Текст книги "Танец со стулом"

– Они?

– В университете. А в издательстве – там все не так радужно. Их можно понять… У них достаточно работы… А выходит, что как будто это я…

Какое-то время Кейси слушал сбивчивое бормотание ученого, потом не выдержал.

– Значит, так. Как я понял. Ваша работа имеет большую ценность для науки по мнению университета. Они желают опубликовать, непременно в издательстве «Наука сегодня», а те не хотят возиться, но и отказаться не могут. Так?

– Они полностью зависят… В общем, все верно, – математик с облегчением приложился. – Но это первая часть проблемы. Не самая большая. Им даже выделили деньги. Хорошие деньги…

– Грант, – подсказал Кейси.

– Возможно, грант. И они были довольны. Пока… – сосед опять замолчал.

– Пока что? – Кейси нетерпеливо сунул руку в пакет и выудил последнюю бутылку. Пакет, лишенный веса, опрокинулся в траву и лениво покувыркался по газону, словно перекати-поле.

– Они не могут отсканировать рукопись.

– Почему это?

– Почерк не могут разобрать.

– В смысле? В издательстве не могут распознать почерк? – не поверил Кейси. – У них же программы, оборудование.

– Ничего не получается. Даже, я слышал, что-то сломалось. Перегорело… Какой-то компьютер. Я в этом не разбираюсь. Но они очень злы. Из университета на них давят, а работа стоит.

– Все, я понял наконец, – сказал Кейси. – Вы попали между двух жерновов. Теперь вы враг и тем, и другим.

– В точку, – согласился математик.

– Знаете, что я думаю? – сказал Кейси, с воодушевлением отхлебывая. Участие математика в выпивке было минимальным, большая часть досталась Кейси, но для него три бутылки было тьфу, он прекрасно соображал, и даже настроение улучшилось. – Может, это и не мое дело… Эти, из университета. На них ведь тоже кто-то давит.

– Вы полагаете?

– Уверен. У вас, скорее всего, гениальная работа. Может, кто-то хочет поживиться за ваш счет.

– В том-то и дело, – возразил математик. – Никто еще не читал. Как они могут знать, что гениальная, если не читали?

– Очень просто, – сказал Кейси, словно ребенку. – Все знают, что вы гений, и вот вы окончили свой труд. Вывод?..

– Это очень спорный вопрос, – математик осторожно поставил бутылку под лавочку. – И вряд ли я гений. Гений бы не создал столько проблем.

– Вы гениев плохо знаете, – авторитетно сказал Кейси. – Так и что в итоге? Что нужно-то? Рукопись загнать в компьютер?

– Именно так. Загнать. Очень верное слово.

– Я одно не понимаю, – сказал Кейси. – Почему вы сами не напечатаете? Кто-кто уж разберет ваш почерк, если не вы?

– Во-первых, – сказал математик с достоинством, – я не умею. Я не против компьютера, но мы с ним разные существа. Я пишу так, как писали наши предки. Чернилами по…

– А надиктовать? – нетерпеливо перебил Кейси. – Прочесть машинистке, а она пусть шпарит.

– Так вот я и говорю: во-вторых. Они не подпускают меня к рукописи.

– Что значит – не подпускают? – возмутился Кейси. – Это же ваша книга?

– Моя.

– Вы можете ее забрать, спрятать, сжечь, развеять по ветру? Разве не так?

– Не совсем. Условия договора следующие. Книга моя, но я дал согласие на публикацию в том виде, в каком она написана. Без единой правки.

– Это вы так потребовали?

– Нет. Они. Университет.

– А если там ошибки?

– Не имеет значения. Книга нужна им как есть.

– Какой-то идиотизм, – поморщился Кейси.

– Я тоже так думаю, – грустно согласился математик. – В любом случае, до выхода из печати я не имею права прикасаться к рукописи. И в процессе не участвую. Могу только консультировать. По телефону.

Кейси подумал с минуту.

– Ладно, – сказал он. – Я берусь. И где ваша рукопись?

– В редакции, – ученый принялся шарить по карманам. – Вы разрешите, я сразу позвоню?

Математик набрал номер, тщательно нажимая на кнопки – телефон у него был большой, чем-то напоминающий старинный автомобиль, – сразу дозвонился, вскочил со скамьи и принялся бродить поодаль, бормоча в трубку. Один раз он остановился и довольно громко проговорил: «Вообще никак не связан! Случайно порекомендовали». Наконец он вернулся к заскучавшему Кейси.

– Вот, – сказал математик, протягивая мятую карточку. – Они вас ждут. И мой номер я там записал. Ручкой.

