Текст книги "Оскверненный рыцарь"

– Есть, сэр… – неохотно ответил тому Генрик.

Повозка двинулась, и вокруг Оскара зашумел топот множества копыт.

Глава 5

Он шел вместе с Катариной. С ее хрупким, но боевым телом, любуясь на ее белоснежную улыбку и восхищаясь ее красотой. Черные кудрявые волосы госпожи развивались на прохладном летнем ветерке, а сад, где они были, наполняли зеленые краски и душистые ароматы летних цветов. Он не видел ее лица, слыша лишь ее пронзительный смех и радостные вопли. Она весело бежала от него, то и дело прячась за каждым деревцем, что привезли с далекого юга, а потом с радостным смехом убегала вперед. Он пытался ее догнать, все также смеясь, как и она. На нем не было его стальных рыцарских доспехов и его верного меча, с которым он пролил реки крови во имя своей госпожи. На нем были изящные синие одеяния, что даровали ему родственники госпожи Катарины. Ведь они уважали его также, как и многие люди, что населяли Норденос. Его доброе имя было слышно даже за Горами, а легенды о его мощи эхом разнеслись по всему Мирдраносу!

Но сейчас он выглядел совершенно дружелюбно, как и его прекрасная госпожа. Они вместе гуляли и резвились в саду, словно маленькие дети в беззаботном детстве, резвились ярко и весело. Прекрасная госпожа спустилась с холма, где журчал серебристый ручей, что ослеплял все вокруг своими бликами. Солнечные зайчики отражалась от прозрачной воды, игриво бегая по заросшей крыше беседки, где Катарина любила проводить свое свободное время. Она с хохотом забежала в беседку, а за ней забежал и он – высокий и статный. Русые волосы были причесаны и уложены, густые брови выдавали в нем мужественного воина, и голубые глаза, которыми Катарина хотела любоваться всегда.

Они вместе упали на белую скамью, что была разукрашена синими узорами, и Катарина, как всегда, с особой любовью уставилась в его глаза.

– Твои глаза, – своим тонким голосом она поражала его, будто гипнотизировала, – они такие красивые. В них я вижу море, что бушует вдоль берегов королевства.

– А ваши глаза ничуть не хуже моих, моя прекрасная госпожа, – с такой же симпатией ответил ей он. – Я утопаю в них каждый раз, как взгляну в них.

Она весело рассмеялась. Ее розовые пышные губы превратились в продольную улыбку, а синие, как кристально чистый сапфир, улыбнулись вместе с ней.

– Ох, Оскар, мой любимый Оскар, – смеясь и глядя на него с застенчивостью, говорила Катарина. – В глубине твоей души, я вижу то самое дитя, что когда-то пришел ко мне на службу. И это дитя живет в тебе, пока ты растешь и мужаешь.

Он гордо, но застенчиво улыбнулся, ведь его всегда радовали ее теплые слова. Они врезались ему прямо в сердце, ведь только она могла поддержать его и ласково назвать, когда другие в его глазах видели лишь Смерть – лютую Смерть, которая будет преследовать любого, кто осквернит его честь, и честь его госпожи.

Она потянулась своими нежными руками за воротник своего прекрасного платья, а после сняла со своей тонкой шеи изящного виды медальон из чистого серебра. Оскар никогда прежде не видел этот медальон у своей госпожи. Вокруг него были вырезаны странные символы, которые складывались слова, что Катарина никогда не произносила, а в центре его был инкрустирован глубокий синий сапфир. Лучи солнца мерцали на его аккуратно обработанных гранях. Она взяла его руку и положила на ладонь медальон, сжав своей рукой его большие, по сравнению с ней, пальцы.

– Этот медальон я носила еще с раннего детства, – начала свой рассказ госпожа Катарина. – Он достался мне от моих далеких предков из рода Дор, что испокон веков передавали его от отца к сыну. Камень в его центре является символом нашего славного рода, и теперь я хочу даровать этот медальон тебе, мой милый Оскар.

