Текст книги "Записки анастезиолога"

Александр Иванов
Записки анестезиолога

Вместо предисловия

Вашему вниманию предлагается сборник рассказов из жизни рядовой районной больницы. В него вошли истории, записанные со слов действующих и бывших коллег по работе, знакомых врачей и тех, кто имеет какое-то отношение к медицине. Вынужден предупредить: большинство историй, как были рассказаны, так и записаны от первого лица. Это совсем не означает, что автор был непосредственным участником или даже свидетелем. Однако все описываемые ситуации правдивы и имели место в действительности. Исключением могут быть только изменение имен, дат и незначительных обстоятельств.

Поскольку автору хотелось как можно точнее передать устную речь рассказчиков, в тексте, кроме вольной пунктуации, присутствует большое количество непечатной лексики. Та, что не несет никакой смысловой нагрузки, а служит лишь как вспомогательная части речи, по возможности убрана. Но полностью избавиться от нее не удалось. Этот вопрос отдается на усмотрение редактора, печатать текст без купюр, ставить многоточия или искать подходящие синонимы.

Право выбора названия также отдано на усмотрение редакции. Издатель лучше знаком с конъюнктурой рынка и читательским спросом. Но, как бы ни была озаглавлена книга, пусть это будут «Записки врача-психопата» или «Скальпель в руке маньяка», откройте ее. Если, конечно, вас интересует то, что реально происходит в нашей медицине и вокруг нее, а не те фантазии, которые нам показывают в бесконечных телесериалах или пытаются изобразить различные последователи как советского реализма, так и постмодернизма. Возможно, книга заинтересует тех, кто устал от обилия сентиментальной прозы на книжных прилавках. Потому что здесь – реальная жизнь, реальные истории, рассказанные реальными людьми.

Придумать название для книги далеко не так просто, как кажется, иногда бывает даже сложнее, чем написать саму книгу. Поэтому автор благодарен издательству, взявшему на себя этот труд. В жизни приходилось сталкиваться с трагическими случаями, когда то или иное эпохальное произведение не смогло озарить нас своим светом, когда его создателю не удавалось излить на благодарных читателей накопившуюся за долгую жизнь мудрость, поделиться с грядущими поколениями своим бесценным опытом по одной простой причине: не удалось придумать название, достойное масштаба произведения. Пожалуй, с одного такого примера мы и начнем.

Инсульт старого комсомольца

Восьмидесятые годы, конец советской эпохи. Один из ее прежних активных деятелей, уверенный, что оставил свою неизгладимую царапину в истории своей родины, старый хрен-коммунист, решает писать мемуар, желает донести до грядущих поколений свой бесценный опыт. Поделиться мудростью уходящих поколений. На столе лежит увесистая рукопись, стопка машинописных листов, готовая к отправке в редакцию. Осталось подобрать заголовок. На верхнем листе бумаги варианты. «Воспоминания старого комсомольца». Как-то шаблонно, не годится. Перечеркнуто. «Исповедь старого комсомольца». Опять что-то не то, не понравилось, зачеркнуто. Дальше шло: «Пережитое старым комсомольцем», «Откровения старого комсомольца», «Былое. Исповедь старого комсомольца». И так до конца страницы. Ни одно из названий не удовлетворило автора. Умственные усилия перенапрягли разум, в мозге случился инсульт. Естественно, «Скорая», спасите! Знали бы вы, какой это человек! Старый комсомолец, обоссавшись, валялся у стола на полу и мычал. Рядом щебетала доктор из Свердловки, примчавшаяся на вызов раньше городской скорой.

– Николай Иванович, что с вами? Вам плохо?

Комсомолец, голосом позднего Леонида Ильича, отвечал по-партийному кратко:

– Пошла ты на х…!

Та ко мне:

– Доктор, а что с ним, почему он ругается?

– А вас что, в первый раз на х… послали? Обычный инсульт-привет. Давайте грузить, отвезем в больницу. Если пропуск у него есть, то в Свердловку, если нет, то в нашу, народную.

