Текст книги "Шницель Грей. Рассказы о собаках и людях"

Тут уж как раз трамвай доковылял до Серегиной остановки, я говорю, мол, Найда, выходи, приехала ты. И собака, правда, к дверям подходит, да вдруг как хвостом завиляет и давай вокруг себя крутиться радостно, как юла. Двери открылись, овчарка – прыг наружу и к мужику какому-то бегом. Я подумал, Серега сам встречает собаку свою, но нет, посторонний какой-то дядя, постарше, с сединой уже. А собака перед ним и ластится, и уши прижимает, и хвостом метет, да в руку все лизнуть норовит. Мужик смеется в голос, да от жары отдувается. Наклонился и собаку треплет.

Тут двери трамвая закрылись, а пакет-то внутрях остался. И собака как будто вспомнила о нем, обратно к двери резко метнулась. Тут уж бабки соседские заголосили громко во все голоса свои русские народные, да остальные граждане почти что хором подхватили, мол, дорогой товарищ кондуктор, не лишайте животное имущества евоного, откройте двери обратно, как были. Вагоновожатый – мужчина хоть и молодой был, но понимающий, не стал трогать трамвай с места, а наоборот, двери снова раскрыл, и овчарка влетела мигом в вагон, сверток свой схватила и сразу шасть наружу обратно к мужику, счастливая. Тот ее по холке потрепал, сказал что-то ласковое, и пошли они в сторону частного массива: мужик налегке, а овчарка рядом со свертком в зубах. Ну а мы, понятное дело, дальше поехали все радостные. Такое шоу удивительное и по телевизору тогда не показывали, да и слова «шоу», кстати, и знать не знали.

Через пару дней встречаю я в цеху Серегу и говорю ему, мол, видел надысь твою собаку, удивительно умное существо, а я ведь даже не особо и верил в твои байки-то, каюсь. Да ладно, не верит Серега, где это ты умудрился, спрашивает. Ну я ему про поездку в трамвае рассказываю, и про сверток, и про остановки, и, говорю, странно, думал, я тебя, Серега, лично на остановке лицезреть, но вот мужик какой-то посторонний собачку твою встретил, неужель, ты опять загулял бессовестно. А Серега вдруг заржал, как лошадь Пржевальского, путешественника, и отвечает через гогот, мол, Кондратьич, ты скажи своей Марьи Палне, чтоб настойки моей тебе больше двух рюмок за обедом не разрешала пить (Серега настойкой своей медово-перцовой из технического спирта тогда весь наш цех исправно снабжал). Сказывается, мол, на твоих умственных способностях и внимании настойка эта. Я на Серегу даже не обиделся, такой уж он человек, вроде гадости говорит, но душевно так и по-доброму.

Что ж, спрашиваю, не так с моими способностями стало? А то, отвечает Серега, что собака эта вовсе и не моя, а соседа моего, дяди Бориса, и, конечно, не глупая, но до Найды далеко, как студенту до профессора, да и внешне совсем не походит на нее, и вообще, говорит, Кондратьич, ты ж в собаках, говорил, хорошо разбираешься, а это ж, понятное дело, был натуральный кобель! Тут я и вспомнил, что смутил меня тогда подспудно моментик один: собака-то, соскакивая из вагона, среди своих меховых трусов чем-то подозрительным как будто бы и засветила, пожалуй, если бы приглядеться, зело похожим на мужское собачье достоинство. Но уж больно я был под эмоциональным впечатлением, внимания и не обратил. Да дурак, еще ей все «Найда, Найда» говорил да радовался, что отзывается, а пес-то, поди, и думал: «Что за мужик странный пристал ко мне с Найдой своей, чего ему надо вообще?» И смех и грех.

Что ж, бывает, и вожак следы перепутает, как говорит моя Марья Пална, а у нее отец знатный охотник был, она разбирается. Ну а с Найдой Серегиной мне так познакомиться и не сложилось, но историй про нее я слыхал еще много, как, впрочем, много могу рассказать вам и о других собачках, но это уже опять-таки в следующем разе. Будьте здоровы и не болейте, а Бог даст, еще свидимся как-нибудь.