Он послужит тебе верой и правдой, в трудную минуту давая последнюю надежду и силы, дабы ты смог завершить начатое. В темной тени он осветит тебе путь, дабы ты не заплутал и не отрекся от своего пути и цели. А добрым словом ты сможешь позвать на помощь моего друга Эрира, что в трудную минуту выручит тебя. И конечно же он будет служить тебе напоминанием обо мне, покуда меня не будет рядом. Вместе с ним ты будешь нести славу во имя своей госпожи, и все те, кто переступит нам дорогу, будут со страхом в сердцах вспоминать твое славное имя – Оскар из Норденоса, единственный и неповторимый рыцарь принцессы Катарины Дор…

В глазах его она видела счастье, но принять его он не мог.

– Моя госпожа, – с радостными воплями обратился он, – это честь для меня, но принять такой дорогой подарок я не могу.

Катарина весело улыбнулась и чуть хихикнула. В этот момент его переполняло чувство эйфории. Он смотрел на Катарину, смотрел на ее красивое лицо, что в лучах солнца казалось божественным. Его всегда восхищали ее пышные губы, ее синие глаза, аккуратный маленький нос и ту самую родинку на ее левой щеке.

– Как же я могу вас отблагодарить, моя прекрасная госпожа? – продолжил он, сжав руку с медальоном.

– Не нужно благодарностей, мой милый рыцарь! Твоя благодарность в том, что ты есть у меня. Ведь я давно хотела тебе сказать, что я…

В тот момент все резко потемнело. Лицо Катарины стало расплываться в глазах Оскара, а ясное солнечное небо в горах стало ретиво смурнеть и блекнуть. Голос девушки стал утихать, и он не мог расслышать ее слова. Его словно бы утягивало назад в темную пучину. Оскар тянулся руками к ней, пытался за что-нибудь ухватиться, но все было тщетно. Тьма окутала его взор, и он пропал, а через некоторое мгновение его очи открылись, и он понял, что это был лишь сон…

***

Они ехали долго. Настолько долго, что все мышцы Оскара затекли. Ему не давали еды и воды. Лишь раз в день с него стягивали мешок и поили измученного рыцаря. Пошевелиться он не мог, даже поменять позу и усесться поудобнее. Подымаясь, он упирался головой в низкий потолок его клетки. Клетка была очень тесной. Половину пути он все же проводил во сне. И каждая секунда его пути казалась целой вечностью – долгой и мучительной.

***

Через пару тройку дней постоянный шум копыт прекратился. Они окончательно остановились. Вокруг стало заметно теплее. Со всех сторон какой-то шум, словно куча народу собралось вокруг него и с нетерпением ждали, когда им покажут свирепого зверя, которого наконец поймали. Чириканье птиц и кукушек были незаметны для Оскара, ибо он уже не в силах был что-то слушать.

Сквозь черный мешок Оскар услышал, как деревянная дверь его повозки отворилась и с грохотом ударилась об деревянную стенку повозки. Стальные цепи, что связывали дверь повозки, с лязгом рухнули на холодный камень на земле. Сквозь толстые темные нити в ослепшие глаза рыцаря ударил белый свет. Его схватили за онемевшие ноги и насильно вытянули из повозки, уронив на каменную дорогу. Все вокруг замолкли. Сняв с Оскара мешок, тот узрел, как вокруг него собралось множество воинов в тяжелых стальных латах. Они с ехидными улыбками смотрели на измученного и побитого Оскара, лицо которого было помятым и измученным. Запекшаяся черная кровь стекала из его носа и оскалившихся кончиков рта. Скулы, щеки и глаза были в глубоких ссадинах и ранах. Губы высохли от постоянной жажды, а тело почти не слушалось, ибо тот совсем оголодал за то время, пока его везли в это место.

Рядом с собой Оскар смог разглядеть стоявшего верховного паладина Гая, в руке которого был черный мешок, а рядом с ним стоял богато одетый аристократ. Его красные одеяния из шелка украшал золотой пояс, на котором свисали ножны с украшенной драгоценными камнями рапира. Вокруг было так светло, что Оскар почти не мог открыть глаза, ведь солнечный свет ослеплял его. Лица Гая и аристократа разглядеть он не мог, как и лица других паладинов, что стояли вокруг него.

– И это тот самый Оскар из Норденоса? – надменно спросил аристократ своим тонким голосом. – Мне казалось, что он гораздо свирепее…

– Ох, простите великодушный понтифик Аетиус, – чуть склонившись, попросил Гай. – В дороге мы его не кормили и почти не поили, дабы он познал вкус предстоящей смерти.