Пропуск, естественно, был. Пропуск в больницу четвертого управления старые коммунисты берегли, как партбилет. Даже не как партбилет, гораздо бережней. Что давал партийный билет пенсионеру? Очень многое, но далеко не все. Он давал право присутствовать на партийных собраниях в красном уголке ЖЭКа, активно участвовать в партийной жизни своей первичной ячейки. Давал право обратиться в любой партийный орган, вплоть до ЦК и лично к его генеральному секретарю. Только зачем? А пропуск в «Свердловку», больницу четвертого Главного управления Минздрава, где лечилось все руководство страны, ее лучшие представители, давал право на более-менее достойное медицинское обслуживание для всей семьи. Пока родня снимала обоссанные штаны и заворачивала старого комсомольца в одеяло, я внес свое предложение. Перечеркнув лист с неудачными вариантами, написал поперек титульного листа: «Инсульт старого комсомольца». Так я и не узнал, вышла рукопись в свет или осталась в семейном архиве. А если и вышла, то под каким названием. Мне казалось, что мое название было наиболее подходящее. По крайней мере, окончательная точка в рукописи была поставлена. Через пару недель в газете «Ленинградская правда» наткнулся на некролог со знакомой фамилией: Обком КПСС, президиум исполкома Ленсовета и пр., пр. с глубоким прискорбием сообщали о кончине выдающегося, видного и заслуженного деятеля, память о котором навсегда сохранится в наших сердцах.

День медработника

Удостоен к празднику, к дню медицинского работника почетной грамоты, как написано – за самоотверженный многолетний труд. Приятно, а самое главное – бумага плотная. Пригодилась вечером для разделки копченой скумбрии к пиву. На собрание не пошел, грамоту после концерта притащил заведующий.

Главврач со своей свитой загоняет коллектив на торжественное собрание.

– Пойдемте, вам – обязательно, вас награждать будут.

– А с чего это собрание, да еще в пятницу?

– Так праздник, День медработника!

– А мы разве медработники? Мы же теперь сфера обслуживания. Где-то в конце июля, кажется, должны отмечать.

– Вам бы только иронизировать, все, хватит, пошли.

– А в лавке кто останется?

– Если чего – позовут. Там ненадолго. Сначала собрание, потом концерт, потом спортивный праздник, а вечером ресторан. В ресторан пойдете?

– Я не член профсоюза. Мне дорого.

– Ну это добровольно, кстати, все оплачено, ну а в концерте принять участия нет желания? Спеть там чего? Приз получите.

– Не, это я раньше мог. Сам, конечно, не помню, но говорили, что песню про красных кавалеристов любил спеть или эту, как ее, про белую гвардию, черный барон… Давно уже не пою, все, завязал, здоровье не позволяет. А кстати, аккордеона у нас нет? А то мог бы что-нибудь исполнить, какие-нибудь страдания. Приходи Маруся с гусем…

– Аккордеона нет! Ну а просто прийти послушать? Ребята готовились.

Готовились, слышал всю неделю, как за стенкой хор мальчиков репетировал, столы в ординаторской тряслись.

– Не люблю я самодеятельность. Я за профессионализм в любом деле. Вот, к примеру, даже ежели приходится выбирать между шлюхой и блядью…

– А это, интересно, вы к чему?

– Просто блядей не люблю. Предпочел бы профессионалок.

– Слушайте! Надоели вы со своими шутками, можете не ходить. Только праздник испортите.

А где тут шутки? И в мыслях не было. Опять, кажется, как-то не так меня поняли.

– А что за спортивный праздник? Это что-то новое.

– Как что за праздник? Вы разве не слышали? Новый глава районной администрации устраивает, специально для нас.

Слышал, что глава у нас новый. Решил обеспечить спонсорскую поддержку, захотел познакомиться с народом, так сказать, в неформальной обстановке. (После спортивного праздника предусматривался обед.)

– А куда прежний делся?

– Ну, вы понимаете, в районе такая обстановка…

– Понятно, значит сел, работа такая, так и не наладил контакта с электоратом. Даже имени его никто не успел запомнить, я о новости прочел в местном таблоиде, а чего сняли – не написано. Так и так, такой-то, как положено, освобожден от обязанностей… возбуждено… избрана мера пресечения… Что-то там, кажется, связано с продажей под коттеджи земель, принадлежавших воинской части?