Шницель Грей

Лодку плавно раскачивало на волнах, и я задремал. Это был хороший сон, я совсем не помню, что снилось, но я многое ощущал и переживал, словно щенок еще, не понимая и не осознавая происходящего, но при этом остро и ясно чувствуя его. Нервно, дергано, порывисто меня тянуло и рвало куда-то совсем далеко вперед. Нетерпение и дрожь охватывали тело, лапы поджимались, пружинисто касаясь земли, и мощными толчками несли вперед, воздух обдувал морду, слезил глаза, нос и пасть моя всасывали его, вкачивали, заглатывали внутрь огромными порциями. Мне нужно было туда, так сильно нужно, что без этого вообще не было смысла ни в чем другом, только туда, вперед, быстро, прямо сейчас. И я был счастлив мчать туда, не разбирая пути, ни видя дороги, не думая вообще ни о чем.

Это был хороший сон. Такие сны бывают в детстве, и потом, когда становишься молодым и дерзким, такие сны приходят все реже, а после, в зрелом возрасте, исчезают вовсе. И вот теперь они появились опять… Я уже не первый раз вижу его, этот сон, и надеюсь, он будет приходить чаще. Хороший сон.

Меня что-то толкнуло снизу, это лодка ткнулась носом в берег, и Человек тяжелым приседом спрыгнул. Кряхтя, взялся за канат и привязал нас к дереву. Я не спеша поднялся на лапы, чуть потянулся и сполз на мокрый песок. Теперь мы будем идти.

Я обожаю ходить по лесу.

Конечно, мое «ходить» отличается от «ходить» Человека. Он ходит медленно, я хожу быстро. Пока Человек проходит до леса, я хожу до леса четыре раза и два успеваю вернуться к реке. Многие люди не знают, что собаки умеют считать, но мы умеем, хотя, мне кажется, не все. Но я точно умею, и я всегда считаю, потому что если я успеваю проходить больше, пока Человек идет до леса, значит, он сегодня не очень здоров, и мне нужно чуть сбавить темп. Сам Человек никогда не тормозит меня, он очень гордый, поэтому я торможусь по своему усмотрению. Человек всегда медленно ходит, все люди ходят медленно, но Человек – медленнее большинства, он не молод. Иногда Человек ходит чуть быстрее. Это он называет «бежать». Но для меня это все равно «ходить». Когда я бегу, ветер свистит у меня в ушах, слезы и слюни сдувает с морды, и муху может расплющить об мой нос. Вот так я бегу. Если бы я мог бегать по небу, я догнал бы птиц, если по воде, рыбы не успевали бы ускользать из-под моих лап.

Сейчас, конечно, когда я стал старше, я не могу бежать так быстро, как раньше. Раньше мне казалось, я поднимаюсь в воздухе и толкаюсь лапами от стволов деревьев. Я не всегда успевал услышать оклик Человека, вот как быстро я мог бежать раньше. Сейчас, конечно, не так. Но все равно Человек бегает медленнее, чем я иногда хожу. Возможно, это потому, что он бегает на двух лапах, а я на четырех. Помните? Я умею считать!

Пока я хожу, я могу внимательно все слушать. Мы, собаки, слушаем и ушами, и носом. Многие люди слышали, что собаки хорошо слышат носом, но не понимают, как это. Вы тоже не поймете, даже не пытайтесь. Мы же не понимаем, как вы читаете: просто смотрите в какой-то узор и что-то там видите. Или еще вы иногда смотрите на мелькающие картинки и узнаете для себя интересное. А вот мы слышим носом.

Ушами мы тоже слышим, они говорят нам о направлении и расстоянии. Все остальное мы слушаем носом. Обычно, когда мы ходим по лесу, я всегда знаю, что там вокруг нас и кто там вокруг нас. Человек не может так. Но Человек знает, куда нам идти и зачем. Если бы Человек вдруг остановился и предложил мне вести его, куда я хочу, я бы, конечно, сначала обрадовался, но потом обязательно растерялся. А вот Человек знает это точно и всегда. И я рад, что мне не нужно думать об этом. И принимать решения. Я вообще очень плохо принимаю решения. А так мне не нужно ничего решать, нужно просто ходить.

