Текст книги "Танец со стулом"

Глава 8. Дэвид Барнет у себя дома

Дэвид Барнет медленно шел от остановки вперед по улице. Автобус, светясь теплым желтым светом из окон, обогнал его и уехал в ночь, мелькая среди деревьев. Дэвид завернул направо и стал спускаться вглубь зеленого квартала к своему небольшому, но добротному, отлично спроектированному и отделанному двухэтажному особняку. За спиной горело зарево огней, а впереди была темнота, изредка прерываемая бледным светом фонаря, старые вязы и молодые липы по сторонам улицы. Небо по-прежнему затягивали облака, но дождь перестал – можно подумать, только он и держал всех в тонусе целый день, подстегивал, как мог, а теперь все, работе конец, и он ушел спать. На обочине блестели лужи, большие и маленькие, спокойные, как шотландские озера, то там, то тут вылезая на дорогу; Дэвид обходил их по краю, выписывая замысловатую кривую. Машин не было.

У калитки Дэвид остановился и оглянулся. Улица была пустынна. Дэвид стоял неподвижно, опираясь левой рукой на каменный столб ограды, и чувствовал, как холод камня проникает сквозь ладонь и движется вверх по руке. Как будто он – один на свете, и эти фонари зажжены только для него, для того, чтобы он нашел дорогу в свой дом и укрылся там от холода и пустоты. Только он войдет – и фонари погаснут все до единого. Высокие колючие кусты темной чащей обступали дом, нависали с двух сторон, расступаясь только над калиткой. Дэвид медлил, не решаясь оторвать застывшую руку от шершавой поверхности.

– Ну? Что стоишь, не заходишь?

На пороге стояла мать. Свет, идущий изнутри дома, выхватывал небольшую уютную полянку перед крыльцом. По полянке катилась к Дэвиду на коротеньких лапках черная блестящая такса, отчаянно крутя хвостом.

– Привет, ма, – Дэвид отпустил столб и погладил собаку. – Привет, Дипс, – пес важно затрусил рядом, всем видом говоря: «Вот, я привел его!»

Дэвид поднялся по ступенькам.

– Явился наконец, – Джулия Барнет поцеловала сына. – Не знаю уж, есть хоть у одной старухи такой работящий сын? Приходится с молодыми мужчинами время коротать…

– Мам, – вяло улыбнулся Дэвид. – У тебя сегодня не очень получается. И сколько раз говорить – ты не старуха. Что еще за мужчины?

– Нет, серьезно! Мужчины высокие, видные. Банкиры, между прочим! На красных машинах ездят.

– Эдисон… – вздохнул Дэвид.

– Дипс, как его только услышал, полез под диван. А мистер Штаммер сразу комплименты говорить. Знает, что женщине нужно! Настоящий джентльмен.

– Только очень шумный джентльмен, – поморщился Дэвид. Одна только мысль об Эдисоне Штаммере вызывала у него сейчас акустический удар. – Я бы на месте Дипса тоже под диван прятался.

– Не особенно-то и шумел, – возразила миссис Барнет. – Не как обычно. Что-то у него случилось. Долго тебя ждал. Потом говорит – не могу больше, перенервничал… Обещал завтра заехать.

– Обещал, значит, – хмыкнул Дэвид. – Предупредил… И что же у него там?

– Не сказал. Правда, на себя не похож… А все потому что, – добавила она в сердцах, – нечего таскаться где ни попадя. Думаете, выросли в банкиров, так все?

– Мам, не ворчи, – усмехнулся Дэвид. – Завтра разберемся.

– Разберемся, – миссис Барнет обняла сына и потрепала по макушке. – Пойдем, поешь.

* * *

Сытый Дипс лежал под столом в ногах у Дэвида и подремывал. Дэвид смотрел на прямую, как струна, спину матери, на ее серебристые волосы. Почти не изменилась с того дня, как разбился отец. Только поседела потом… А фигура до сих пор, как у выпускницы гимназии, и походка упругая, стремительная. Как она это все выносит. Хватило бы отца, а тут еще Кейси. Она ведь вообще не плачет. Мать потихоньку взялась за посуду, а Дэвид сидел, доедал не торопясь и смотрел то в тарелку, на нее, то в окно – но в нем отражалась кухня и они двое, а что снаружи – не было видно.

– Я ездила в Мейденс Грин, – сказала Джулия.