– И что? Как вы собрались держать его в темнице в таком виде? Посмотри на него – он жалок и немощен! Как ты собрался его пытать, если он и удара-то не выдержит?

– Не сочтите за оскорбление, великодушный Аетиус, но вы далеко заблуждаетесь об этом рыцаре. Видите ли, он заставил меня с ним сильно потрепаться, когда я его выследил и поймал. Сломал мне меч и немного помял, но я-то из него дурь выбил и заставил встать на колени предо мной!

– Что ж, тогда ведите его в темницу, – произнес Аетиус, прежде чем развернуться и пойти прочь. – Смотрите только не убейте его раньше времени, верховный паладин Гай.

– Ох, ну что вы, великодушный! – усмехнувшись и натянув на голову Оскара мешок, сказал Гай. – Я передам его в добрые руки нашего мастера.

И снова тьма, и снова боль. Оскара взяли за руки и поволокли его куда-то туда, куда дороги он не знал. Место было совсем не узнаваемым, будто в краях он этих никогда и не был.

Металлический скрежет дверей сопровождал Оскара всю дорогу в неизвестность, а потом и стук капающей воды с темного потолка. Его завели в темницу. Его руки с силой сжимали крепкие воины, но боли он уже не чувствовал, ибо своих конечностей он совсем не чувствовал. Его привели в темную комнату, где сквозь мешок Оскар разглядел теплый и очень тусклый свет свечей. Его усадили на деревянный стул и принялись снимать с него все снаряжение. Стянули почти все, оставив его нагим в одних панталонах посреди холодной и сырой комнаты. Своим голым телом он ощутил подземную прохладу и влажность здешнего помещения. После чего его целую руку заковали ржавыми и холодными кандалами, которые впивались в его кожу. С головы стянули мешок, и запачканные русые волосы выпали на его помятое лицо. Здесь Оскар уже смог что-либо разглядеть. Похоже, что его привели в комнату пыток. Слева в нише под потолком было маленькое окошко со стальной ржавой решеткой, через которое пробивался солнечный луч и падал прямо на огромный деревянный стол по среди комнаты. Рядом со стеной, к которой и приковали Оскара, стоял стол с парой горящих свечей, на котором были разложены окровавленные инструменты для пыток. Повсюду с потолка свисали цепи, а прямо под Оскаром была огромная лужа из высохшей багровой крови. Закованная в кандалы рука стала затекать и болеть от впивающейся в плоть холодной стали наручей.

Паладины ушли, утащив с собой все снаряжение Оскара, и тут перед его глазами замелькал худощавый силуэт пыточных дел мастера. Его бледная кожа скрывалась под черными одеяниями, как и его состаренное лицо под глубоким черным капюшоном. Он с возбужденным взглядом смотрел на измученного долгой и голодной дорогой Оскара, а после на его лице вдруг показалась длинная озабоченная улыбка, будто удовольствие распирало его изнутри.

– Наконец-то, – змеиным голосом произнес мастер, – после стольких лет, Оскар из Норденоса был пойман и доставлен ко мне. Не очень-то ты и выглядишь по сравнению с теми легендами, о которых так много я слышал. Что ж, хочу сказать, что я мечтал с тобой познакомиться лично. Все-таки передо мной не абы кто, а живая легенда, – мастер улыбнулся, – пока что живая.

Оскар ничего не отвечал. Он молча стоял на согнутых ногах, чувствуя давящую боль от тесных кандалов, а также, как по его руке стекали маленькие струйки теплой крови. Мастер усмехнулся, взглянув на Оскара своими карие глаза, а после подошел к столу, на котором были в ряд выложены разные инструменты. Он решил начать с чего-то несерьезного, взяв со столешницы маленькую палицу с тупыми наконечниками.

– Я всегда начинаю пытать своих узников с этого инструмента. Многие сдаются уже и на нем, ибо даже легкие удары этим орудием заставляют тело трястись от боли. Ох, не бойся, мой милый гость, ведь эта палица выкована из очень мягкого металла. Твои кости будут целы, пока что. Однако, твое тело мы знатно поправим.