Я быстро хожу вокруг человека и слушаю, что вокруг. У нас очень интересный лес. Бывают леса совсем скучные, бывают перенасыщенные, которые очень устаешь слушать, а вот наш лес – просто идеальный. В нем много всякого: и деревья с кустами, и белки, и птицы, и мыши, и змеи, и ежики, и ежики без иголок, и дикие свиньи, и даже лоси. Но тут практически не бывает людей, как в других лесах, где они собирают грибы или убивают животных. В нашем лесу в основном птицы и звери, поэтому в нем почти не бывает шумно, и нет дурацких запахов, вроде тех, что люди надевают на себя, мешая нам слушать. А еще звери, когда рядом нет людей, сами разбредаются на такие расстояния, чтобы друг другу не мешать, поэтому слушать их не сложно и обычно не громко. Даже очень тихо.

Но я-то их всегда хорошо слышу и ушами, и особенно носом. Это потому, что я отличный охотник, так говорит Человек. Человек очень хорошо разбирается в охотниках, и в тех, кто просто убивает животных, и в тех, кто настоящие охотники. Все охотники уважают Человека и всегда слушают, кого он назовет хорошим охотником, а кого – плохим. Меня он всегда называет хорошим охотником, и другие охотники уважительно смотрят на меня. Я всегда понимаю, когда и как на меня смотрят, поэтому можете не сомневаться, их уважение искреннее. Я хороший охотник, на охоте я могу многое делать очень хорошо. Я почти никогда не ошибаюсь. Я почти всегда опережаю других. Возможно, это потому, что я – очень хорошей охотничьей породы. Одной из лучшей из охотничьих пород. Возможно, нет, даже наверняка вы слышали об этой породе. Моя порода называется: Шницель!..

У наших пород всегда красивые названия: ретривер, пинчер, пойнтер, сеттер, бигль, шницель… Я узнал, что я – породы Шницель, когда Человек как-то весело кричал мне: «Ну чистый шницель!» А потом сказал охотникам, что я «как советский шницель – сухой и поджарый», я не знаю, что это означает, но что-то хорошее, потому что охотники радовались и трепали меня по холке, когда я подходил к ним, тоже сам радуясь и веселясь. Мы очень любим вместе с людьми веселиться. Нам все приходится делать вместе: радоваться, грустить, скучать, волноваться. Любую эмоцию Человека я могу ощущать, как свою, а если людей много, она охватывает меня сама по себе, и я почти не могу сопротивляться: если все смеются, начинаю радоваться и быстро ходить вокруг, если грустят, забиваюсь под ноги и лежу тихонечко.

Я запомнил название своей породы, потому что Человек с тех пор иногда называет меня Шницель и радуется, а вообще мое имя – Грей, тоже красивое, правда? Шницель Грей, когда мысленно его воспроизвожу, хвост сам собою начинает вилять. Шницель Грей, Гррр-грррр-грррррей!

Мы идем по лесу. Я хожу немного вперед, немного назад, и в голове моей весело звучит: «Гррр-грррр-грррей! Гррррррр-рееей!», из-за этого я отвлекся и прослушал много важного. Не шуганул белку на нижней ветке сосны, не понюхал чей-то интересный свежий след, а запах был знакомый, не побежал в сторону через кусты посмотреть, не лиса ли там спряталась. А я хороший охотник. Но вот взял и отвлекся. «Гррр-грррр-грррей! Грррр… Грррр-ееей!» Весело же!

Сегодня Человек идет довольно бодро, я не тороплюсь, и мы идем почти вровень. Я успеваю проходить вперед и вернуться всего два раза, пока Человек идет один ход. Я умею считать. «Грррр-ррей!» Так, хватит отвлекаться. Я застыл, вытянул морду и нюхаю воздух очень старательно. Я весь целиком собой только слушаю: носом, ушами, глазами, даже кончиками волос шерсти и вибрисами. Я весь – один слух. Я впитываю окружающее нас мироздание и услышу сейчас все его секреты.

Так, ничего интересного. Белка сбежала, лиса куда-то подевалась, следов не чувствую, вокруг ничего, только галки да вороны клекочат, шуршат в ветвях. Из леса пахнет листьями, шишками, прелостью.