– Да, там были нарушения, но я лично с ним знаком, это кристально честный человек, все обвинения против него – это ложь.

– Так никто не сомневается, конечно, честный. Так бы им и остался, не вспомни танкисты неожиданно про боевую подготовку, пришли на маневр, а на их полигоне дома построены, люди живут. Забавно. Жители от страха чуть не обделались, правда, рассказывали, что танкисты вели себя тактично, просили не беспокоиться. Мы тут мимо прокатимся, тихонечко постреляем, а дома постараемся не повредить, такой команды не было. А когда будет? Ну когда будет, тогда и будет, а пока не волнуйтесь, отработка действий по захвату населенного пункта противника в ближайшие планы не входит. Но подробностей никто не выяснял, не интересно это, бывало и повеселей. Только потом у нас половина реанимации была забита этими жителями, сердце… У кого инфаркт, у кого криз. Не знаю, въехал бы ко мне во двор танк, как бы я отреагировал. Кстати, а желающих много, в спортивном празднике поучаствовать?

– Да нет, не много, приходите. Вы же, кажется, спортом занимались?

– Занимался. Я бы рад и могу, еще как могу, только вот одна мелочь, она не позволит принять участие в атлетических соревнованиях. Сами знаете, последний год я вынужден принимать гормональные препараты, так что никакой допинг-контроль не пройду. А вдруг куда-нибудь прибегу в призерах, зачем вам допинговый скандал? Тут даже справка от врача не поможет, что пью стероиды не ради спортивных побед. Вот был бы там русский бильярд, тут бы я мог показать результат. Там допинг-контроля нет. Или в домино. Но они же в нашу олимпийскую программу не включены. Да и на бильярде, если играю, исключительно на деньги, раньше мог на коньяк, а на интерес не привык, воспитание не позволяет. Так что лучше сразу перейти ко второй части программы. В ресторан.

– Ну смотрите, захотите – приходите. И не дай бог опять в парке всем отделением напьетесь, как в прошлый раз.

– Гарантирую – проблем не будет. Пути эвакуации продуманы. Будет закуска. Так что с праздником!

Несостоявшийся номинант на премию Дарвина

Новый год встречаем без снега, за окном дождь. В палатах шелестит генетический мусор, занесенный еще осенними ветрами. Кто-то ловит мух, кто-то уже не ловит, силы остались только на то, чтобы хватать руками невидимые нам окружающие предметы. Мусситирующий делирий. Со стороны кажется, что человек занят поисками ключей от рая. Но никто, никто почему-то не желает избавлять популяцию от своего генотипа, не просто, а так, чтоб остаться в народной памяти, чтоб можно было номинироваться на премию Дарвина. Обычные суициды не в счет, уксусная кислота, веревка, прыжок с балкона. Нет поиска. Вот только показалось, наконец, попался достойный кандидат, вернее, кандидатка, но молодец, к счастью, выжила. Удушение оказалось не смертельным. Очередной несостоявшийся претендент на премию Дарвина.

«Скорая» под вечер привозит девушку. В направлении диагноз: «Механическая асфиксия, повешение под вопросом. Запах алкоголя». Выражение «Запах алкоголя» пишется деликатно, даже если клиент пьян до безумия. Поставить диагноз «Алкогольное опьянение» может только специалист, нарколог. Простым врачам это запрещено. На шее, как положено, яркая странгуляционная борозда. Странные ссадины на руках, словно пыталась в последний момент выбраться из петли. Маловероятно, редко кому это удается. Кто-то удерживал руки? Спрашиваю у доктора:

– А почему повешение под вопросом? Что, неизвестно, вешалась или душили?

– Да нет, – говорит, – вроде вешаться не собиралась. И душить ее никто не душил. Да и кто ее, корову, задушит? Говорят, какими-то трусами чуть не удавилась, я подробности не выяснял, мне пох…

Доктор не молод, давно перестал интересоваться деталями.

– А откуда привезли?

– Из торгового комплекса, магазин одежды. Нашли ее там, в примерочной кабинке.