Своими тонкими пальцами он изящно обхватил кожаную рукоять оружия, и с игривой походкой подошел к нагому Оскару. А после, он как следует обнял рукой палицу и нанес очень сильный удар по животу Оскара. Беспомощный рыцарь выплюнул слюни и схватил воздух ртом, и в этот момент еще один более мощный удар пришелся по его животу. И так раз за разом.

Несколько часов пыток Оскара продолжались одним и тем же оружием, пока мастеру не надоело, и он не взял оружие получше. Со стола он поднял маленький тонкий нож с кривым лезвием. Он с возбуждением смотрел на его острозаточенный клинок, ведя тонкими бледными пальцами по долу. И также с особой изящностью он начал резать онемевшие руки рыцаря. Он вел медленно, не нажимая на клинок слишком сильно. Нож разрезал упругую кожу как масло, а ручьи крови уже струились из его свежих и тонких ран.

Скривив лицо, Оскар терпел. Долго терпел. Мастер еще весь день развлекался с ним, брав со стола все более разные орудия пыток. И к концу дня все тело Оскара было покрыто ранами, ссадинами и глубокими синяками. Непонятно для чего, но мастер каждый раз вытирал тело Оскара холодной смоченной тряпкой, очищая его от крови. Наверно, был слишком брезглив, но садистские наклонности явно присутствовали в его очерневшем разуме.

Под вечер ржавые стальные петли с диким звоном проскрипели, пробудив павшего во тьму Оскара. Тот судорожно дернулся и взглянул на открывающуюся дверь своими залитыми кровью глазами. В комнату пыток вошел одетый в красные одеяния предатель Гай, и глаза Оскара налились яростью и ненавистью. Кончики его рта превратились в озлобленный оскал, а залитые кровью глаза пылали красным огнем от злости.

– Ну что? – спросил у мастера предатель. – Как дела у нашего гостя?

– Молчит, – взглянув на рыцаря, ответил пыточных дел мастер. – За весь день не проронил ни слова.

Гай с интересующейся улыбкой подошел к измученному Оскару. Он нагнулся, дабы взглянуть на его уставшее лицо.

– Ну что, доблестный рыцарь? Посмотри на себя – как ты теперь выглядишь? Ты жалок и беспомощен, как мышь в лысом поле…

– Клянусь… – перебил того вдруг заговоривший Оскар. Его голос был хриплым от жажды и еле слышным.

– Что-что?! А ну-ка повтори! – нагнувшись еще ниже, прокричал Гай.

– Клянусь… Ты ответишь за свое предательство… Все в этом мире имеет цену…

Гай резко поднялся и рассмеялся. Его горделивый смех еще больше разозлил Оскара, и тогда тот нашел в себе какие-то силы и дернулся, со всей силы пнув ногой не ожидавшего Гая. Тот упал на одно колено и вскрикнул от резкой боли в ноге, а после поднялся и ударил по лицу Оскара со всей силы.

– Да как ты смеешь… – не успел договорить Гай, как в его лицо тут же прилетел огромный кровавый плевок прямо из уст Оскара. – Вот же дрянь… Мастер! Проучите этого ублюдка, да по жестче… Чтоб знал свое место!

– Будет сделано, верховный паладин, – ехидно и довольно улыбнувшись, прошипел пыточных дел мастер.

Всю следующую ночь мастер без устали пытал Оскара, оставляя на его теле глубокие раны, темные огромные синяки и кровавые ссадины. К следующему дню Оскар еле держался, но все же терпел всю ту мучительную боль, что покрывало его тело.

С рассветом в комнату упал теплый луч солнца, который пробудил Оскара от тревожного сна. Это был тот же самый сон, что явился рыцарю в дороге. Все те же ностальгические и теплые сны, когда Оскар еще был рыцарем Катарины…

В комнате пыток не было никого – даже мастера. Тем лучше. Оглядевшись по сторонам, Оскар увидел множество разных орудий пыток, инструментов и страшного вида приборов, что внушали страх в тех, кому довелось их испытать на себе. На них до сих пор остались капли засохшей крови, правда вот на излюбленных орудиях пыточных дел мастера крови совсем не было. Оскар даже мельком видел, как после окончания пыток тот тщательно вытирал белыми новыми тряпками орудие, дабы на ней не осталось ни единой капли. Чистюля…

Время шло медленно и мучительно, словно каждая минута превращалась в целый час, а час – в вечность. Так продолжалось, пока в комнату пыток не вошел Гай. В его руке был кувшин и маленький кусок хлеба.