Лес хороший, влажный, пахучий. Я люблю лес. Любой, и холодный, и теплый. Всегда красивый. Я хожу и радуюсь лесу. Но я не смогу рассказать вам об его красоте. В нашем языке нет названия того, что люди называют цветом. В нашем языке очень мало слов. Много звуков, а слов мало. Наш язык нужен, в основном, чтобы передавать эмоции. Остальную информацию мы слушаем вокруг. Нам не нужно рассказывать друг другу ничего, мы сами услышим все что нужно. Где кто был, в каком настроении, в каком состоянии, что ел, во что играл – все расскажет чутье, нужно просто уметь слушать.

Зато мы всегда отдаем эмоции. Только это важно. Эмоции – все, что нужно передать другим. Зачем терять время на болтовню, его и так очень мало. Время нужно на жизнь. Время бегать, ходить, любить, играть и очень много спать.

Я обожаю спать. Когда я не хожу и не бегу, я почти всегда сразу же начинаю хотеть спать. Иногда я начинаю хотеть спать, даже когда хожу, представляете? Иду и вдруг раз – зевнул, и глаза уже сами закрываются, хочется плюхнуться прямо здесь в листву, если сухо и не холодно, свернуться в калач, хвостом прикрыть нос и крепко уснуть. Может, ко мне опять придут те самые сны, что я видел, когда был щенком. Я люблю эти сны.

Мы идем уже долго. Сегодня день, когда мы много ходим. Он бывает не часто, обычно мы ходим до обеда, потом возвращаемся в дом, где Человек готовит еду мне и себе. Я питаюсь как люди, ем борщ, щи, разные супы, похлебки с мясом. Человек говорит, что в лесу без горячей пищи не будет сил, чтобы ходить. Другие люди, которые приезжают к нам с Человеком и иногда привозят своих собак, часто говорят Человеку, что меня нужно кормить по-другому, но Человек только смеется в усы и отвечает, что со своими псами они вольны делать что хотят, а ему советы давать не нужно, он «сам с усам», и свои усы гладит ладонью. Это мне нравится. Когда он смеется и когда усы гладит. Значит, у него хорошее настроение, тогда оно сразу такое же и у меня.

И мне нравится есть человеческую еду. Она такая, знаете… как это объяснить… объемная. Собачья еда плоская. Меня угощали как-то и сухими комками, и едой из баночек. Она имеет плоский вкус, плоский запах, даже вид у нее плоский. Человеческая еда объемная, она всегда большая, даже пусть и порция с виду маленькая, ею можно вкусно чавкать, вдыхая всем небом и брыльками вкуснейшие ароматы, языком разминать волокнистое мясо и ронять бульон на пол. Как же я люблю есть! Я слышал, бывают такие собаки, которые не любят есть. Люди говорят, что они «капризничают». Я не знаю, что это означает. Наверное, то, что они перестают быть собаками. Я никогда не капризничаю. Я – собака, и я обожаю есть. А потом шумно и долго пить из миски свежую родниковую воду. Человек говорит, что вода должна быть всегда свежей, и ходит на родник через день. Мне он меняет миску с водой после каждого раза, как я попью. Поэтому у меня всегда много прохладной и очень вкусной воды. Я обожаю пить.

А еще я люблю лакомства. Вы же знаете, лакомства – это не еда. Это что-то вроде приза, трофея и награды одновременно. Я знаю, что такое трофей, я – отличный охотник. Я люблю лакомства. Всякие: сушки, пряники, вяленое мясо, конфетки. Особенно люблю свежий хлеб. Он у нас бывает редко. Человек уезжает надолго, а когда возвращается, у него с собой много вещей, продуктов и всегда свежий хлеб. Как здорово он пахнет. Эта волнующе прекрасная смесь: запахи Человека и свежего хлеба. Потом, конечно, хлеб перестанет быть свежим, и Человек его засушит. Но первый день в доме я не могу даже сидеть на месте спокойно, хочется бегать и плясать в надежде выпросить хотя бы кусочек. Так здорово он пахнет, свежий хлеб.

Шницель Грей любит свежий хлеб. «Грррр… Гррррееей, Грррр-ррееей!»

Я опять увлекся и слушал лес невнимательно. Стойте! Я слышу новый запах. Новый запах! Четкий, острый, понятный. Конечно! Это собака!