– Зачем? – спросил Дэвид.

– Ходила в старый дом. Просто ходила. Что?

– Я ничего не говорю, – сын пожал плечами. – Ходила и ходила.

Он хотел спросить «И что там?», но не спросил.

– Там все в порядке. Немножко прибралась.

– Ты вроде уже прибиралась.

– Ну, я повесила шторы, которые постирала, потом…

– Ты их тащила с собой? Они же тяжелые.

– Только до автобуса. И от автобуса. Ничего особенного, я же не старуха какая-нибудь… Повесила шторы, расставила все в шкафах, подмела, вытерла везде, еще что-то сделала… Да, подмела.

– Подмела – это хорошо, – кивнул Дэвид, тщательно прожевывая суховатую жареную треску и запивая чаем.

– Проверила аварийный аккумулятор. Все работает.

– Это ты молодец. Проверять надо.

– А какой у него ресурс?

– Двадцать лет, – равнодушно ответил Дэвид. – От двадцати, по крайней мере. Он же у нас не расходуется, просто стоит. Так что ты особенно не переживай.

– А я переживаю, – возразила Джулия.

– Вот еще, почему?

– Меня это все расстраивает… Угнетает. Этот пустой дом. Просто вытягивает из меня все, – она повернулась к нему с тарелкой в руках и нервно усмехнулась, – все, что осталось. Дэвид, пожалуйста, я тебя очень прошу. Найди хоть кого-нибудь. Пусть даром, я даже готова… приплатить. Чтобы за ним присматривали.

– Еще не хватало, – возмутился Дэвид. – С какой стати. Нормальный дом, жилье скоро опять подорожает, кстати, Эдисон так говорит… Ладно, мам, я понял. Согласен, пусть будет жилец. Если ты не хочешь денег, это вообще не вопрос… Да, слушай-ка! Есть. Есть человек. Опять спасибо твоему любимому мистеру Штаммеру. Он нас явно сегодня вспоминает. Садовник. Али, кажется.

– Откуда он? – спросила миссис Барнет.

– Откуда-то из Африки. Очень достойный человек, настоящий джентльмен. Даже музыкант. Играл нам с Эдисоном на такой маленькой скрипочке… У него мало денег, пусть так живет, а за это будет стричь кусты, у меня боярышник разросся. Вот, все сложилось, лучше не придумаешь…

* * *

Дэвид поднялся по лестнице, сопровождаемый Дипсом, вошел в свою комнату и растянулся на кровати, скинув ботинки. Пес устроился рядом на коврике. Можно свесить руку и ощутить пальцами гладкую шкурку. Старина Дипс. Никакой он не старина, вообще – то.

Год.

Дэвид лежал, глядя в темный потолок, и слушал, как тикают часы. Хороший получился дом. Но в отцовском бывало и лучше. Теплее, уж точно.

Старый отцовский дом, вернее, – половина дома, маленького кирпичного особнячка на две семьи, у каждой – отдельное крыльцо, солидная дверь из настоящего дерева, не какой-то там инновационный пластик пополам с картоном и не дешевая жестянка, которую можно вскрыть консервным ножом. Толстые доски, латунные петли, бронзовая витая ручка, еще от деда, тяжелая, что твой якорь, Дэвид помогал отцу ее прикручивать. Газон, кустики и белый заборчик с калиткой, который можно перешагнуть, – как у всех соседей, как в добрые старые времена. Старомодный почтовый ящик на столбе и фонарь под медным козырьком. Кроме гостиной, имелось две небольшие комнаты, низенький чулан на чердаке и одна совсем крошечная комнатушка, в которой рос-рос и вырос малыш Кейси.