– Ты очень некрасиво повел себя прошлой ночью, – с озлобленным лицом и словно шутя, указал Гай, – но наш великодушный господин Аетиус настоял на том, чтобы мы как можно дольше держали тебя в живых.

Оскар усмехнулся. Он улыбнулся и хрипло посмеялся, показывая Гаю свои желтые зубы, между которых засохли густые капли крови.

– А мне ли не плевать на вашего Аетиуса… – с глубокими вздохами и хрипотой проговорил измученный рыцарь.

– Попридержи язык! – воскликнул Гай, нарочно с грохотом поставив кувшин на стол. – Господин Аетиус является великим понтификом, и управляет всей нашей деятельностью, напрямую говоря с самим верховным королем! Язвить в его сторону неприемлемо, особенно для тебя – жалкой крысы!

Гай стиснул зубы и с большей злобой взглянул на Оскара. В пылу ярости он подошел слишком близко, схватив Оскара за лицо и взглянув в его голубые заплывшие глаза.

– Не смей говорить ничего более, Оскар из Норденоса, ведь великий понтифик легко может решить твою Судьбу, так как является одним из советников короля. Не забывай этого и, может быть, проживешь чуть дольше, а смерть твоя будет чуть быстрее. А теперь я вынужден сквозь неприязнь напоить тебя и дать тебе этот жалкий кусок черствого хлеба…

Он толкнул лицо Оскара специально, дабы тому стало больно. Оскар прекрасно это чувствовал и видел – этот чертов паладин с самой их первой встречи имел неприязнь к рыцарь-изгнаннику. А потом он резко поднялся и схватил кувшин с водой. Вновь схватив Оскара за лицо и запрокинув его голову, Гай насильно начал наливать воду тому в рот, что тот начал давиться и выплевывать все назад. Вода катилась по сухим щекам Оскара, капала ему на ноги, а потом и на холодный каменный пол. А когда Оскар проглотил всю ту малую часть воды, что дал ему Гай, и прокашлялся, паладин засунул ему в рот кусок сухого черствого хлеба, который явно достали из пыльной забытой кладовой.

Отряхнув руки от хлебных крошек, Гай стал уходить. Но прежде, чем исчезнуть, он сказал:

– Надеюсь наш понтифик прикажет отрезать тебе язык, или причинить тебе боль и похуже той, что ты пережил вчера.

После этих слов на его лицо снова появилась продолговатая дуга, что напоминала коварный умысел. Удалившись, он хлопнул стальной дверь и ушел.

Следующие несколько дней мастер продолжал пытать Оскара, да так, что его крики заполнили казематы крепости, где его и держали.

Между этим, в комнату пыток часто заходил предатель Гай. Оскар всегда с яростными и пылающими от злости глазами встречал его и плевал ему в ноги, когда тот подходил к нему слишком близко. Кормить его перестали, ибо Гай настоял на том, что преступник не достоин и куска хлеба. Воду же давали раз в два дня, и то всего пару крохотных глотков.

Семь дней и семь ночей продолжались пытки Оскара, и ни в один день с него не снимали кандалы. Его рука затекла и почти полностью онемела. Холодная сталь сжимала его запястье, по началу вызывая мучительные боли. А теперь же руки он почти не чувствовал. Она стала красной и покрылась глубокими кровавыми следами от ржавых наростов на холодной стали, что резали его руку и пускали кровь. Оскар был истощен, и уже стал сходить с ума. Молитвы ему не помогали, потому и вера его пропала, как и последняя капля надежды. Она высохла вместе с ним, стала пустышкой, и пока он стоял неделю на коленях, испытывая своим телом и разумом дичайшие боли, понемногу начал сходить с ума. Лишь ненависть и жажда мести заставляла его держаться за жизнь зубами.