– Ага, вижу, – сказал Кейси. – Когда пойдем?

– Если можете, то завтра. Но только… вы один. Я не пойду.

– А, – Кейси кивнул. – Вы правы, – он поднялся и машинально оглянулся в поисках пакета, но его укатило куда-то. – Ладно. Спасибо.

– Это вам спасибо, – перебил математик, нахлобучивая шляпу. – Только сразу позвоните, хорошо?

– Конечно-конечно.

Они распрощались. Кейси снова направился в магазин, где в точности повторил недавний ритуал: выбор тележки, шествие вдоль стеллажа с напитками и загрузку четырех бутылок «Ньюкасла». Только на этот раз он проделал все быстрее и ни с кем больше не разговаривал.

Глава 10. Шел я нынче утром

«Тогда он покинул родной Лейпциг и отправился пешком в Кассель, намереваясь затем двинуться в сторону Мюнстера, а потом тем или иным путем в Брюссель и в Антверпен. Но сперва, перейдя через поле, там, где кончалась деревня и начинался тракт, у крайнего дома, вырезал себе тяжелую палку из старой вишни, что росла при дороге, полагая, что она ничья, чем вызвал великий гнев жившего там старика и принужден был бежать оттуда, дабы избегнуть его брани, а то и побоев старческой руки. Но палку прихватил он с собой, и в пути она не раз его выручала. Так, раз он сбился с пути, забрел в безлюдную глушь, и его застигла темнота. Дело то было в июне. Он заночевал по обычной своей привычке, у подножия дерева, вяз то был или дуб, неведомо, привалившись к стволу. И среди ночи слышит сквозь сон голоса: „Этому бедолаге его сапоги более не пригодятся“. – „А шляпу его, приятель, я заберу“. И он проснулся и схватился за палку…»

Кэрол села в кровати и запустила руки в растрепанные волосы. Как будто она даже выспалась. Нельзя, конечно, до такого себя доводить.

Первые полночи она представляла на разные лады, как роняет аккумуляторы, сразу все, как они с мягким стуком падают и катятся, скатываются по ленте и падают на пол, один за другим, раз, два, три. Мужчины оборачиваются. Сначала главный инженер, за ним – начальник цеха, потом директор мечет молнии, и последним, нехотя, но и так все уже все поняли, – тот, в мятом плаще, с таким сожалением, что же ты, а… Главный инженер тыкает пальцем и верещит: «Вот, я говорил, я не зря камеры вешал, это она, из-за нее брак! Забирайте ее на полигон, мистер Бамберт!» А директор взял себя в руки, поджал губы, смотрит мимо, и так невзначай: «Ну что ж, хотя бы она не сказала „Все зло от мужчин“, леди очень великодушна».

Нет, пустяки это все, просто надо высыпаться, хотя с таким режимом – а какой тут режим, когда сменно, все сбивается… Ну хотя бы просто спать. Может, подать заявление, чтобы только днем работать – а как я подам, тем более – основание? Андроид не высыпается? А, ну вот. Если бы, например, хозяин написал, мол, по ночам мне без моей любимой био одиноко, даже одну ночь не могу перенести без… хм. Ее объятий. Вот как такое напишешь? Но не писать же – без ее стряпни. Лежит он такой в постели, храпит, и вдруг вскакивает среди ночи – «Любимая, где мои блинчики?» Но может, правда что-то изобрести. Хотя, вроде, и ночью работать здорово, уютно. Не знаю. Надо с Адой посоветоваться…

С Адой.

Инквизиторская фигура Данкрофта нарисовалась перед глазами, вот кто у нее, оказывается, торчал мерзким черным гвоздем всю ночь, точно, и даже старик, гнавшийся за бедным подмастерьем, был в черном, какой это старик в средневековой Германии будет в черном, если он не иезуит или какой-нибудь вельможа, да и то, вроде, вельможи любили поразноцветнее. Можно представить, почему он от него припустил, уж не из-за того что старик ему наподдаст. Он бы сам его посадил на зад одним толчком. В образе подмастерья угадывался сосед с нижнего этажа, с которым она столкнулась накануне на лестнице. Грубияны все же эти подмастерья. Мог бы вообще-то и повежливее, – а, с другой стороны, он же думает, что я био. Вот если бы он узнал, то-то бы у него отвисла челюсть. Мы бы тогда посмотрели, у кого там где смазка заржавела или чего он там молол… Но он какой-то не такой, потому что… Не знаю почему, просто не такой – и все. Интересно, а куда он ходит, не только же за пивом и на работу, вот кстати, а что у него за работа, тоже очень интересно… Нет, ничего мне не интересно, ходит и ходит, это его дело… Бедная Адочка, вляпалась во все это. Я-то по сравнению с ней – просто порхаю. Чувствую себя отлично, здоровая, крепкая, вон какая… Кэрол встряхнулась и проворно соскочила с постели. Она глянула в большое зеркало на стене. Подумаешь, лицо немножко не идеальное. Я же живу припеваючи! До вечерней смены приведу себя в порядок… Надо уже заняться собой, пора уже… Она натянула серые спортивные шорты и простую легкую белую футболку. Обруч крутить мы не будем, но размять старые кости с утра – это же надо. А потом займемся чем-нибудь приятным.