Лучше всего было, пожалуй, когда Дэвид, еще совсем юнцом, промышлял аккумуляторами и контрабандными запчастями, ремонтировал конвейеры, а по ночам учился программировать микрочипы. Подозрительные знакомства, ночные исчезновения, дальние поездки, комната, заваленная книгами до потолка – все это создавало ему романтический ореол в глазах младшего брата. Кейси еще не вполне понимал, для чего все это нужно. Гром грянул, когда Дэвид решил выйти из тени. Он подал документы в КУБ, который в те времена звался Университетом андроид-технологий, играючи сдал экзамены на высший балл и был зачислен первым из всех. Счастливый и полный надежд, он поделился радостью с Кейси. «А что такое андроид-инженер?» – подозрительно спросил братишка. «Самая лучшая специальность, – гордо сказал Дэвид. – Круче просто нет». – «Старик, ты молодец! – одобрил десятилетний Кейси. – А чему там учат?» – «Паять, – пошутил Дэвид, – жестянки с сиськами». – «Паять? – брат нахмурился. – Ты что, будешь делать… их?» – «Но они все равно есть, и они нужны. Кто-то должен…» – «Она убила папу! – завизжал Кейси и принялся пинать книги, лежащие на полу. – Ты хочешь их делать?!» Они помирились, конечно. Кейси стиснул зубы и пообещал, что привыкнет. Какое-то время было опять ничего, но что-то стало твориться с братом. Кейси рос, делался все более угрюмым и циничным. Совсем еще недавно братья часами просиживали в комнате младшего, смотрели мультики, листали комиксы, хохотали, болтали обо всякой ерунде, пили газировку, жевали сэндвичи… Теперь комната малыша Кейси была всегда закрыта на ключ. На двери висел самодельный плакат – девушка-андроид с рассыпающимися во все стороны деталями вылетала из окна с отпечатком подошвы на заднице, а внизу краснела размашистая надпись: «Вам здесь не рады». Нарисовано было талантливо и очень зло. Если Кейси случалось пройти мимо рабочего стола брата, он делал это с подчеркнутым презрением, и Дэвиду порой казалось, что Кейси сейчас повернет голову и плюнет на его маленький обшарпанный ноутбук. Ничего не поделаешь, думал Дэвид, то, что у него внутри, уже ничем не убрать. Наконец, новоиспеченный андроид-инженер с отличным дипломом явился домой, они в очередной раз поругались с Кейси, но тогда Дэвид уже настолько привык, что даже почти сумел свести все в шутку.

В конце концов, кроме этих размолвок, были и другие вещи, которые хотелось забыть. Дэвид очень постарался – и поставил себя на рельсы. Он ведь был прав, он все верно распланировал. Специальность самая ходовая, время самое подходящее, он поймал волну, и у него в этом явный талант, да что там говорить, призвание. Дэвид не хвастался, но цену себе он знал. И научный руководитель на защите, пожимая ему руку, пошутил: «Коллега, не забудьте нас, когда пойдете по ковровой дорожке, хотя бы поздоровайтесь, нам будет приятно». А дальше каких-то несколько лет, они промелькнули незаметно. Он работал, работал очень много, обзавелся клиентской базой, несколько отличных левых заказов один за другим… Задумал строить новый дом. Кейси был сам по себе, он пытался учиться, пытался работать, брался за все подряд и все бросал. А потом случилось официальное приглашение в группу разработки «Клеопатры» – и тот день.

«Ты продался этим козлам! – орал младший брат. – Предал память отца! Я тебя ненавижу! У нас нет будущего!» Дэвид и подумать не мог, что этим кончится, сначала отшучивался по привычке, не стоило, конечно, этого делать. Кейси стал громить дом. Хорошо еще, матери не было. Соседи через стену услышали грохот, перепугались и вызвали полицию. Брат уже разнес вдребезги все, что мог, и скоро, наверно, успокоился бы… Но как только он увидел на пороге двух бобби, его перемкнуло.

Это был третий раз. Когда Дэвид понял, он сделал единственно правильную вещь – быстро отступил назад.

Полицейские ничего не успели сделать. Даже, наверно, не успели понять, что с ними происходит – грохот, звон стекла, треск оконной рамы, летящие осколки, – через несколько секунд в комнате никого не было. Кейси был страшен – длинные волосы, горящие глаза, он обернулся, ища врага, увидел… Но его уже отпустило. Он посмотрел в глаза брату и вдруг улыбнулся – своей давней детской улыбкой, а не этой мерзкой гримасой. «Ты построишь свой дом, Дэви, – сказал малыш Кейси, – и будешь жить в нем один». Он взял куртку и вышел, оставив дверь нараспашку, а Дэвид остался стоять как столб. Наверно, минуты две прошло, вряд ли сильно больше, он пришел в себя и выскочил следом, кинулся туда, сюда, – Кейси исчез.

