман. Всякая нечисть и нежить гораздо больше могла его напугать, чем сражение с таким же, как он сам человеком. Да и не слишком менялось положение бывшего военного слуги, который и прежде должен был принимать участие в войнах, только раньше он не имел своего имения и средств на хорошее вооружение. Теперь же Доман, получивший в округе Пинска во владение дворище, становился не просто оруженосцем, а профессиональным воином – боярином-шляхтичем. На полученном Доманом земельном участке со временем могло вырасти село.

В то же время, наряду с воинами-боярами в Литве существовал слой других мелких феодалов, которые назывались земянами, но в военном отношении они считались менее ценными, чем бояре. Почему? Потому что бояре – это именно воины, а земяне – это просто помещики, по какой-то причине не занимающиеся войной. «Земяне по происхождению и способу жизни были ближайшими к общественным низам и составляли промежуточный слой между крестьянством и аристократической верхушкой военно-служилой социальной группы» – определял их статус историк А. Д. Бойко.

В Пинском княжестве правил удельный князь Юрий Васильевич Наримунтович Нос, но, поскольку верховным собственником земли в Литве являлся великий князь, Доман считался боярином господарским, то есть был вассалом великого князя Витовта. При этом Доман служил великому князю в составе пинской хоругви, которую возглавлял пинский князь. Таким образом, можно определять место участия Домана в сражениях того времени по участию в них князя Юрия Носа.

От Домана начался отсчёт существования боярско-шляхетского рода Домановичей. Проводя аналогию с известными великокняжескими фамилиями Гедими́новичи и Рю́риковичи (от имён Гедимин и Рюрик), мы можем сделать вывод, что фамилия Домановичи имела ударение на на втором слоге – Дома́новичи. В науке такие фамилии называются патронимическими. Патронимы – это очень древние слова и встречаются даже в списке русских послов 945 года, включённом в Лаврентьевскую летопись. Основные источники их происхождения – это имя или прозвище отца или ещё более далёкого предка. Первоначально патронимы были такой категорией, которая просто совмещала в себе и отчество, и фамилию в более позднем их понимании. Только в течение XV века были отработаны формы именования людей, сменившие прежнее часто произвольное прозвание на нечто более устойчивое и соответствующее понятию «фамилия». Хотя это вовсе не означает, что именно тогда уже такие фамилии появились у представителей всех слоёв общества.

Известный русский историк XIX века Е. П. Карнович провёл довольно подробное и интересное исследование о происхождении такого понятия, как родовое прозвание или фамилия. Ниже я привожу те места из его работы, которые имеют непосредственное отношение к нашей теме.

«Введение у какого-нибудь народа фамильных или родовых прозваний свидетельствует прежде всего о водворении среди него гражданственности. Это один из наиболее заметных её признаков. В простом, несложном быту не встречается необходимости в таком способе определения каждой личности по её роду. Там довольствуются только прозванием, кому-либо лично присвоенным, без наследственного перехода родового прозвища. […] У нынешних европейских народов фамильные прозвания стали являться по мере развития среди них гражданственности, но чрезвычайно редко упрочивались окончательно за тем или другим родом, меняясь обыкновенно в нисходящих поколениях […]. На феодальном Западе первые родовые прозвания показались среди дворянства ещё в X веке, но и там они сперва не упрочивались за потомками тех, кто их носил или впервые, или наследственно. […] В Польше, где под влиянием Запада привились, хотя и слабо, феодальные понятия, фамильные прозвания заимствовались первоначально, – как это было и на Руси, – от личных прозвищ отца, деда или кого-нибудь из предков, но потом стали заимствоваться и от имени земельных владений: городов, местечек, сёл, деревень и рек».

В древней Руси обращение собственного имени или личного прозвища в родовое обыкновенно совершалось придачей к первому окончания «ич». Этим окончанием обозначались в летописях целые княжеские роды. На территории Великого княжества Литовского были свои особенности в образовании всего комплекса родовых имён. В. Круковский пишет: «Среди шляхетских фамилий можно выделить три основные группы: с суффиксом «ич», «вич», – это так называемые патронимичные (по отцу). […] Фамилии на «ски» [ский] – также патронимичные либо топонимичные: Андриевски (от Андрея) … Достоевски (из Достоева). Наконец, фамилии-названия, формой и звучанием очень древние, возможно ещё с родоплеменных времён, тотемного характера. Например, Жук и Пац (Крыса), Орёл и Жаба… К этой группе можно добавить более поздние, однако также древние фамилии-имена типа Яцко, Костюшко…». Для примера появления фамилий можно привести династию великих литовских князей, по своему предку Гедимину ставших называться Гедиминовичами. А один из князей этой династии, носивший личное имя Ягелло, став польским королём, дал начало династии, именовавшейся теперь Ягеллонами.