 
«Шел я нынче утром по дороге,
Потому что подмастерье кормят ноги,
Тири-рим-пам-па».
 

Мелодия не очень вышла, вообще, кажется, не вышла, плохо у нее с этим. И слова тоже там вовсе не такие, шел он – это да, нынче, а потом по-другому. Кэрол уперла руки в бока и проделала несколько энергичных вращений бедрами сначала влево, а затем вправо. При этом она надувала щеки и с шумом выпускала воздух. Помахала руками. Сорок приседаний, как в прошлый раз… Нет, что-то не очень после вчерашнего, натерла еще… Двадцать еще туда-сюда. Но по всем правилам, в пояснице прогибаемся, то есть – оттопыриваем попу, вот так. Очень хорошо. Ножки мои ножки, надо ими помахать. Помахала ногами. Теперь наклоны, глубже, глубже… Достать носом до колен, тоже задачка. Достала, уф-ф. Неплохо. Двадцать отжиманий, или – может, двадцать пять? Попробуем. Спину держим прямой… Что-то все сегодня болит. Пусть будет пятнадцать. Шея… Как будто затекла, не как будто, а точно затекла, это потому что все время в одном положении, пялишься на батарейки, даже сводить стало, два раза уже. И за ночь не отходит. Кэрол принялась крутить головой, но осторожно, кто ее знает, что от этой головы можно ожидать, повернешь ее не так, и завредничает, голова она такая. Размяла, вроде. Бег на месте, побежали, побежали… Прибежали. На шпагат попробуем. Достаточно разогрелась. Аккуратненько, так, покачаемся, потянемся, ноги разъезжаются… Тихонько, тихонько… Села. Старая калоша. Это тебе не по лужам скакать. Ничего, будем заниматься, поглядим еще кто кого. Шорты эти удобные, вообще их не чувствуешь, еще надо такие прикупить. И еще надо…

Звонок в дверь.

Кэрол вздрогнула и замерла на коврике.

У нее нет знакомых в Лондоне. Только Ада. У Ады свой ключ, она никогда не звонит. Больше приходить некому.

Она очень осторожно поднялась с пола. Подойти к двери и посмотреть в видеофон? Или затаиться? Пока она лихорадочно соображала, позвонили второй раз, а еще через несколько секунд – третий, длинно, настойчиво. Кэрол не двигалась с места, боясь дышать.

Она пыталась уловить какой-нибудь звук, движение на лестнице, но ничего расслышать было невозможно. Она вытерла лоб и осторожно переступила с ноги на ногу.

Минуту надо подождать. Просто подождать, ничего не делать. Раз, два… Только не шевелиться, не шуметь… Три…

…Пятьдесят.

Ушли.

Для очистки совести она быстренько досчитала: пятьдесят один, пятьдесят два, пятьдесят…

Звонок!

Сердце чуть не выскочило. Замолотило, уже не как птичка, а как автомат, наверно – та-да-да-да! – и опять пот прошиб, только она и так уже вся мокрая от зарядки… «На полигон ее!» Кэрол вдруг показалось, что она сейчас потеряет сознание, она постаралась дышать размеренно. Позвонили еще.

Кэрол не выдержала.

На цыпочках приблизилась к двери и посмотрела в экранчик.

На площадке – мужчина в узкой темной куртке, как будто форменная, руки в синих перчатках, и что-то держит в руках, коробка какая-то. Точно ошиблись. Надо подождать…

– Мадам, вам посылка, будьте добры, откройте.

Ну конечно. Бегу открывать.

– Мадам, не бойтесь, это доставка почты, вот мое удостоверение, – он ткнул в камеру карточку. – Или позовите, пожалуйста, супруга.

Кэрол молчала.

– Простите, – внимательно посмотрел на свою коробку, почитал. – Здесь живет миссис Сандерс? Посылка для нее.

Ах вон что.