Дальше Дэвид помнил все, как в тумане. Он кричал, выл, плакал, бил кулаками в эту дверь и не чувствовал боли, валялся по земле… Потом он встал и пошел за дом. Там он кое-как помог подняться полицейским; это были местные ребята из участка в Уинкфилде. Бедняги не сильно пострадали, выпав из окна первого этажа на клумбу, но находились в шоке. Немного придя в себя и стараясь не замечать его окровавленных, дрожащих рук, они заявили Дэвиду, что не будут давать делу хода, упаси Бог искать Кейси, тем более найти. Все, что им хотелось, – забыть этот случай, как страшный сон. Инженер попытался всучить им денег, они молча отмахнулись, такими же дрожащими руками подобрали свои велосипеды, но на всякий случай на них не сели и ушли пешком, так быстро, насколько смогли. Больше на улицу никто не вышел, окна соседских домов были плотно зашторены.

Теперь дверь Барнетов с вмятинами и бурыми пятнами вколоченной глубоко в древесину крови закрыта на замок. Можно подумать, что дом проклят. Разбитые костяшки вот только недавно окончательно зажили. Мать, конечно, переехала вместе с ним, но сердцем так и осталась там, в их старом особнячке. По сути Кейси оказался прав. И сейчас Дэвиду было не по себе оттого, что это было не единственное и не худшее пророчество младшего брата.

Все, что Дэвид знал теперь о Кейси, – что тетя Августа, уезжая на Восток, неожиданным образом о нем позаботилась. «Я отправляюсь за внутренним покоем, – сообщало письмо, которое Дэвид обнаружил в рабочей почте накануне прошлого Рождества и чуть не смахнул в спам, у него не было заголовка (за покоем, ну да, мрачно усмехнулся он, написала бы – „подальше от вас“), – и буду жить далеко-далеко от вас. (Вот-вот, именно!) Кейси живет в квартире, которую я ему подарила, и у него сейчас все в порядке». Дэвид вытаращил глаза на экран. Ничего себе подарочек! Так… Ну, это очень хорошо, просто здорово. Но ведь ни словечка больше, что за квартира, где… В Лондоне? Да где угодно может быть. Тетушка в своем стиле… Благослови ее Господь, конечно, же. С ее бурным прошлым… Да и сейчас, в общем-то. Кейси она больше всех любит, это да. Но как она его нашла – или это он ее нашел? Она ведь тоже на месте не сидит, живет как хочет, сегодня на Восток, а завтра – кто ее знает… Свободна, как ветер. Северный. Ни тебе «Здравствуй, дорогой племянник», ни «привет маме». Поговорив с матерью, Дэвид выяснил, что тетя Августа ей вообще не написала, стало быть – куда она поселила Кейси, осталось неизвестным. Спрашивать у тетки бесполезно, хотела бы сказать – сказала бы. Но по-своему успокоила. По крайней мере, Кейси жив-здоров и не бродяжничает. Учитывая его характер, – немало.

Дэвид резко сел на кровати. Он помотал головой, сильно потер виски ладонями и встряхнулся, как мокрая собака. Дипс забил хвостом по полу.

– Дерьмо, – сказал Дэвид псу. – Не могу спать.

Он нащупал тапочки, подтянул к себе ноутбук, лежащий на столике, открыл его и быстро-быстро нащелкал следующее:

«Некоторые аналитики утверждают, что все массовые переоснащения предприятий в ближайшие четыре-пять лет однозначно приведут к убыткам из-за регрессивной политики биопроизводителей. Поэтому рациональнее и дешевле поддерживать в рабочем состоянии имеющихся сотрудниц.

Считается, что в целом эта тактика тормозит развитие производства. Но она безусловно может быть выгодна для отдельного предприятия в случае, когда массовое переоснащение нельзя провести, например, из-за финансовых затруднений или из-за несогласия владельцев работниц.

В таких случаях при условии необходимого ремонта и своевременной профилактики, как правило, возможна конкурентоспособная работа предприятия.

Цитировано по: „Простые решения в управлении. Изд-во Крупса, 2201“.

Это можете показать руководству, если хотите. Вдруг им нужно обосновать. Не стал говорить там, мало ли какие у вас расклады.

А таблица для вас. Номер места, неисправность по ЕС-2190. Процент можете посчитать по справочникам. Вряд ли уйдет весь брак, но, думаю, все равно оно того стоит».

Дэвид открыл свою коричневую папку (на обложке выцветшими буквами значилось «Э.Б.»), вынул мятый листок, перепечатал с него столбик цифр, потом зашел на почтовый сервер под именем «boris» и отослал письмо главному инженеру фабрики.