Просыпается интерес. Из одежды на теле, извиняюсь за подробность, одни красные трусики-стринги, которые разглядеть можно спереди – приподняв жировую складку на животе, а сзади, только если удастся вдвоем раздвинуть ягодицы. Интерес крепнет, вопросы накапливаются, но приходится ждать, когда придет в сознание, выясним. Пока полежи, отдышись.

На утро дышит самостоятельно, пришла в сознание. Вытаскиваю интубационную трубку. Откашляйся, молодец.

– Пришла в себя? Говорить можешь?

Кивает в ответ.

– Ну давай, рассказывай, чего тебя угораздило в петлю лезть? Жить надоело?

– Нет, не надоело, просто я на корпоратив сегодня должна идти.

– А кем же мы работаем?

– Зоотехником.

Случай все более интригует. Воображение начинает рисовать картину корпоративной вечеринки в коровнике. Тут есть простор для фантазии, но можно отвлечься от темы.

– Ну и что дальше?

– Я пошла платье новое покупать, подруга уговорила, новое такое, в обтяжечку, сидит отлично.

– Купила?

– Купила. Только у меня видите, с боков, на талии, складочки жира свисают, а в новом платье так очень заметно. А мне продавщица посоветовала, попробуйте, как она сказала, коррегирующее белье, с ним платье померьте. Говорит, не пробовали? Не, говорю, не пробовала. А я сейчас дам ваш размер, примерите. И приносит мне что-то типа маечки, такую знаете, размером с рукавичку. Да думаю, как же я такое на себя натяну? А она мне говорит, не беспокойтесь, она тянется, материал очень плотный, и не сомневайтесь, это точно ваш размер, идите в кабинку, попробуйте. А я дура, ну откуда мне знать, что эта фигня снизу надевается? Руку просунула, на плечо натянула, вторую руку сую – только кисть прошла. Думаю, ладно, растяну изо всех сил, просунула в нее голову, а дальше все, никак, бюст не дает. А она мне шею схватила, душит, и руки мне не вытянуть, а сил ее растянуть уже не хватает. Я пытаюсь, а никак. И что делать, на помощь звать? Сбегутся, а я тут в кабинке в одних труселях, а их и труселями-то назвать нельзя, я ж на вечеринку собралась. Дергаюсь и чую – конец мне, сейчас задохнусь. Слышу, продавщица спрашивает, вам там не плохо? А я уже и ответить не могу, дыхание сперло, и все, больше и не помню ничего. Нашатырь мне дают, очнулась, на полу лежу.

Действительно, неизвестно, где тебя поджидает опасность. И не надо рисковать, отправляясь на корпоратив на ферму, покупайте белье Урюпинской трикотажной фабрики. Теплое, из мягкой фланели.

– Хорошо, – говорю, – лежи, поправляйся. Дай бог тебе жениха хорошего.

Мои встречи с Лениным

– Ординатор интересуется:

– А как написать, какой уровень сознания у дедушки?

– Он разговаривает?

– Разговаривает, только несет какой-то бред. С каким-то Лениным беседует.

– Жаль старичка, симпатичный дедок. На Буденного похож. Пиши кома.

– А почему кома, он же в сознании?

– Потому что. Пиши кома, с запасом. Завтра дедок помрет, а у нас по истории получается, что он сегодня бодренький был и веселый. Ишь, затейник, про Ленина вспомнил. Скажут – недоглядели. В нашем деле уровень сознания надо оценивать с запасом, на перспективу. Помрет, ну что сделаешь, был в коме, умер. А придет в себя, значит, мы молодцы, хорошо лечили. Но это вряд ли.

– А почему он должен умереть? Мы же его только после операции взяли, понаблюдать.

– Ну, может, не завтра, но точно долго не протянет, это закон. Раз Ленина увидел, значит, конец близок. Пиши – кома. Это доказано, проверено не один раз. Можешь диссертацию на эту тему написать. Хотя, боюсь, ты опоздал, все меньше людей перед смертью видят Ленина.

– А вы сами не пробовали написать диссертацию? Были бы кандидатом, все прибавка к зарплате.

– А зачем мне оно? Тысячу рублей за степень? Да и ту постоянно зажимают. А вообще пробовал, даже в аспирантуру поступил. Не окончил, правда. Хотя тему для работы дали вполне проходную, можно было слепить диссертацию.