Его разум был затуманен, ему много чего чудилось, словно лиходеи убивают его, выпускают ему все внутренности наружу. Но всего этого никогда не было. Его лишь жестоко пытали, но не убивали. Умерла его вера, умер и он изнутри, оставив лишь после себя никчемную оболочку, что ныне стоит на коленях и истекает кровью.

***

Внезапный топот стальных ботинок заставил почти обезумевшего от страданий рыцаря с трудом поднять голову. Он из последних сил попытался взглянуть на дверь и увидеть либо пыточных дел мастера, либо столь ненавистного предателя. Но вместо этого в дверном проеме он увидел силуэт в тяжелых доспехах, на плечах которого висел целый мешок с поклажей, а из-за левого плеча виднелась знакомая рукоять меча, что был верным слугой Оскара. На дворе была седьмая ночь, потому лишь тусклый свет факелов освещал холодную сталь на теле человека, что пытался незаметно открыть дверь. Взор Оскара был затуманен, словно в комнате пыток поднялась непроглядная серая мгла. И лишь когда темный силуэт в тяжелых доспехах подошел к Оскару и скинул со своих плеч полуторный меч и мешок с рыцарскими доспехами, Оскар понял, что это был Генрик.

Оскар не мог поверить этому, ведь совсем потерял надежду на то, что его спасут. Медальон, что был дарован ему Катариной, пропал вместе со всеми его вещами. Лишь благодаря ему рыцарь мог позвать на помощь своего старого друга Эрира, но, когда его не было, Оскару приходилось лишь молиться Небесам. И похоже, молитвы его были услышаны. Генрик не смотрел на Оскара. Он нервно пытался найти в огромной связке ключей нужный ключ, дабы отпереть кандалы Оскара и освободить измученного пытками рыцаря от холодных болезненных уз. То и дело он постоянно оглядывался через левое плечо на низкий дверной проем. Оскар смотрел в пол, словно и не замечал Генрика, что пытался его спасти. Наверно потому, что Небесное пламя в его сердце совсем почти угасло.

Когда паладин нашел нужный ключ, он сразу же попытался открыть кандалы Оскара. Замок щелкнул и кандалы открылись, освободив рыцаря-изгнанника от мучительного заточения. Обессиленный он сразу же рухнул на холодный каменный пол. Двигаться он почти не мог – правая рука онемела так, что почти отмерла, а левая культя была лишь неудобной и ненужной. Ноги рыцаря затекли также, как и правая рука, что была скованна сталью. Генрик тут же кинул связку ключей и встал на колено, дабы помочь умирающему рыцарю подняться на ноги. Он смог поднять высокого и коренастого Оскара на стул, а сам стал суетливо оглядывать комнату в поиске воды или пищи. Половины еды из мешка Оскара вытащили, а самое ненужное оставили пылиться. Генрик нашел там кожаную флягу, где осталось немного воды. Открыв ее, он помог Оскару напиться, а после отыскал там кусок хлеба и тут же засунул его в рот Оскару.

– Сэр, – в пол голоса прокричал Генрик, пытаясь привлечь внимание рыцаря своими воплями и толчками, – времени мало, вам нужно бежать! Скоро сюда явится верховный паладин вместе с великим понтификом. Они хотят вас убить, слышите?! Скорее, соберитесь и бегите отсюда!

Казалось, что Оскар совсем не слышал его. Но он слышал. Но слова он слышал так, точно находился на дне глубокого колодца. А его молодое лицо он еле-еле узнавал в серой мгле, что окутала его взор.

– Ну же, очнитесь! – снова в пол голоса прокричал Генрик.

– Ме… дальон… – проговорил хриплым и тихим голосом рыцарь-изгнанник. – Где медальон?

– Да-да, медальон! – открывая маленький футляр на своем кожаном поясе, подтвердил Генрик.