– Наша совесть чиста, – сказал Дэвид Дипсу, разворачивая синее шерстяное одеяло. – Ну что, попробуем еще раз? Сон, версия два точка ноль.

Глава 9. Восемь тысяч двести

Кейси выдвинул верхний ящик стола и наклонился над ним, рассматривая содержимое. Без особой надежды, но все же… Куда только он не прятал свои запасы от самого себя. Ящик всего один, большой, глубокий, вместительный, круглая костяная ручка, напоминающая гриб, и узкая замочная скважина с медной накладкой. Кейси сначала старался помещать в этот ящик важные вещи, но разная ерунда все равно просачивалась, он махнул рукой. Пачка бумаги, нераспечатанная. Второй комплект ключей от квартиры. Чистая записная книжка. Старые счета, в корзину их, спутанные провода, зарядка для телефона, маленькие наушники, рассыпанная мелочь вперемешку с пивными пробками, как же без них. Потертый кожаный кошелек, ну-ка… Пусто. Банковская карточка – фунтов сто пятьдесят, кажется, не прикасаюсь, на совсем уж черный день. Еще бумаги, бумажки, бумажонки. Струны для укулеле. Складной нож, несколько зажигалок. Моток медной проволоки, еще и еще. Проволоку тоже отсюда, нечего ей тут делать.

А вот это извещение… Кейси положил разорванный конверт на середину стола. Восемь тысяч двести. Можно предположить, почему тетя не предупредила. Просто забыла. Восемь тысяч в год она тратила, пожалуй, на какую-нибудь ерунду, вроде… не знаю, на что женщины тратят. Да просто – пила хороший кофе с пироженкой в каких-нибудь таких местах, где бывают приличные люди. Вино там какое-нибудь… Даже он, если подсчитать, сколько он всего выпил… Нет, ну конечно, не на восемь. Да сколько бы ни было, все равно, если восемь тысяч раскидать на год – не такая уж неподъемная сумма. Набрал бы как-нибудь. Если бы, если бы… И почему вот именно сейчас? Кейси потер лоб.

Все-таки жаль, такой стол у тетушки – солидный, гнутые ножки, углы окованы медью, резьба – и всего один ящик. Ну хотя бы два, а лучше три – хлама было бы больше, это неизбежно, но зато и шанс засунуть и забыть пару купюр…

Фотоаппарат в коричневом кожаном футляре.

Это брат подарил. Привез его из Китая, когда ездил на заработки, и неплохо там заработал, – помнится, именно тогда они обновили всю домашнюю технику, выбросили старье и даже залатали свою часть крыши. Кейси раньше не задумывался, но теперь-то ясно, что не подарил, а отдал – не нужен был Дэвиду фотоаппарат, фотограф из него никакой, и не интересовался он этим, купил там просто что-то поснимать. А не то чтобы: «Вот, братишка, ты мечтал о фотоаппарате, и это, черт его дери, лучшая камера в Поднебесной, я объездил за ней весь Китай, и она собрана вручную по заказу именно для тебя». Да и плевать. Аппарат маленький, плоский, а возьмешь в руку – увесистый. Кейси давно считал его своей добычей, пожалуй, в этом жестоком мире, и Дэвид тут ни при чем, он всего лишь курьер, доставил – и до свидания. Можно считать даже, это от отца подарок, отец же мог летать над Китаем? Мог. Ну и вот. Фотоаппарат прекрасно снимал и видео, только нужна была большая карточка, а карточку брат зажал, обещал купить другую, но забыл, конечно, пришлось самому… Аппарат пригодился, когда Кейси работал в рекламном отделе мебельной компании. Запомнилась с тех времен фраза начальника отдела: «Когда хорошему дизайнеру нужно фото, он его делает сам». Хорошим дизайнером Кейси, кажется, не успел стать, он уволился через два месяца, потому что поругался с кем-то из начальства. Но аппарат какое-то время таскал в куртке – места он много не занимал, в карман вставлялся удобно, как в еще один чехол. Там он и лежал, когда Кейси взял куртку и ушел из дома – иначе, конечно, остался бы там, либо был раздолбан о стену, да наверняка бы. Так что аппаратику повезло. Кейси расстегнул футляр, заглянул внутрь и вытащил сложенную бумажку.