– А что за тема?

– Тогда модно было новые антиаритмики испытывать. Вот мне и предложили. Фармацевты спонсировали, обеспечивали препаратом. Ну понятно, отзыв должен быть соответствующий, сам понимаешь, кто платит, тот и заказывает.

– Ну и как, получилось?

– Получилось. В первом же десятке случаев две клинические смерти и один отек легких. Слава богу, закончилось все благополучно, все выжили. Так и написал в отзыве: «Хорошее средство, при грамотном использовании годится для эвтаназии». Шутки не поняли. Потом мы, правда, занялись одной темой, интересная, кстати, сейчас методика широко применяется, но про нас как авторов никто не вспоминает. Можно заняться, пара статей нами написана, можно патент взять, но лень. А тогда разработка времени требовала, да и не поднять эту тему было без финансовой поддержки. Если помнишь – девяностые, в стране полный бардак, какая наука. А мне уже за тридцать и уже как-то смешно бесплатно работать, ради науки, мне семью кормить. Тут ведь вложения рискованные, долгосрочные, может, и пригодится степень, а может, диплом КМНа ты под ножку стула подложишь.

– А самому было не интересно?

– Конечно, интересно. Жизнь интересная была, не скучная. Материала много. Но почему-то меня больше интересовали общие вопросы. Нет, не фундаментальные основы мироздания, на такие высокие цели, как изучение икоты, даже замахиваться смешно. Как писал классик: «Икота – выше всякого закона». Какой классик? Об этом потом, в следующий раз. Нет, задачи были проще, чисто практические. Вот, в частности, интересовал вопрос, почему старые маразматики перед смертью часто видят Ленина. В свое время записывал эти случаи, примеров набралось несколько десятков. Все наблюдения собрали, хотелось внести свой вклад в развитие науки. На шнобелевскую премию вполне бы сгодилось, за самое бесполезное исследование. Но в наши дни все это стало не актуальным, больше время тратится на то, чтобы вам объяснить, кто такой был Ильич. Ты сам-то хоть знаешь?

– Знаю, конечно. Был такой руководитель СССР, в войну.

– А в какую войну?

– Ну как в какую? С немцами.

– Ну в общем-то да, правильно. Ну, если интересно, расскажу.

Давно было замечено: если кто из идейных стариков, не важно, коммунист он, беспартийный, главное, чтобы сознание было насквозь пропитано советской идеологией, в последнем своем сенильном бреду начинал видеть Ленина – все, конец близок. И было нам очень интересно, почему ни один из стариков после появления перед его глазам образа вождя не протягивал больше месяца. Бред с Брежневым в качестве главного персонажа длился годами, пример тому был Царь из шестой психбольницы, чью дочку, Аэлиту, по его словам, лично застрелил генеральный секретарь. Царь жил долго, ходил в короне из фольги и раздавал свои рисунки трем поколениям студентов. Хотя, его послушаешь, порой задумаешься, а кто тут нормальный? Царь постоянно рисовал, а рисовал он чаще всего Кремль, Спасскую башню с каким-то часовым механизмом внутри и объяснял:

– В Кремле десять тысяч шестеренок, все работают, но одна из них была с браком. Поэтому я здесь (то есть в дурдоме).

И над рисунком часто красовалась надпись «Велика Сибирь…». Задумаешься. Не так давно, кстати, Царь помер, жаль.

Видевших в бреду Хрущева как-то не попадалось. Мелковата фигура, сознание советскому народу не поцарапала. Ну а бреда со Сталиным я тоже не встречал, возможно, его давили в зародыше вместе с носителями.