Казалось бы, чего проще. Крикнуть: «Сандерсы здесь не живут, вы ошиблись адресом». Нет уж. Кэрол повернулась спиной, ушла в комнату и прикрыла за собой дверь.

Почтальон позвонил еще несколько раз. Потом стало тихо.

Ошиблись адресом. Ничего такого. Кэрол повернулась и увидела в зеркале себя – растрепанную, с огромными глазами, мокрую, как мышь. Интересно, почему это мыши мокрые. Ладно. Сейчас хороший душ, и все будет отлично…

Через полчаса с мокрыми волосами, наскоро стянутыми в пучок, Кэрол выскочила из квартиры. Душ в самом деле помог. Она быстро побежала вниз по лестнице.

На улице девушка привычно огляделась и пошла к ближайшему банкомату. Вот чего удобней – рассчитаться карточкой, эх… Нельзя. Ну да, ну да, нельзя, потому что, понятно, на деньгах ничего не написано, а цифровой чек – вот он, булочки, сыр, маслины, кофе, сок апельсиновый… и так далее. То есть понятно, это не мне, это хозяину моему, он там вроде есть где-то в базе, как-то Ада все это устроила, но зачем лишний раз. Хотя, вот опять же, была бы я супермодель…

Она отстояла очередь из двух человек и собиралась уже засунуть карточку в щель. Что-то ее дернуло оглянуться, никогда она старалась так не делать, и Ада всегда твердит: иди, куда тебе надо, как будто так и надо. И так это понятно. Но вот оглянулась.

И краем глаза ухватила скользнувшую за угол тонкую темную фигуру.

Хорошо, что за ней не было никого. Как смогла спокойно Кэрол отошла в сторонку и притворилась, что разглядывает композицию из цветов в витрине соседнего магазина. Боковым зрением она следила, не появится ли из-за угла тот человек. Никто не показывался. Кэрол помедлила еще минуту, потом вернулась к банкомату и достала карточку.

Пока она получала двадцать пять фунтов, неподалеку остановился черный ситроен, вышли мужчина и женщина. Они двинулись к тому же банкомату, но не дошли нескольких шагов и стали тихо переговариваться, словно выжидая. Пряча кошелек в карман, Кэрол исподлобья бросила на них взгляд и пошла прочь. Она пошла не к мини-маркету, а в другую сторону, не спеша, но так, как будто точно знала, куда и зачем идет. Кэрол дошла до перекрестка, обогнула рекламную тумбу и пошла обратно. Мужчина и женщина, похоже, закончили свои дела с банкоматом и направлялись к машине. Да что же за день такой? Это все вчера началось, вот что. На фабрике, потом дождь этот, и в яму я провалилась, и Ада… Эти, у ситроена, наверно, ни при чем. Но тот, который за углом… И почему я обернулась? Просто посмотрела, и тут он, не бывает так. Может, я почувствовала взгляд? Можно почувствовать взгляд, интересно? Значит, да, если только мне не примерещилось, мало ли, он себе шел, торопился куда ему надо, а мне показалось – шмыгнул. Не шмыгнул он никуда, а просто быстро прошел, и все. Может, у него походка такая.

И все-таки смотрят. Стоят и смотрят. Женщина – та поравнодушнее, а он прямо съел глазами. Может, со мной что-то не так? Кэрол поймала свое отражение в витрине – волосы на месте, одежда в порядке, лицо… на месте. Да и черт с вами. Она сердито пошагала к мини-маркету, у входа помедлила и обернулась – двое у ситроена болтали с мужчиной в синем пиджаке и розовом галстуке, все трое смеялись, хозяин ситроена больше всех. И за угол никто больше не шмыгнул.

Кэрол совала в корзинку все подряд: булочки, масло, яйца, сыр, пакетик сливок… Пачку «Липтона», банку кофе… Нет, не эту. Хочу, хочу… «Эскуриал» хочу. Все ерунда. Просто Ада – она такая впечатлительная. Если разобраться, вообще ничего не случилось. Ничего. Никто не думал на нее смотреть. Данкрофт сейчас сидит где-нибудь в своем стариковском домишке, в кресле, пьет чай с молоком, яйцо какое-нибудь вареное… Или яичницу с ветчиной… Нет, вряд ли. Не похоже на него. Вот яичко такой тонкой ложечкой, кусочек маслица туда положил, булочку порезал, тонкие ломтики мажет маслом… Или ему это слуга делает…