– Здравствуйте, ваше величество.

* * *

Кейси не спеша дошагал до мини-маркета и остановился на углу, озирая прохожих. А сегодня, похоже, всем приспичило прогуливаться. Тучи сгинули, легкие облачка проплывают вальяжно, улица подсохла… Кейси отправился бы бродить по городу, – особенно его привлекали окраины, – выискивая объявления, попадавшиеся в самых неподходящих местах. Под поиском работы он понимал именно такое брожение и в былые времена мог по несколько суток не возвращаться домой. Частенько никакой работы он не находил, а все кончалось странными знакомствами, долгими мутными беседами или пьянкой, или даже, хотя и очень редко, дракой, чего Кейси старался избегать, либо какими-нибудь еще приключениями. Даже мать в конце концов привыкла и уверяла, что не волнуется, а Дэвид и вовсе – с любопытством расспрашивал о подробностях. Былые времена… Сейчас и сам он уже не тот, и весь гребаный мир уже не тот, хотя, в общем, и тогда он был не тот, этот гребаный мир… Ну и черт с ним. В любом случае, по-другому искать работу Кейси не умел и не стал бы. Но только уже завтра.

Внутри Кейси выбрал одну из тележек, показавшуюся ему наиболее чистой, и покатил ее мимо стеллажей с напитками. Он двигался вдоль рядов, привет, старые знакомые, уже с закрытыми глазами он мог найти нужную полку и взять банку «Гиннеса» или бутылку виски «Килбегган». Например, вот здесь… «Ньюкасл». Четыре штуки…

– Вы собираетесь произвести опыт? – услышал он над ухом. Низкий голос, мягкий, пожалуй, приятный, но слегка запинается, словно раздумывает перед каждым словом. Это не охранник.

– Легко, – сказал Кейси.

– Может быть, лучше не надо? Вероятность удачного исхода приблизительно пятьдесят…

– За разбитые бутылки платит магазин, – отрезал Кейси и сделал четыре быстрых движения. Затем открыл глаза.

Примерно там, где он ожидал, обнаружилось вытянутое лицо в круглых очочках, обрамленное рыжими вьющимися бакенбардами, сверху помещалась помятая шляпа неопределенного цвета.

– Я вас знаю, – заявил Кейси.

Долговязый сосед почтительно приподнял шляпу.

– Мы с вами живем в одном подъезде, но до сих пор ни разу не беседовали, – сообщил он, глядя в тележку. Четыре пузатые янтарные бутылки напоминали свежевыловленных рыб в садке рыбака.

– Это легко поправить, – сказал Кейси, толкая тележку к кассе. – Вы ученый, как я понимаю.

– Математик, – уточнил сосед, двигаясь следом. В руках у него ничего не было, они просто свисали по бокам длинного туловища, облаченного в вязаную грязно-малиновую кофту, доходящую почти до колен. – Вы знаете, что такое бесконечно малая величина?

– Это как вывернул карманы, не хватает одного пенса, пустяк, а бутылку не продадут.

– Поразительно точно! – математик поправил очки. – Хотя и не совсем. Иногда могут продать.

– Я знаю, – сказал Кейси, разворачивая сложенную в четыре раза купюру. – Не хватает малости, чтобы я попал в точку. А «почти» не считается. То есть не попал.

– Но вы уловили суть, – сказал сосед. – А многие студенты, наоборот, умеют рассуждать, но искренне удивляются, зачем все это нужно.

– Я тоже умел рассуждать, – Кейси оскалился. – На первом курсе. А потом, наверно, уловил суть. Меня и выперли.

– Вы не сдали сессию? – искренне огорчился математик.

– Хотел декана спустить с лестницы, – Кейси махнул рукой. – Да нет, ерунда это все. Университет не для меня. Я лентяй…

Они уже были на улице, Кейси запустил руку в коричневый бумажный пакет и вытащил бутылку «Ньюкасла». – Хотите пива?

– Эффективнее будет сидя, – ответил математик, поправляя очки.

Кейси не возражал. Они переместились на скамью в соседнем сквере. Ученый пристроил на колене свою шляпу, пригладил торчащие во все стороны волосы – без особого результата – и принял у Кейси откупоренную бутылку.

– Я Кольридж, – представился математик.

– Кейси Барнет.

Они чокнулись, и математик надолго замолчал.