Да, это определенно собака, я услышал этот запах сначала совсем далеко, но без какого-либо моего участия, без малейшего движения он сам как будто приблизился, захватил все мое сознание на мгновение, сообщив сразу многое, ошарашив разум, закрутив мысли стремительным вихрем. Я невольно весь подался вперед, потом замер напряженно. Это точно собака! Это девочка! Она молодая, хорошо питается, и она испугана. Девочка! Уши сообщили мне, что она далеко, и указали точное направление. Мне очень захотелось туда, но решает Человек, я уже говорил это.

Забавно, но Человеку мои уши тоже могут сказать многое. Сейчас он заметил, что они напряжены, и обратил на меня все свое внимание. Он спрашивает, что там, словно я могу ему ответить. То есть я, конечно, могу ему ответить, но он меня не поймет, поэтому я тихонечко скулю. Наивные люди думают, что мы разговариваем звуками, как они. Это абсолютная чушь. Мы разговариваем сразу всем: запахом, позой тела, выражением глаз, положением ушей и брылек, даже шерстью, которая умеет подниматься и опускаться у нас на разных местах. Звуки тоже играют роль в нашем общении, но, как вам объяснить, для нас это что-то вроде вашей жестикуляции, не совсем уж так, но похоже. Вы разводите руками, переплетаете пальцы, рубите ладонью воздух, чтобы усилить эмоции сказанного, мы рычим, поскуливаем, иногда хрюкаем для того же, вы машете рукой, привлекая внимание, мы – лаем. А вот если человек не может издавать звуки, он машет руками, показывая, что хочет сказать, вот у нас – наоборот: если собака не может показать телом, она издает больше звуков.

Человек хорошо понимает мой язык тела, хотя почти не слышит запахов. Сейчас он точно знает, что я услышал что-то крайне важное.

Спрашивает меня опять что там, я прижимаю уши, носом указываю ему направление: туда-туда, и уже весь туда тянусь всеми своими мышцами, напрягаясь на месте, готовый сорваться в самое мельчайшее мгновение.

Человек дает добро и сам сворачивает, куда я ему показал, особым звуком поясняя, что мне делать. Я срываюсь со стопа и лечу. Лечу! Я – вихрь, я – ветер, я – шторм! Я самый быстрый, я – охотник, я – шницель Грей. «Гррр-грррреей! Грр-рррей! Гррей!» Встречный воздух свистит, раздувая листья и мелкие ветки от морды. Я лечу, я – вихрь, я – ветер! Глотаю воздух огромными порциями. Почти как в том самом сне. Но я знаю, теперь я знаю, куда. Воздух несет мне частицы запаха, их все больше. Но мне некогда их читать, я весь – скорость и координация. Ветки, ветки, листья, запах та-а-ам. Туда! «Грреей! Гр-р-р-рррр-рей!»

Чуть торможу, оглядываюсь – где Человек. Он где-то позади, я уже не вижу его, но я его слышу и вижу колыхание ветвей, слышу запах, слышу треск веток. Я далеко убежал, но мне сейчас нельзя возвращаться. Надо туда, туда, где запах. Хорошо, что он не удаляется, осталось недалеко, Человек догонит. Мне нельзя возвращаться. И останавливаться нельзя, мне нужно лететь туда! И я снова лечу.

Ветки, ветки, листья, прутья, сильнее толчки, перепрыгиваю пень, о! грибами пахнет. Я не ем грибы. Но однажды к нам приезжала собака, которая ела грибы, представляете? Молодые опята, прямо с грибницы: хрум, хрум, хрум… Я удивленно ходил вокруг, поднимал уши и хвост дыбил, она отвечала: уши прижмет и щурится блаженно. И опять: хрум, хрум, хрум. И на меня смотрит. Это у нас означает: «Ты что это не ешь? Да, это вкусно! Попробуй!» Но я не стал, я лучше черствый хлеб пожую, не вкусный, мне кажется, у грибов этих запах. А вот людям грибы почему-то нравится, и некоторым собакам, оказалось, тоже.

Из-под лап укатился ежик, кажется, я нечаянно толкнул его, когда бежал. В другой момент повернул бы за ним, хоть попрыгал вокруг да полаял бы внутрь колючей кучки, это так весело, но сейчас некогда, я бегу вперед. «Грр-рре-рррррей! Грррр-рррей!»