Он ретиво качал головой Оскару, показывая ему свое понимание. Полазав по карманам на своем поясе, Генрик нащупал в одном из них тот самый серебряный медальон с глубоким синим сапфиром. Когда он взглянул на медальон и поднес его к Оскару, внутри драгоценного синего камня вдруг что-то замерцало. Словно солнце на заре, синие лучи выбрались из сапфира и озарили ярким свечением и Генрика, и Оскара. И тогда рыцарь смог найти в себе силы и взят медальон. Он поднял правую руку и сжал ею медальон. Генрик отпустил цепочку, а потом Оскар прижал руку с медальоном к своей груди. Глаза Генрика воспылали в радостном удивлении. Оскар как будто бы заново родился. Его красные пустые глаза тут же ожили и засеяли, глубокие ссадины и раны сразу же стали зарастать, превратившись в маленькие порезы, а красная кожа его правой руки насытилась кровью и снова смогла нормально двигаться. И когда Генрик посмотрел за спину Оскара, то увидел там слабый синий силуэт молодой девушки, что своими нежными руками крепко обнимала рыцаря за шею. Ее длинные локоны опустились на нагое тело Оскара и засияли, а сам рыцарь почти сразу выпрямился и наполнился силой.

Когда свет внутри сапфира стал угасать и полностью потух, Оскар смог разглядеть паладина и понять, что это Генрик. В руках он увидел серебряный медальон с сапфиром, и в его глазах тут же загорелся маленький огонек надежды. Надев на шею медальон, он взглянул на Генрика, и тот радостно посмотрел на него. Генрик увидел, как в Оскаре появились силы и та самая надежда, что совсем недавно и не жила в глазах Оскара.

– Вам нужно убираться отсюда как можно скорее! – вновь с надеждой проговорил Генрик, взяв Оскара за обнаженное плечо.

– Почему ты спас меня? – задал вполне разумный вопрос Оскар, который не понимал, чего хочет Генрик. – Тебе же грозит опасность, как и мне.

– Да, но это неважно! Важно то, что вам сейчас нужно собраться и тайком сбежать из казематов.

– Как отсюда выбраться? – вновь спросил Оскар, который уже стал надевать на себя доспехи. – Ты сможешь вывести меня отсюда?

– Нет, ибо меня скоро хватятся и начнут искать, да и к тому же сюда направляются паладин Гай вместе с понтификом Аетиусом. Тем вечером в крепость прискакал гонец с приказом от короля, в котором тот приказал убить вас и привезти ему вашу голову. Подробностей я не слышал, но знаю точно, что скоро они будут здесь.

– Куда же мне бежать? – спрашивал непонимающий рыцарь. – Ведь я даже не знаю где мы находимся?

– Это Замок Лита, что стоит на левом берегу Андирана. Сами вы отсюда не выберетесь, ибо Замок окружает Дремучий лес, выйти из которого можно только по узкой дороге, о которой знают лишь паладины Ордена и гонцы короля. Времени объяснять совсем мало, поэтому просто идите по южному коридору до упора, пока не набредете на старый шкаф у стены. Это тайный заброшенный проход. По нему вы выберетесь из каземата, а потом мы встретимся с вами у конюшен… В общем, удачи!

Договорив, Генрик тотчас встал и быстро исчез, уйдя по северному коридору. Его шаги ретиво заглохли, а Оскар тем временем, стиснув зубы, попытался встать. Медальон хоть и давал ему какие-то силы, но никак не великие, да и сам Оскар спустя неделю жестоких пыток чувствовал себя плачевно. Его тело было измученно и изранено, всюду на нем красовались затягивающиеся раны и ссадины, а лицо было помятым и окровавленным. Благо в мешке был его шлем, который он моментом и надел на голову, дабы скрыть свое лицо. Закрепив на спине ножны с клеймором, Оскар встал и опираясь на стену стал потихоньку ковылять к дверному проему.

Хромая и держась за стену, рыцарь-изгнанник все же добрался до двери и чуть высунул голову в коридор. Повеяло прохладным сквозняком с севера, а еще послышались глухие голоса из-за угла, что виднелся в конце северного коридора. Сюда кто-то шел, потому Оскар незамедлительно сиганул по южному коридору. Тот сразу же уводил вправо и сопровождался множеством зарешеченных окон под потолком. На дворе стояла ветренная ночь, потому коридор был погружен в глубокую тень, в которой просачивался яркий серый свет луны. Ветер завывал, словно волк на луну, и прохлада спускалась в казематы, как мгла с высоких гор.