Стесняется, что ли, подумал Кейси. Он откинулся на спинку скамьи со всей непринужденностью, на какую был способен, сделал длинный-длинный глоток, причмокнул и посмотрел вдаль.

– Лето задержалось, – сказал он.

– Именно задержалось, – с готовностью отозвался сосед. – А ведь сентябрь на исходе!

– Начало года вообще выдалось на удивление теплым, – изрек Кейси.

– Потрясающее начало года, – математик воздел бутылку. – Очень теплое. Особенно февраль.

– В феврале я босиком выходил на балкон, – припомнил Кейси, делая глоток.

– А что вы там делали? – осведомился Кольридж.

– Курил, – со значением сказал Кейси.

– Я курю прямо из кухни, – поделился Кольридж. – На балконе все же боюсь простудиться.

– Не бойтесь, – сказал Кейси. – Дальше будет еще теплее.

– Техногенные изменения климата, – предположил ученый.

– Техногенные, – подтвердил Кейси. – Никаких больше «Хоу-хоу-хоу».

– Никаких «Добрые вести мы несем…» – живо отозвался Кольридж.

– Никаких «Мне-е сни-ится бе-елое Рождество-о…»

– «Что, помню, было так давно-о!» – подхватил математик, и они затянули на два голоса:

 
Блещет иней на ветках,
И слушают детки
Перезвон за снежной пеленой.
Мне снится белое Рождество,
И я открытку написал:
Пусть твой день будет весел и чист,
И Рождество как новый белый лист.
 

Они расхохотались и чокнулись снова.

– Потрясающе, – сказал Кейси. – Вы знаете такие вещи! Сто лет назад так пели.

– И пятьдесят, – уточнил математик. – Я это даже застал. Есть о чем порассказать внукам… Если бы они у меня были.

– А не боитесь? – Кейси, прищурившись, покосился на соседа. – Про деток… и остальное? Не очень-то принято, а? Вот эту старую версию. Расстроите кого-нибудь сердобольного, и припаяют вам, – он с удовольствием отхлебнул.

– Вы тоже не боитесь, – заметил Кольридж.

– Я отморозок, – пояснил Кейси. – Мне можно.

– А я шотландец, – Кольридж поднял руку в обвисшем вязаном рукаве с торчащими нитками грубой штопки. Бутылка «Ньюкасла» в его длинных пальцах смотрелась благородно. – Мои предки показывали задницу лучникам. Не знаю как здесь, а в Эдинбурге вас бы не сочли за отморозка.

– Вы меня не видели в лучшие годы, – скромно улыбнулся Кейси. – Шотландец, значит, здорово. А из какого вы клана – Маклаудов или Мак… Дональдсов?

– Правильнее – Макдоналдов. Макдональдсы – это уже потом.

– Видимо, да, – согласился Кейси. – Я не силен в кланах. Знаю еще макинтош, но это, вроде, плащ?..

– Макинтош – это тоже клан. Плащ – уже потом.

– Угу, – (глоток), – вот, значит, как. Куда ни плюнь… То есть… – Кейси сделал паузу, как будто сказанные слова вообще ни к чему не относились, широко обвел взглядом окрестные скамейки и стриженые деревца и мечтательно изрек: – Везде Шотландия… Послушайте, а плед у вас есть?

– Есть прекрасный шерстяной плед, – кивнул Кольридж. – Но он в Эдинбурге. Там он кстати. Помню, в детстве мы шлялись по сугробам… – он вдруг воодушевился. – Перли как маленькие бульдозеры! Рожи у всех красные! Представляете?

– Очень, конечно, – согласился Кейси.

– Вот. Потом, весь мокрый, ошметки снега прилипли к штанам, я иду мимо витрин, снег падает…

– В свете фонарей, – вставил Кейси и приложился к бутылке.

– В свете фонарей! – повторил Кольридж. – Потом… Чай с молоком у окна, горячий пирог. А тут… Слякоть, туман…

– Иногда вполне ничего, – заметил Кейси. – Частенько атлантическое лето задерживается. Солнышко, травка, листья не опадают до января…

– …Силуэты голых деревьев… – продолжал Кольридж, словно сомнамбула. – Черные ветки, черные улицы… Никакие гирлянды не спасают.

– Так или так, все равно зимы толком нет, – согласился Кейси. – В прошлом году раз попал под снегопад. Думаю – наконец. Зашел буквально чашку кофе выпить. Выхожу – все течет.