Сам понимаешь, как движется наука? От накопления фактов к анализу. Первый факт, помню, предоставила соседка, Гуттенберг Ирина Соломоновна, интеллигентнейшая женщина, учитель французского языка, при этом идейная коммунистка. В своей квартире она хранила все подшивки газеты «Правда» с 50-х годов. В ее однокомнатной квартирке было тесновато. На заре маразма она выходила на лестницу в нижнем белье и кричала: «Руки прочь от Фолклендов! Кому верить? Тэтчер верить? Рэйгану верить?» В знак протеста заворачивала в старинный номер «Правды» кусок дерьма и вышвыривала его в коридор с криком: «Вот вам, держите!» Покойный супруг Соломоновны был в прошлом солидным партаппаратчиком, во времена Хрущева трудился в ЦК. Бабка реально встречалась с Никитосом на банкетах, которые тот от души любил. Этим ее рассказам вполне можно было верить. Разок проговорилась, что была знакома со Сталиным. Факт близкого знакомства был сомнителен, но случайная встреча на каком-нибудь собрании была не исключена. Но когда старуха заговорила о Ленине, все стало понятно. Маразм дошел до критической точки. Через пару недель заметил, что на лестнице вонять стало меньше, броски говном прекратились. Вскрыв с околоточным милиционером двери (старуха была одинока), обнаружили ее в кресле, в стадии вторичных трупных изменений. Худенькое тельце в тесном помещении высохло, по примеру любимого вождя готовилось к мумификации, поэтому запаха разложения никто не почувствовал.

Второй случай. Помню, как, разбирая книжные полки покойной бабушки, наткнулся на иллюстрированное издание, книга «Ленин и дети». С картинками, подчеркивающими скромность и непритязательность вождя в быту. Особенно нравилась фотография ленинской спальни с двумя маленькими железными шконками. Внешний вид кроватей из колонии для лилипутов не оставлял никакого сомнения в том, что детей у Ленина и Надюши быть не могло, вдвоем на такую кровать не поместиться. Отдал эту книжечку одному товарищу, говорю:

– Отнеси своей бабке, она такое любит.

Старуха родилась в пятом году, ребенком была на одном из выступлений Ильича. Утверждала, что хорошо помнит картавого, чуть ли не стоящим на броневичке. Через пару недель звоню приятелю. К телефону подходит его бабка. Представляюсь, прошу позвать внука. В ответ слышу: «Здравствуйте, Владимир Ильич! Докладываю. Живем мы хорошо…» Пришлось перезвонить по мобильнику. Спрашиваю, а чего это с ней?

– Да начиталась твоей книжки, совсем сбрендила старуха. Постоянно в мэрию звонит, жалуется. Балкон повесить требует. Доигралась, уже приходили из диспансера на нее взглянуть. (У них в квартире на 12-м этаже действительно была особенность, строители вставили балконную дверь, но сам балкон повесить забыли. Всех, приходящих в гости, товарищ предупреждал сразу: на балкон не выходить!) Я у нее книжку отнял, соседу отдал, старому пидарасу. Ну ты его знаешь, он часто к тебе поступал в больницу, ноги еще у него болят.

– Знаю, только что-то давно его не видно, ты узнай, может, чего случилось?

На следующий день звонит приятель:

– Блядь, у соседа ноги отнялись. Завтра давай встретимся, зайди, забирай свою книжку, это все от нее.

Назавтра захожу к нему на работу в поликлинику, в канун Восьмого марта. Рассчитываю, что там наверняка отмечается наступающий праздник, понятно, коллектив в поликлинике в основном женский, поздравлю, ну и не откажусь от предложенной рюмки водки. Смотрю: мой товарищ, практически непьющий, нажравшись до соплей, стоит на стуле и толкает речугу, пытаясь подражать дикции картавого. Говорят, что толкает уже давно.

– Товарищи, вот где архиважнейшее зло, эти проститутки, примазавшиеся к нашей революции…

Поздравляет, значит, женщин. Те ко мне с претензией:

– Это ты его, сволочь, напоил?

– Да побойтесь бога, я его почти месяц как не встречал…

– А почему он каждый день на кочерге? Без чекушки на работу не приходит? Ему же нельзя, у него же был перелом черепа, сам знаешь!

Пришлось увести товарища домой, книжку забрать и выбросить. Бабушка умерла через две недели, сосед тоже долго не задержался. Приятель жив, но пить бросил окончательно. Жаль, одна из точек соприкосновения с ним потеряна.

Два случая – закономерность, три – закон. Третьего долго ждать не пришлось. Папашин отчим, старый мудила, ослепший от технического спирта, неожиданно заявил:

– Бывало, сижу я, вот я, вот ты рядом, вот Ленин. Он добрый был, штаны мне подарил, вот эти.