Запах нарастает, он приближается быстрее, чем я бегу, уже слышу и шорох лап. Кажется, мне бегут навстречу! Ух ты! Интересно! Запаха так много, что он распадается на элементы, они проникают в нос, проходят через меня, рождая разные яркие и не очень оттенки ощущений, которые я не смогу вам объяснить. Самое сильное – это волнение, оно как невидимка, который живет в домах, трещит в стенах, и от него светло и теплеет еда. Если в дырку в стене сунуть мокрый нос, он может сильно ужалить. А если сидеть рядом после дождя, то шерсть наполняется силой, приподнимается и потрескивает. Вот внутри меня сейчас словно потрескивает такой невидимка, это и есть мое волнение. Мне некогда слушать, я почти добежал, Человек отстал уже совсем, но я сейчас подам ему голос, он догонит и найдет меня. Всегда находит. Он хороший охотник, даже лучше, чем я, я слышу и чувствую, он – знает и решает. Он лучше меня, а я – отличный охотник!

Я легко оттолкнулся лапами от поваленного дерева и перемахнул через заросли чего-то колючего, выкатившись на полянку, как тот ежик. С другой стороны из леса на жухнущую траву лесной проплешины выскочила она. Девочка. Прекрасная, рыжая, молодая, стройная. Очень-очень красивая. Выскочила, замерла и припала на передние лапы.

Люди думают, что у нас это такой знак подчинения, но это не совсем так. Точнее, не всегда так. В данном случае это означало: «Кто ты, хороший ли ты, ты можешь помочь мне?»

Я аккуратно, на мягких лапах, подошел, сохраняя мышцы в напряженном тонусе, готовясь отпрыгнуть в любой момент. Собачий язык коварен, как и людской, при начальном контакте мирная поза может служить ловушкой или просто поменяться на агрессию моментально, мы – собаки, и это у нас в крови: сменить эмоции на противоположные в одну долю секунды.

Я делаю шаг, второй, третий… Я умею считать! Где-то совсем вдалеке я слышу пыхтение и шуршание, это Человек догоняет меня. Я не могу сейчас подать ему голос, чтобы он нашел меня, я боюсь спугнуть Девочку. Еще шаг, второй, третий… Я вытягиваю шею и принюхиваюсь: слышно страх. Неужели я страшный? Я всегда считал себя красивым. Красивый пес, отличный охотник, шницель Грей, Гррр-ррей.

Еще шаг, второй… сильно, с шумом втягиваю носом запах Девочки. Нет, она боится совсем не меня. Ко мне у нее скорее любопытство и что-то еще… что это… надежда? Поднимаю шею, разворачиваю уши. Поза дружелюбного покровительства. Немного виляю хвостом, но это просто от возбуждения. Девочка начинает мести хвостом: «Я – друг, друг, а ты?» Я виляю сильнее: «И я – друг».

Подхожу совсем близко. Вот он – запах ее шерсти, почему-то влажной, вроде здесь на полянке вокруг все сухо. Вот – запах ее природы: чистый и восхитительный! А вот, на отдалении, запах еще какого-то человека, вроде мужчины, но это не совсем ясно, запахи Девочки, ее еды и природы сильны и перекрывают все.

Она лизнула меня в морду. Люди думают, это у нас поцелуй. Смешные! Я лизнул в ответ. Это у нас что-то вроде договора о ненападении, дружбе и сотрудничестве.

Я повернул голову от Девочки и негромко призывно гавкнул, потом еще раз и еще. Человек зашуршал в мою сторону.

Я сделал еще пару шагов и понюхал… впрочем, этого я вам рассказывать не буду.

Мы полностью установили контакт, запахи и позы рассказали нам все, что нужно, мы слегка попрыгали, имитируя игру, и теперь я понимал, что Девочка куда-то завет меня.

Ветки захрустели уже совсем близко, и на поляну, отдуваясь и громко дыша, выбрался Человек.

Человек хорошо понимает меня. Конечно, не как другие собаки, но хорошо. Я даю ему время отдышаться, а сам приседаю рядом, но всем видом стараясь сохранить напряжение, чтобы удержать на себе внимание. Потом подскакиваю и носом чуть толкаю Девочку в рыжую щеку. Это сигнал, что мы готовы. Она поднимается и быстро семенит в глубину леса по едва заметной звериной тропе. Я иду за ней, Человек следом. Итого нас идет трое. Я умею считать.