Да, слуга. Почему-то служанка рядом с Данкрофтом не очень представилась. Какая бы могла, скажем… Румяная молодка в белоснежном передничке. Ну уж нет. Он ее одним взглядом испепелит. Наверно, вот. Чопорная особа, напоминающая вяленую рыбу… Как вон та. Эта ему больше бы подошла. А может, даже, она его жена. Дорогой, сварить тебе еще яйцо? Нет, благодарю, одного достаточно. Пожалуй, еще ломтик булочки. Только не чересчур намазывай. А может, наоборот, он такой – слушай, старуха! Пожарь-ка яичницу с ветчиной, побольше ветчины, и пива тащи… Кэрол чуть не прыснула. Чопорная особа, напоминающая вяленую рыбу, с поджатыми губами изучающая через очки состав хрустящих хлебцев, взглянула на нее недоуменно и вдруг ухмыльнулась краем рта. Так, надо держать себя в руках. Никаких женщин, слуга у него, точно.

И сидит он спокойненько, причмокивает, потягивает, и нет у него никаких адских замыслов, ничего такого, чтобы каждый прохожий и почтальон был злобным агентом… Вот кассирша. Обычная серийная био, самая простецкая, без всяких подвохов. Что-то у нее с рукой. Давай, я подожду, я же вижу, что ты не успеваешь. Ты молодец. Губы накрасила лихо, и отстаньте все от меня, и я вас тоже не рассматриваю, пусть у вас что угодно хоть на лице, хоть в корзинке, какой там вы купили кофе… Кстати, да, что-то я еще хотела? Хотела, хотела… Ладно, в другой раз. Главное – сыр и булочки…

Булочки полетели в одну сторону, сыр – в другую, Кэрол – в третью. Мальчишка лет тринадцати, выскочив из-за угла, споткнулся и с разгона врезался в нее, пока она замешкалась на середине тротуара, держа полный пакет в охапку. Сам покатился кубарем, тут же вскочил и побежал дальше, виляя между прохожими.

– Мадам, позвольте, я помогу… – элегантно одетый джентльмен средних лет наклонился и подобрал коробку чая. – Возьмите, пожалуйста… Вот… И это… Вы не ушиблись? – Кэрол молча запихивала все в пакет, он, к счастью, не порвался. – Вы в порядке?..

Почему вам со мной можно разговаривать, а мне с вами – нет? С какой вообще стати? Кэрол очень быстро шла к дому. Да все это неправильно, вот что. Не могу я быть серийной, ну не могу.

Самое удивительное, что разбилось только два яйца.

«И всюду, где бы ни останавливался, если то составляло более одного дня, учился он ремеслу, не только своему портняжному, в коем достиг уже изрядной сноровки, но всякому, что было ему незнакомо, и не упускал случая овладеть у мастера тем или иным секретом. Так, в одном маленьком городе нанялся он в помощники к кузнецу. Днем тот ковал обычные вещи – топоры, плуги, косы, лопаты. Ночью же…»

Фонари над проходной двадцать девятой фабрики «Мегатон Инкорпорейтед» ярко освещали небольшой пятачок перед входом и начало асфальтовой дорожки, а дальше становилось темнее и темнее, один одинокий слабый фонарь на остановке автобуса виднелся вдалеке, но он не мог осветить окрестности, наоборот, темнота его окружала и проглатывала. И из этой темноты выползала длинная змея, ползла по дорожке и медленно втягивалась в дверь проходной. Вообще, вся уже она и выползла, очередь-то небольшая… Кэрол посмотрела назад, человек сорок за ней стояло, и впереди… Четырнадцать. Девушка прикладывает карточку к панели, загорается зеленая лампочка, раздается сигнал – пик, девушка проходит через турникет. Тринадцать. В стеклянной будочке полудремлет пожилой охранник. Не спеша, строго друг за другом, в полном молчании, только каблучки постукивают, и турникет – ж-ж-ж, грм, ж-ж-ж, грм. Такие у них лица свежие, можно подумать, они все выспались. Пик, ж-ж-ж, грм. Пик, ж-ж-ж, грм.

«Ночью же втайне от всех он делал совсем другую работу. Этому кузнецу некто заказал сделать флюгер на крышу в виде человеческой фигуры. В руках у фигуры был дорожный посох, на ногах – высокие сапоги, а на голове – шапка в виде спящей кошки. Но это не так удивительно, как то, что должен был делать этот флюгер. При восточном ветре он немного пристукивал посохом, отчего звяканье слышалось внизу на улице. При западном ветре он задирал голову, так что борода его торчала кверху наподобие ножа и принимался стучать сильнее и чаще. Когда задувал южный ветер, флюгер начинал переступать ногами в своих сапогах с раструбами, и снизу казалось, что человек идет по крыше, широкими шагами, опираясь на посох. А при северном ветре…»

Кэрол шагнула и приложила карточку к панели.