И показывает на свои старые кальсоны времен еще не вполне развитого социализма.

Дед жил один, и присматривали мы за ним с папашей по очереди, навещая через день, а поскольку мобильная связь в те времена была удовольствием не дешевым, мы оставляли друг другу записки, отражая в них новое в жизнедеятельности старика, когда хезал, сколько, чего ел, что просил купить, приготовить. После этого заявления я написал в записке кратко: «Пиздец. Ленина увидел. Если придешь и застанешь труп, действуй по схеме. Желательно сообщи мне». Далее прилагалось описание алгоритма действий при обнаружении трупа.

Конец пришел через месяц. По счастью, за пару недель успел деда сдать в больничку, настояли соседи по коммуналке. Дед уже не вставал с кровати, проссал свой диван до пола, кричал матом. Но напоследок все же изменил вождю, разговаривать с ним перестал, а требовал доступных женщин для утех.

Могу привести еще с десяток примеров, но сейчас бред с Лениным уже редкость, а скоро исчезнет совсем. Нет пока достойного лидера, способного так глубоко застрять в народном сознании. Жаль, признак приближающегося конца был надежный.

– Интересно. А еще что-нибудь расскажите.

– Ну вот тебе еще история. Конкурс двойников. Конец восьмидесятых – начало девяностых. Народ сходит с ума от свободы, ничего святого, можно было смеяться над всем, о чем вчера еще было страшно говорить шепотом. Популярны тогда были конкурсы двойников, по Питеру бродили клоны Ельцина, Горбачева, Брежнева, ну и, естественно, Владимира Ильича. С этим было проще всего: нацепил на круглую лысоватую голову кепочку, приклеил бородку и уже похож. А научился картавить – успех обеспечен. Любой лысый урод мог спокойно изобразить Горбачева, достаточно было выучить несколько стандартных фраз про плюрализм, новое мы́шленье и прочие горбачевские штампы, типа: «Я уезжаю от вас глубоко оплодотворенный». С Ельциным было сложнее, внешность нестандартная. Знал в те годы одного врача, доктора наук, так внешнее сходство с Ельциным было поразительное. Один к одному, рост, манера разговора. Здороваясь, каждый невольно смотрел на его левую руку, все ли пальцы на месте. Но доктор на конкурсы не ходил, ему хватило одного раза, когда он пошел после работы к ларьку, отлакировать пивком выпитый на работе коньячок, и поимел неосторожность голосом президента попросить мужиков пропустить гаранта без очереди. Пошутил. Результат – сломанный нос, что еще более усилило сходство, но желание участвовать в конкурсах убило полностью.

Как-то раз при ремонте на работе обнаружили наглухо заколоченную комнатку без окон, забытую скорее всего еще до войны. А в прошлом она использовалась как кладовка. И среди прочего хлама там обнаружилось с пару десятков бронзовых бюстиков советских вождей. Наши хозяйственные мужички пустили весь старый хлам в дело, пригодились и бюстики. Железному Феликсу шофера расплющили харю, применив в качестве наковальни. Острая бородка рыцаря революции использовалась для тонких работ. Чей-то увесистый бюст, кажется – Куйбышева, а может, Кирова, однажды пригодился любителям рыбалки в качестве якоря. А бюстики Ленина пошли на запчасти. Надо сказать, что сама природа создала череп вождя мирового пролетариата таким образом, что его уменьшенная копия идеально подходит в качестве наконечника для кулисной ручки автомобиля. Ладонь удивительно ловко ложится на широкий ленинский пробор, пальцы при этом упираются в глазницы. Переключать передачи одно удовольствие. Один из бюстиков я приспособил на свой «Москвич», остальные разобрали водители.

И вот однажды на Сенной площади в переходе метро валяется нетрезвый двойник Ленина. Поскользнувшись на новом полу, сломал голень. Непорядок, сотрудники милиции вызывают «Скорую», забирайте. Товарищ одет в соответствии со сложившимся стереотипом: поношенное пальто-регланчик, кепка. Лысина чем-то намазана для блеска. Картавит, никак не может выйти из образа. Пытается встать:

– Г’аждане! Помогите подняться вождю ми’ового п’олетариата!