Так мы шли, шли через лес, пока вдали не появился, с каждым шагом становясь все более ощутимым, новый запах. Человек! Это был человек, скорее всего, человек Девочки. Вон как она встрепенулась и ускорила шаг. Даже повизгивать стала от нетерпения. Так, а он немолодой, как и мой Человек, пахнет странно, не охотник, не убийца, какой-то совсем новый для меня поток информации. Скоро послышались стоны. Он ранен, что ли. Здесь вроде бы безопасный лес, ни кабанов, ни волков я не слышал, а я бы точно услышал, поверьте. Не ежик же его укусил.

Он лежал под высокой сосной на иссохших иголках, точнее, как это у людей называется, полусидел, прижав спину к стволу: массивному, с изрытой морщинами толстой корой. Человек заговорил с ним, и он ему отвечал. Я крутился вокруг, пытаясь разобрать, о чем они говорят. Но это было непросто, многих слов я не понимал, да и вынужден был все время слушать лес: нет ли опасности. Эта обязанность всегда на мне. А еще Девочка не давала мне сосредоточиться, все время сообщала, что она устала, сильно боится и хочет есть. Ну правда же смешная? Где я ей возьму еду, зайца пойдем ловить или мышь раскопаем? За птицами летать у нас конструкция не позволяет. Человек не берет еды в лес, если мы ходим один день. А спрашивать лакомства сейчас было не подходящее время.

Тем не менее я услышал слова: «браконьеры», «стрельнули», «обрыв» и еще кое-какие понятные мне. Получалось, Девочкин человек был Умником. Умники, если вы не знаете, это такие люди, которые исследуют мир и узнают много полезного, а потом объясняют это остальным людям. Люди почему-то называют их «печеные». Не знаю, я ел печеные яблоки, и картошку, и даже печенье – никаких знаний не получил. Только вкусно – и все. Поэтому я называю их «умниками», потому что они умные. И я – умный, я хорошо слушаю и понимаю лес. Поэтому у нас много общего с ними, а не с печеньем.

Умник сказал Человеку, что они с Девочкой приехали вдвоем изучать лес. Завтра должно было приехать еще много умников, но он хотел сначала сегодня поизучать лес один. Умник с Девочкой ходили много и зашли далеко в лес. Там они встретили убийц. Убийцы делили тушу крупного животного, какого – Умник не успел разглядеть. Убийцы хотели убить Умника из палки, издающей гром. Но они не попали, Умник с Девочкой убегали от них по лесу, но Умник споткнулся и упал с обрыва в ручей. Он сильно повредил ногу и полз несколько часов, пока не выбился из сил. Тогда он сел под большую сосну, а Девочку отправил искать помощь. Убийц было двое. Я это хорошо запомнил, я умею считать. Помощь, если вы не поняли – это мы с Человеком. Человек ощупал ногу Умника, достал большой нож, веревку и, срезав толстую ветвь с сохнущего неподалеку деревца, привязал ее к ноге Умника.

Пока Человек был занят, я разглядывал Девочку. Со мной такое в первый раз, я не понимал, что сказать ей, не подходил близко, не разнюхивал. Только потихоньку смотрел, стараясь делать это незаметно. Кажется, у людей это называется «смущаться». Девочка очень красивая, я уже говорил, но слов тут мало. Все эти запахи, звуки волновали меня куда больше происходящего. Шелковистую рыжую шерсть так и хотелось лизнуть. А еще лучше уткнуться лбом в ее теплый бочок, обнять лапами и просто задремать надолго вдвоем. От этих мыслей становилось тепло и почему-то радостно. Я тоже ловил на себе ее любопытные взгляды, вытягивал шею, напрягал мускулы лап, чтобы выглядеть привлекательнее. Интересно, я ей нравлюсь, как вы думаете? Вообще-то, мне кажется, я красивый. А вот нравлюсь ли, пока, во всяком случае, я этого понять не мог.

А еще я узнал, что порода Девочки – ирландский сеттер, а зовут ее Рэйчел. Красиво, правда? Сеттер Рэйчел и шницель Грей. Рээээйчел, Гррррээй. Грррей, Рррэйчел. Крррасота.