– Я никогда не мерзну, – ученый вздохнул. – А вы?

– Редко. Нет, ну можно, если поставить цель, – уточнил Кейси. – Например, если напиться, упасть в Темзу и продрыхнуть ночь на камнях под мостом. Можно, думаю, неплохо промерзнуть. Я еще не пробовал.

– Надеюсь, мы до этого не дойдем, – рассудительно сказал математик.

– Как знать, как знать, – Кейси поболтал остатками эля. – Времена – они меняются.

– Да, времена… – откликнулся Кольридж. Он опять замолчал, задумавшись, потом нехотя продолжил: – Так вот. Имеется одно дело, и…

– И?

– Оно не такое уж и неприятное, наверно… В общем, работа. Потому что… – ученый замялся. – Я обычно не напрашиваюсь к людям в компанию без большой причины. И вы, скорее всего, удивлены…

– Не особо-то, – вставил Кейси, но собеседник, кажется, не заметил. Он явно хотел выдать всю неприятную часть и покончить на этом. – Тем более, что… Я видел вас издали и полагал, что вы ищете уединения.

– Ищу, – подтвердил Кейси. – Но в разумных пределах, – он кивнул на бутылку. – Сами видите.

– Да-да, то есть… Именно – в разумных. Поэтому я и позволил себе вас потревожить. Видите ли… Мне нужна помощь, а вы можете заработать, и неплохо.

Он снова замолчал. Кейси сделал добрый глоток, изобразив на лице самое дружественное внимание. Математик молчал. Кейси глотнул еще раз.

– Так и в чем там суть?

– Да, в чем суть… Эта работа… С ней… Как бы выразиться… Очень большая сложность. Не каждый специалист возьмется, хотя на первый взгляд как будто ерунда… – Кольридж запинался чуть не через слово. – Я забыл спросить главное. Вы сейчас не заняты? Если я вас ставлю в неловкое положение, а вы не знаете, как отказать, не стесняйтесь…

– Я вообще не стесняюсь, – заверил Кейси. – Ничего у меня нет. Монтировщик вышел.

– Куда вышел?

– Монтировщик сцены, – пояснил Кейси, отхлебывая. – Один из них. В театре. Он ногу сломал, а я его заменял.

– В театре? – заинтересовался математик.

– В «Глобусе», – небрежно сказал Кейси. – У меня там знакомый декоратор. Но это было летом. Сейчас все. И еще пишу. Сценарий, – добавил он, подумав.

– Да-да, я в курсе, – подтвердил математик. – Ваш сосед… Мистер Хент. Он мне рассказал. Что вы пишете, и на компьютере… Творческий труд.

– А, я понял, – Кейси рассмеялся. – Да нет, это не труд. В смысле, не работа. Так, делать было нечего.

– Про что, если не секрет?

– Про продавца автомобильных колес, – сказал Кейси и, посмотрев на математика, пояснил: – Он нашел клад. Прямо у себя под домом, хотел сделать погреб для вина, стал копать и выкопал сундук.

– Невероятно! – восхитился математик. – А потом?

– Ну, он разбогател… – Кейси замялся.

– А дальше?..

– Ну там, всякое разное… Честно говоря, пока все. Не знаю, что с ним дальше случилось, не придумал еще. То работа, то на море ездил. Думал, осенью продолжу.

– Получается, вы все-таки заняты.

– Нет-нет, свободен. Я этого продавца колес скоро год как пытаюсь докончить, без толку. Вот, может, вашу работу сделаю, и осенит, – Кейси допил и откупорил вторую бутылку. – Значит, мистер Хент, он меня порекомендовал.

– Да, он. Даже настойчиво.

– Ладно. Так вы расскажите, в чем дело? Что у вас за сложность?

– Сложность… – математик пожевал губами и скосил глаза куда-то под лавочку. Кейси ухмыльнулся.

– Я все-таки первый курс закончил, – напомнил он. – Некоторые слова я пойму.

– Да-да, я и не сомневаюсь, – смиренно сказал математик. – Просто… Как-то нескромно звучит. В общем… Книга… – он потер лоб, потом подбородок, и закрыл глаза, всем видом давая понять, что он тут ни при чем и книга не его, – представляет… ценность для науки… – слова «ценность для науки» дались ему нелегко, и он поспешно добавил: – Это они так говорят.