Граждане помогли, дотащили до машины. Повезли его, несмотря на облик, в пьяную травму. Было такое веселое отделение при десятой городской больнице, куда со всего города свозили всю пьянь с незначительными травмами. Вождь всю дорогу размахивал руками и наши действия одобрял:

– П’авильным курсом идете, това’ищи!

У «спецприемного» отделения очередь, с десяток «Скорых». Все выпустили своих алкашей в дворик, те ползают на травке под присмотром хозяев. Двор глухой, побег практически невозможен. От соседнего двора его отделяет стена до третьего этажа. Хотя был случай, один мой клиент, пьяный гражданин Финляндии, умудрился залезть на нее и спрыгнуть с другой стороны во двор военного училища ракетных войск. Был скандал, разбирались, а не шпион ли это, мне даже отказались присвоить заслуженную мной награду, медаль за спасение утопающих. Но это отдельная история, потом расскажу. А тогда своего вождя мы посадили рядом на единственную скамейку. Рабочий класс, лежавший на ней, почтительно уступил место. Времени много, водитель занялся делом. В заранее просверленном отверстии в основании бюстика Ленина вручную нарезал подходящую резьбу. Работа кропотливая, требующая терпения и силы. Неожиданно наш Ильич обращает внимание на занятие водителя. Возмущению не было предела:

– Как вы смеете глумиться! Это же Ильич! Не трогать святое!

– Слушай, это наш Ильич, что хотим, то и делаем. Покупай и делай с ним что хочешь.

– Продайте, не издевайтесь над Лениным! У меня вот есть пятьдесят рублей.

Что ж, сделка выгодная, можно очень неплохо пообедать всей бригадой. А с утра и позавтракать. В то время мой аванс был меньше, всего сорок рублей.

– Ладно, держи своего Ильича, береги.

Пока товарищ обтирает свой бюст от стружек и масла, водитель берет новый и продолжает работу.

Подходит наша очередь. Придерживая вождя под руки, заводим в спецприемник. Тот гордо несет перед собой собственный скульптурный портрет. Местные санитары немного удивлены:

– Мужик, а ты на х… (зачем) свой бюст с собой таскаешь? Тебе чего, фотографии в паспорте мало?

– Нет, я его у них купил, вот они, они хотели над ним над’угаться.

Надо сказать, что, протрезвев к утру и уходя домой, гражданин полностью забыл про бюстик. Преданность идеалам оказалась не столь крепка. Тот потом еще долго стоял на полке в «спецприемном» отделении, до самого его закрытия, с завязанным на шее чьим-то забытым галстуком. Под Новый год наряжался маленьким Дедом Морозом. Времена изменились, сейчас бюстики вождей продаются в каждой сувенирной лавке, стоят, правда, недешево.

– Да, интересно у вас было. Расскажите еще что-нибудь.

– Про что?

– Ну еще про Ленина расскажите.

– Даже не знаю. Ну вот тут недавно ездил в свой институт, решил пешком прогуляться по Петроградской, знакомые места, есть что вспомнить. Все меняется. Вижу, на углу Чкаловского проспекта и улицы Ленина вместо привычного гранитного бюста вождя установлен странный памятник: каменный шар на старом постаменте. Где-то читал, что на этом месте в разные годы устанавливалось три разных памятника, первый, из гипса, чуть ли не при жизни Ленина. Но с годами черты лица и форма черепа изменялись в соответствии с указаниями партии, приобретая привычный образ некоего внеземного существа. Первая мысль: неужели современная трактовка образа призывает изображать Ленина в форме шара? Неужели современные каноны требуют от черепа вождя совершенной геометрической формы? Обошел вокруг – нет привычной надписи: Ленин. Нет, отлегло, не Ленину памятник, значит, привычно стоящий бюст окончательно демонтировали. И странно, никто из старых пердунов, постоянно сидящих на лавочках в сквере вокруг памятника, не устроил акции, не встал на защиту. Хотя, может быть, и устраивали, но протест резонанса не вызвал. Жаль, уходит старая гвардия.