Подземелья тянулись, похоже, по всей стене, ведь Оскар шел очень долго. Он то и дело останавливался, ибо сильно уставал и мгновенно выдыхался, пытаясь побороть в себе боль от увечий, что нанес ему пыточных дел мастер. Он был голоден, а жажда и того заставляла его впадать в отчаяние. Но огонек надежды в его сердце все же мерцал, потому он собирался и вновь продолжал свой путь. У очередного поворота вправо Оскар вдруг остановился, ибо очень отчетливо услышал голоса за окном. Он осторожно выглянул в узкое окошко под низким потолком каземата, увидев снаружи двух разговаривающих паладинов.

– Я слышал, что верховный паладин собирается надругаться над тем рыцарем, что привезли сюда неделю назад, – в пол голоса говорил один из паладинов, в руках которого слабым светом горел факел. – Да уж, низкий поступок…

– Попридержи язык! – перебил его второй, который буквально заткнул его своей рукой. – Услышит кто, так язык отрежут! – в этот момент паладин вскочил и кинул свой взгляд за спину своего товарища напротив. – Вон они, понтифик и верховный паладин!

– Пойдем отсюда, скорее…

Они зашагали куда-то в сторону растворившись в тени высоких стен Замка, так что Оскар потерял их из виду и пошел дальше. Он постарался ускориться, но это только усугубляло его состояние и ему становилось все хуже. В конце концов его взор вновь окутала серая и непроглядная мгла, ноги подкашивались и отказывались слушаться его, а сам он уронил голову на кирпичную стену и чуть было не упал. Благо он вовремя встал на колено и смог устоять. Собрав все силы в кулак, он твердо встал и зашагал вперед, увидев в глубокой тени тот самый шкаф.

Шкаф стоял ровно по среди тупиковой стены, а слева от него стояла тяжелая деревянная дверь с маленьким окошком. Оскар чуть сбавил шаг и прижался к левой стене, дабы поглядеть, что находится за дверью. Аккуратно подойдя к ней и выглянув в окошко, рыцарь увидел по ту сторону большой коридор, освещенный десятками мерцающих слабым огнем факелов. Вдоль коридора тянулось множество решетчатых дверей, а еще в самом конце коридора виднелся одинокий стражник, стоя с мечом в обнимку и клюя носом воздух. Судя по всему, это была тюрьма, в которой держали пленных. Мертвая тишина, прерываемая лишь треском факелов, опустилась на коридор и на глубокую его тень. Оскар немного взъерошился, а после подошел к шкафу.

Шкаф был старым и загнивающим. На нем почти ничего не стояла, не считая толстого слоя пыли, лежащего на нем. Легонько стукнув кулаком по задней стенке шкафа, рыцарь услышал глухой звук эхо, говорящий о тайном ходе позади него. Попытавшись отодвинуть его, тот не поддавался, стоя на месте как прибитый. Осмотрев шкаф повнимательнее, Оскар увидел, как на общем фоне задней стенки выделялся силуэт обрубленного сучка. Он был единственным в доске, потому рыцарь решил на него надавить пальцем целой руки. Сучок с легкостью вдавился в доску, а после прозвучал еле заметный щелчок. Следом за этим шкаф въехал в стену и отодвинулся в сторону, открыв рыцарю путь в очень тесный кирпичный проход.

Войдя туда и взяв со стены горящий факел, Оскар осторожно зашагал по проходу вперед, опираясь левой культей на стену. Проход был очень узким и холодным, и каждые пару ярдов начиналась небольшая ступенчатая лестница, которая поднимала Оскара все выше и выше. Через пару таких лестниц Оскар вышел в темную комнату с маленьким окошком по среди белой стены, из которого ярким светом бил бледный луч луны. Последовав взглядом за лучом, Оскар вдруг ужаснулся и перепугался, увидев, как тонкий бледный луч озаряет своим мертвым светом белый череп, в глазных впадинах которого вместо черной тени были вставлены синие, словно морская пучина, сапфиры. А череп держал бледного цвета аристократ, и все вокруг него было таким же серым и безжизненным, кроме черепа. Это была большая картина, написанная маслом, а под ней стоял каменный гроб с лежащим на нем мечом. Похоже, это была чья-то могила, и Оскару поскорее хотелось отсюда убраться. Ему было не по себе от вида этого черепа с сапфирами вместо глаз.