Мы сидели вчетвером под огромной сосной, ветер шелестел на ее верхушке и шевелил огромные лапы. Человек мотал ногу Умнику, Рэйчел лежала рядом и поскуливала, а я примостил свой мужественный торс рядом и тихонько дышал. Казалось, весь мир замер вокруг меня. Я вообще ничего не слышал. Грррэй, Рррэйчел, ну как же красиво. Наконец Человек встал и сказал, что нам с ним надо осмотреться.

Мы снова идем по лесу. На этот раз мы не ходим, а пробираемся, аккуратно, стараясь не шуметь. Лес словно чувствует это и притих. Не слышно птиц, нет запахов зверя, только ветер издает свой обычный звук и заносит в лес запах реки. На самом деле, просто будет гроза. Перед грозой все затихает, и невидимка, который живет в стене, выходит погулять из дому, потрескивая. На него моя шерсть всегда реагирует, напрягаясь.

Я ощущаю скорый приход невидимки, волнуюсь и хочу пойти быстрее, но Человек голосом говорит так не делать. Он идет медленно, старательно прислушиваясь к звукам и вертя головой. Мне всегда смешно от такого. Он не услышит того, чего не слышу я, для чего он так делает? Он – отличный охотник, но охота – это не только слышать и видеть, это думать и принимать решения. Никто не принимает их лучше Человека. А слышать и видеть – это мое. Но я, конечно, не смеюсь, даже не улыбаюсь, я должен делать, что мне говорит Человек, такой у нас Порядок Вещей. Порядок Вещей – это важно, многое в мире происходит так или эдак, потому что Порядок Вещей так устроен. Многие люди и даже собаки думают, что они кого-то воспитывают и заставляют что-то делать, и это так, но лишь немного, в части, маленькой, как юная белка. А в целом всем управляет Порядок Вещей. Он большой и великий, как лес.

Порядок Вещей определил нас ходить на четырех лапах, а людей на двух и называть их «ноги». Порядок Вещей определил нам слушать, а людям думать и решать. Порядок Вещей научил нас любить своих и внимательно изучать чужих. Защищать, нападать, искать, играть, ждать – когда, кому и для чего скажет Порядок Вещей. Если нарушать Порядок Вещей, будет очень плохо – каждая порядочная собака понимает это всем своим существом, своей природой. Порядок Вещей дал мне породу. Порядок Вещей принимает и уважает охотник шницель Грей. «Шницель Грррр-эээй, Грр-рррр-ррэй!» Сейчас Порядок Вещей заставляет меня смахнуть хвостом мои амбиции, постараться успокоиться и максимально слушать лес.

Я искренне пытаюсь так и делать, но знаете что…

Грр… стоп, какой-то звук! А, нет, показалось. Сорока вспорхнула с ветки где-то около нас. Ерунда.

Так вот, знаете, что мы, собаки, больше всего ненавидим? Кошек? Хе-хе, плевать мы на них хотели, это так, традиции и не более. Скучать одним? Ну, это ближе к нашей природе, но один я могу лечь спать или жевать старую любимую палку, у меня есть одна любимая, ухгрррр! Я жмурюсь, вспоминая, какая чудесная палка ждет меня дома. А в лесу меня ждет чудесная Рэйчел, какая еще палка, нужно быстрее идти, чтобы не заставлять ждать ее слишком долго, вперед, вперед! Гррррр-рррей… А нет, мне Человек сказал так не делать. Сказал слушать лес. Я слушаю. О чем я думал? Ах да, сосредоточиться, вот что мы, собаки, больше всего ненавидим.

Конечно, есть собаки, которые могут подолгу в напряжении ожидать команды, цепляя взглядом своего человека, охранять вещь или нестись по следу, не отвлекаясь на прочее, но это все тот же поток эмоций и раздражителей несет их бурно и весело, просто этот поток устремлен в одном направлении. Я тоже могу долго искать, преследовать, ждать, я – хороший охотник! Но я ненавижу подолгу делать одно и то же, одно и то же, одно и то же, ох, как это утомительно. Сейчас я ненавижу медленно идти и слушать лес, потому что я ничего не слышу и можно пойти быстрее. Я уж лучше дошел бы быстро вон до того оврага и вернулся к Человеку. Но мне нельзя. Таков Порядок Вещей.